Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Локи снился очень мутный, беспокойный сон, терзающий и без того измученное сознание. Царевич осознавал, что спит, но все равно не мог отделаться от ощущения полнейшей реальности происходящего. Он видел серое поле, где ничего не росло, видел себя рядом с женщиной огромного роста. У нее были черные, словно ночь, волосы, заплетенные в косу, и ясная, светлая улыбка, от которой веяло могильным холодом. Локи вел её по пыльной дороге все дальше и дальше от поселения, говорил что-то, но в ответ с её уст срывались странные, незнакомые слова. Подойдя к горе неестественно-серого цвета, он вручил незнакомке… Тессеракт? Локи не мог поверить, что делает это, но он действительно отдал женщине голубой кубик, и он мог поклясться: никакая магия на него в тот момент не влияла.       Великанша взяла его и нагнулась к богу, как обычно наклоняются влюбленные, чтобы прошептать на ухо какую-нибудь сокровенную нежность. Женщина произнесла несколько фраз, но царевич не уловил смысла ни одной из них. Выпрямившись, она с легкостью активировала куб, будто с рождения знала, как им пользоваться. Локи лишь недоуменно смотрел на нее, даже не пытаясь остановить.       — Я буду ждать следующей встречи с тобой, — произнесла вдруг женщина на чистейшем языке асов, — мой брат и мой будущий муж.       С этими словами она исчезла, не оставив после себя и следа. Локи пожал плечами, словно подобное прощание было в порядке вещей, и пошел по направлению к поселению. Дорога казалась бесконечной. Он шел по базальтовым плитам, а поселение все отдалялось и отдалялось… В какой-то момент Локи понял, что смотрит уже не под ноги, а на потолок своего нового дома. Он привстал на локтях, прогоняя недавнее наваждение. Что-то ему снилось, что-то тревожное, неприятное, но он не помнил ничего, кроме серой дороги.       Царевич выглянул на улицу, с трудом концентрируя внимание после темного пятна потолка. Уже давно миновало утро и первая половина дня. Сколько часов он проспал, Локи смог сообразить не сразу. Что-то загадочное было в том, что ему, всю свою сознательную жизнь проведшему во дворце, столь спокойно спалось в тюрьме. Быть может, все дело в том, что он преступник, которому только здесь и место?       Подобная мысль неприятно кольнула сердце: еще только этого не хватало — считать свои подвиги преступлениями! Да он старался на благо Асгарда и людей!       Локи встал и принялся самостоятельно одеваться. За год скитаний он отвык от расторопных слуг, появляющихся по первому зову. С одной стороны, личные рабы удобны, с другой — излишне расслабляли и раздражали постоянным лобызанием. Облачившись в привычную асгардскую одежду, царевич приблизился к столу. Там стояло столько вкусностей, что Локи не сразу смог решить, с какой начать — все блюда выглядели очень аппетитно. Царевич закрыл глаза и протянул руку — первой попалась жареная рыба. Вяло пережевывая ее, Локи составлял план сегодняшней обороны, а если повезет, то и атаки. Меньше, чем через час, он встретится с командой, собранной отцом для починки каскета, а, главное, для выпытывания информации. Локи ощущал легкий мандраж, как обычно перед боем. И неважно, что этот бой словесный — тем интереснее выиграть, тем интереснее поставить противников на колени.       Один из мучителей вчера уже разведывал обстановку. Локи поморщился, вспоминая мужчину, чье имя никак не хотело всплывать в памяти. Почему знакомиться с богом послали именно его, того, кто этого самого бога дико боится? Царевич с неудовольствием вспомнил расширенные от ужаса зрачки и подобострастные поклоны. Видимо, слухи о том, что он чудовище, полуетун, докатились и до этого забытого всеми поселения. Ну да новый знакомый — всего лишь напуганное ничтожество, а вот кто остальные?       Обнаружив, что подносит к губам мед, Локи заставил себя поставить кубок обратно на стол. Памятуя вчерашний разговор, он взял кувшин с молоком. Задумался на мгновение: куда бы налить? На столе стоял только один кубок, и он уже был занят медом. Можно позвать слугу и попросить принести хоть десять чаш, но зачем? Он не во дворце, а в собственном доме, и может пить молоко так, как ему угодно. Поднеся к губам полный кувшин козьего, его любимого, молока, Локи сделал первый глоток. На мгновение ему представилось, как изменились бы лица приемных родителей, посмей он сделать такое же в близком кругу родных на совместной трапезе. Подобной вольности не мог позволить себе даже не очень-то опрятный братец!       Локи едва не пролил драгоценный напиток, отмечая про себя, что он казался слаще, чем обычно, когда его чинно выпивали из кубка. Судя по восхитительному вкусу, молоко доставили прямо из дворца: только там паслись козы, подаренные пресветлыми ванами. Что ж, тем лучше, значит, отказаться от алкогольных напитков будет не так сложно, как казалось изначально. Свежая голова пленнику точно понадобится в ближайшие месяцы: если и не для исследований каскета, то уж для изучения новых тюремщиков так точно. Сколько их там? Пятеро, кажется. Вчерашний гость говорил, что у него есть брат. Скорее всего, старший.       Сопоставляя слова с поведением, Локи пытался вывести возможный, пока еще туманный портрет «брата». Это мог оказаться бесстрастный воин, пославший младшего разведывать обстановку. Он столь же глуп, сколь Тор, или, наоборот, проницателен? Локи хмыкнул: каким бы он ни был, он явно командует младшим братом, значит, стоит подружиться с обоими и, по возможности, поссорить.       Кто там еще? Какая-то девчонка. Беркана. Наверняка, дева невероятной красоты и чудесных манер. Многие глупцы думают, что если сердце мужчины оплести любовью, то он выдаст все свои тайны. Локи усмехнулся: не бывать этому. Он видел на своем веку немало женщин. Отец даже представить себе не может, сколько именно! Влюбить в себя Локи не сможет ни одна дева, а вот он давно приноровился влюблять и выпытывать нужные сведения. О, если бы получилось обратить оружие отца против него самого!       Локи встал из-за стола и подошел к огромному сундуку с одеждой. Кто следующий в списке? Хагалар, Вождь. Если это тот самый старец, что приходил во снах, значит, он по возрасту чуть ли не ровесник отца. Быть может, его давний знакомый. Ну, с такими асами Локи умел ладить. Опять будут конкретные вопросы и попытки убедить, что «его молчание недостойно сына Одина». Список дел, «недостойных сына Одина», был столь велик, что порой начинало казаться, что любое действие, выходящее за рамки этикета, являлось тем самым недостойным. Если только это не было что-то по-настоящему значимое, вроде наказания изменников или подчинение недоразвитых народов — вот это поборники манер признавали достойным, если, разумеется, помыслы, толкнувшие на сотни казней, на убиение тысяч, были добродетельными!       Ну и последний, какой-то гений. Гений в чем? В науке или в искусстве допроса? Раз «странный», значит, от него можно ожидать чего угодно. Сильный и достойный соперник… Продумывая линию поведения, Локи закреплял на поясе кинжалы, украшенные витиеватой резьбой. Оружие у него не отобрали, вещи не досматривали. Неужели в этой огромной тюрьме никто не боится, что он нападет на надсмотрщиков? Или только этого и ждут, чтобы вернуть его во дворец, якобы ради безопасности местных? Или ему таким образом доверие выказывают? Сколько вопросов, и ни одного ответа.       Локи достал из сундука черные перчатки из козьей шерсти. Не самая удобная деталь одежды, но придется с ней смириться. Раньше он никогда не носил перчаток, только варежки: большие, мягкие, приятные на ощупь. К варежкам он давно привык, в перчатках чувствовал себя неуютно, но выбора не было. Ему придется работать с каскетом, а если дотронуться до него голыми руками… Локи скривился, прогоняя воспоминания о том дне, когда он стоял в хранилище, держа ковчег в руках. Ему стоило сделать несколько шагов назад, и Разрушитель разнес бы его в клочья как ледяных гигантов, которых царевич заманил в смертельную ловушку. Тогда Локи был настолько обескуражен увиденным, что смерть казалась желанной. Ведь весь его мир, вся его жизнь рухнула в одночасье! Хорошо, что отец приказал положить каскет на место. Было бы обидно умереть от собственной глупости.       Локи бросил взгляд на огромные песочные часы, стоявшие неподалеку от стены. Пора идти на допрос. Он улыбнулся своему отражению в мутном зеркале: «еще поглядим, кто кого допрашивать будет» — и вышел на улицу. Стылый морозный воздух тут же обжег горло: зима вот-вот должна была вступить в свои права. Зимнюю половину года Локи ненавидел: она всегда была связана для него со страданиями и болью. В последние годы, правда, зимы выдавались мягкими, и это спасало полуётуна от множества мучений.       Навстречу Локи попадались асы в самых немыслимых одеяниях, однако в этот раз они не падали на колени. Приветственные возгласы раздавались со всех сторон, но относились они не только к царевичу: встретив знакомого, поселенцы здоровались и проходили мимо, не останавливаясь для того, чтобы перекинуться даже парой фраз. Перед сыном Одина они склонялись в легком поклоне, мило улыбались и уходили, не задавая вопросов. Локи такое положение дел вполне устраивало. Вчера, сидя с тюремщиком у порога своего дома, он вынужден был наблюдать подобострастие каждого, но, похоже, естественник успел за ночь предупредить всех, что сын Одина не желает видеть падающих ниц. Локи нашел глазами приземистый глиняный дом, подходящий под сумбурное описание, выданное вчерашним перепуганным гостем. Что ж, осталось сделать несколько десятков шагов, и его участь решится! Царевич двинулся к цели, напоминая себе, что он сын Одина и презирает всех поселенцев.       