Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Проблема, показавшаяся сперва несущественной, почти не требующей внимания и легко решаемой путем небольших манипуляций, превратилась в сущий кошмар. Получив желанные реактивы, царевич заперся у себя: подобно тому, как Раиду засел в библиотеке, изучая рентген, Локи не выходил из своего дома, проводя бесчисленное количество опытов с веществами. Жаль, конечно, что царевич не приглашал разделить приятное времяпрепровождение, однако уже то, насколько он увлёкся — само по себе удивительно и достойно похвалы. К тому же сыну Одина вскоре придётся обратится за советом и помощью: реактивов надолго не хватит, а учебник с инструкциями содержит не так много безопасных опытов. Каждый из них он отметил, чтобы Локи было удобнее работать, а рядом с опасными нарисовал условное обозначение взрыва и взял с царевича обещание, что тот ни в коем случае не будет ничего взрывать и нагревать самостоятельно.       Локи, к счастью, в этот раз проявлял благоразумие и инструкций не нарушал, но, увлекшись наукой, забывал о времени и регулярно приходил в лабораториум с опозданием. Хагалар удивлялся, как же так получается, что раньше царевич появлялся первым и с Иваром, а теперь везде ходит один и совсем не говорит со своим добрым знакомым? Ответом ему неизменно служило что-нибудь бессмысленное. Хагалар не естественник, он все равно не обрадуется увлечению Локи, так зачем мучить мастера магии ненужной информацией?       Но вечно немое противостояние продолжаться не могло.       — Интересно, какой дурью мается наш юный Локи сегодня вместо того, чтобы научиться хоть чему-нибудь полезному? — почти в каждом разговоре пожилой маг скатывался на свою любимую тему. — Dummer Flegel! Но самое ужасное — это то, что он не желает и пальцем шевельнуть, чтобы исправиться!       И как только Хагалару самому не надоедало мусолить одни и те же грубые эпитеты, без конца возводя напраслину? Это было крайне неприятно. Наверное, именно сейчас, пока в лабораториум еще никто не пришел, самое время указать магу на ошибки, которые он допускает в обращении с младшим царевичем.       — Вождь, могу ли я попросить тебя не говорить столь дурно о сыне Одина? — учтивость — вот чего Хагалару всегда не хватало. — Локи, zweifellos, не ведает абсолютной истины, его знания с твоими не сравнятся, но он один из самых достойных юношей, которых я знаю, а его интерес к науке выше всяких похвал.       — Мой добрый Ивар, что осуждающего ты усмотрел в моих словах? — усмехнулся Хагалар. — Все они не более, чем отражение прискорбной истины. Dieses bockige überhebliche naïve Kind заслуживает такую характеристику в полной мере. К тому же я отказываюсь верить, что ты не заметил, как давно охладел его интерес к твоей науке: раньше вы ходили парой, а уже много дней ты один. Сначала братец тебя бросил ради Локи, а теперь и сам Локи.       — Ты не во всем прав. — Ивар подошел к сундуку с реактивами и принялся доставать все необходимое. Разговоры не могут мешать подготовке к началу работы. — Локи увлечен наукой как никто. Его рвение в учении восхитительно, und ich gab ihm eine Möglichkeit заниматься самостоятельно. Царевич увлекся процессом настолько, что даже мое общество ему в тягость.       — Ивар, — тон Хагалара стол жестким. С чего бы это? — А ну-ка повтори, что ты сделал? Что значит, ты дал ему возможность самому заниматься? Чем?       — Опытами. Я дал ему некоторые реактивы. Безопасные и разбавленные, разумеется.       — Bist de bei Sinnen?! — как странно было слышать крик Вождя. — Ты дал глупому ребенку, хранящему еду вместе с цианидами и не признающему никаких правил и авторитетов, реактивы?! Habe ich mich nicht verhört? — Хагалар подошел вплотную и весьма крепко схватил за руку. Как же он груб иногда… Работать с ним вместе — крайне неприятно, кое в чем Раиду все-таки прав.       — Тебе не о чем беспокоиться: реактивы разбавлены настолько, что не смогут причинить ему никакого вреда. Ты бы видел, как Локи расстроился, когда кислота не разъела столешницу! — и пускай захват был немного болезненным — это не повод перестать улыбаться. — Я ручаюсь за безопасность царевича. Локи совсем не такой, как тебе кажется. Если объяснять ему без криков и насмешек, то…       — Мы еще вернемся к этому разговору, но сперва я встречусь с детенышем. Я должен убедиться, что он все еще невредим, раз больше никому нет до этого дела, — пожилой маг, отпихнув его, размашисто зашагал к выходу. — Ты даешь неуравновешенному отвергнутому ребенку, плохо владеющему магией, безопасные реактивы? Да он завтра же украдет опасные и обольет себя кислотой! Подорвется на… Да какая разница, на чем? Метод тыка еще никогда до добра не доводил, и это «что-то» всегда найдется! — Хагалар резко обернулся. — Сладкоголосый Ивар, уж от кого угодно, но от тебя я такой глупости не ожидал, — его менторский тон раздражал. — Посмотри на Дочь Одина и освежи в своей памяти, что случается, когда у ребенка в руках оказываются кислоты!       — Das war ein Zufall…       Не слушая возражений, Хагалар удалился, громко хлопнув дверью и даже забыв накинуть меховую накидку. Что же теперь будет? Какой же глупостью было сообщать ему о веществах! Он ведь совсем ничего не знает о царевиче, придерживается о нём дурного и, главное, ошибочного мнения! Но поскольку переубедить Вождя столь же сложно, сколь заставить брата улыбнуться милой девушке, нужно завтра вернуть Локи вещества и извиниться за произошедший инцидент. Заинтересованность следует поощрять, лишь мягко указывая на ошибки, а не отвращать от науки грубыми нападками и незаслуженной критикой, сбивая с пути. Как же жаль, что, казалось бы, мудрому магу ничего нельзя объяснить.       Хагалар шел быстрым шагом, не замечая снега и холода. Его переполнял такой гнев, какого он не испытывал уже очень давно. Мало ему было одного безмозглого недалекого ребенка, не желающего думать ни о чем, кроме себя и своих прихотей, так рядом с ним даже вполне взрослые мужчины теряли всю свою сознательность и рассудительность!       