Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Локи стоял в тени, отбрасываемой небольшим, шестиугольным, на этот раз, домом, и слушал скальда. У огромного костра, возвышавшегося чуть ли не до неба, сидело несколько десятков асов. Среди них легко можно было различить мужчину со скрипицей, рассказывающего быль о силе и величии сыновей Одина, в особенности, младшего. Певец великолепно выводил арию: его голос то взлетал ввысь, то падал на октаву, повествуя об особенно драматичных моментах, вроде схватки Локи с Лафеем, закончившейся падением обоих с моста.       Младший царевич, затаившись, упивался песней, посвященной лично ему. Прошло уже немало времени, а до сих пор никто не обратил на него внимания. Возможно, кто-то из магов и чувствовал его присутствие, просто не смел заговорить, но Локи не было до этого никакого дела. Он слушал песню, слушал разговоры поселенцев. В своей болтовне они редко касалась его самого, а если и касались, то только вскользь. В основном, асы рассказывали о своих исследованиях, в которых царевич ничего не понимал, о личных взаимоотношениях, о мягкой зиме, о чем угодно, но никто из осуждённых и словом не обмолвился о своем прошлом, о жизни, которую вел за стенами тюрьмы.       Локи ловил себя на том, что за прошедшее время так и не научился не обращать внимания на одежду поселенцев и даже в неверном свете костра цеплялся за странные детали. Хотя он чуть больше месяца бесцельно бродил по деревне, осматривая её и подмечая всякие мелочи, ему никак не удавалось свыкнуться с мыслью, что в этих странных одеждах вообще можно ходить: уже много столетий вся столица одевалась по ванахейсмкой моде, в свободные одежды светлых тонов, а в поселении он наблюдал нелепейший калейдоскоп костюмов. Одежда, окрашенная явно не ореховой скорлупой, дававшей коричневый цвет, была сделана из шерсти и льна, а украшена невероятным количеством аппликаций, вышивки, шитья из золотых или серебряных нитей. Мужчины носили лёгкие кафтаны, окантованные шёлком, плетением и расшитые золотом. Они наглухо застегивались на блестящие пуговицы, тогда как в Асгарде предпочитали застёжки. Что до женской одежды, так она выглядела еще страннее. Сарафаны скреплялись у плеч овальными фибулами, между которыми сверкали ожерелья из разноцветных бусин, а на цепочке, свисавшей с одной из фибул, находились вещи, которые следовало всегда иметь под рукой. Только если у обычных горожанок на цепочке чаще всего болтался ключик или ножичек, то женщины поселения имели при себе какую-то странную железную штуковину, похожую на отмычку. Только вот зачем вскрывать замки там, где их нет? Что еще больше поражало царевича, так это несравненное богатство, которое он видел в одеждах поселенцев. И оно настораживало: зачем носить такие дорогие и красивые наряды? Работать в них неудобно, а щеголять не перед кем. Еще более Локи волновал вопрос, откуда у поселенцев такая красивая одежда? Её стоимость заоблачна: не всякий дворцовый прихвостень мог себе позволить такое. Ответ получить было не у кого. Одно Локи мог сказать точно: никто не ограничивал поселенцев в выборе платья, и они могли носить всё, что душе угодно, не ориентируясь ни на какие правила, указания и моды. Как жаль, что именно ему, их сиятельному царевичу, перед которым любой из этих щёголей готов упасть ниц, какой-то несносный старый маг велел, явно передавая приказ Одина, «ради безопасности» носить душные, тяжёлые и мрачные доспехи! И это наводило на некоторые не самые приятные размышления.       Локи пригляделся к костру и заметил, что около огня сидит молоденькая девушка, подпевающая солисту, затянувшему уже другую песню, на этот раз восхваляющую подвиги Одина и его дружинников. Странная девочка: росту небольшого, зато каждое движение какое-то чересчур дерганное и резкое. Такой же и голос — она совершенно не попадала в ноты. Прочие же асы не выказывали ни малейшего неудовольствия, спокойно смотрели, как девочка играет с огнем, едва не сажая его себе на ладонь, и подпевает своим сиплым, отвратительным голосом. Раньше Локи тоже любил забавляться со стихией. Огонь напоминал о былых временах, когда братья отправлялись в походы с друзьями, когда сидели у костра и слушали рассказы Фандрала о его подвигах или даже пели песни, посвященные героическому прошлому Асгарда. Локи до сих пор с некоторой грустью вспоминал, так называемые, «последние» посиделки. «Последние» потому, что утром следующего дня надо было идти в атаку, побеждать врагов, подвергаться смертельной опасности. Сейчас, спустя столетия, царевич прекрасно понимал, что погибнуть в тех мелких стычках ему бы не позволили, но тогда он был слишком молод и драку с тремя плохо вооруженными поддающимися противниками предвкушал, как великую битву, как важное и весьма захватывающее событие своей жизни.       Особенно часто братья ходили в Норнхайм… Под песню о бравых подвигах Всеотца Локи погрузился в счастливые воспоминая. В воспоминания о годах детства, не замутненных политическими дрязгами. Его, как и Тора, учили обращаться с самым разным оружием, учили защищаться, учили терпеть боль и едва не переносить пытки. Локи усмехнулся: лучше бы и правда их в свое время научили переносить настоящие пытки, ему бы это умение очень пригодилось. Однако отец считал иначе и почему-то ничего особенно страшного никогда не показывал и не применял, несмотря на целительные камни, которые, казалось бы, могли вылечить любую открытую рану. Кто мешал сперва раздробить кости, потом вскрыть перелом и посыпать его порошком? Хотя в детстве он вряд ли обрадовался бы приучению еще и к костедроблению. Да и какова была вероятность того, что царскому сыну придется столкнуться с настоящими пытками? Ничтожна! А вот сражаться точно когда-нибудь придется, поэтому на оружие тратилось гораздо больше времени, чем на занятия по выносливости.       