Неспешно двигаясь по дороге, Локи ловил на себе восторженные и заинтересованные взгляды, которые льстили его самолюбию. Он ощущал себя так, словно вернулся из очередной завоевательной кампании вместе с братом, и народ высыпал на улицу, ликуя и чествуя сыновей Одина. По большому счету, так оно и было: он вел армию, вернулся в Асгард вместе с братом, если забыть, в каком виде, то можно величать себя триумфатором. Мужчины и женщины приветствовали его, глядя чуть не влюбленными глазами на самодовольное лицо, источающее гордыню. Вокруг стояла непривычная тишина, нарушаемая только негромкими разговорами. Чего-то в картине мира не хватало. Криков, смеха, детских перебранок… И правда странно! За всю дорогу Локи не встретил ни одного ребенка, не слышал детских голосов и не видел беременных женщин. Быть может, им запретили приближаться к домам, где будет жить и работать сам сын Одина? Но поселенцам неоткуда было узнать, что дети вызывали у младшего царевича две эмоции: брезгливость и желание прикончить на месте. Отцу он о своих настроениях никогда не говорил, так что вряд ли тишина подстроена специально для него.       Локи шел по улице всего несколько минут, однако небо успело заволочь темными, будто порезанными ножом тучами, превратившими ясный день в мрачный вечер. Царевич не обратил внимания на резкую смену погоды. Он шел так чинно и спокойно, будто подходил к трону Всеотца, и никто не смог бы даже предположить, насколько неуверенно он себя чувствовал в поселении бесконечной магии. Город отверженных всегда был для него чем-то запретным. Не потому, что сюда запрещали ходить (сколько Локи помнил, и не запрещали), а потому, что дурная слава об этом месте гремела по всей столице. Молодой маг испытывал брезгливость к самому себе. Неслыханно, чтобы он, младший сын Одина, находился здесь. Одно дело, если бы это было частью сурового наказания Всеотца, частью того самого приговора, но нет ведь! Он сам загнал себя в эту клетку, как год назад сам отправил себя в изгнание. И теперь он должен вести себя здесь … А как именно?       Этот вопрос царевич обдумывал давно, но так ничего толкового не придумал и решил действовать по обстоятельствам. Наглостью он ничего не добьется, ему нужно втереться в доверие к тюремщикам. Играть бедную жертву, замученную страшным Одином, тоже не годилось. Но положительные эмоции, вроде дружелюбия, никогда не были его коньком, и уж тем более, положительные эмоции по отношению к столь ничтожным созданиям, к преступникам! Стоило оказать покровительство вчерашнему напуганному гостю, чье имя никак не желало вспоминаться. Перебрав в уме все руны, Локи, наконец, вспомнил, что его нового знакомого зовут Раиду. Была небольшая вероятность того, что его заставили вступить в фелаг, заставил тороподобный брат, который никогда не спрашивает мнения окружающих о своей очередной затее. В этом случае Локи сможет перетянуть несчастного, запуганного асгардца на свою сторону, обещая покровительство и милости, и таким образом узнает планы Одина. Или вчерашний страх был ловко разыгран? Нет. Локи отбросил эту мысль: он слишком хорошо изучил души живых в бездне. И теперь легко отличал фальшивые эмоции от настоящих. Вчера ему казалось, что Раиду скорее умрет, чем задаст очередной вопрос сыну Одина. Что ж, этим надо воспользоваться.       Локи, наконец, подошел ко входу в большой глиняный дом. Двери на месте не оказалось, так что постучаться и предупредить о своем появлении царевич не мог при всем желании. Он сделал глубокий вдох и привел мысли в порядок. Его дело молчать и следить за поведением команды. Быть может, они не столь искусны в допросе, как думает Один, и допустят ошибки, благодаря которым «поверженный бог» сможет выстроить линию обороны. Успокоив себя этой мыслью, Локи вошел в дом, намеренно не приглушая шаги.       Он остановился на пороге и с любопытством осмотрел комнату. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Все стены загадочного помещения были увешаны плакатами и таблицами или же заставлены полками со множеством склянок из стекла, глины, даже камня. Под ними стояли огромные резные закрытые сундуки с висячими замками и магическими печатями. Неподалеку горел небольшой очаг, от которого почти не веяло теплом, а около дальней стены была сложена еще одна печь, большая, но не растопленная. На скамьях, столах, а кое-где даже и на полу лежали ступки, банки, весы, перепачканные красками и воском сосуды из дерева, стекла и глины, назначение которых Локи не мог себе даже представить. Между ними попадались порошки, камни и невероятные смеси всех цветов радуги, а на самом дальнем столе округлой формы обнаружились инструменты, походящие на орудия пыток: щипцы, ножи и дробилки.       Локи рассматривал комнату с большим интересом, пока не наткнулся взглядом на молодого аса. Царевич мысленно отругал себя за то, что, засмотревшись на странное убранство помещения, не заметил главного — его обитателя. Это не был вчерашний разведчик, и, судя по возрасту, не гость из снов. Значит, либо безумный ученый, либо брат Раиду.       — Царевич Локи, — тюремщик обладал очень красивым, мелодичным голосом, более достойным женщины, нежели мужчины. Он склонился, возможно, чуть глубже, чем Локи считал уместным, но сделал это столь изящно, что бог невольно залюбовался его пластикой.       — Брат передал мне твое пожелание касательно приветствий и выражения восторга, — ас выпрямился и начал приближаться к Локи легкой походкой, причудливо петляя между столами. Царевич удивился лабиринту из мебели: невозможно было пройти из одного конца комнаты в другой, не обогнув несколько рядов столов, перекрывающих сквозной проход.       — Я с превеликим удовольствием исполню твою просьбу, но позволь сперва выразить все то восхищение, которое я испытываю перед тобой и твоими деяниями, сын Одина. — Светловолосый подошел почти вплотную, почти вторгаясь в личное пространство бога, но все-таки оставаясь за запретной чертой, и изящно опустился на одно колено, склоняя голову в приветственном поклоне.       Локи, замерший и внутренне подобравшийся, не очень понимал, что делать. Ему было приятно смотреть на коленопреклоненное существо, двигавшееся словно в такт слышной одному ему мелодии, были приятны также и льстивые речи: они звучали столь естественно! Столь легко слетали с уст асгардца, что им сложно было не поверить, сложно было не забыть, что перед пленником всего лишь палач, причем, возможно, поднаторевший в искусстве допроса. Локи был доволен создавшимся положением: отец подослал к нему сильных соперников, поставить их на колени будет делом чести. Один боится, давит на жалость, второй ведет себя, словно артист земного театра — с такими тюремщиками Локи раньше сталкиваться не приходилось.       — Твое возвращение в светлый город богов — это великое счастье для всех асов, — подал голос коленопреклоненный. — Я горд тем, что могу лично выразить тебе всю ту любовь, которую, без сомнения, испытывает к тебе каждый житель нашего поселения. И я не могу поверить в милость норн, сплетающих судьбы. Мне выпала честь работать с тобой над одним из величайших артефактов современности. Это огромная честь и столь же огромная ответственность, — он сделал паузу. Локи заслушался речью настолько, что даже не сразу понял, что она оборвалась: голос аса всё отдавался где-то в горле, вызывая приятные ощущения на грани эйфории. Локи с детства знал, что по-настоящему нежный и приятный голос можно оценить горлом: если его заволакивает истома, значит, оратор искусен, если же слова отдаются только в ушах и сердце, значит, он не достиг еще высших ступеней мастерства. Однако с каждым словом нового знакомца Локи все больше убеждался в том, что тот долго репетировал свою речь: слишком театрально выглядели все слова, жесты и даже интонации.  — Позволь выразить тебе соболезнования. — Сладость голоса вновь растеклась по горлу, заглушая разумные мысли. Локи страстно желал только одного: научиться говорить столь же искусно.       — Тебе придется жить рядом с нами, с теми, кто не достоин касаться даже твоих одежд. Я сделаю все, чтобы твое пребывание в поселении магии не было мучительно тягостным. Распоряжайся мной как своим преданнейшим слугой.       Локи с огромным трудом заставил себя отвлечься от сладостных ощущений и вникнуть в суть речи. Распоряжаться им. Что за смысл этот сладкоголосый ас вкладывал в свои слова? Он навязывается в слуги или собирается втереться в доверие и стать личным соглядатаем? В любом случае, это можно и нужно использовать. Но сперва стоит поблагодарить артиста за чудо-спектакль, который, несмотря на всю свою фальшь, принес зрителю некоторое удовольствие.       — Твоя речь впечатляет, — заметил Локи небрежно, выказывая скуку. Он искал глазами остальных членов команды, обводя взглядом все углы семиугольного, как он только сейчас понял, здания. Но нет, в комнате никого больше не было. Скрываются ли они в соседних помещениях, наблюдая за разыгрывающейся комедией и ожидая своего выхода, или еще не пришли?       — Расскажи об исследованиях, — царевич говорил нарочито твердо, стараясь интонацией дать понять, что льстивые речи не возымели эффекта, не заставили дрогнуть его каменное сердце и столь же каменную душу. — И назови свое имя, — царевич, правда, уже не сомневался в том, кто стоит перед ним на коленях, но не стоило демонстрировать свою проницательность противнику. Утренняя догадка о тороподобном брате Раиду с треском провалилась: этот мужчина гораздо интереснее, его характер не так-то прост.       — Здесь меня называют Иваром, — ответил ас, поднимаясь на ноги. Локи залюбовался полуженской грацией. Где-то он уже такое видел… В памяти царевича закрутилась расплывчатая картинка какого-то торжественного дня, когда в очередной раз чествовали отца. Десяток юношей танцевал, двигаясь столь же плавно и грациозно, сколь сейчас Ивар. Неужто перед ним один из тех, кто когда-то танцевал перед отцом? Это надо будет выяснить, но не сейчас. Если он прав, то допросы будут напоминать действия театральных пьес, а это… скрасит однообразие стандартных допросов, предполагающих запугивание, давление и шантаж.       — Если ты позволишь, я могу немедля раскрыть тебе все тайны нашего предприятия. — Ученый развернулся боком, приглашая подойти к столам.       — Можешь, — откликнулся царевич. Ему было искренне интересно, что именно Ивар будет делать с каскетом, который обнаружился на одном из дальних столов.       — Ты один из величайших магов этого мира, тот, перед кем склоняет голову все сущее, даже сама материя, — начал Ивар, направляясь к столу без каскета, зато со множеством непонятных склянок всех форм и размеров. С чего он решил, что царевич — один из величайших магов, Локи не знал и отметил, что это тоже стоит выяснить. И тоже не сейчас.        — К моему огромному сожалению, я не владею магией, — ученый чуть-чуть опустил голову, то ли и в самом деле сожалея о своем неумении, то ли преклоняясь перед силой сына Одина. — Но научные опыты над самыми обычными веществами открывают нам чудеса даже большие, чем сложнейшие магические заклинания. Позволь мне показать тебе научную магию.       Локи лишь кивнул, вслушиваясь в каждое слово. Ему надо вычленить из красивого потока слов хоть что-то стоящее и важное, что-то, что поможет ему выжить здесь, среди врагов.       — Взгляни на эту бумагу, — Ивар протянул царевичу маленькие полоски. Локи снял перчатки и потрогал их: бумага на ощупь была чуть менее шершава, чем пергамент, больших отличий он не заметил. Однако возможные свойства маленьких полосочек были не так интересны, как изменившиеся взгляд и движения ученого: естественник преобразился, начав говорить о своем излюбленном ремесле. Сладкий и тягучий, словно мед, голос, приобрел более жесткие нотки, да и движения стали более четкими, размеренными. Локи уже доводилось видеть ученых, увлеченных своим делом до такой степени, что весь прочий мир казался им несущественной мелочью, и Ивар явно был одним из них. Но как такой ас может нормально вести допрос?       — Эти маленькие полоски кажутся обыкновенными, я бы даже сказал, скучными, но они таят в себе множество чудес, неразличимых для взгляда непосвященного. — Ивар положил несколько листочков в плоскую плошку и взял в руки совсем маленькую скляночку с желтоватой мутной жидкостью. Казалось, он говорил исключительно для себя, не надеясь, что собеседник проникнется торжественностью момента и сложностью замысла. Локи, не отрываясь, следил за движениями исследователя, чтобы не пропустить самого важного. Необходимо было как можно быстрее понять, почему он показывает именно эти фокусы, а не какие другие?       — Прошу твоего внимания, — Ивар капнул на бумагу содержимым флакончика, и… бумага окрасилась в красный цвет! Локи с интересом наблюдал за расползавшимся круглым пятном, недоумевая, как цвет мог измениться? Ивар капнул на другую сторону бумажки раствором мутно-белого цвета, и бумажка стала…. синей! Локи озадачено посмотрел на ученого, одним взглядом прося пояснений.       — Во время первого опыта я использовал лимонный сок, — объяснил тот с таким рвением, будто чуть заинтересованный взгляд Локи — самая большая награда, которую он мог получить в жизни, — а во время второго — раствор соды. Ты можешь убедиться, насколько прекрасна и необычна наука о веществах, — Ивар, словно зачарованный, смотрел на двухцветную бумажку.       — Поверить сложно, что наша красная кровь окрасит листок в фиолетово-синий цвет!       — Неужели? — переспросил Локи, не слишком-то веря в подобное. Глаза Ивара тут же зажглись каким-то неестественным, болезненным, пугающим огнем. Подобрав с пола маленький ножик, на который Локи чуть не наступил, он одним быстрым движением порезал ладонь. Красная кровь и правда оставила фиолетовый след на волшебной бумажке.       — Эффект впечатляет, — нарочито скучающим тоном произнес Локи, пока Ивар красил бумагу в зелено-желтый цвет с помощью так называемого «нашатырного спирта» — жидкости с невероятно резким, отвратительным запахом.       — В науке естества каждое вещество может впечатлить даже самого искушенного ученого, стоит только присмотреться к нему чуть внимательнее. Позволь, я поясню тебе суть опыта, — попросил исследователь, подходя к другому столу и увлекая за собой царевича. — Красный цвет дают кислоты, синий — щёлочи, а фиолетовый обозначает, что среда нейтральная.       Локи окончательно запутался в материях, названиями которых так легко жонглировал естественник.       — И это поможет нам постичь суть каскета? — спросил он, стараясь одной интонацией дать понять, что сей вопрос не сильно, но все же волнует его.       — Конечно! — отозвался Ивар, даря благодарную улыбку. — По одной маленькой капельке мы сразу же поймем природу каскета. Узнаем, является ли он кислотой или щелочью!       Локи отметил про себя, что, похоже, ему стоит разобраться, что означают эти два слова. Если первое он еще слышал и знал, что кислоты могут быть опасными и разъедать плоть, то второе было ему незнакомо.       — Элементы дарят невероятный простор для фантазии, — продолжил Ивар, демонстрируя сосуд, в котором переливалась какая-то тягучая жидкость серебряного цвета. — Сложно даже представить себе, что это металл. Ртуть — единственный металл, который при нормальной температуре и давлении находится в жидком состоянии. И это только самое простое из множества невероятных, увлекательнейших чудес мира науки. Обрати сюда свой взор.       Локи со все возрастающим интересом, превращающимся в неумеренное, неконтролируемое любопытство, смотрел, как ученый берет какие-то склянки, порошки и смешивает их, проговаривая невероятные по своей сложности слова, похожие на заклинания:       — Твоему вниманию я представлю одно из самых красивых соединений, какое знало это царство. Если мы в стакан положим полисиликат натрия и различные соли, то получим чуть не все цвета радуги. Давай в этот сосуд добавим пентагидрат сульфата меди, в этот — гексагидрат нитрата кобальта, в этот — гептагидрат сульфата никеля, в этот — гептагидрат хлорида железа.       Локи даже не пытался понять, что за заклинания произносит естественник. Он с такой легкостью проговаривал сложнейшие выражения не асгардского происхождения, что молодой бог даже слегка позавидовал ему. Уже через несколько мгновений у него в руках были колбочки с жидкостями синего, розового, зеленого и желто-зеленого цвета. Превращение веществ и в самом деле походило на волшебство. И если это волшебство с такой легкостью меняет цвет жидкостей, то может ли оно быть использовано для вытягивания из пленника нужных сведений? Долго любоваться волшебными жидкостями Ивар не позволил. Он окликнул Локи, приглашая к соседнему столу с новыми веществами. Царевич нарочито медленно и аккуратно поставил колбочки в специальные прозрачные подставки, отлитые точно по размеру. Нельзя забывать, кто он и кто этот странный ученый.       — Я покажу тебе небывалой красоты эксперименты. Я горд самим осознанием того, что могу представить на твой суд результат кропотливой работы обитателей девяти миров. Мы добавим в раствор сульфата меди два водный раствор аммиака, — Ивар наливал раствор очень медленно, не переставая помешивать, — выпадет голубой осадок основной соли меди два, а если мы будем перемешивать дальше, то…. — Ивар на минуту замолчал, усердно водя палочкой, так что она стукалась о стенки сосуда, –… осадок растворится, а жидкость, ты можешь поверить в это? Какой красивой она стала! Ярко-синий цвет есть аммиачный комплекс меди!       — Браво, браво, мой добрый Ивар, но ты зря расточаешь свои красноречие и талант: ребенку твои вещества неинтересны.       Локи резко повернулся к двери, едва не запнувшись о ножку стола: очарованный рассказом Ивара, а точнее, невероятными превращениями одних жидкостей в другие, он расслабился и совершенно забыл о том, что у него не один тюремщик, а целых пять!       У двери, вернее, створки, где должна была располагаться дверь, стоял тот самый мужчина из снов. Стоял в расслабленной позе, скрестив руки на груди, опираясь спиной о стену и глядя на юношей хитрым лисьим прищуром. Локи скрипнул зубами: надо же было так увлечься переходом цветов, потерять бдительность настолько, чтобы не заметить появление очередного действующего лица! Да еще и того самого, которое навещало его в лазарете. В тот день Локи не успел даже толком рассмотреть своего посетителя, зато теперь скользил взглядом по его жилистой фигуре, подмечая все мелочи. Перед ним стоял пожилой воин, еще не утративший былого духа и силы. Опасный и опытный противник. По возрасту немногим моложе отца. Волосы седые, значит, ему, как минимум, четыре тысячелетия. Заплетены в косу: странно, обычно такую прическу носят женщины, хотя… Локи поймал себя на мысли, что наряды и внешность поселенцев сильно отличаются от общепринятых. Глаза, разумеется, голубого цвета. Царевич горько усмехнулся: в последнее время голубые радужки стали ему ненавистны — слишком уж ярко выделялись на их фоне его собственные зеленые. Эти лукавые, насмешливые голубые глаза изучали пленника с явным интересом. Локи передернуло: слишком уж они походили на глаза его приемного отца. Такие же выпытывающие, изучающие, только, в отличие от принадлежащих Всеотцу, в них не было и тени суровости и всезнания, их заменяла насмешка, столь не свойственная асам такого возраста, столь не идущая изборожденному морщинами лицу. Напуганное ничтожество… Актер театра… Пожилой воин… Отец, должно быть, долго выбирал типажи для допроса приемного чудовища!       Новый знакомец, удовлетворившись осмотром, отделился от стены и подошел ближе к столам:       — Так вот ты какой, детеныш Одина.       Локи передернуло от немыслимого обращения: как его только не называли, особенно после падения с моста, но «детенышем Одина» никогда. Ему стоило многих усилий никак не отреагировать на это обращение, вспомнить о выдержке, выработанной в бездне. Будь он на год младше, то, не задумываясь, вырвал бы поганый язык наглеца, смеющего столь пренебрежительно относиться к царевичу Асгарда. Однако Локи прекрасно понимал, что положение пленника слишком шаткое, обязывающее терпеть все оскорбления, слетавшие с губ тюремщика, подосланного Всеотцом. Не имея возможности ударить странного старца, Локи неотрывно следил за ним, внутренне подобравшись и ожидая продолжения речи. Тот замер буквально в паре шагов от него и еще раз нарочито медленно окинул унизительным взглядом с головы до ног.       — Одежда невероятно идет тебе, юный Локи, — заметил он. — Не будь твои волосы черны, я бы сказал, что ты красив.       Молодой маг лишь улыбнулся на очередное оскорбление: если первые слова можно было истолковать двояко, то сейчас его откровенно провоцировали. Но он не настолько глуп, чтобы вестись на столь пошлую и безыскусную уловку. Любопытно было другое, как столь неучтивые речи объяснит Ивар, замерший где-то за левым плечом. Обернувшись к нему, Локи обнаружил, что тот как-то неестественно опустил голову, будто испытывал невероятный стыд. С сожалением царевич осознал, что эта комедия на двоих, а не на троих. А ведь третий участник мог бы сильно упростить дело: подловить двух противников легче, чем одного.       — Я рад познакомиться с тобой, — старец сделал пару маленьких шажков вперед и остановился перед носом Локи. Он стоял слишком близко, что раздражало царевича, вызывая внутренний дискомфорт и инстинктивное желание отодвинуться, увеличить расстояние. Но он не позволял себе отступать, продолжая стоять на одном месте, неосознанно стараясь делать короткие неглубокие вздохи, чтобы не коснуться дыханием стоящего напротив мужчины.       — Мы уже знакомы. Я помню тебя, — ответил Локи, справедливо рассудив, что, ведя диалог, получит больше информации, чем слушая монолог.       — Неужели? — на лице мужчины появилось явное изумление и… надежда? Локи впился в него глазами, читая как открытую книгу. Перед ним всего лишь один из его надсмотрщиков, дознаватель. Однако его удивление казалось вполне искренним. Что же настолько поразило его в двух невинных фразах? Локи не знал, а возможности получить ответ, не задавая прямых вопросов, не было. Он решил ответить снисходительно, скопировав подобающие его положению царевича в изгнании надменные интонации отца:       — Я помню, как ты говорил мне о каскете.       — Ах, это, — махнул рукой старец, явно разочарованный объяснением. — Да, говорил. В лежачем полусонном состоянии ты мне понравился гораздо меньше, чем сейчас.       Локи не нашелся, что на это ответить, но его ответа и не ждали. Царевич едва успел заметить, как жилистая рука незнакомца, ни с того ни с сего, потянулась к его лицу. Такой вольности Локи не позволял никому, даже самым близким асам, поэтому одним резким и сильным движением перехватил запястье своего противника, едва сдерживаясь, чтобы не сломать его, словно хрупкую веточку.       — Какой дерзкий ребенок, — улыбнулся старец нежной, так не идущей его массивной фигуре улыбкой. Локи сжал руку сильнее в предостерегающем движении, говорящем, что даже его, сына Одина, терпению может прийти конец.       Дальнейшее произошло настолько быстро, что Локи не успел осознать, как умудрился оказаться в собственной ловушке. Старец с легкостью вырвался из цепкого захвата, разжать который было нелегко даже Тору, и сам схватил Локи за запястье. Царевич дернулся почти инстинктивно в отчаянной попытке освободиться, но понял, что это бесполезно: хватка была железной. Кисть, зажатая в тисках, побледнела почти мгновенно из-за недостатка крови. Глаза старца закатились, сам он застыл, словно бронзовый кумир, а от его руки, обхватившей браслетом запястье бога, начал исходить мягкий белый свет.       — Что происходит? — Локи дергался в тщетных попытках разжать пальцы Халагара так отчаянно, что чуть не свалил попавшуюся под локоть банку с густой непрозрачной смесью.       — Прошу тебя, не трать силы, Локи. — Ивар с легкостью поймал готовую упасть банку. — Он исследует тебя, твою магию. Пожалуйста, не сопротивляйся. К сожалению, ты не сможешь разжать его пальцы, пока он не здесь, — Ивар повёл ладонями, стараясь смягчить гнев и смятение, но в ответ получил только злобный взгляд. Действительно, ничего плохого не происходило, но где-то под кожей зародилось странное покалывание. Локи знал, что так изучают структуру магии и не видел в этом ничего ужасного, знал также, что этот прием никогда не применяют для извлечения информации. Его раздражало другое: старик обращался с ним, словно с диким животным, не понимающим слов — копался в магии, не спросив разрешения!       — Кто дал ему право? — резко перебил Локи, забыв на мгновение, что собирался только изучить обстановку, а не нажить себе смертельных врагов в лице своих надсмотрщиков. Изучая магию, сможет ли этот старец познать и его сущность? Знает ли он, кто такой Локи на самом деле?       — Я должен извиниться перед тобой, — Ивар изящно склонил голову. — Хагалар очень… груб. Он один из самых пожилых жителей поселения и поэтому иногда позволяет себе некоторые причуды. Я постараюсь сделать все, чтобы он не причинял тебе неудобств.       — Довольно! — бросил Локи, возвращая себе уверенность и ясный разум. В словах Ивара не было ничего особенного, но его мягкий, полуженский голос действовал успокаивающе. Уж не заклинание ли гипноза применил этот естественник? И естественник ли он на самом деле?       Локи попытался понять истинную сущность актера, но тщетно. В поселении было слишком много волшебства: тысячи магических потоков сливались в один. В такой обстановке даже колдовать крайне сложно, что уж говорить о том, чтобы открыть естество собеседника.       Локи злобно оскалился, предприняв еще одну попытку выкрутить запястье, но чуть не сломал себе же руку. Какие же грубые формы принимает допрос! Сначала его развлекают невероятными опытами, потом приходит настоящий палач и в мгновение ока сковывает его в прямом смысле этого слова!       Царевич опасался, что под влиянием чужой магии проявится истинный цвет кожи, однако в белом слепящем свете сложно было разглядеть что-то, кроме длинных паучьих пальцев с ярко проступающими на них венами. Как все ловко подстроено! Двое тюремщиков просматривают его суть, причем один из них делает вид, что он, как бы, ни при чем. Какое восхитительное притворство! Локи попытался сосредоточиться и понять, что именно смотрит маг. Однако и эта попытка провалилась: он чувствовал себя так, будто никто не пытался прочитать его истинную суть.       Свечение исчезло столь же резко, сколь и появилось, а в тело мага будто вернулась жизнь: в секунду он перестал походить на истукана.       — Красивая у тебя магическая энергия, дитя Одина, — он хитро улыбнулся, разминая успевшее затечь запястье. Его морщинистые пальцы, похожие на паучьи лапки, массировали кожу, разгоняя кровь. Царевич предпочел не сопротивляться, скрывая брезгливость, которую испытывал от чужих неаккуратных прикосновений.       — Тебе совершенно необходимо освоить огненную магию, если ты её еще не знаешь. Не знаешь ведь? — старик выжидающе посмотрел на Локи, но не дал ему ответить. — А, ладно, сейчас не до этого. Ты мне только скажи, ребенок, одну вещь, — он сделал многозначительную паузу.       — Какую? — механически спросил Локи, касаясь ноющего запястья. Скорее ему хотелось стереть ощущение от чужих прикосновений, чем размять затекшую кисть. Его мысли занимали вовсе не бредни старика, он старался унять бурю чувств — вестись на первую же провокацию со стороны надсмотрщиков было бы, по меньшей мере, глупо. Маг определенно узнал что-то стоящее, но неужели это что-то Один не мог узнать у своего чудовища лично? Что, не хотел марать руки и поэтому подослал надсмотрщиков?       — На что ты потратил лучшие годы своей жизни? — спросил старец, оставаясь в непосредственной близости от Локи.       — Что? — переспросил царевич. Он прислушивался к собственным ощущениям, не находя никаких изменений в себе и магических потоках, пронизывающих тело. Локи готов был проклясть мага за его могущество! Если бы он не видел белого свечения, то мог бы увериться, что тот просто так держал его за руку. Давно Локи не встречал таких сильных магов. Если не сказать, никогда.       — Лучшие годы, — повторил Хагалар, жестом приглашая отойти от столов к скамьям, покрытым шкурами хищных зверей. Ивар подчинился, сделал несколько шагов, сел на одну из них и вновь замер, словно каменное изваяние.       — У тебя потенциал великолепный, но совершенно, абсолютно, просто до смешного не развитый! Чем ты занимался вместо того, чтобы совершенствовать свою магию? Махал мечом, копьем или молотом? — Хагалар цокнул языком, покачал головой, не сводя с подопечного насмешливо-разочарованного взгляда. — Ну куда это годится, мой юный Локи? Ведь магия — это и наука, и искусство, и ремесло, ее осваивать с детства надо, а чем ты занимался в детстве, а? Время уже упущено, — старец склонил голову направо, налево, умудряясь при этом все также осуждающе смотреть в лицо Локи. — Ты мог бы быть одним из величайших магов нашего мира, а что теперь? Даже если я сейчас буду тренировать тебя днями и ночами, мы уже не разовьем твой потенциал полностью. Ну куда это годится, скажи ты мне, глупое дитя?       Локи молчал, пытаясь осознать услышанное. Он понимал только одно: все события этого безумного дня совершенно не вяжутся с его ожиданиями. При чем тут его магия? Официально он с этими исследователями должен починить каскет, неофициально они должны его допросить и доложить Одину о результатах. И как это связано с магией и его полнейшим ею не владением? Или Хагалар просто проверил, сможет ли узник одним мановением руки стереть своих тюремщиков в порошок? Но ведь и так понятно, что может, для этого сильная магия не нужна, хватит одного кинжала. Разочарованный тон Хагалара напоминал что-то. Локи уже слышал когда-то примерно такие речи. То ли кто-то из наставников так говорил, то ли даже сам отец: менторский тон того, кто считает себя выше других и рассматривает всех несведущих в качестве муравьев, Локи узнал бы из тысячи.       — Ладно, я на досуге посмотрю, что ты умеешь, а что нет, — махнул рукой Хагалар, всем своим видом выражая недовольство и разочарование, — но результаты меня, мой юный Локи, думаю, не впечатлят.       — Еще одно слово в адрес нашего царя, нечестивец, и пламя Суртра покажется тебе нежным солнцем.       Локи кивком головы поприветствовал еще одного участника этого странного представления. На этот раз им оказался вчерашний знакомец. Он тяжело дышал и глядел на Хагалара с… яростью? Смятение и гнев, вызванные словами старца, сменились любопытством: новое действующее лицо должно внести разнообразие в затягивающееся действо. Команда надсмотрщиков, определенно, долго репетировала свои роли. Первый развлекал пленника. Второй оскорблял и внедрялся в его естество. Третий нарушил идиллию, гневаясь непонятно на кого. Локи мысленно поаплодировал этому ничтожному представлению третьесортных актеров.       — Брат, пожалуйста. — Изображавший статую Ивар, резко ожил и в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее его от Раиду. Вдвоем они представляли собой странную композицию: стояли лицом друг к другу, точнее, плечом к плечу. Ивар положил руку на предплечье Раиду и что-то нашептывал на ухо, с опаской косясь на Локи и Хагалара. Царевич только сейчас обратил внимание на любопытную деталь: у естественника один глаз светло-голубой, а другой темно-голубой, почти синий. И как он вчера мог не заметить такой важной мелочи?       — Мой вечно недовольный Раиду, я не сказал ничего оскорбительного нашему маленькому царевичу. — Веселый тон мага вернул Локи в реальность, напомнив, что перед ним всего лишь надсмотрщики отца, и до победы над ними еще очень далеко. — Если мои речи заденут его самолюбие, он мне сам скажет, так ведь? — Хагалар повернулся к молодому богу.       Тот не удостоил его ответом. Меньше говорить и больше слушать — лучший способ получить полезные сведения. Раиду и Хагалар чем-то напоминали ему Одина и Тора. И хорошо, если эти двое не специально вызывают у пленника нужные ассоциации, а и в самом деле не ладят. Что у умного на уме, то у бранящегося на языке, а уж стравливать ненавидящих друг друга противников Локи умел как никто другой. И кстати, о бранящихся противниках. Хагалар через слово оскорбляет его, называет ребенком. Провоцирует. Однако его мнением можно воспользоваться. Ребенок… Какое хорошее положение. Перед глазами Локи пронеслись картины его детства: он, младший, стоящий за спиной Тора. Науськивающий брата на непослушание, а сам всегда остающийся безнаказанным. Пусть так. Пусть этот высокомерный посланец Одина считает его ребенком, пусть обращается соответственно. Жалость — вот что обычно испытывают к детям. Если не Хагалар, то остальные попадутся в ловушку. Но неужели самодовольный маг и в самом деле считает, что «ребенок» мог бы пройти сквозь бездну?       — Где наш поэтический Лагур? — Хагалар был легок на помине.       — Er ist hier, — откликнулся Ивар. — Он почтил лабораториум своим присутствием даже раньше, чем я. Он в соседнем помещении, проводит время за чтением «Орла и голубя», если я не ошибаюсь.       — Мог бы и не уточнять, — махнул рукой Хагалар, — он всегда читает. И всегда Гёте. Как он его еще наизусть не знает? Ох уж эта страсть к немецкой нации!       Старый маг подмигнул довольному Локи — хотя бы одна его догадка подтвердилась: надсмотрщик таки прятался в соседней комнате. Что ж, изучить жертву со стороны — это очень умный ход, которым противники не могли не воспользоваться.       — Как там было? — Хагалар задумался, вспоминая текст: — «O Weise! Sprach der Adler, und tief ernst Versinkt er tiefer in sich selbst, O Weisheit! Du redst wie eine Taube!» Так, кажется?       — «О мудрец, — сказал ястреб и серьезно и глубоко погрузился в себя, — о мудрость. Ты говоришь как голубь», — прошептал Локи примерный перевод. Он судорожно пытался сообразить, на что Хагалар намекает?       — Неплохо, — отметил маг. — Мой юный Локи, ты знаешь немецкий. Это похвально. Хоть что-то ты знаешь! — старец едва слышно похлопал в ладоши.       Со скамьи, на которой сидели братья, послышался странный звук. Обернувшись, Локи увидел бледного от нескрываемого гнева Раиду и совершенно спокойного Ивара. Только присмотревшись, царевич заметил, как напряжены пальцы, сжимающие плечо безумца. Ярость, охватившая младшего естественника, была очевидна, но ее причины царевичу оставались не ясны. Судя по взгляду, направленному на Хагалара, злился он на своего союзника, а не на пленника. Быть может, это стихотворение — что-то вроде условного знака, который маг подал слишком рано, и очередной акт хорошо продуманной пьесы пойдет наперекосяк?       — А на это что ты скажешь? — голос Хагалара заставил царевича излишне поспешно повернуться к своему основному, на данный момент, противнику. Рука все еще ныла от грубых прикосновений, Локи ожидал попытки нападения и почти инстинктивно принял оборонительную позу. Битва с несколькими тюремщиками выматывала не на шутку, потому что приходилось держать в поле зрения всех троих асов, а они сидели так, что, куда бы Локи ни встал, он не мог одновременно наблюдать за всеми. Весьма тонко продуманный ход! Не зря он с самого начала обратил внимание на несуразную расстановку столов в комнате. Она не позволяла занять ему по-настоящему удобную позицию.       — «Daz ABC muoz er erkennen, der buochstabe sich vil gewenen unde an schreiben unde an lesen muoz er staete vlizec wesen.» Это ты перевести можешь?       — «Нужно выучить алфавит, буквы и приложить много усилий к изучению письма и чтения», — бросил Локи настолько пренебрежительно, насколько мог. С чего вдруг Хагалар обратился к языку, который в мире смертных вымер несколько столетий назад?       — Примерно верно, примерно верно, — цокнул языком старый маг. — Darf ich dir noch einige Fragen stellen, юный Локи?       «Как будто у меня есть выбор!» — горестно подумал царевич. Прелюдия окончена, вот и началось основное действие пьесы. Вот и прозвучала контрольная фраза, которую он ждал с той самой секунды, как вошел в комнату. Что же мага интересует? Что отец приказал выпытать в первую очередь? Что-нибудь о бездне, каскете, читаури, Тессеракте? А какая разница! Он ничего не сказал самому Всеотцу, так неужто не сможет обыграть какого-то старика? Даже если тот решит перейти от слов к более действенным методам убеждения. Стол с пыточными инструментами далеко, незаметно подойти к нему не выйдет — прочие столы мешают.       — Я слушаю тебя, — ответил Локи, приготовившись к настоящему бою.       — Квадрат гипотенузы, — тон старика оставался все таким же насмешливым, но понять, над чем он насмехается, было невозможно.       — Что? — недоуменно переспросил царевич.       — Квадрат гипотенузы, — повторил Хагалар, уже не скрывая улыбку. — Ты вообще знаешь, что такое «гипотенуза»?       Локи, безусловно, знал, что такое «гипотенуза», но сильно сомневался, что именно геометрическая гипотенуза нужна Хагалару. Скорее всего, речь идет о чем-то другом, возможно, о некоем магическом термине или даже о чьем-то имени.       — Только не говори мне, что ты впервые слышишь это слово, — старый маг открыто смеялся. — А то я пойду беседовать с Одином на тему воспитания юного поколения!       Локи все еще молчал, оторопело глядя на надсмотрщика и ожидая хоть каких-то пояснений.       — Я что, выражаюсь непонятно? — маг подошел чуть ближе. — Квадрат гипотенузы чему равен?       — Сумме квадратов катетов, — неуверенно ответил Локи, не понимая, какое отношение гипотенуза имеет к каскету или Тессеракту, ведь для понимая простых кубиков не требовались геометрические выкладки.       — Ну слава Одину, — вздохнул Хагалар. — А я уж стал бояться, что придется объяснять тебе, что такое «треугольник». Как ты будешь умножать восемнадцать на восемнадцать?       — Таблица квадратов, — прошептал Локи, вспоминая давние занятия. Он все еще не мог понять, как связана математика с артефактами, но уж что-что, а её он знал превосходно. — Первая строчка. Восьмой столбик. Триста двадцать четыре.       Кажется, он понял, в чем дело: за множеством глупых вопросов будут скрываться действительно важные, касающиеся свойств Тессеракта и каскета. Он не даст провести себя!       — Ты в самом деле знаешь таблицу квадратов? — Хагалар по-птичьи наклонив голову. Если бы не насмешка, слышавшаяся в каждом слове, можно было бы подумать, что это похвала. — А восемьдесят девять на восемьдесят девять ты тоже знаешь?       — Семь тысяч девятьсот двадцать один, — легко ответил царевич, читая нужное значение по таблице, которая засияла всеми красками перед его внутренним взором. Надо сосредоточиться и не потерять нить разговора, точнее, допроса: любой из глупых вопросов может быть по-настоящему значимым для Одина, важно его не пропустить.       — Fantastisch! — послышался теперь уже, кажется, искренне восхищенный голос мага. — Если ты не просто так называешь числа, то это невероятно. Что, возвести в квадрат сто двадцать восемь ты тоже можешь?       — Шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре.       — Eure Hoheit, это превосходит все, что я раньше видел и слышал! — голос Раиду чуть дрожал от глубочайшего почтения. Локи, заслышав немецкую речь из уст другого надсмотрщика, повернулся к нему и наткнулся на вежливую, ничего не выражающую улыбку Ивара и искреннее восхищение и фанатичный блеск в глазах Раиду.       — Мои мысли разбегаются при одной мысли о том, сколько времени ты потратил на изучение всего этого. Это… У меня нет слов! — Раиду задохнулся: он не мог выразить переполняющие его чувства иначе, чем руганью, а её он не мог себе позволить в присутствии божества. — Никто во всем мире тебе не ровня.       — О нет, быть равным мне легко, — Локи ядовито улыбнулся, отвернулся от Хагалара и сосредоточил все свое внимание на братьях. Стоило проверить, насколько искренни эмоции Раиду. Если естественник и в самом деле восхищен его знаниями, то столь же восхищен будет, узнав о методах их получения. Локи обожал играть с любыми живыми существами, обладающими эмоциями, давить на них, предугадывать реакции. Если его предположения насчет Хагалара верны, то стоит подыграть тому образу, который маг создает себе на погибель.       — Хочешь проверить? — вкрадчивый шепот разнесся по всей комнате: голосом Локи владел отменно. — Есть славные стимулы к изучению чего-либо, — царевич резко замолчал, предоставляя собеседнику право додумывать. Ивар лишь смущенно улыбнулся, опустив глаза, зато реакция Раиду была именно такой, какую и ожидал царевич — естественник скривился, словно от зубной боли, слишком ярко представив себе методы, которыми обучали божество. Раньше он не допускал и мысли, что кто-то мог осмелиться применить телесное наказание к сыну Одина, но теперь сомнений в этом не было.       — Ты о боли? — голос Раиду чуть дрогнул. Естественник отвернулся, нервно прикусив губы, но отвернулся не столько от пристального внимания Локи, сколько от стоящего за его спиной и язвительно ухмыляющегося Хагалара. Раиду очень хотелось порвать злосчастного мага на кусочки: все равно убийства в поселении не воспрещались.       — Боль? — Локи едва сдержал хохот: как же асы предсказуемы! Все равно что люди. — Ты думаешь, болью можно принудить к чему-либо сыновей Одина? Я никогда не боялся боли и никогда не делал ничего из страха перед ней, — Локи стремился сломить невозмутимого Ивара. Раиду он уже победил: запуганный ас жался чуть не в углу скамьи, а вот его брат оказался крепким орешком. Но это не главное. Пусть горе-надсмотрщики считают, что он, забывшись, говорит искренне. Пусть уверятся, что нет никого, ни в Асгарде, ни в бездне, кому бы сын Одина подчинялся.       — Есть более действенные методы. — Локи поймал взгляд Ивара и впился в него, стараясь пробить ледяное спокойствие.       — Голод, — закончил царевич, сделав пару шагов вперед и добавляя в голос опьяняющие нотки.       — Я полностью согласен с тобой, — Ивар чуть склонил голову, что Локи посчитал, если не победой, то хотя бы её отголоском. — Я представляю, что ты пережил ради этого знания.       Естественник плавно встал и подошел к Локи. Его голос был исполнен состраданием. Царевич возликовал — у него получилось! Пусть надсмотрщик его жалеет. Пройдет немного времени, и жалость сменится обожанием.       — Я даже отдаленно не представляю себе, сколько мучений пришлось стерпеть детям Одина ради получения бесчисленных знаний и умений, необходимых будущим царям, — продолжил Ивар. — Все мы преклоняемся перед силой и мудростью царевичей, но мало кто знает, um welchen Preis они достаются. Я лишь смею надеяться, что ваши мучения не были vergeblich…       — Неужели ты и миллионные числа в квадрат возводишь с такой же легкостью, юный Локи? — спросил Хагалар. Маг вдоволь позабавился разыгранной сценкой и планировал перейти к следующей.       Локи скрипнул зубами: ему придется вернуться к прежнему собеседнику. И именно сейчас, когда победа над этим так близка!       — Нет, — резко развернувшись на каблуках, ответил молодой бог, переключая все свое внимание на несносного старика, с которым было не так и просто справиться.       — Ну слава Одину, — Хагалар вздохнул с облегчением, — а я уж думал, что наш добрый старый царь всея Асгарда совсем den Verstand verloren hat, если заставляет своих детей учить столько цифр. Ладно, долой математику. Назови мне агрегатные состояния воды.       Локи недоуменно приподнял брови, дивясь резкой смене темы.       — Позволю себе заметить, — вклинился Ивар, — что твой вопрос не совсем корректен.       — Я думаю, юный Локи меня прекрасно понял, — отмахнулся Хагалар. — Если он вообще знает, о чем я говорю.       Царевич молчал, не понимая, что от него хотят на этот раз. Это не математика, но тогда что? Та самая наука о естестве, которой его развлекал Ивар?       — Тебе непонятно, что значит «агрегатное», или ты не в курсе, что вода бывает паром и льдом? — спросил Хагалар, меняя улыбку на строгое выражение лица, которое все равно вызывало лишь омерзение, а не страх.       — «Агрегатное», — бросил Локи, недовольный тем, что его спрашивают о чем-то непонятном, о каких-то специфических терминах, которые он не знал и знать не мог. Он разбирался только в тех терминах, которые требовались для изучения Тессеракта. И не стоило забывать, что любым следующим вопросом Хагалар может затронуть строение этого артефакта.       — Охх, ладно… А разницу между кислотами и щелочами ты себе представляешь?       — Чем и чем? — Локи точно помнил, что совсем недавно Ивар говорил ему что-то о кислотах и втором непонятном слове, но что именно? Похоже, в них действительно придется разобраться.       — Ладно, пойдем с другого конца. Скажи, растёт ли клюква на березе?       Локи дернул головой, дивясь простоте вопроса. То ли Хагалар издевался, то ли в его словах крылся какой-то подвох.       — Не растет, — ответил он и сразу же пожалел об этом. Стоило ответить утвердительно и посмотреть, как на неприкрытую издевку отреагирует вопрошающий.       — А точно не растет, bist du sicher? — маг тихонько посмеивался, внося смятение в душу царевича.       — Хагалар! — послышалось сдавленное рычание.       Локи переключил все внимание на братьев. До этого бледное, лицо Раиду теперь пошло багровыми пятнами, а глаза метали вполне материальные молнии. Его гнев, вызванный происходящим, казался вполне осязаемым. Неужели допрос ведется как-то не так, как предполагалось? Возможно ли, что Хагалар нарушает какую-то договоренность и своими вопросами допускает ошибку, а Раиду не знает, как иначе выразить свое недовольство и направить речи мага в нужное русло? Раиду не говорил ни слова, и это сильно мешало понять истинную картину мира и оценить преимущества, которые он, Локи, получает вследствие ошибок, допускаемых Хагаларом. Ивар сидел на скамье с приклеенной улыбкой в расслабленной позе, но рука, покоившаяся на плече Раиду, побелела от напряжения. Он явно сдерживал брата, чтобы тот не вскочил и… Что? Локи многое отдал бы, чтобы посмотреть на Раиду в действии и Хагалара в бездействии на одной площади в одно время.       — Ладно, предположим, что не растет, — сдался маг, поднимая руки в примиряющем жесте. — Тогда другой вопрос. Каковы целительные свойства анжелики?       — Её плоды созданы для лечения лихорадки, простуды, кашля, — мгновенно ответил Локи. Уж в лекарственных растениях он разбирался как никто другой. — Из нее делают настои.       — Прекрасно! А какие кислоты она содержит?       — Опять кислоты? — усмехнулся Локи. Допрос начинал надоедать. Он уже жалел, что сбежал из дворца в поселение. Да, во дворце были надсмотрщики, которые знали его с детства, знали все его слабые места, но которых и он сам знал! Мать использовала бы всю свою нежность, чтобы заставить его раскаяться в содеянном, отец продолжил бы мучительные разговоры, а Тор в повседневные беседы ни о чем вворачивал бы какие-нибудь интересующие лично его вопросы. Картина была ясной, и Локи мог с легкостью защищаться. Здесь же все иначе. Он видел только троих членов команды, а их поведение уже вызывало множество вопросов. Допрос Хагалара не походил ни на что, разве что на проверку знаний. Но эту мысль Локи отмел сразу: прошли столетия с тех пор, как наставники устраивали подобного рода проверки и то по определенным предметам, а не по всем сразу.       — Кислоты ты явно не знаешь, — протянул Хагалар и тут же задал следующий вопрос. — Какой цветок просыпается на рассвете первым?       — Козлобородник луговой.       — А почему, знаешь?       — Зачем мне это знать? — царевич уже не сдерживал раздражения.       — Вот это меня и печалит, — вздохнул маг. — Ладно, что такое «фотосинтез», ты в курсе, дитя? Хотя, что я тебя спрашиваю, ты явно терминов не знаешь, но тогда скажи, воздух, ты знаешь, откуда берется? То, чем мы дышим?       — Знаю, — резко ответил Локи, стараясь интонацией показать, что ему надоела эта немыслимая проверка. Хагалар раздражал все больше. Его речь состояла из одних колкостей, на которые молодой бог не имел права ответить. Но ничего, как только он выберется из поселения, живым и невредимым, как только отец вновь признает его достойным, все изменится. И этот строптивый маг будет умолять о пощаде и гуманности! Тяжелое сопение Раиду придавало сил. Краем глаза Локи наблюдал, как Ивар уже держит брата за оба плеча. Что за редкостное отсутствие выдержки!       — Ну ладно, тогда sag mir bitte, что такое «прибавочная стоимость»? — Хагалар не посчитал нужным услышать в интонациях Локи неприкрытое раздражение.       — Прибавочная стоимость? — удивился Ивар.       — Разница между конечной стоимостью продукта и стоимостью рабочей силы, которая этот самый продукт создала, — мрачно откликнулся Локи.       Хагалар, отвлекшийся было на Ивара, резко повернулся к своему подопечному. На его лице застыло некое подобие недоумения, смешанного с любопытством.       — Только не говори мне, дитя Одина, что ты читал «Das Kapital. Kritik der politischen Ökonomie» ради забавы!       — Так было нужно, — царевич не собирался вдаваться в подробности.       — А зачем ты его читал и учил? — спросил Хагалар, подходя к столу, на котором стояла склянка с темно-фиолетовой жидкостью. — Кому это было нужно? Тебе ли?       — Отцу.       — А думать своими мозгами Один своих детей совсем не учил, — вздохнул Хагалар. — Я правильно понимаю, что, попробуй ты возрази своим наставникам, что книга, написанная людьми для капиталистического общества, может оказаться вредной для того, кто будет править рабовладельческим — над тобой бы посмеялись и наказали за дерзость, так?       — Возможно, — ответил Локи. Ему бы в голову не пришло оспаривать приказания наставников: отец в свое время доходчиво объяснил, что все их действия одобрены им лично, и никакие знания лишними не бывают.       — Меня всегда пугали методы Одина касательно воспитания детей, — задумчиво произнес старый маг. — И результат, который я вижу перед собой, меня не радует совершенно.       — Хагалар! — Раиду таки вырвался и вскочил. Ивар вскочил следом, хватая за плечи. Локи развлекала эта перебранка, она позволяла ему чувствовать себя главным героем не только трагедии, но и комедии.       — В бездну твое незнание терминов, — вещал, тем временем, Хагалар, не обращая внимания на братьев. — В бездну твое полное незнание теории естественной науки. Все это неважно, хуже другое, — Хагалар зажал в кулаке флакон с фиолетовой жидкостью, едва не расплескав её, и подошел вплотную к Локи, демонстрируя сияющие блестки, поднявшиеся со дна от неумолимой тряски: — ты думать не умеешь. Говоришь, будто цитируешь. Ну знаешь ты эту таблицу квадратов, полагаю, ты много таблиц знаешь и можешь узнать еще больше. Сколько дней ты потратил на зубрежку этих немыслимых чисел? А, главное, зачем? Ты же не занимаешься расчетом налогов и прочими экономическими задачами. Ты носишь в памяти информацию, а для чего нужны все эти знания, не ведаешь! Любая наука предполагает мозги, особенно магическая, а судя по всему, как раз-таки думать Один тебя не научил! — старый маг глубоко вздохнул и резко отошел в сторону.       — Хагалар, пожалуйста, hör auf! — послышался мягкий голос Ивара. Локи торжествовал — у него получилось укрепить в голове Хагалара именно те мысли, которые он хотел. Но триумф все же отдавал горечью: хоть он и добился своего, но теперь к образу младшего царевича накрепко пристанет ярлык юного, ничего не понимающего ничтожества — именно тот, который Локи ненавидел больше всего. Ему удалось заставить мага увидеть в нем не серьезного противника, а глупца, не знающего элементарных истин. Теперь Хагалар будет его презирать, и это только на руку тому, кто прошел бездну, кто вел за собой армию, кто чуть не стал повелителем целого мира.       — Ваше высочество, — голос Ивара заставил отвлечься от картин кровавой мести и собственного величия, — я приношу свои нижайшие извинения за все то, что тебе пришлось сейчас пережить…       — Мой добрый Ивар, не расточай попросту своего красноречия, — встрял Хагалар. — Я, beiläufig, облегчил тебе и прочим естественникам задачу: кто же еще должен был проверять знания нашего бога, как не я? Я все же во много раз его старше, а ты бы со своей великосветскостью не посмел бы задать ни одного вопроса!       Ивар ничего не ответил. Он так и стоял, не спуская доброго, сочувствующего взгляда с Локи.       — Ich bitte Sie noch einmal um Entschuldigung, сын Одина, — продолжил он тут же. — Ничто так не печалит меня, как тот стыд, который я испытываю, будучи соучастником этого позорного действа.       Царевич пропустил слова своего «доброго надсмотрщика» мимо ушей. Удастся ли ему разыграть свою партию?       — Поведай мне, Хагалар, — начал Локи вкрадчиво, впиваясь глазами в лицо мага и воспроизводя на своем лице безумную, пугающую маску. — Что ты знаешь о рентгене?       — Впервые слышу это слово, — дружелюбно ответил мастер, на которого хищный оскал не произвел никакого впечатления. — Я маг, не естественник, если тебя интересуют какие-то научные истины, то это к ним, — старик кивнул в сторону братьев.       — Я могу удовлетворить твое любопытство, — тут же откликнулся Ивар. — Теория вопроса была в свое время изучена, но нам так и не удалось применить её на практике. Нам удалось установить, что в специальной трубке электроны ускоряются и ударяются об анод. Вследствие этого они тормозятся…       — Mein lieber Ivar, твои слова непонятны даже мне, и, кажется, твоему дорогому брату, что уж тут говорить о нашем юном царевиче, — перебил его Хагалар. — Или же ты, сын Одина, спрашиваешь нас специально, заранее зная ответ на свой вопрос? — глаза мага сощурились еще сильнее, делая их похожими на глаза какого-то мидгардского животного.       — Я не смею поверить в такое счастье: ты, побывавший в бездне и вернувшийся оттуда живым, несешь в себе знания, которые нам недоступны? — в словах Ивара слышались восхищение и надежда.       Локи внутренне ликовал: кажется, ему удалось заинтересовать этих асов.       — Мои слова сейчас ничего не изменят. Пока радужный мост не восстановлен, сила рентгена не будет нашей.       Ивар хотел что-то спросить, но в этот момент открылась дверь, ведущая в соседнее помещение, и из-за нее показался еще один мужчина, на вид явно старше Ивара и Раиду, но моложе Хагалара. Он тоже носил длинные волосы, а его глаза щурились, выдавая близорукость. Локи мгновенно вычислил, что это — Лагур, «странный гений», как его назвал Раиду.       — Печален вид, открывший мне глаза, — сказал мужчина нараспев, вплывая в комнату нарочито медленно. В руке он сжимал книгу в старой мидгардской обложке. — Я ждал бесед и умных рассуждений, а вижу лишь позор, бесчестье, зависть. Как много слов, и все лишь об одном — науку славить вы пытались, а в итоге? Ужель за этим собрались мы здесь, в обители святой и достославной? Наш артефакт нас ждет, а вы стоите!       Повисла пауза. Лагур с видимым трудом дотащился до скамьи и сел подле братьев. Локи переводил недоуменный взгляд с него на чуть успокоившегося Раиду и обратно. В его голове очень плохо укладывалось, что же именно сейчас произошло, и что именно ему сказали.       — Дочери Одина нет, а без нее мы начать не можем.       — Кого? — Локи резко дернулся и едва успел скрыть подступающую ярость и панику. — Дочь Одина?! — переспросил он, переходя на шипящий свист.       Только этого не хватало для настоящей трагикомедии! Несколько столетий назад родители как-то предлагали ему и Тору познакомиться со сводными братьями и сестрами, а их было не так и мало: до рождения Тора многих дев царь богов одаривал своей милостью, много было и детей. Кто-то унаследовал характер отца, кто-то внешность, кому-то не повезло настолько, что он остался ни с чем. Наследники Одина жили в каждом из известных миров. И Локи точно помнил, как и его, и брата покоробила сама мысль о том, что у них есть сводные братья и сестры. Они хором заявили, что родители принадлежат им, что они ни с кем ими делиться не собираются и знакомиться ни с кем не желают. Один и Фригг тогда вместе смеялись над, как они выразились, «непомерным чувством собственничества своих сыновей», однако не предпринимали более попыток познакомить их со сводными братьями. Прошли столетия, но Локи все с теми же ненавистью и презрением относился к тем, кого он никогда не видел, но о чьем существовании знал: к незаконнорожденным детям Одина. А ведь они, в отличие от него самого, имели хоть какое-то отношение к Одину. Царь Асгарда и в самом деле был их отцом, а не спасителем и воспитателем. Локи поймал себя на мысли, что слово «воспитатель» не совсем верно. С самого рождения и до поры юности и он, и Тор видели наставников и слуг в сотни раз чаще, чем родителей, и скорее повторяли их слова и мысли, чем отца. Однако как иначе назвать Одина, Локи не мог сходу придумать.       — Это Spitzname, — мягкий голос Ивара выдернул Локи из пучины рассуждений. — Nur ein Spitzname. Её зовут Беркана.       — Кажется, я пришла вовремя.       Царевич обернулся и остолбенел. Голос, произнесший эти слова, был, без сомнения, девичьим, но принадлежал… Женскому подобию Тора! Локи крепко зажмурился и по одному открыл глаза, чтобы удостовериться, что ему не почудилось. Перед ним, определенно, стояла девушка, причем девушка достаточно низкого роста, с не накачанными руками. Мышцы её тела были женскими, а вот кости невероятно крупными, мужскими. То же касалось и плеч, слишком широких, и бедер, наоборот, слишком узких. Черты лица Берканы походили на черты лица Тора во всем, кроме одного: волосы с одной стороны были откинуты назад и спускались до плеч, а с другой падали на лицо, закрывая, словно плащом, чуть ли не всю левую его половину.       — Ну, не то, чтобы вовремя, Одиндоттир, — ответил Хагалар, подавая девушке руку. — Мы как раз закончили с формальностями и ждали только тебя для того, чтобы начать. — Маг подвел ее к Раиду, усадил на скамью и сам примостился подле. — Хватит вступлений, мы итак haben eine Menge Zeit verloren. Нам надо заняться, наконец, делом.       — Ich kann es kaum erwarten, — буркнул Раиду, отсаживаясь подальше от Берканы. От внимания Локи этот жест не ускользнул. В команде его палачей даже больше разногласий, чем он предполагал. Смотреть на сидящих собеседников было не очень комфортно, Локи ощущал себя редким животным, выставленным напоказ, но садиться рядом значило признать себя одним из них. Да и говорить, возвышаясь над палачами, было проще, если не сказать — приятнее.       — Давайте начнем с главного. Дитя Одина, расскажи, что произошло с каскетом в бездне?       Локи вздрогнул, выбрасывая из головы все лишние мысли: что же все это значит? Хагалар только что задал кучу глупых вопросов и вдруг сейчас спрашивает про каскет? Так легко? Одним прямым вопросом? И думает, что чего-то добьется таким образом?       — Хагалар, я говорил тебе… — попытался вмешаться Раиду.       — Что говорил мне ты, мой вечно недовольный, я помню, — старый маг повернулся к естественнику, одаривая его широкой желтозубой улыбкой. — Но я надеюсь на благоразумие этого ребенка.       Царевича передернуло от очередного неприкрытого оскорбления. У мага сомнений не было в том, что он сможет убедить пленника выложить все свои планы и тайны. Неужто владеет какой-либо неизвестной доселе техникой допроса? Не просто же так отец выбрал именно его для укрощения строптивого чудовища, с которым сам брезгует справляться.       — Юный Локи. — Хагалар встал и подошел к нему вплотную. Царевич, готовый к магической атаке, гипнозу или еще чему похуже, решил в этот раз не сопротивляться и позволить взять себя за предплечья. Главное — сохранять каменное выражение лица, а все остальное приложится. Никто в этом мире не умеет копаться в чужих мыслях, а все прочее не слишком страшно.       — Чего ты боишься? — спросил Хагалар, заглядывая в глаза, но встречая там только лед. — Если Одина, то можешь не беспокоиться: никто не скажет ему правду, пока ты сам этого не захочешь. Если тот, кто разрушил каскет, был монстром, который нанес тебе сокрушительное поражение, ты можешь этого не говорить. Нам важно знать только одно: что за магия была направлена на артефакт. Это очень важно. Иначе мы вряд ли сможем его восстановить. Магия монстра вошла в соприкосновение с магией каскета, повреждена не только магическая оболочка, но и вещество внутри. Поэтому я очень прошу тебя, расскажи, что это была за магия. Ты окажешь нам огромную услугу. — В этот раз в глазах Хагалара Локи не нашел ни следа недавних колкостей и насмешек. На него смотрел очень старый, мудрый ас, который пытался подбодрить его. Это были не те глаза, которые обещали вечные муки в случае отказа говорить. Это были ласкающие, умоляющие глаза. Что ж, хороший ход, но пленник его ожидал.       — Один Всеотец обладает немыслимой силой, но даже он со всей своей мудростью сдался, — съязвил Локи. — Что ты сделаешь, если я откажусь говорить?       К его удивлению, по толпе асов прошелся тихий ропот. Совсем не ожидаемые ярость и разочарование отразились на лицах надсмотрщиков. Раиду резко отвернулся, опять скривившись, словно от зубной боли. Ивар опустил голову. Беркана сжала кулаки, сострадательно вскинув брови. Лагур процитировал что-то, но настолько тихо, что Локи не смог расслышать. А в глазах Хагалара царевич видел… Жалость? Нет, он не мог ошибиться, он давно научился читать своих собеседников, и то, что он видел сейчас, было именно жалостью. К нему. Но с чего вдруг? Его слова можно было посчитать дерзостью, насмешкой, категорическим отказом — ничто из этого не могло вызвать жалость. Что же такого услышали палачи? Локи отметил, что ответ на этот вопрос надо узнать в первую очередь. Он явно не понимает чего-то очень важного, чего-то, что потом может ему помочь. Хагалар покачал головой, чуть сильнее сжал предплечья своей жертвы и отошел, не сказав ни слова. Пауза начинала затягиваться.       — Ряд изысканий я провел и сообщу вам, — заговорил вдруг Лагур, рассеивая неприятное напряжение. — Когда вчера ушли вы по домам, остался я с каскетом, и в усильях был вечер непрестанных проведен! Каскет закрыт, он запечатан прочно — разбить его ларец я не могу. Без вещества ж нам цвет да преломление дадут крупицы знаний, посему скажу я: артефакт рожден был в мире стужи Ётунхейма, возможно, там и родина основы…       — Согласен полностью, — резко выдохнул Раиду, перебивая полустихотворную речь. — Хагалар, вы с Берканой должны размозжить футляр каскета. А мы займемся поиском соединений из Ётунхейма. Если понадобится, я всю библиотеку durchsuche, но найду сведения о веществе!       — Я подозреваю, что жидкость может испортиться на открытом воздухе. — Локи, решил внести свою лепту в дело обсуждения его почти собственного артефакта и воспользоваться случаем блеснуть знаниями в области естественных материй.       — О, это совершенно не страшно. Нельзя исключать вероятности того, что вещество превратится в оксид, но это никак не помешает нашей работе, — откликнулся Ивар. — Я не думаю, что нам стоит брать в расчет минимальную вероятность того, что оно взорвется или обратится в газ.       — Хвала Одину, что оно хотя бы синее! — подала голос Беркана, чуть покусывая губы. — В случае чего можно хоть по цвету примерно понять, что это за вещество.       — О, магиологи, как всегда, ihren Mann stehen, — грубо бросил Раиду. — Стронций, йод, медь, цинк, кислород — вот самые известные «синие» элементы, но не забывай, Беркана, что медь, при определенных условиях, дает розовый цвет, а цинк — белый. Хотя да, будь каскет прозрачным, нам было бы в миллион раз сложнее работать.       — Ладно-ладно, хватит, — Хагалар примирительно поднял руки, гася ссору. Беркана обиженно отвернулась. — Значит, дети, пока так: Ивар и Раиду, попробуйте поискать в книгах сведения о Ётунхейме, может быть, по каким-то невероятным причинам, вы найдете там описание каскета. Я займусь магией ларчика и постараюсь его открыть. Беркана, твоя помощь мне понадобится. Ну, а что касается тебя, мой милый Лагур, полагаю, ты и сам поймешь, чем себя занять, мне ли тебе указывать.       — Ты прав, мудрейший, я найду пути уменья применить свои и силу, — отозвался тот, не отрываясь от чтения книги.       — Какая помощь вам требуется от меня? — спросил Локи насторожено, с опасением отмечая, что все его внимание переключилось на планы тюремщиков, хорошо завуалированные под вроде бы научную деятельность.       — Никакая, — честно ответил Хагалар. — Мы еще даже командой не работаем. Пока я не открою ларец, мы не приступим ни к каким опытам, так что, юный Локи, если ты не хочешь поделиться с нами своими знаниями, то пока можешь жить спокойно. Мы позовем тебя, когда вновь станем фелагом. Пока же, ты видишь, мы работаем каждый сам за себя.       — Значит, мы закончили? — спросил Локи немного резко.       — Ich denke, ja, — ответил Хагалар. — Мы вроде все обсудили. И с тобой познакомились. Я буду держать тебя в курсе дела.       Царевич кивнул и неторопливо, величественной походкой направился к выходу. Допрос вымотал его, а ведь еще надо было продумать план дальнейших действий. Команда встала, прощаясь с ним и проявляя хоть какое-то уважение к сыну Одина. Локи чувствовал себя одновременно и зрителем, покидающим оперный зал, и актером, уходящим за кулисы под шквал аплодисментов…       Как только царевич вышел из комнаты, Раиду, вопреки стараниям Ивара, схватил Хагалара за грудки, нависая над ним как разъяренный медведь.       — Ты! Зловредная ворона, выродок! Да как твой язык повернулся оскорблять нашего царя! — заорал естественник не своим голосом.       Беркана поморщилась и отошла подальше. Она не сомневалась, что этот грубиян не нападет в лабораториуме на одного из величайших магов, но слушать злобные вопли все равно было неприятно.       — О мой вечно недовольный Раиду, — Хагалар даже не пытался высвободиться, — я ничего плохого царевичу не сказал.       — Ты погряз в самобохвальстве, ты оскорбляешь того, кто в сотни тысяч раз достойнее тебя! Ты даешь ему немыслимые клички. Царю Асгарда! Бойся гнева богов! За свои дерзкие речи ты сгинешь в пламени возмездия! — Раиду не сдерживал копившуюся все это время злость: многих его тон напугал бы, но не мастера магии. — Только то, что мы в лабораториуме, останавливает меня. Иначе я бы тебя zum Krüppel geschlagen hätte!       — О Раиду, — усмехнулся Хагалар: он даже не мог понять, кто забавляет его больше — чванливый забитый Локи или пылающий яростью Раиду. И тот и другой были достойны одновременно и презрения, и жалости, и насмешки.       — Твоя сила могла бы найти лучшее применение, — Хагалар замолчал, ожидая ответа, но его не последовало: Раиду буквально задыхался в искренней ненависти. — Ты знаешь, какого Локи года рождения?       — Ich habe keine Ahnung, — отозвался естественник, успокаиваясь. — К чему этот вопрос?       — Es ist auch danach, — Хагалар таки перехватил руку Раиду, заставляя отпустить себя. — Он родился на следующий год после войны с Ётунхеймом. В кукушкином месяце, в самом его начале.       Слова мага произвели впечатление на всех: разгневанный противник выглядел теперь донельзя удивленным. Беркана и Ивар недоуменно переглянулись.       — Ты лжешь! — воскликнул Раиду, но как-то неуверенно.       — Ты ничего не путаешь, Хагалар? — переспросила Беркана. — В это сложно поверить.       — В это очень легко поверить, если бы хоть один из вас, дети мои, умел бы считать, — откликнулся Хагалар, удовлетворенный всеобщим замешательством. — Вспомните, что мы справляли в прошлом году, и у вас не останется сомнений.       Воцарилось молчание, которое никто не смел нарушить. Говорить было не о чем, подвергать сомнению слова старого мага более было невозможно: все помнили незабываемые события прошлого года, чуть не стоившие жизни младшему сыну Одина.       — Пойдем, брат, — Ивар легонько тронул Раиду за руку, подталкивая к выходу. — Наша работа ждет нас.       Тот только хмуро кивнул и вышел, не прощаясь. Оставшись с Иваром наедине, он смог, наконец, выплеснуть раздражение и обиду.       — Откуда ты знал про рентген?       — От Фену, — ответил Ивар. Он шагал чуть впереди, наслаждаясь мелким дождиком, капающим с неба тонкой, едва заметной пленкой. — Она и её команда работали над проблемой рентгена много зим, но так ничего и не достигли. К сожалению…       — Её работы в архиве, так? — грубо оборвал Раиду.       — Natürlich, как и все прочие, — откликнулся Ивар. — Но, брат, даже несмотря на то, что удача на твоей стороне, несмотря на то, что все хвалят тебя за ум и чутье, подумай: целая команда не смогла справиться с рентгеновским аппаратом и рентгеновским излучением. Это слишком сложная задача. Das geht über unsere Kräfte.       — Во-первых, не «нам», а «мне». — Раиду резко остановился и передернул плечами: дождь раздражал его. — Во-вторых, если его высочеству нужен рентген, он его получит.       — Мне не показалось, что он ему нужен, — заметил Ивар настолько тихо, что Раиду, окрыленный новой идеей, не услышал. — Брат, я понимаю твои чаяния. Младший царевич — твой шанс выбраться отсюда, но разве стоит искать от добра добра? Ведь и здесь наша жизнь ничем не плоха.       — Молчи! — заорал Раиду не своим голосом, заставляя прохожих недовольно оборачиваться. Ивар вздрогнул: он давно не видел брата в такой ярости. — Ты не лучше Хагалара! Вы все видите в его высочестве… — он резко замолчал, отступая на шаг от брата. — Оставь меня, Ивар, пока я не наговорил тебе лишнего.       — Лучше ты наговоришь лишнего мне, чем кому-то другому. — Ивар мягко взял брата за плечи. — Я понимаю, как тебе тяжело здесь. Но мы сможем все перенести. Вместе. Он переместил руку с плеча на грудь брата, указывая на невидимый под одеждой знак. Раиду не обращал ни на что внимания — он смотрел в землю и высчитывал что-то, только ему ведомое.       — Мой тебе совет, Ивар, — сказал он, сбросив руку брата. — Halte dich von Loki fern. Иначе я за себя не ручаюсь.       Раиду резко развернулся и пошел прочь. Ивару ничего не оставалось кроме как последовать за ним.