Если чем и должен заниматься Локи — так это магией! А не опасной и никому не нужной естественной наукой, совершенно бесполезной для будущего правителя. Магия, в особенности боевая, бесконечно важнее. Она даст царевичу все! Невероятную мощь в битве с любыми противниками. Нечувствительность ко многим видам боли. Контроль над чужим сознанием. Возможность напасть, не подходя к противнику близко или побеждать, даже не выходя на поле боя. Но нет, Локи интересуют только детские шалости: переливающиеся всеми цветами радуги жидкости, искристые фейерверки, слепящие вспышки стронция и прочие игрушки — за этим мракобесием он не видит своей выгоды и будто специально делает все с точностью до наоборот словам мага. Но вот кому от этого хуже — вопрос спорный…       Хлопья снега падали беспрестанно, застилая взор. Хагалар едва различал дорогу, с трудом пробираясь к покоям венценосного отпрыска. Ему уже представлялось, как царское недоразумение взорвало что-нибудь, облило себя какой-нибудь дрянью или еще что похуже. А ведь именно он будет отвечать перед Одином, если с плотью и кровью что-нибудь случится! Не хватало еще только завести привычку навещать обожженных в лазарете. Под дурманом каких трав находился Ивар, когда потакал детскому капризу?       Дойдя до палат царевича, старый маг постучал с такой силой, что отбил костяшки пальцев. Дверь отворилась мгновенно: на пороге стоял не Локи.       — Где сын Одина? — рявкнул Хагалар, не разбирая лица собеседника.       — Дома, — послышался неуверенный ответ. — Скоро прибудет в лабораториум.       — Не стой в проходе, — Хагалар одним резким движением руки отодвинул раба в сторону и вошел в светлое помещение.       — Не положено… — начал ошарашенный прислужник.       — Молчать! — огрызнулся Хагалар, щурясь от чересчур яркого света и глазами ища сына Одина. — Где ты, Локи?       — Здесь, — самонадеянное дитя сидело за столом при полном параде, с самым невинным видом погрузившись в фолиант с потрепанными, местами прожженными реактивами страницами. Только что пальцем по строкам не водит — так поглощен развлекательным текстом. На столе ничего подозрительного, кроме книги, а значит хотя бы сейчас он опыты не проводит. Но в доме еще не рассеялся специфический запах аммиака: совсем недавно здесь шипели, бурлили и фонтанировали смертельными брызгами ценнейшие реактивы, которые могли пригодиться для исследования Каскета!       — Ты посмел войти ко мне? — детеныш оторвался от чтения и нахмурился, всем своим видом выражая гнев. Несносный мальчишка! Чтобы сделать из него бесстрашного полководца и многомудрого правителя, одному старому магу придется потратить все свои запасы нервов, терпения, выдержки, сил, времени и прочего. Если бы этот «полководец» еще и не сопротивлялся! Пора заканчивать играть в его игры и действовать наверняка. Начать можно и с малого, но зато прямо сейчас.       — Локи, неосмотрительный Ивар вручил тебе опасные реактивы. Отдай их немедленно! — Хагалар подошел к столу, оглядывая помещение. Они должны быть где-то здесь. Это сыпучее, расплавленное и разлитое по пробиркам зло сейчас гораздо важнее мальчишеских обид царевича.       — Немногие могут отобрать у меня что-либо, — послышался краткий, но наглый ответ. Какая убежденность в своей вседозволенности! Какая отвратительная наивность, достойная младенца, не пережившего и сотни зим!       — Во-первых, проводить опыты вне лабораториумов строго запрещено законами поселения, — Хагалар одним мановением руки скинул какие-то мелочи, лежавшие на столе и оперся на него, нависая над Локи. — Во-вторых, я не давал тебе разрешения заниматься этой дрянью. Пока я за тебя отвечаю, никаких самостоятельных опытов ты проводить не будешь, — Хагалар отвернулся от дерзкого мальчишки и отошел от стола на пару шагов.       — Я царевич Асгарда, — голос мерзавца походил на змеиное шипение, — а это поселение не тюрьма и ты не надсмотрщик, нет так ли, Вождь? Или что-то поменялось? — и без того насмешливый голос так и сочился презрением.       Хагалар медленно повернулся к Локи лицом: до него никто не донес, что всесилие недоступно даже богу, а дерзить тому, кто гораздо сильнее, не только смертельно опасно, но и бесполезно? Что ж, один маленький урок не повредит.       — Значит так, ребенок, — старый маг, не отрываясь, смотрел в бесстыжие злые глаза, — этот вопрос не стоит лишних разговоров и церемоний. Ты отдаешь мне реактивы. Это не просьба. Это не приказ. Это констатация факта. У меня нет времени обыскивать твои покои и никакого желания применять силу. Просто отдай, не нарывайся на неприятности. — Неужто заставишь? — лицо глупца исказилось улыбкой, а бровь надменно приподнялась, выказывая презрение. — Быть может, болью? — вкрадчивый голос дополнял картину. — Попробуй.       Он развел руки в стороны, приглашая и провоцируя. И это дражайший Один занимался его воспитанием? Надо будет намекнуть ему, что результат неудовлетворителен.       Хагалар задумался. Детеныш так явно нарывался на боль, будто она была пределом его мечтаний. Поощрять нездоровый мазохизм не годилось, нарушать собственные принципы и таки приносить боль ребенку не хотелось, но неразумное создание разве что не на коленях умоляло о пытке. Что ж, если детеныш так ищет боль, самоутверждается за счет её перенесения, гордится тем, что может выдержать даже пытки своего отца — он получит желаемое. Ломать его тело не стоило, ведь потом придется лечить, да и эффект будет смазанным: кто знает, какие пытки он уже перенес, насколько его тело привыкло к мукам? А вот простая иллюзия боли — именно то, что нужно. Быстро и без последствий. Сыну Одина пора познакомиться с настоящей силой иллюзорной магии.       — Быть может… отдашь добровольно? — Хагалар заранее знал, что ничего, кроме омерзительной улыбки, не получит. — Впрочем, твой вариант мне тоже нравится, — не сомневаясь ни секунды, он начал магическую атаку. Внедрение в чужое сознание — вершина всего магического искусства, — как и все поистине великое, было изобретено для того, чтобы сломить даже самого могучего противника.       