Тора с раннего детства приучали к молоту. Все знали, что, вступив в пору юношества, он возьмет молот Мьёльнир и станет защитником девяти миров. Так предрекли норны еще до его рождения. Норны, давшие Тору его имя, определившие его будущее, провозгласившие его царем Асгарда. О Локи же норны не говорили ничего. В детстве младшему царевичу казалось, что отсутствие пророчества насчет него — высшая несправедливость. Сейчас он понимал, что его и не могло быть, ведь он не сын Одина. Пророчества не было, поэтому, какое он возьмет оружие, решал отец, и почему-то он остановил свой выбор на длинных предметах: копье, палка, жезл — всем этим Локи владел изумительно. Но, будь у Локи свобода воли, он бы выбрал лук, а брат, как он сам признавался в начале тренировок, очень обрадовался бы обычному доброму мечу, а вовсе не зачарованному молоту-бумерангу. Но свободы воли детям никто никогда не давал, и Локи был вынужден тратить большую часть времени тренировки на палки и посохи, хотя основным оружием, точнее, единственным, которое ему позволяли носить, были кинжалы. Конечно, сами по себе они слабы, но если помножить кинжалы на магию…       Воспоминания о магии были самыми приятными даже среди радужных детских. Локи не помнил, когда впервые понял и осознал, что владеет теми силами, которые другим не подвластны. Отец никогда не скрывал от него, что он — наследник силы Одина, наследник его магии, единственный из его детей, которому передался талант отца. Локи скривился от мысли, что отвратительная ложь проникла даже в самые светлые воспоминая о юных годах. Всеотец признавал его силу, но никогда не учил ею управлять. Единственное, что он показал, это как держать магию под контролем, чтобы она не натворила бед. На этом занятия и закончились. Локи хотел освоить это искусство, но его день и так состоял из непрекращающейся череды тренировок и учебы, нагружать себя еще и магией он был не в силах, поэтому не стал просить отца о наставнике, а попытался освоить магию самостоятельно, благо, ему никто не мешал и не запрещал.       Большая часть библиотечных книг о магии как-то сама собой оказалась у царевичей в комнате. Отец, найдя и полистав их, отметил, что вряд ли они помогут в освоении магической науки, но не забрал. Старинные фолианты призывали к неспешному освоению заклинаний, бесконечно медленно переходя от повторения элементарных к достаточно сложным, стоящим внимания будущего правителя. Но Локи не горел желанием продираться через покрытую пылью тысячелетнюю мудрость и был уверен, что и без того прекрасно знает, как использовать свои способности. Больше всего на свете он любил битвы и собирался освоить только те заклинания, которые помогут ему сражаться, и, полный энтузиазма, приступил к самообучению. Однако, спустя уже несколько занятий, стало ясно, что любое боевое заклинание жутко выматывает: запустив одну струю воды в противника, он сам напорется на меч стоящего рядом, даже если тот не попытается его атаковать. И такие последствия были у всей боевой магии. Кроме того, её освоение требовало прорвы сил и времени, а Локи лень было тратить и без того краткие часы свободы на дополнительные занятия. Оставалось пытаться найти что-нибудь простое, но действенное. И он нашел.       Иллюзии — единственный вид магии, который давался легко и не требовал много сил. Именно ими Локи и занялся. Но и эти, вроде бы, легчайшие чары давались сложно: дома можно повторять заклинания часами, и без толку. Однако в критические моменты, когда противник собирается срубить голову с плеч, стоит только захотеть, и заклинание сразу срабатывает. Локи считал, что все дело в перенапряжении, которое испытывает тело, когда понимает, что еще немного и оно может покалечиться или погибнуть. Несколько заклинаний царевич вполне успешно опробовал на врагах и пришел к выводу, что любое другое обучение магии не даст лучшего результата. Так он думал и в ту ночь, когда сидел с друзьями у костра, набираясь сил перед утренней битвой. Посиделки, как обычно, были наполнены шутками, песнями, смехом и предвкушением вкусного ужина.       — Мрачный Хогун, проснись, ты же сейчас изжаришься в огне! — дурачился Фандралл, легонько подталкивая друга ближе к костру. Локи, сидящий рядом, не преминул воспользоваться удачным предложением и помочь Фандраллу сжечь Хогуна. Хмурого воина царевич не любил всегда, даже в те годы, когда прочие друзья Тора казались ему и его друзьями. Однако попытки столкнуть Хогуна в огонь ни к чему не привели: воин не обратил на них внимания, продолжая следить за запекающимся кабаном.       — Мы веселимся, а ты мрачен, как всегда! — посетовал Фандралл, оставив бессмысленную затею.       — Да будет вам, — Сиф бросила к костру несколько больших веток.       — Надеюсь, готовка будет быстрой! Я так голоден! — Вольштаг чуть не двумя пальцами разломал надвое особенно толстую ветвь и сунул обе чурки в огонь.       — Вольштаг голоден, надо спасаться бегством! — тут же подхватил шутку Фандралл. — Он ведь опаснее, чем целая армия Ледяных Гигантов! Все засмеялись, даже Тор, который лежал у костра и, казалось, был полностью поглощен созерцанием звездного неба.       — О нет, если не дать ему еды, то к завтрашнему дню ни одного нашего противника в живых не останется, — язвительно заметил Локи, отходя в тень.       — Не смейся, иначе падешь первым! — тут же откликнулся Вольштаг и попытался поймать удаляющегося Локи. Ему это удалось. Схватив его руку, он резко дернул вниз, намереваясь затеять шутливую потасовку. Локи, не ожидавший столь резкого выпада, не удержался и упал наземь. Как оказалось, очень вовремя: раздался шипящий свист, и сквозь то место, где только что находилась шея царевича, пролетела стрела и вонзилась прямо в брюхо полупрожаренного кабана.       — Тревога! — воскликнула Сиф, хватая оружие. Все было повскакивали с мест, но были вынуждены пригнуться: еще несколько стрел пролетели в опасной близости от их лиц.       — Локи, завесу! — не своим голосом заорал Тор, прикрывая голову.       Маг и без приказов сориентировался и уже творил заклинание, лежа на земле у костра и тоже прикрывая голову руками. В мгновение ока пространство вокруг него заволокло резким, щиплющим глаза и разрывающим легкие дымом.       — Локи, кхе, кхе, твоя магия хуже голодного Вольштага! — хрипел, задыхаясь, Фандралл.       Локи и сам был не рад результату, но другую завесу он делать тогда не умел, а эту обычно насылал на врагов. Однако выбора не было, пришлось использоваться её на своих. Стрелы больше не свистели, но понять, где находятся враги, не было никакой возможности, потому что воины, не переставая, кашляли, а их глаза слезились. Таинственные налетчики не сунутся к ним, пока завеса не спадет, но сколько она продержится, не знал даже сам Локи. Завесы у него получались то двухминутные, а то двухчасовые. К тому же нельзя было быть уверенным, что среди противников нет магов, которые легко развеют простенькое заклинание. Обливаясь слезами, Локи больше слышал, чем видел, как его друзья медленно ползут в разные стороны, боясь поднять головы, дабы не попасть под случайную стрелу. Локи чувствовал, что костер рядом с его правой рукой, значит, ползти надо в противоположную сторону. Но кто знает, не ожидает ли его там лютый враг, вооружённый до зубов? Стоило подготовиться.       Рискнув приподняться на локте, он нащупал кинжал. Все тело было напряжено до предела и требовало решительных действий. Не оставаться же в дымовой завесе и не ждать, когда тебя прикончат! Одним мановением руки Локи выхватил оружие, вскочил на ноги и ринулся в сторону темноты, окружающей дымовую завесу. Он сразу понял, что не рассчитал: завеса была столь плотной, что свет костра не мог пробиться сквозь нее. В результате Локи оказался один в абсолютной темноте и со слезящимися глазами. Друзья лежали где-то рядом, он слышал их сдавленный кашель и проклятья, но совершенно не был уверен, что они с той же стороны костра, что и он. Локи прислушался и чуть не пропустил удар. Противники двигались практически бесшумно. Царевич не мог определить, где они и сколько их, не мог даже понять, какое именно оружие на него нацелено.       