Локи от неожиданности согнулся пополам, но быстро выпрямился, не издав ни звука. Понятно. Как и предполагалось: в тот раз крики были лишь представлением для привлечения толпы, и дитя сильнее, чем кажется. Даже не пытается защититься, парировать… Неужели настолько уверен в собственной неприкосновенности или же просто не знает, как? Что ж, терпение не гарантирует ума. Локи стоял, ухмыляясь, показательно пренебрегая легкой болью, пронзившей все его тело. Но контратаки так и не последовало. И тут встал серьезный вопрос: может ли плоть и кровь сильнейшего мага девяти миров хоть что-то, кроме заклинания копии?       — Выбирай: отдашь или повторим? — убрав боль, маг усмехнулся про себя самоотверженности, с которой его подопечный терпел боль. — Предупреждаю: будет хуже.       — И какова же твоя коллекция пыток? — последовал немедленный ответ. Кажется, ребёночек решил поиграть, памятуя, как с ним цацкались в прошлый раз. И тогда была лишь игра! Но каким же надо быть самоуверенным глупцом, чтобы думать, будто один и тот же трюк, да ещё выполненный грубее, сработает с лучшим боевым магом девяти миров?       — Я не стану ломать тебе конечности, сдирать кожу и лить расплавленное масло в глаза, но раз не знаешь другого языка, кроме боли, будем говорить на нём. Тем более, как ты видишь, для искусного мага нет нужды подкреплять боль физически. Мне даже не нужно вытаскивать на свет твои самые страшные детские кошмары. Только чистая боль, безо всяких побочных излишеств, чтобы тебе было предельно понятно.       Продолжая ласково улыбаться, Хагалар повторил атаку, увеличив силу во много раз. Ещё мгновение назад Локи тоже улыбался, теперь же с совершенно настоящим криком корчился на полу от иллюзорной боли. Держать захват более нескольких секунд не имело смысла: по-настоящему сильную боль надо наносить волнами, давая возможность телу расслабиться и, зацепившись за блаженное ощущение спокойствия, не провалиться в спасительный мрак без сознания, мыслей и чувств. Ему ли, боевому магу, прошедшему множество войн и ведшему бесчисленное количество допросов, этого не знать.       Он подошел к распростертому на полу телу. Детеныш больше не кричал, только смотрел в никуда вытаращенными глазами и царапал ногтями доски. Хагалар нагнулся, хватая поверженного за горло и разворачивая лицом к себе. Он внимательно наблюдал, как гримаса боли постепенно сменялась выражением крайнего изумления.       — Отдашь, или мне продолжить? — Хагалар чуть сжал руку, демонстрируя, что иллюзорную боль можно наносить как прикосновениями, так и без оных. — Мне надоели твои игры. Я не твой отец и не собираюсь долго ходить вокруг да около. Я не отступлюсь, пока не получу то, что мне нужно. И уж поверь, я не получаю удовольствия от твоих мучений, но не позволю тебе покалечить себя. Где реактивы?       Локи поднял чуть дрожащую руку и указал на один из сундуков. Вариант с очередной насмешкой можно отбросить сразу: тело царевича тряслось, на лице был написан смешанный с недоумением страх, а никак не применённая магическая сила почти физически билась под пальцами. Он просто не в состоянии сейчас изворачиваться. Неужели благоразумие проснулось с первой попытки?       Хагалар в два шага оказался около резного сундука с изображением нескольких распятых змей. Фиксация летучего начала? Быть не может, чтобы таким образом защищали испаряющиеся реактивы! Хагалар тихо выругался: земные символы просто преследуют его с тех пор, как весь лабораториум завален книгами Берканы! Вся эта нелепейшая система слишком прочно засела в голове, хотя с Локи сталось бы применить её на полном серьёзе.       Легко открыв незапертый сундук, он обнаружил деревянный ларец, полный склянками с самыми разными веществами. Соляная, серная кислоты, взрывоопасные калий и натрий, сульфаты, хлориды, сульфиты… А это еще что? На откинутой крышке ларца лежал разобранный прибор. Серебристый металл, собравшись в красивые шарики, весело катался по крышке ларца. Вот уж действительно остается уповать только на фиксацию летучего начала. Нужно совершенно не иметь мозгов, чтобы оставить ребенка наедине с ртутным термометром. Маг резко захлопнул крышку, забрал ларец из сундука, поставил его на стол и повернулся к Локи, который пытался встать, но у него ничего не получалось: ноги совсем не слушались его.       — Если только я узнаю, что ты снова играешься с реактивами без надзора взрослых, я сделаю так, что тебя даже близко не подпустят ни к одному лабораториуму во всем поселении, и к нашему в том числе. Для мастера магии не составит никакого труда сделать так, чтобы о запрете знал каждый житель поселения, — Хагалар смотрел на строптивца со всей возможной суровостью. — А если посмеешь ослушаться, о твоем вопиющем поведении станет известно твоим родителям. А уж какими методами наш царь будет выбивать из тебя эту дурь, мне безразлично, но о его гуманности ты знаешь не понаслышке.       Хагалар с громким хлопком закрыл чуть не забытую на столе книгу, подошел ближе к поверженному и протянул руку, помогая встать.       — В лабораториум можешь сегодня не приходить. То, с чем ты сейчас познакомился, не причиняет существенного вреда телу. Лекарь тебе не нужен, а мне не нужно отчитываться перед твоим добрым отцом. — Хагалар разжал пальцы, убедившись, что его подопечный способен держаться на ногах без дополнительной опоры, и указал на одно из кресел, приглашая сесть. — Эта простая иллюзия боли отнимает немало сил, так что тебе требуется пара дней полного покоя без смертельных увеселений.       Локи не ответил, но в его глазах плескалась непроглядная тьма, за которой даже эмоции невозможно было распознать. Начисто растворились презрение и самодовольство. Это последствия шока — его организм защищается, запирая глубоко внутри все чувства и мысли, пока разум бездействует в неспособности противостоять? Или так в этих глазах отражается истинный страх, отпечаток Бездны — покорность и осознание бессилия? Неужели закон грубой силы — единственный, который детеныш понимает и признает? Конечно, странно было ожидать чего-то другого, принимая во внимание воспитательные меры Одина… Душевное здоровье царевича после общения с отцом явно много хуже, чем физическое. Но Хагалар не терял надежды подобрать язык, отличный от кнута и прямых приказов.       — Значит, ты главный дознаватель, — подал голос царевич. Потрясающе глупая метафора! Впрочем, как и каждое его самостоятельное действие.       — Можешь называть, как тебе больше нравится, — пожал плечами Хагалар. — Я не могу все свое время посвятить возне с тобой, поэтому пока я ничем не ограничу свободу твоих действий. Lebe wie du willst und mach was du willst, только подумай десять раз, а я точно знаю, что до десяти считать ты умеешь, прежде чем снова пойти на поводу у своей прихоти, — он резко обернулся и поймал таки ненависть, которая на мгновение исказила черты поверженного. Ничего, пройдет еще немного времени, и он поблагодарит за уроки. — Ты по-прежнему можешь заниматься любыми глупостями, но пока не научишься включать голову, делать это ты будешь только под наблюдением взрослых. И, напомню, взрослым может называться только тот, кто отвечает за свои поступки и готов ответить за чужие. Ты меня понял, ребенок? — Хагалар поднял руку, то ли замахиваясь, то ли предлагая помощь. Мастеру магии катастрофически не хватало времени для приручения строптивца, а перевоспитать его после стольких столетий измывательств родителей было делом заведомо провальным. Но несмотря на столь бурную неприязнь, он хотел помочь, только упрямец будто специально делал все, чтобы всякую помощь обернуть себе во вред.       — Я найду способ противостоять твоим атакам, — процедил Локи сквозь зубы.       — Да я сам научу тебя этому! Защита разума от иллюзий — великое умение, жизненно необходимое воину, — вдруг он ещё находится под впечатлением и согласится учиться? Неужели боль таки станет первым шагом к благоразумию? — Мое предложение в силе. Тебе надо учиться.       — Я сам найду способ раскроить тебе череп и насадить твою голову на пику, которую преподнесу Всеотцу, — как эмоционально и ровно настолько же бессмысленно!       Хагалар только головой покачал, прикрыв лицо рукой. В каком из миров детеныш растерял последние капли сознательности, заменив их слепой яростью и пустыми пафосными глупостями?       — Ты пойми одно, дитя: случись с тобой что — отвечать буду я, потому что ты на это не способен, иначе давно рассказал бы отцу правду.       Прихватив с собой ларец и книгу, Хагалар остановился у дверей:       — Если решишь, что сил уже достаточно, чтобы продраться сквозь буран — приходи в лабораториум. Но я не думаю, что в таком состоянии от тебя может быть хоть какой-то толк.       Работа над Каскетом, столь желанная вначале, становилась утомительной рутиной — очередной день не предвещал для Раиду ничего интересного. Множество разнообразных реакций, которые будут противоречить одна другой и не давать толкового ответа — то же, что было вчера, и что, видимо, будет и завтра, и послезавтра, и через месяц. Это не естественная наука, а какое-то издевательство! Он, по праву считавший себя одним из самых гениальных естественников поселения, не мог узнать ничего. Совсем! Более того, у него не было никаких идей. Это было даже хуже, чем проблема нескольколетней давности, когда он занимался созданием сверхпрочного негорючего материала. Сколько он времени убил, прежде чем смог найти нужную формулу? Год, не меньше, но у него всегда были идеи, цели, варианты, между которыми он крутился, которые собирал, комбинировал и проверял. Здесь же все было иначе. Ни одного твердого факта, только догадки, которые, к тому же, еще ни разу не подтвердились.       Только присутствие сиятельного Локи рядом скрашивало безрезультатную работу, воодушевляя заниматься исследованиями дальше с тем же рвением, что и раньше. Это была единственная причина, по которой Раиду покидал библиотеку, куда переехал на почти постоянное проживание. Он изучал мир людей, насколько это было возможно, не имея в него прямого доступа, по собранным логистами материалам. Историю человечества он знал очень хорошо, но сейчас требовалось погрузиться в настоящее, отыскать все возможные изобретения, которые пригодятся поселению. Понять принцип их работы, понять, возможно ли их воспроизведение в Асгарде. Своими идеями он уже увлек многих. Даже мастер естественной ветви науки молча одобрял его деятельность. Сейчас самое благоприятное время для принятия важных решений: Тессеракт в Асгарде, вот-вот будут закончены его исследования и появится возможность сойти на Землю и забрать все необходимые устройства, всех необходимых ученых, создавших или разбирающихся в них.       Если бы только артефакт не стоял в лабораториуме этого нечестивца Ивара! Раиду сплюнул, как делал всегда, когда вспоминал эту зловредную ворону, словно имя имело собственный отвратительный привкус. Ему следовало гнить в Хельхейме за непомерную гордыню, не обоснованную никакими заслугами и качествами! Как сын Одина мог отдать ему Тессеракт? Наверное, на это были какие-то неизвестные Раиду причины. Мысль о том, что он прельстился лживыми речами, была столь же противна, как воспоминание о самом маге, но нельзя было ее отметать, зная, как мастерски Ивар может лгать. Кто знает, но результат один — артефакт у аса, которого не стоило посвящать в будущие исследования. Но это все преодолимые трудности. Большая часть работы уже проделана: союзники найдены, причем из всех видов науки, теперь дело за малым — найти то, что пригодится поселению, найти то, что обрадует великого Локи, что даст Асгарду славу, а Локи силу, найти все то, чего еще не было, но что необходимо процветающему государству, в которое должен превратиться Асгард стараниями поселенцев. Возможно, ничтожные люди смогут решить проблемы асов хотя бы с рождаемостью и медициной — ведь в их мире количество жителей превышает численность асов во множество раз. Живут они очень мало, но размножаются словно муравьи и большинство детей выживает. Раиду попадались сомнительные сведения, где говорилось, что некоторые женщины Мидгарда воспитывали несколько десятков детей, что при их продолжительности жизни говорило о сумасшедших возможностях медицины. Если это правда, то асгардцы могли бы перенять опыт смертных. Их наука естества гораздо моложе, но каких поразительных результатов достигла! Люди поставили себе на службу все стихии и даже невидимые поля, не зная ничего о магическом искусстве. Асы уже отстали столь безнадежно, что им своими силами никогда не догнать людей. Даже краткость своей жизнь они сумели использовать — научились ценить время и тратить его с пользой. Асам нужны все их достижения: методы покорения природы и средства ее обуздания. Асгардская природа сильно отличается от мидгардской, но лишь задействовав все силы разума и жесткую логику исследования, получится, наконец, в полной мере узнать ее силу и сделать своей. Людям давно пора напомнить, кем и для чего они созданы, все их изобретения должны быть принесены на алтарь богам. Их жертва станет достойным орудием для истинной науки естества, очищенной от бесполезного слепого перебора. Асгард обретет новую жизнь, в который каждый ас сможет править любым из миров, опираясь на достижения науки, усиленные многократно пронесенным через тысячелетия опытом магов. Этому новому Асгарду колоссальной власти и мощи понадобится достойный правитель — мудрый и могущественный, способный оценить силу, которую даст покорение природы. Правитель, который сам прошел через многое и знает, что такое настоящая наука. Правитель, в эпоху правления которого наука смертных не будет сиять маяком впереди, а будет плестись в самом хвосте.       С недавнего времени людей и их науку Раиду возненавидел по вполне объективной причине — люди предали Локи, уничтожили его день. Раиду прекрасно помнил, как счастлив был, когда узнал, что человеческая неделя посвящена богам: существовали дни Тюра, Одина, Тора, Фрейи и Локи — пятеро величайших богов стали людям столь близки, что они постоянно повторяли их имена. Правда, Фригг смертные, похоже, связали воедино с Фрейей, иначе не объяснить, как могли они забыть царицу, заменив её на ванахеймскую пленницу. Но это не главное, главное, что был день Локи.       И вдруг Раиду обнаружил, что имя кумира заменили на какого-то Сатурна — бога другой веры, выдуманной жалкими смертными! До начала последнего столетия люди хотя бы помнили, что суббота была днем сына Одина, но более поздние книги уже с уверенностью заявляли, что это ложь, а день Локи, на самом деле, день стирки! Да как посмели люди усомниться в высшем божестве своего пантеона?       Погруженный в собственные размышления, Раиду переступил порог лабораториума, кивая брату, Лагуру, Беркане. Сына Одина и презренного старика еще не было — неужто Хагалар опять отправился к царевичу? — Здравствуй, брат, — манеры Ивара раньше лишь слегка утомляли, сейчас же его неспособность просто кивнуть в ответ, не раскрывая рта, вызывала раздражение, граничащее со злостью. — Надеюсь, твое сегодняшнее бдение было удачным?       Праздный разговор следовало закончить односложным ответом, но только Раиду собрался сделать это, как дверь отворилась, и в лабораториум вошел старый маг. Один. Без шубы ходит — и не холодно ему в разгар зимы? В руках он держал какой-то ящик и книжку — неужели нашел сведения о Каскете, еще неизвестные? Или смежные артефакты?       — Добрый день, дети, кто меня еще не видел, — поздоровался Хагалар в своей привычной манере, когда нельзя было разобрать, сколько сарказма он вкладывал в свои слова, и прямиком направился к одному из столов. Похоже, и в самом деле нашел что-то по Каскету! Все остальные эмоции отошли на второй план — Раиду последовал за магом, ощущая себя, словно собака, вновь почуявшая утерянный след. Сейчас же нужно разобраться в принесенном материале и структурировать его!       — Ивар, — назойливый маг, неясно для чего обратившийся к естественнику, охладил пыл его брата, заставив оторвать взор от принесенного ящика. — Я крайне разочарован в тебе. Я думал, хоть ты, mein Lieber, в полной мере осознаешь, с кем мы имеем дело.       Раиду недоуменно переводил взгляд с Ивара на несносного мага и обратно, механически касаясь пальцами шероховатой деревянной крышки — что он успел пропустить, занимаясь Каскетом и Мидгардом?       — Я отобрал у ребенка реактивы и, надеюсь, больше не увижу его с ними в одном помещении, — Хагалар кивнул на ящик, облюбованный Раиду, отчего тот нервно отдернул руку, посадив занозу. О чем говорил этот сумасшедший — естественник не знал, но по тону чувствовал, что сказанное ему совершенно не понравится.       — Вождь, мне кажется, что ты немного преувеличиваешь опасность, — Ивар же, в отличие от брата, понял, о чем речь; Беркана, до этого момента находившаяся в привычной для нее прострации, вскинулась, с интересом уставившись на говоривших. — Я занимался с Локи все это время. Да, он не очень vernünftig, но я не думаю, что твои подозрения…       — Занимался с сыном Одина? Чем? — Раиду вцепился пальцами в край стола, чтобы не рухнуть на месте. Что творит братец за его спиной?       — Ты разве не знал? — вопрос Ивара звучал столь обыденно, будто он говорил о естественных, банальнейших вещах. — Брат мой, с первого же дня нашей работы над Каскетом мы с Локи изучаем науку естества. Он благоволит моим фокусам, и мы крайне занимательно проводим время в лабораториуме.       — Вдвоем? — выдохнул Раиду. Ивар, кажется, совершенно не замечал изменившегося лица собеседника, не осознавая, какая буря последует за его словами. Желание причинить боль — любую — вероломному естественнику, ослепляло; он, как и его тезка, строил за спиной брата свою игру, смея показывать нелепые фокусы самому царевичу. Пока Раиду, не зная отдыха, работает на благо Асгарда, всеми силами приближая возвышение Локи, эта тварь проводит время, развлекаясь, показывая свои несуразные способности, словно Ивар, хвалящийся перед царевичем своими победами! Такого предательства от того, кого Раиду привык мысленно называть братом, он не ожидал.       — Беркана не пожелала к нам присоединиться, к сожалению, — Ивар бросил грустный взгляд на девушку. — Она всегда уходит, завидев нас.       — Так ты знала? — гнев Раиду переключился на глумливую магиологичку. Она все знала и ничего не говорила — мстительная стерва.       — Кстати о Дочери Одина, — встрял дерзкий маг, будто не понимая, что и без его слов естественник готов забыть обо всех правилах и броситься на брата. — У меня уже есть один покалеченный ребенок, я не хочу второго, — он приблизился к своей протеже, нарочито мягко провел рукой по уродливому лицу. — Я думал, Ивар, хотя бы тебе хватит ума понять, что детям реактивы не игрушка. Развлекай детеныша, soviel man will, но не позволяй ему делать ничего без твоего ведома. Нам не нужен покалеченный царевич.       — Я буду крайне осторожен, — склонил голову Ивар, покорно соглашаясь со словами мага.       Как эти двое, не годившиеся даже в прислужники великому царевичу, смеют за его спиной решать, что он в праве делать, а что — нет?! Это так же глупо, как обсуждать, может ли снег сегодня идти, или ему лучше бы повременить!       — Нечестивцы, — с губ Раиду сорвался нервный смешок — он просто не мог поверить, что эти двое смеют говорить о таком. Бросив взгляд на закрытую коробку, изъятую у царевича, естественник встал между братом и магом, намереваясь любым способом заставить их принести извинения за нанесенное царевичу оскорбление. — Как вы смеете так говорить о сыне Одина, о самом Локи? Вы оба! Niemand hat das Recht запрещать величайшему делать что-либо. Это так же глупо и самонадеянно, как не позволять солнцу подниматься из-за горизонта!       — Ну вообще-то ich habe Recht, мой гневливый Раиду, — Хагалар явно специально выводил его из себя, проверяя границы терпения и фанатичную преданность царевичу, которая могла как навредить, так и принести пользу. — Наш царь отдал Локи мне на попечение, так что он в моей полной власти, и именно я буду решать, что ему позволено, а что нет, до тех пор, пока он не покинет поселение, — маг усмехнулся, наблюдая за реакцией на свои слова. — Имея такую власть, не воспользоваться ей было бы глупостью, достойной самых безумных поступков моего очередного ребенка. Я в первую очередь забочусь о его благе, и много больше каждого из вас, юнцы.       Это было уже слишком. Раиду в мгновение ока оказался подле Хагалара, занося руку для удара, готовясь отшвырнуть Беркану, если она посмеет вмешаться. На запястье тут же легли цепкие пальцы брата, с силой сжав и не позволив завершить начатое; маг даже не шелохнулся, наблюдая молчаливую борьбу двух естественников.       — Я убью тебя, нечестивец! — почти прорычал Раиду, стараясь скинуть с себя руки держащего его брата. — Бойся моего гнева и гнева тех, кто пойдет за мной!       — Чем я сегодня так прогневал судьбу? — Хагалар закатил глаза и с наигранной печалью покачал головой. — Столько разочарований в один день, дети мои, от каждого из вас. То Ивар дает Локи реактивы, то Локи не желает их отдавать, теперь ты, Раиду, слушаешь меня и не слышишь. Беркана, jetzt bist du dran, чем бы еще тебе меня расстроить?       — Уходом из фелага? — Вот ведь не поймешь, шутит ли бестия или говорит серьезно.       — Быть может, — Хагалар в упор посмотрел на взбешенного естественника. — Я объяснил Локи, объясняю и вам: мы имеем дело с ребенком, напуганным, едва грамотным ребенком, бесконечно далеким от реальной жизни. Хоть выглядит он едва не старше любого из вас, не позволяйте иллюзии его опытности и знаний захватить себя.       Раиду выдохнул, справившись с волной ослепляющего гнева — взгляд и тон мага были столь холодны, что смогли остудить его пыл. Если до этого Хагалар издевался, то сейчас говорил вполне серьезно, как бывало в очень редкие моменты, и не прислушаться к его словам было бы непоправимой ошибкой. Почувствовав перемену в настроении брата, Ивар, хотя и с некоторой опаской, отпустил его запястья, перенося ладонь на плечо.       — Нам нет смысла ссориться из-за Локи, — продолжил Хагалар. — Мы все желаем ему добра, пускай и каждый по-своему. И, Раиду, поверь, лучше бы ты свой гнев направил на родителей нашего маленького бога, а не на меня. И нам давно пора подумать о том, как защитить его…       — Wir können nichts tun, ты и сам это знаешь, — Ивару не было до царевича никакого дела. Его безразличный тон вызвал новый прилив раздражения у Раиду, нервным движением стряхнувшего с плеча руку брата.       — Возможность сделать каждому дана, но стоит ли она всех мук тяжелых и будет ли по нраву результат? — опять Лагур встревает со своими умными мыслями, поданными в ужасных стихах. До этого мог додуматься всякий, даже Беркана.       — Мы знаем все одно, что жив наш Логе будет, пока частицы знаний у него, а это значит…       — Что работа над Каскетом и Тессерактом никогда не должна быть закончена! — воскликнул Раиду, пораженный собственной догадкой. Кожа естественника покрылась мурашками, словно от порыва ледяного ветра, когда произнесенные им самим слова сложились в одну картину. Лагур прав — спасти Локи от смерти можно только одним способом.       Локи сидел в кресле, приводя тело и разум в какое-то подобие порядка. Мало ему было отца, истязающего его морально, мало ему было признаний Ивара и упоминаний о родной матери, которую он никогда не знал, но которая погибла, скорее всего, из-за него, так теперь его еще и подвергают физическим пыткам! И ведь даже не по приказу отца, пускай и один из его надсмотрщиков. В этом уже не было сомнений: маг сам во всем признался. Значит, как только отцу надоест вести мягкий допрос, он отдаст нелюбимого сына на растерзание этому садисту — боевому магу, кричащему о его, царевича, благе, а сам будет стоять в стороне и наблюдать? Перспектива безрадостна, а произошедшее по чистой случайности не разрушило всю игру. Локи настолько не ожидал настоящих пыток, что едва не сломал на корню весь старательно собираемый и разыгрываемый уже почти месяц образ ребенка! Вот что ему стоило хотя бы изобразить муки боли, когда маг начал легкую пытку? Но нет, он решил держаться до последнего. Конечно, действия мага предугадать было невозможно: Локи представить не мог, что к нему в самом