Только благодаря обострившемуся из-за смертельной опасности чутью Локи удавалось предсказать, откуда пойдет следующий удар. Кое-как он успевал блокировать атаки врагов, но при попытке нанести ответный удар встречал лишь пустоту. Завеса начала мерцать, свет костра прорезал черноту ночи. Кашель товарищей сменился боевыми кличами. Значит, они тоже вступили в бой. Сквозь просвеченные пламенем обрывки тумана друзей было не видать, но зато перед Локи чётко вырисовывались силуэты противников. Теперь можно было полагаться не только на интуицию и слух.       С ним сражались двое, ловко орудуя чем-то вроде маленьких топориков, как раз под стать кинжалам Локи. Что это были за существа и почему они напали на отряд, царевич не знал, но это не было важно. Он жаждал битвы, жаждал крови и не собирался обращать внимание на такие мелочи как першение в горле или слезящиеся глаза. Враги разделились, окружили его. План созрел мгновенно: попробовать заклинание копии, о котором он совсем недавно читал. Это заклинание позволит ему в мгновение ока оказаться вон за тем деревом, едва видным во тьме, а противники, бросившись на него, пронзят друг друга!       Идея была не новой, но воплотить её хотелось. Душу Локи грела мысль, что враги напорются на собственное оружие, а его руки останутся чистыми. Он прочитал формулу, и время для него тотчас замедлилось. Неумолимо приближающиеся враги едва передвигались. Он видел, как они почти одновременно подняли топорики, намереваясь попасть, кажется, в шею или ключицу. Замедление восприятия говорило о том, что заклинание работает, так было написано во всех книгах. Сейчас он окажется за тем деревом…       Дикая боль заставила его истошно завопить. В глазах потемнело. Локи, уже теряя сознание, увидел море собственной крови, бьющей из свежих ран. Кажется, он слышал, как закричал Фандралл. А, может, ему только показалось?       В этот момент песня, под которую царевич так сладко предавался воспоминаниям, закончилась: сказитель вытянул последнюю ноту, столь надрывно, что даже подпевание странной девушки не сделало её ужасней. Зрители разразились криками и аплодисментами. Певец умолк и попросил себе питья, ожидая, когда разговоры стихнут. Ночной воздух наполнился десятком голосов. Локи помнил, что именно гул множества голосов был первым, что он услышал, когда пришел в себя. Боли он не чувствовал, только слабость: целительные камни, как всегда, сработали превосходно. По-настоящему страшно, вплоть до тошноты, стало тогда, когда он понял, что находится не на поляне у костра, а в целительном отделении Асгарда. Это было совсем плохо. Ведь, значит, родители в курсе произошедшего. Локи мысленно ругал Тора и его друзей последними словами: почему они не могли вылечить его прямо там, у них же были с собой камни! Зачем они доставили его домой пред светлые очи родителей?       Как только целители поняли, что он очнулся, они кинулись в палаты Одина. Локи даже не пытался просить их повременить: какая разница, по большому счету, сейчас или через час он услышит все, что о нем думают? К его ужасу подтвердились худшие подозрения: отец откуда-то узнал, что Локи полностью положился в бою на заклинание, которое еще ни разу не использовал.       Вскоре явившийся Один говорил, не повышая голоса, словно рассказывая будничные вещи, но его слова звучали, как смертный приговор и неуместно смотрелись в целительном отделении, где, вроде бы, раненых лечат, а не добивают. Локи сожалел, что не умер на месте от потери крови: тогда не пришлось бы выслушивать все эти немыслимые обвинения в свой адрес. Он ждал, что вердиктом ему закроют путь в другие миры или же запретят пользоваться там магией. Но, к его удивлению, последними словами Одина были всего лишь: «Я велю Тору лучше присматривать за тобой». Локи вздохнул спокойно, когда отец ушел, но на брата сильно обиделся. Тот пришел буквально через несколько минут, да не один, а со своими прихвостнями. Они все пытались расспросить его, как же так получилось? Рассказывали, что, когда его ранили, всем пришлось возвращаться, что врагов было много, что, кто на них напал, они так и не поняли. Локи же лежал и тихо злился, не соизволяя отвечать своим полунедругам. Как они могли его так подставить! Рассказали отцу правду. Хотя, тут надо было признать: врать Одину было очень тяжело, и даже ему удавалось далеко не всегда. Да и то, что он называл «ложью», было скорее полуправдой или сокрытием каких-то фактов, не слишком важных для общей картины произошедшего, которые, однако же, могли усугубить его положение и ужесточить приговор.       Умом Локи понимал, что брат не мог поступить иначе, что отец все равно все узнал бы рано или поздно и что было бы гораздо хуже, если бы он узнал поздно, но обида от этого осознания не уменьшалась. Обида на Тора и на заклинание. Как оно могло так подвести своего создателя? Не сработать в решающий момент, когда от него зависела жизнь и смерть!       Локи ощутил легкую прохладу и вновь вернулся в реальность. Костер догорал, поселенцы начали расходиться. Близился рассвет. Локи уже знал понаслышке, что большинство живущих здесь асов спит именно утром, а ночью работает или развлекается. Царевич вышел из-за дерева, так и оставшись незамеченным. Он старался гулять по поселению только в темноте, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, благо, тёмной была большая часть суток. А в те краткие часы, когда солнце соизволяло светить, он сидел у себя и ничего особенного не делал. Проваливаться в объятия чарующего сна больше не получалось. Локи пробовал, он признавался себе, что был бы рад поселиться в своих снах, но волшебный мир оставил его, бросил, как когда-то заклинание. Это было обидно, даже более обидно, чем в те далекие годы. Тогда вокруг были почти друзья, а сейчас он не испытывал к своему окружению подобных иллюзий. Да, мир сна был гораздо приятнее реальности, ведь во сне Локи видел тех, кого любил и кому доверял. Но спать все время не получалось, поэтому в темное время суток Локи гулял. Ничего особенно интересного он в поселении, как и предполагал изначально, не нашел. Множество домов, хозяйственных построек, дорожек, садиков, огородов. Если его что и поражало, так это размеры поселения. Оно было чуть ли не равно по площади столице Асгарда — самому большому городу этого мира. Правда, золотого дворца здесь не было. В центре поселения располагался, как понял Локи, тинг, но ему еще ни разу не довелось увидеть собрание.       Царевич понимал, что ему не помешал бы провожатый, который объяснил бы, что к чему, но к кому обратиться? Он давно отмел мысль, что все живущие в поселении асы — шпионы Одина. Он думал так, пока считал, что деревня насчитывает тридцать-сорок домов, а уж никак не несколько сотен. Но как определить, кто не предаст его? Как найти союзников? Доверять фелагу Локи не хотел, а больше никого не знал и не видел ни одного повода для знакомства. В поселении к нему относились с любопытством, считали героем. Отец все же великий гений обмана — так запудрить всем мозги! И теперь Локи приходилось подстраиваться под этот образ, быть тем самым героем без страха и упрека. Да, он любил играть разные роли, но только те, которые выдумывал себе сам, а не которые ему навязывали. Тем более, что здесь открывались небывалые возможности для перевоплощения. Поселение бесконечной магии не просто так носило столь длинное и гордое название. Магии здесь было столько, что внутренние ресурсы любого, даже самого слабого мага увеличивались многократно, а Локи слабым себя никогда не считал.       В темноте мимо него проходили мужчины и женщины. Они спешили по каким-то своим делам, подчеркнуто игнорируя своего бывшего царя. Локи не обращал на них никакого внимания, пока не почувствовал, что некая подозрительная тень неотступно следует за ним. Царевич остановился и чуть повернул голову. Боковое зрение подсказало ему, что так и есть: один из тюремщиков выследил его! Решил испортить чудесное, прохладное утро.       — Зачем ты подкрался ко мне? — произнес Локи высокомерно, глядя на Хагалара так, как, должно быть, стоило смотреть на полураздавленного червя: после омерзительного допроса на первой и последней встрече царевич не считал себя обязанным соблюдать этикет.       — Чтобы проверить твою наблюдательность, юный Локи, — старик оставался в тени, так что определить выражение его лица было невозможно, но молодой бог не сомневался, что на нем снова написана уничижающая насмешка. — Глупый ребенок, ты двести шестьдесят семь шагов не замечал, что я иду за тобой. Заметь, я не крался, приглушая шаги, а шел! Я. Сильный маг. Где твоя магическая интуиция?       — Кто сказал, что я буду тратить на тебя свою магию? — усмехнулся Локи, заставляя себя смотреть снисходительно. Это ничтожество не стоит его божественного внимания.       — Сколько грубости в твоих словах, детеныш. А я то надеялся, что Один хорошенько вышколил тебя еще в детстве, — из темноты послышался вздох. — Твои манеры настолько недостойны твоего высокого звания. Неужели тебе самому не стыдно? Ну да бог с тобой. Не будем распыляться не по делу. Во-первых, послезавтра приходи в лабораториум, мы начнем работать над Каскетом. Во-вторых, покажи мне свою магию. Точнее, как ты ею не владеешь.       Локи хищно улыбнулся и в мгновение ока приставил кинжал к горлу оскорбляющего его противника. Продолжавший скалиться двойник бога, тем временем, растаял в воздухе.       — Заклинание копии, — констатировал факт Хагалар, словно не замечая сталь, царапающую его горло. — То есть иллюзии. Хорошо, верю, помню. Что ты еще можешь? Покажи мне боевую магию, — Хагалар стоял спиной, не соизволяя даже повернуться к противнику. Локи с трудом превозмог желание отрезать несносному магу голову. Причем медленно.       — Зачем мне боевая магия? — прошипел он, нагибаясь к самому уху противника. — Иллюзии и холодное оружие дают вместе неизмеримую силу.       — Неужели такие глупости говорит младший сын Одина? — Хагалар, отодвинув предплечье Локи в сторону без всяких усилий, повернулся к напряженному царевичу лицом. — Все же твое воспитание какое-то совершенно перекошенное, будто не дражайший Один тобой занимался, а какой-то рядовой мучитель. Да тебе просто не попадались по-настоящему сильные противники. Это — единственное разумное оправдание той чуши, которую ты сейчас несешь, — маг сделал паузу. Должно быть, он оценивающе смотрел в лицо Локи, но вряд ли видел хоть что-то: до рассвета было еще далеко. — Что ты сделаешь, если твоим соперником окажется маг, который в порошок сотрет любое оружие?       — Со мной заклинание копии, — самодовольно ответил Локи. — Оно позволит убить. Или сбежать.       — Не провоцируй меня, дитя Одина, — Хагалар беззаботно рассмеялся. — А то у меня наклевывается желание победить тебя магией и хорошенько выдрать чем-нибудь не опасным. Боль на тебя, судя по тому, что ты здесь и со мной, никакого эффекта не производит, но, может, хоть унижение прочистит тебе мозги? Я могу убить тебя почти голыми руками, а ты, кажется, искренне этого не понимаешь!       Локи глубоко вздохнул, чтобы не сорваться раньше времени — еще одна провокация да еще такая грубая! Какая самонадеянность. Он хочет поединок? А почему бы и нет?       Царевич подавил улыбку, хотя и знал, что в темноте ее не увидят. Он проиграет этому магу. Прямо сейчас, ведь вокруг никого нет. Чем большим ничтожеством этот маг будет его считать, тем проще будет с ним играть и раздавить как блоху!       Локи выхватил кинжал и сжал его в прямом захвате. Пора!       Он замахнулся, целясь магу в сердце, но тот перехватил его руку и попытался ударить по голове кулаком — оглушить хочет? Слишком легко! Локи блокировал удар левой рукой, а правой попытался порезать противнику запястье. Тому пришлось отпустить. Царевич сделал выпад вперед, но понял, что врага перед ним уже нет: он растворился где-то в темноте. Локи, приняв боевую стойку, замер и прислушался, вынимая еще кинжалы. Вокруг все та же непроглядная темень, никого не видно. Неуместная усмешка лишь на мгновение тронула губы — меньше часа назад Локи вспоминал фрагмент из своего прошлого, и вот он не замедлил повториться в настоящем. Однако Хагалар, в отличие от ночных разбойников, не прятался. Он появился справа, мгновенно атаковав огненным шаром. Локи легко увернулся и, воспользовавшись вспышкой света, выпустил в мага сразу несколько кинжалов. Мелькнула мысль, что в темноте искать их будет сложно, ну да скоро рассвет.       Разумеется, ни один кинжал не попал в цель, а маг бросился на молодого бога, собираясь свалить врукопашную. Локи отскочил в сторону и оказался за спиной противника, отмечая, что у того в руке один из брошенных в темноту кинжалов. А этот маг не так и прост, как казалось! Все же сноровка бывалого воина дает о себе знать. Но никакой опыт не сравнится с ловкостью молодого тела!       Царевич попытался достать до плеча Хагалара хотя бы кончиком лезвия, но маг, даже не оборачиваясь, остановил его руку и швырнул яркую молнию. Сильнейший разряд пронесся совсем близко, заставив дернуться в сторону и пропустить следующую атаку. Маг ударил Локи в грудь, пускай и не кинжалом, а лишь кулаком, но с такой силой, что у того перехватило дыхание. Не будь на нем магической одежды, защищавшей тело лучше доспеха, царевич остался бы лежать с пробитой насквозь грудиной. Так вот о какой опасности говорил маг, когда приказывал носить только её!       Солнце начинало вставать, тени светлели, Локи отчетливо видел своего противника. Пытаясь отыграться, он вновь применил заклинание копии, желая напасть со спины, но слишком поздно понял, что совершил ошибку. Пространство позади Хагалара сгустилось, заперев бога во что-то вроде магической ловушки. Сломать её не составило бы труда, будь у Локи хоть три секунды времени, но маг оказался быстрее. Подножка, хват за правую руку: за локоть и плечо. И вот уже Локи мягко опущен на землю, а в опасной близости от его лица застыл сгусток огня, чуть не опаляя волосы.       — Игра окончена, сын Одина, — насмешливо произнес стоящий на одном колене Хагалар, выкручивая правую руку поверженного бога и поигрывая огненным шариком. — Надеюсь, ты понимаешь, на что нарвался?       — Да. Но ты смягчил падение, чтобы я не слишком сильно ударился, — Локи повернул голову, с фальшивой ненавистью глядя на мага и намеренно не отодвигаясь от жаркого пламени. Рука противника чуть дернулась, и царевич возликовал — ему не собирались причинять боль, все угрозы оказались пустыми. Придется немного раздразнить мага, чтобы он начал действовать. Локи скорчил гримасу еще большего отвращения. Даже поверженный, с заломленной рукой он ни на секунду не давал противнику усомниться в своем величии, пусть и защищенном происхождением, а не доказанном в бою.       — Если я сейчас дернусь, ты сломаешь мне руку, но не сделаешь этого и отпустишь.       — Не сломаю, — Халагар на тысячную долю увеличил усилие. — Вывихну.       Хоть это и было сказано обычным насмешливым тоном, Локи чувствовал фальшь в голосе и в захвате, понимая, что калечить его не будут. Этим надо воспользоваться. Хагалар — самый сильный из его противников. Если бы удалось перетянуть его на свою сторону, заставить играть против Всеотца, то победа была бы обеспечена. И сейчас важно повести себя так, чтобы преданность мага Одину пошатнулась.       Локи перебирал варианты выхода из этой шаткой ситуации, но ни один из них не казался подходящим. Маг же продолжал выворачивать ему руку, нарочито медленно доводя до критической точки, когда сустав вывихнется, а связки порвутся. А он знает толк в причинении боли! Вывих намного болезненнее и восстанавливается дольше, чем обычный перелом. Но не будет же он просто так ломать руку, чтобы доказать какую-то свою гипотетическую силу и правоту? Нет, он должен задавать вопросы. Или он просто наслаждается создавшимся положением? Неужели это просто проверка, очередное представление? Если так, и если противник только играет, то и царевич может хорошо вжиться в предложенную ему роль и сыграть свою партию безупречно!       В бою Локи видел расставленные ловушки. Разумеется, он контролировал все пространство вокруг себя и не полез бы туда, не будучи уверенным, что попадется в одну из них. И сейчас Хагалар, торжествующий победу, добивался того, чтобы сам сын Одина, испугавшись его лжи, начал молить о пощаде, тем самым доставляя магу немыслимое удовольствие. Может, стоит закричать и посмотреть, как поселенцы отреагируют на то, что их гостя, царевича Асгарда, истязают?       Локи старался ровно дышать, вспоминая старые занятия выносливости. Не то, чтобы на них проходили медленные переломы рук, ну да какая разница, какую именно боль наносят? Кнут все равно в разы хуже. Хагалар даже не смотрел на его руку, он вглядывался в лицо, стремясь увидеть… Что? Покорность? Гримасу боли? Немые мольбы о пощаде? Слишком заманчиво было поступить так, как велят обстоятельства и дознаватель, а потом веселиться, глядя на то, как он будет расхлебывать последствия своих опрометчивых желаний!       Сделав выбор, Локи начал действовать сразу, не давая себе времени задуматься и прочувствовать все то унижение, которое он будет испытывать через несколько минут. Он дернулся, причиняя себе еще большую боль, чтобы его крик выглядел естественно. Одновременно с этим свободной рукой он попытался дотянуться до Хагалара, заставить отпустить.       Маг, как и предполагалось, не ожидал от воина такого поведения и тут же выпустил предплечье из захвата, отстраняясь и поднимаясь на ноги, чем поверженный бог воспользовался, прижав к груди ноющую руку. Вставать на ноги сейчас было глупо — на его крик должны сбежаться поселенцы и увидеть безжалостного мага и его бедную жертву. Однако вокруг стояла полная, магическая тишина, а Хагалара совершенно не беспокоили возможные зрители.       Он создал магический купол, глушащий все звуки! Нужно было понять это сразу. Все зря! Унижение исказило лицо, производя еще большее впечатление на и так ошарашенного мага. Ладно, пускай игра была только для одного зрителя, главное, чтобы он оказался благодарным.       Справившись с первым удивлением, Хагалар вновь опустился рядом с поверженным противником на колено, переворачивая его на спину и глядя сверху вниз прямо в глаза.       — Дитя, что с тобой произошло, что ты так реагируешь на легкую боль?       Тон мага стал жалостливым, он вновь видел перед собой не противника, а ребенка, и спрашивал, кажется, искренне, не пытаясь выудить информацию, угодную своему хозяину.       — Ты не представляешь, через что я прошел, — Локи намеренно не говорил ничего конкретного, надеясь, что его туманные намеки вместе с великолепной актерской игрой враг интерпретирует самым подходящим образом.       — Твое тело дает определенное представление, — в голосе сквозила неприкрытая жалость, и царевич понял, что именно сейчас он сможет обезвредить самого сильного из своих противников и переманить его на свою сторону. Упустить такой шанс нельзя, и Локи произнес одну-единственную фразу, вкладывая в нее все свои способности и возлагая все свои надежды.       — Если ты и правда это видишь, тогда зачем мучаешь меня? — прошептал поверженный бог и затаил дыхание, с трепетом ожидая ответа, который определит его судьбу.       — У меня в мыслях не было тебя мучить. Я лишь хотел показать тебе, что магия во много раз лучше оружия. Я не применил и сотой доли своих умений, а ты уже у моих ног, — отозвался маг, чуть сильнее сжимая плечи своей мнимой жертвы. — Я дам тебе магию, я покажу тебе все, начиная с огненной, к которой у тебя явно врожденные способности. Обучить тебя в поселении будет даже проще, чем во дворце, ведь здесь магия сама так и просится в руки, ты должен и сам чувствовать.       Это был крах. То ли маг не понял, что в свои слова вкладывал царевич, то ли не хотел понимать. Все, все утроенное представление, отнявшее столько сил и потребовавшее приступить через гордость, — все было напрасно!       — Всеотец приказал учить меня? — тихо спросил Локи, потеряв весь интерес к разговору и в полной мере ощутив все то унижение, через которое пришлось пройти ради призрачной цели.       — Нет, конечно, — Хагалар покачал головой. — Неужели, юный Локи, ты не можешь учиться, когда над твоей головой не щелкает кнут? Жаль, если так. Ну да я тебя не спрашиваю, я ставлю тебя перед фактом. Ты будешь учиться магии.       — Неужели заставишь? Как? — сейчас придется придерживаться роли перепуганного ребенка. Тем более, что, когда сильный маг стоит над твоим распростертым телом, упирая руки в твои плечи — поневоле начинаешь чувствовать себя жалким. — Сломаешь мне руку? Или просто изобьешь до полусмерти? Скажи заранее, чего мне бояться.       Хагалар сжал его плечи еще сильнее, не от злости, но от сочувствия и, отвернувшись, чтобы не смотреть в глаза, ответил:       — Если великий Один не видит другого способа заставить ребенка учиться, кроме как избив его до полусмерти, то я сторонник других методов, — медленно и чинно произнес он. — Ты разве не видишь свою выгоду? Мальчишки, вроде тебя, обожают войну, так ты сможешь быть в ней первым! Ты сможешь повелевать стихиями и прочими красивыми штучками. Конечно, твой потенциал совсем не так хорош, как когда-то. Я говорил и говорю, что время уже безвозвратно упущено, но еще можно что-то наверстать. Я дам тебе силу и не причиню боли.       — Что я должен буду отдать взамен? Жизнь, свободу или разум? — поинтересовался Локи, не выходя из образа отчаявшегося и загнанного в угол пленника. В его голове никак не укладывалось одно: зачем маг предлагает ему учиться? Если он не знает, кто такой младший сын Одина на самом деле, соглашаться, безусловно, нельзя — он поймет истинную сущность царевича после пары занятий. Но даже если и знает, все равно. Почему именно сейчас, когда он вырос, кто-то хочет учить его магии? Таки приказ отца?       Локи не просто так спросил про приказ. Он понимал, что, какой бы ответ не получил, все равно останется в выигрыше. Если маг ответит «да», значит, знает о том, что перед ним полуётун, значит, он один из шпионов Одина, которому поручено подготовить царевича к какому-нибудь важному походу, откуда, скорее всего, он не вернется живым. А если ответит «нет», то Локи легко может заявить, что учиться не желает.       — Ты меня пугаешь, ребенок, — Хагалар поднялся на ноги, увлекая Локи за собой. — Я понимаю, что сейчас твоя жизнь больше напоминает кошмар, чем сказку, но зачем же всех во врагов записывать?       — Где твоя выгода? Если ты будешь обучать меня…– Локи не закончил мысль: у него появилось предположение. — Тебе нужно супер-оружие?       — Где ты только таких слов нахватался, ребенок? — удивленно присвистнул Хагалар. — Ты маг, которым никогда не занимались, чей потенциал загубили на корню да даже и без корня. Я не могу со спокойной душой смотреть на это.       Локи молчал. Очередная ложь. Очередная красивая сказка. Ему ли не знать, что ничто, даже родительская любовь, не дается просто так. И что, на самом деле, нужно этому магу?       — О, я смотрю, к нам идет наш мрачный Раиду, — вдруг сменил тему Хагалар, неохотно освобождая плечи собеседника. — Оставляю вас наедине. Он так целеустремленно идет, явно ищет тебя. Подумай над моим предложением, юный Локи. Тебе нужна магия. И я могу её дать, — спокойная, почти добрая улыбка, которой маг одарил его на прощание, совершенно не похожая на обычную его насмешку, пугала, подчеркивая убежденность в так и не разгаданных мотивах.       Царевич только фыркнул и даже не взглянул на удаляющегося мага, сосредоточив все свое внимание на новом госте. Солнце вставало, но тучи не давали ему пробиться на землю и осветить её своими редкими лучами. В поселении шёл самый тихий час: почти все спали. Локи позволил себе расслабиться и несколько раз согнуть-разогнуть руку: боль была сильной, но уже стихала. Давно ему не выворачивали рук, а ведь когда-то подобное испытание было для него чуть не ежедневным, и мышцы слушались безупречно.       — Ваше высочество, — склонился Раиду. Естественник опять слишком усердствовал в преклонении, но Локи не посчитал нужным сейчас указывать ему на это. — Доброе утро. Ты здесь… — Раиду не смел смотреть в глаза богу, так что сосредоточил всё своё внимание на его сапогах.       Локи ответил кивком головы, ожидая, что ему еще скажут. Не просто же так это запуганное создание искало встречи с ним. И почему именно его посылают говорить с царевичем? Есть же Ивар, который не испытывает никакого страха, почему не поручить передачу сведений ему? Раиду раздражал Локи этим безумным страхом. Царевич чувствовал, что он настоящий, не показной, и поэтому ярился еще больше. Но было и то в естественнике, чем Локи искренне восхищался: его умением работать в равной мере двумя руками. Локи тоже хотелось не различать правую и левую сторону своего тела.       — Сегодня, точнее, даже сейчас, одна из команд представит новый артефакт, — резко заговорил Раиду. — Это большое событие для поселения. Vielleicht möchten Sie… könnten Sie… wollen Sie…  — Локи едва сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как естественник пытается создать какую-то невероятно вежливую конструкцию на языке людей. Хоть и забавно было бы помучить Раиду ещё немного, но сейчас не время.       — Я согласен, — перебил Локи. На лице естественника отразилась радость, если не восторг, столь же искренние, как и недавний страх. Однако какая удача! Сейчас он окажется в толпе асов в сопровождении Раиду. Таким образом, он сможет беспрепятственно всех рассмотреть и, возможно, найти тех, с кем стоит сблизиться.       Локи милостиво позволил естественнику отвести себя в длинный дом, куда входило множество асов, в основном, молодых мужчин. Царевич распрямил спину, гордо вскинул подбородок. Не стоило забывать, что он, в первую очередь, сын Одина. Раиду семенил чуть сзади, склонившись, словно раб. Это раздражало, но и создавало некую иллюзию защиты. По крайней мере, никто больше не будет следовать за ними на протяжении двухсот шестидесяти семи шагов и считать их.       Локи величаво вошел внутрь через дверь, с удивлением отметив, что она в этом доме хотя бы имелась! Обстановка же была не менее удивительна, чем та, которую он видел в лабораториуме своего фелага. В помещении стоял длинный стол, отгороженный сильнейшей магической защитой. Локи удивила толщина прозрачной стены: она была рассчитана на атаку, вероятно, способную разнести в щепки все с трудом обозримое помещение. Но чью же? С одной стороны защиты расположились зрители в самой обычной для поселения одежде. С другой стороны на столе лежал предмет, сильно напоминающий уменьшенный молот Тора, правда, ярко-синего цвета. Рядом с ним стояли огромные прозрачные сосуды, однако Локи сильно сомневался, что они были сделаны из стекла. В некоторых из них плескались жидкости, похожие на обычную воду. В огромных тарелках лежали какие-то порошки белого цвета. Локи, оторвавшись от созерцания сцены, готовой для представления, удивленно посмотрел на Раиду, топтавшегося рядом и не смевшего поднять глаза на царевича более, чем на мгновение.       — Позволь, я введу тебя в курс дела, — тут же отозвался тот, едва не отшатнувшись под требовательным взглядом царевича, и начал сбивчиво рассказывать его сапогам. Видно, царская обувь была пошита просто великолепно, легко вызывая зависть и восхищение простых асов. — Сегодня… произойдёт редкое событие. Создание нового артефакта. Только раз в месяц или реже, появляются новые артефакты.       — Расскажи мне о работе над ними, — приказал Локи.       — Это одна из самых сложных наших работ, в которой замешаны все: и естественники, и маги, и даже иногда магиологи, хотя что с них взять, в самом деле, — Раиду, с воодушевлением начавший рассказывать о милой ему науке, стал кого-то напоминать. — Понимаешь, артефакт, если есть изначальное физическое тело, делается таким образом: создаются химические соединения, которые извращают природу. Создаются с помощью магии. Эти соединения вместе с артефактом дают невиданную мощь, столь ценную в распрях. Но это если все правильно сложилось, если все магические и химические исследования проведены правильно.       — Артефакт — это сочетание физического тела, вашей науки о превращениях элементов и магии? — спросил Локи заинтересовано.       — Почти, — воодушевленный интересом своего бога к хорошо известной ему области Раиду совершено перестал спотыкаться в словах и почти поднял голову, расправляя плечи. — Бывает, что у артефакта тела нет, то есть, его тоже создавать надо. Тогда сложнее.       Локи мысленно отметил, что братья все же сильно похожи: ведь совсем недавно Ивар с той же интонацией, с тем же нездоровым блеском в глазах, упиваясь собственными словами, рассказывал о свойствах веществ. А родные ли они братья? Родственники ли? Это надо выяснить.       — Защита стоит всегда? — Локи указал на прозрачную, словно стекло, стенку, решив, что расспросит об артефактах Ивара.       — Да, — мгновенно ответил Раиду, — это чтобы, в случае неудачи, пламень поглотил бы только создателей, а не всех зрителей.       Локи чуть приподнял брови, но на дальнейшие расспросы не решился. Народу в доме набралось уже весьма много, а ведь Локи был уверен, в утренний час спят если не все, то почти все. Стоять в окружении стольких асов было крайне неуютно.       — Магия не дает произойти смертельной реакции. Смотри, — Раиду отвлек царевича от мрачных мыслей и указал на стол, около которого хлопотали двое мужчин. — Видишь в сосудах с маслом куски камня, как бы камня? Это калий и натрий. Их погрузят в воду, вон видишь, прозрачный кувшин? Вот температура от этого станет многосотнеградусовая, должен будет произойти взрыв и разбрызгаться расплавленный металл. Но этого не произойдет, если маги подобрали правильную формулу, — Раиду заглянул в лицо бога, будто ища подтверждения, что тот хорошо его понимает. — Они должны оставить веществу все свойства, кроме тех, которые в данной реакции не нужны. Сейчас мы страшимся взрыва, он нам не нужен. А этот белый порошок, видишь, персульфатом аммония. Его смешают с глицерином. Он сходен свойствами с натрием и тоже взрывоопасен. И тоже ничего не должно произойти. А дальше уже начинается самая сложная работа: артефакт покроют химическими соединениями и магическими заклинаниями и…       — И что получится? — перебил Локи.       — Думаю, это будет мелкий боевой артефакт, — задумчиво произнес Раиду. — Но мне неведомо точно. Начинают, смотри!       Толпа затихла, выжидающе глядя, как двое мужчин и один юноша, все, разумеется, блондины с голубыми глазами (Локи уже отчаялся увидеть хотя бы рыжие волосы, не говоря уже о чёрных), начали эксперимент. Юноша отошел на пару шагов от стола и принялся читать какие-то сложные формулы, смысл которых Локи не мог уловить, но чувствовал, что они, как минимум, полумагические. Комната постепенно наполнялась странной магией: не боевой, не повседневной. Какой-то обезличенной. Локи пытался отследить магические потоки, но потерпел фиаско: слишком много в поселении было магии. Тем временем юноша замолчал и едва заметно кивнул мужчинам у стола. Один из них взял белый порошок и начал осторожно пересыпать его в раствор. Толпа замерла. Порошок падал в бесцветную жидкость. Мужчина осторожно помешивал получающееся вещество. Толпа, как казалось Локи, даже не дышала. Все смотрели на троих мужчин, словно на смертников. Локи тоже передалось всеобщее волнение. Он знал, что асы так замирают перед публичной казнью, когда повешенный вот-вот перестанет трепыхаться в петле, когда всем ясно, что милосердия и прощения уже не будет. Юноша вновь поднял руки и произнес еще более сложные формулы, сопровождая их всевозможными пассами. Локи мог только восхищаться его мастерством. Естественники же, не дослушав до конца, принялись погружать в воду большие белые куски чего-то, как казалось Локи, похожего на минерал. Толпа стояла так тихо, что можно было расслышать дыхание естественников. В этот раз юноша уже не останавливался. Он продолжал читать заклинания, наполняя воздух немыслимой по своей сложности магией. Магией, которая коробила само начало природы, искажая её законы. Локи видел, что юноша волновался больше естественников, и это было понятно: именно от него сейчас зависели не только его жизнь, но и жизни его товарищей. Молоток был последовательно опущен сначала в глицерин, потом в воду и оставлен там на несколько минут. Оцепенение с толпы так и не спало. Локи с удивлением отметил, что даже Раиду стоит, не двигаясь. Царевич ощущал себя мудрецом среди глупцов. Прошло несколько долгих, томительных минут, показавшихся Локи часами. Он уже жалел, что пришел сюда. Ничего особенно интересного он не увидел, зато чуть не умер от скуки. Наконец, один из естественников вынул синий молоток, который даже цвет не изменил. Маг подошел ближе, дотронулся до инструмента: от его рук начал исходить белый свет, точно такой же, как от рук Хагалара. Свет становился все ярче, слепил глаза. Локи пришлось даже зажмуриться. Открыл глаза он только тогда, когда раздался оглушительный шквал аплодисментов.       Защита растаяла, толпа, словно бешеная, повалила к столу, едва не разлучив его с Раиду: естественнику стоило приложить усилия, чтобы остаться подле царевича, а не быть смятенным сотней восторженных ученых. Локи с недоумением и брезгливостью смотрел на то, как каждый ас норовил обнять одного из трех исследователей. Тишину, только что царившую в комнате, сменил невообразимо громкий, даже оглушающий гул. У Локи не было никого желания приветствовать победителей. Он не отрицал их мастерства, но все равно был не в силах оценить затраченных усилий. Если бы они уничтожили вражескую армию или устроили взрыв — это впечатлило бы, но когда речь шли только о том, чтобы предотвратить его, то…       — Entschuldigen Sie bitte! — Локи обернулся, поняв, что обращаются к нему, ни к кому другому не стали бы применять вежливую формулировку, отсутствующую в языке асов.       К нему быстрым шагом, чуть не бегом, едва пробиваясь сквозь толпу, приближался тот самый маг, который руководил операцией. На вид он был чуть старше Раиду. Локи отметил, что это скорее мужчина, нежели юноша.       — Ваше высочество, — мужчина чуть склонился, а Раиду явно напрягся и выглядел раздосадованным: кажется, этот разговор не входил в планы надсмотрщика. — Огромное спасибо сыну Одина за то, что он почтил наш показ артефакта своим присутствием. Мы все ему очень благодарны, — мужчина кланялся в течение речи еще раза три, так что Локи успел устать от мельтешения перед глазами. — Позволит ли сын Одина преподнести ему несравненно скромный и ничтожнейший дар? — вдруг сменил он тему, чуть не пав на колени.       Локи недоуменно приподнял бровь и бросил быстрый взгляд на своего спутника: ярость. От былой скованности, когда Раиду говорил с ним, не осталось и следа, так же, как и от восторга, явно проступавшего в чертах, когда естественник, как и прочие, наблюдал за опытом. Но что его так разгневало? Ведь этот мужчина в фелаге не состоял!       Может быть то, что кто-то, кроме палачей отца, посмел заговорить с пленником? Контакты с другими поселенцами не оговаривались, значит, прямого запрета не было; с другой стороны, до этого странного мага никто желания общаться не изъявлял.       Впрочем, неестественная бледность и дрожащие руки спутника Локи интересовали мало. Новый актер, вступивший в действо, был куда любопытнее. В руке он сжимал подарок — какой-то свиток, назначение которого Локи боялся себе даже представить. Но вряд ли он посмел бы в таком скопище народу предложить божеству что-то заведомо опасное.       — Мы все вместе его создавали, но не все столь храбры, как я, — продолжил незнакомец, не дожидаясь ответа бога. — Немногие могут подарить что-то самому сыну Одина. Это огромная честь.       Локи пытался понять, кого хвалит этот странный маг: его или себя. От раздумий его отвлек Раиду, сделавший какое-то неуклюжее движение, будто захотел схватить приставучего аса, но передумал, опомнившись. Все же обитатели дворца и поселения сильно разнятся между собой, по крайней мере в том, что касается искреннего проявления чувств.       — Мы все наслышаны о подвигах сыновей Одина и слушали сотни, десятки песен и стихов об их похождениях в других мирах, — ас перевел дух и протянул свиток. — Мы решили попробовать сочинить свою. Я смею питать надежду, что у нас получилось хотя бы немного гениально. Я восхищен тем, что именно бог, именно сын Одина смог выжить в треклятой бездне, откуда, как считалось раньше, нет возврата. Мы все ничтожны перед сыном бога!       С этими словами незнакомец опустился на колени, подавая свиток поверх головы. Локи усмехнулся: что-то ему это определенно напоминало. Однако если Ивар делал все с пафосной театральностью, то здесь был другой случай. Этот маг показывал, в первую очередь, себя, а не свое отношение к богу. Ну да почему бы не принять жертвоприношение и не позлить надсмотрщика? Царевич чинно взял свиток и легко развернул. К его несказанному удивлению, текст был не написан, а напечатан. А ведь напечатать текст можно было только в Мидгарде. Локи лично видел огромные машины, которые выводили листы, заполненные ровными буквами. Таких никогда не было в Асгарде, но он мог поклясться, что руны были печатными.       — Это достойно сына Одина? — ас поднялся на ноги, с каким-то щенячьим восторгом заглядывая в глаза Локи, не обращая внимания на подозрительные и заинтересованные взгляды, которые кидали окружающие. — Мы сочиняли песню несколько вечеров. Мы потратили столько времени. Но не сумели отразить и сотой доли величия нашего царя!       Локи снисходительно кивнул, сложил текст. В его честь сочиняют песни и дарят ему. Ради этого стоило переехать в поселение.       — Могу ли я попросить сына Одина об одной ничтожной милости? — вновь встрял настырный ас, когда бог, насытившись поклонением, собирался уходить.       Тот лишь повернулся к нему, не отвечая.       — Мы завтра будем впервые исполнять эту песню. И смеем смиренно молить сына Одина о милости присутствовать на этой громкой премьере. Мы разыграем песнь, у нас даже есть костюмы!       — Я подумаю, — подал голос Локи, решив, что этот ас достоин хотя бы двух слов из божественных уст.       — Спасибо за опыт, — он повернулся к источнику ненависти и бесконечной злобы, находиться рядом с которым было более невыносимо.       Раиду что-то тихо ответил, покорно опустив голову и старясь не показывать своего бешенства. Как же он глуп, если считает, что может обмануть самого сына Одина: все его эмоции как на ладони для того, кто прошел Бездну. Локи тихо хмыкнул и покинул надоевшее собрание. Он хотел вернуться в свой дом и немного поспать. Тем более что солнце взошло, и гулять по поселению, не привлекая внимания, более нельзя.       Оставшийся в одиночестве маг пару секунд смотрел вслед богу, намеренно не замечая замершего около него беспутного естественника.       — Ивар, ну как? — послышался нестройный хор голосов.        Тот резко повернулся, откинув длинные волосы назад.       — Конечно, у меня все вышло. Вы видели? Эффектно, не так ли? Окружающие закивали, не решаясь спорить с тем, кто посмел подойти к богу, заговорить с ним.       — Завтра я буду молиться, чтобы он пришел и оценил нас по достоинству, — продолжил, тем временем, Ивар, возвращаясь в лабораториум. — Мы должны показать высший пилотаж.       — Конечно!       — Неужели мы будем близко?       — Рядом с самим сыном Одина?       — Не верится!       Раиду слышал множество восторженных возгласов и сверлил Ивара недовольным взглядом, проклиная себя за то, что он не маг и не может одним шаром огня испепелить дрянного нечестивца. Мало ему было несносного брата, так еще и этот маг смеет столь панибратски разговаривать с богом. А какие ужимки, прыжки! Раиду не удержался и сплюнул. Этого Ивара он ненавидел. Необязательный, самовлюбленный эгоцентрист, думающий только о себе. Такой ас даже валяться у ног сиятельного Локи не достоин. Все его напыщенные хвалебные речи, обращенные к себе, были в стократ хуже хамства — если бы он посмел сказать хоть одно нелестное слово в лицо царевичу, как это делал Хагалар, то его можно было бы тут же поставить на место. Однако он действовал хитрее: хамил, прикрывая свое неуважение и невежество лестью и вычурными фразами, да еще и смея в обращениях к Локи поминать свои заслуги, которые по сравнению с подвигами царевича, равны пыли на его сапогах. Раиду отметил, что с этим Иваром надо будет поговорить по душам, если тот продолжит свои попытки унизить великого сына Одина.