деле из-за каких-то там безопасных реактивов применят пытки. Что это? Предупреждение? Ивар специально дал ему вещества, за которыми потом должен был прийти маг? Своеобразная проверка на покорность и чувствительность к боли, которую он чуть не провалил? Хорошо, что он быстро решил для себя: бессмысленно храбриться, все равно заставят. Ему удалось сыграть страх и все же пересилить желание напасть или терпеть боль до бесконечности. Еще не хватало показать надсмотрщику свою настоящую силу, мощь и выносливость. Нет, пусть считает, что он сдался, пусть празднует победу. А ведь сейчас именно от него исходит вполне реальная угроза. Локи сжал руку в кулак — Хагалар прямо сказал, что отвечает за него. Надо было догадаться. Надо было понять, что его бы не отпустили жить сюда в одиночестве. Отец не имел права так поступить. А то, что его поручат именно Хагалару, тоже надо было догадаться — не Раиду или Ивару же, в самом деле! Теперь Локи знал точно, что старый маг прекрасно мог с самого начала заставить его заниматься своей боевой магией. Да что магией, он мог заставить его сделать все, что угодно. Локи очень глубоко вздохнул. Никогда. Он. Не. Выполнял. Чужих. Приказов. И сейчас надо было сделать все, чтобы не оставаться с надсмотрщиком один на один! В первую очередь, обезопасить дом, чтобы маг не вошел в него при всем желании. Во вторую — быть всегда с кем-то. Завести себе кучу знакомых и проводить с ними весь досуг. Все, что угодно, только не оставаться с Хагаларом один на один.       Напуганные случившимся рабы постепенно выползали из свои нор и настойчиво предлагали рассказать о случившемся домочадцам Локи. Настоящие воины рассекут обидчика мечом или секирой, прежде чем тот успеет запросить пощады, но Локи категорически запретил под страхом смерти рассказывать хоть кому-то о произошедшем, особенно свите. Он не станет затевать распрю и родовую месть. Халагар - мастер магии, его смерть поведет за собой череду прочих. Своих людей Локи ценил и дорожил их жизнями. Нет уж, сражаться с Хагаларом он будет лично и не подставит под удар тех, кто ему доверился. Во всяком случае, пока не разузнает подлинные возможности старика. Силы постепенно возвращались, слабость прошла, но пусть Хагалар считает, что боль уложила сына Одина в постель на весь день. Заодно это прекрасная причина пропустить работу. А реактивы надо завтра же вернуть. Локи встал и направился к сундуку с одеждой. Пускай старый маг и заставил его носить неудобные доспехи, он не заставил еще выбросить всю прочую одежду, и в этот раз она пригодится как нельзя кстати. Ни одна книга не содержала такого количества древних заклинаний, как царские одеяния — какие-то и в самом деле были призваны защищать тело и душу царевича, а какие-то использовались совсем для другого. Сейчас следовало найти все, что возможно, для защиты собственного дома. Проще всего вырезать альгиз с оталом, но простота не гарантирует хорошего результата. Локи остановил свой выбор на сложном сочетании, состоящем аж из четырнадцати рун. Фелага среди них не было, и это вселяло надежду, что надсмотрщики точно не смогут проникнуть в крепость. Локи сперва нарисовал на бумаге чертеж. Тейваз, алгиз, турисаз — каждая из них, казалось, оживает под искусными пальцами. Только царевич решил перейти к созданию собственно амулета — в дверь постучали. Небрежным мановением руки отправив прислужника разузнать, кто пришел и что ему надо, молодой маг уже взял в руку нож, как ему доложили, что у ворот ожидает какой-то мужчина, не назвавший своего имени, но заявивший, что является учителем Локи.       Нож едва заметно дрогнул, а потом и вовсе упал на пол. Учитель?! Здесь?! Это немыслимо! Локи, отбросил в сторону недоделанный амулет и бросился к двери, а оттуда и к воротам. От резкого движения на долю секунды потемнело в глазах. Учитель у него был только один, все остальные именовались наставниками. И что он здесь делает? Особенно в свете последних событий… Что отец на этот раз задумал?       Мужчина, стоящий за воротами и кутавшийся в теплый на вид плащ, был огромного роста — больше о нем ничего нельзя было сказать. Царевич замедлил шаг: он или не он?       — Локи! — послышался низкий голос. — Ты и в самом деле очень изменился, меня не обманули.       Сердце зашлось неровным стуком, отдающимся эхом в висках. Да, это тот голос. Тот самый низкий, приятный голос, который он слышал на уроках в течение нескольких столетий. Этот голос мог быть очень злым, мог быть безразличным, а мог — успокаивающим и, по-своему, нежным. Все оттенки, все вибрации этого голоса Локи знал наизусть и определил бы из тысячи. Голос и руки этого аса — единственное, что Локи помнил и мог описать во всех подробностях: слишком многое от них зависело.       — Ты здесь по приказу отца или по своей воле? — с настороженностью спросил маг, когда они обменялись приветствиями.       — По своей, — заверил великан, оглядывая бывшего подопечного с ног до головы: неприятный это был взгляд, изучающий. — Ты что, думал, твой батюшка подослал бы меня к тебе?       — У тебя бы хорошо получилось выпотрошить мою душу, — Локи отвернулся: он испытывал по отношению к этому асу смешанные чувства. Одно он знал точно: не хотел он быть его врагом.       — Поэтому и не послал бы, — откликнулся учитель. — У нас, знаешь ли, свои правила.       — Неужели… — Локи постарался перевести тему и продумать линию поведения. Не просто же так учитель к нему явился. — Ты потратил много сил, чтобы добраться до меня… Но ты же не войдешь в мир преступников.       — Отнюдь, я тут многих знаю, — большой ас легко приобнял царевича за плечи и увлек за ворота. Его прикосновения раньше сулили покой, а сейчас же только больше настораживали. Слишком рано Хагалар покинул покои своей жертвы. Подождал бы с половину часа, и тогда…       Локи пришлось проявить гостеприимство и пригласить к себе и учителя, и его людей. По дороге учитель пытался расспросить его о Бездне. Локи отмалчивался, погруженный в собственные невеселые думы: в завываниях метели и высоком, на грани слышимости, звоне в голове он опять слышал то крик брата, то плач матери — а ведь, ему казалось, он совсем забыл о них! Фелаг уже не раз пытался разговорить его, но у них ничего не выходило. Вопросы их были, правда, престранными: «Какая в Бездне температура?», «Какое давление?», «Есть ли там солнце?» и еще множество бессмысленных мелочей, которые претили Локи. Учитель же пытался узнать, как он её прошел, что там находится, пришлось ли применять полученные у него умения? Кажется, он даже расстроился, узнав, что нет. У Локи не было никакого желания описывать недавнее прошлое, да его и не принуждали.       Не прошло и получаса, как они оба сидели в топленом доме за широким столом, где стояли эль и всевозможные яства. Локи больше слушал, чем говорил, и чем больше слушал, тем больше не понимал.       — Приезжай в гости, — просил учитель, который, раздевшись, стал еще мощнее и больше, — тебя многие ждут, всем интересно, как ты, от тебя хотят услышать подробности твоей трагедии. Многим небезразлична твоя судьба и твое внезапное старение.       — Неужели меня не боятся? — осторожно спросил Локи. Ответ его приятно поразил и окончательно убедил в том, что не родной отец — гений манипуляций. И как ему удалось убедить всех в неоспоримом геройстве своего младшего сына? Множество бывших наставников, придворных и просто знакомых ждали его возвращения, хотели отпраздновать чудесное воскрешение, послушать истории, пускай и полностью лживые, но рассказанные воскресшим богом. Его похороны зиму назад были великим праздником, по нему все скорбели и оплакивали… Очередная ложь, придуманная отцом и вложенная в уста аса, которому Локи привык доверяться? Мало ему было мучений.       Они выпили здравицу, опорожнив большие кубки. Учитель распалялся, говорил все путанее, рассказывал о дворце, порой повторяясь, но с таким жаром, что в его словах сложно было усомниться.       — Видимо, асы считают, что я не достоин казни? — спросил Локи как бы между прочим.       — Казни? — переспросил учитель. — Ты герой Асгарда, спасший всех от гигантов, вернувшийся из Бездны. Казни! Скажешь тоже. Да и кто тебя казнить должен? Я, что ли? — он громко рассмеялся, так что стены чуть не затряслись.       Смех того, кому Локи доверял, и кто знал множество его тайн, сейчас раздражал особенно сильно. Локи досадливо поморщился. Из воздуха опять соткалась брюнетка с зелеными глазами — молодая, стройная. Рядом с ней Локи, порядком выпивший, различал огромную фигуру ётуна. Настоящие родители? Царевич Асгарда помотал головой, прогоняя наваждение. Не может быть!       — Скажи, а тебе приходилось работать с ётунами? — выпалил он, напряженно вглядываясь в собеседника.       — Конечно, приходилось, — кивнул тот самодовольно, поднимая очередной кубок. — Различия колоссальные. Тела совершенно разные, и реакция совершенно разная, все разное. Что именно тебя интересует?       Локи встал и поманил учителя в противоположный от стола угол якобы для того, чтобы показать артефакты из Бездны.       — Что ты знаешь обо мне? — Локи перешел на шепот, хотя мог бы и не утруждаться: за столом шло слишком веселое пиршества. В руке Локи уже держал один из боевых кинжалов. Вероятность того, что придется его применять — ничтожна, но все же она есть.       — Все знаю, — махнул рукой учитель, чуть не попав Локи по носу. — Я столько столетий с тобой занимался, что знаю все.       — Тогда скажи, кто я? — Локи продолжал наседать. Он не позволит этому асу уйти от ответа. И живым он ему уйти не позволит, если услышит то, на что намекали настоящие родители.       — Ты о том, что ты незаконнорожденный, полуетун? — тихо спросил мужчина совершенно серьезным тоном. Незаконнорожденный? Что он имеет в виду?       — Когда ты узнал? — Локи чуть опустил голову, изображая скорбь, но понимая, что вряд ли учитель купится на его простые уловки. Он один из немногих, кто видел его настоящие страдания.       — Что царица тебе не мать? С самого начала, — пожал тот плечами, перехватывая его запястье, но не пытаясь вырвать нож: понимает, что не ножом, так магией его прикончат и никто ничего царевичу не скажет. — Я же говорил: я лучший. Твое тело сильно отличается от тела аса, в нем много чего от ётуна, да и чертами ты все больше в батюшку, а от матушки у тебя ничего нет. От царицы, в смысле.       Локи откинул в сторону злосчастный нож. Кажется, учитель уверен, что он таки сын Одина. Очень хорошо, не стоит его в этом разубеждать да и убивать его пока тоже не стоит.       — Ты считаешь, что я этого не знал? — решил задать он еще один важный вопрос.       — Конечно, не знал, — учитель легко откупорил еще одну бутыль. — Ты же постоянно повторял её имя именно с такой интонацией, с какой зовут самое дорогое в мире существо. Уж в этом я точно разбираюсь.       — «Во имя Фригг», — прошептал Локи, вспоминая детство. Вот, значит, как: учитель никогда не говорил ни ему, ни отцу о своих догадках. Очень важно было узнать это сейчас.       — Кстати, о занятиях, — Локи поднял голову. — Мне нужно их возобновить.       Он позволил себе ухмыльнуться. Еще неизвестно, какую тактику лучше применить в борьбе с Хагаларом: продолжить ли играть в физическую боль или остаться на уровне слов? В любом случае защита ему необходима.       — Без воли твоего отца я не могу ничего сделать, — пожал плечами великан. — Договаривайся с ним.       — Скажи, что тебе нужно? Деньги? — царевич ответил слишком резко.       — Нет, не деньги, — учитель покачал головой. — Для занятий необходимо специальное помещение, помощники, без разрешения это никак невозможно.       — Я был царем Асгарда! — процедил Локи сквозь зубы.       — Я тебе не доверяю, — послышался честный ответ.       — Что? — Локи нахмурил брови.       — Ты уже однажды нас смертельно напугал.       — Ты вечно будешь это вспоминать? — Локи закатил глаза и скривился. — Мне было гораздо хуже, чем вам, и это был хороший урок. Сейчас я вырос, знаю все контрзаклинания, можешь поверить.       — Кто больше пострадал, это еще вопрос, — учитель вновь схватил его в охапку, шутливо обнимая. Вырываться было глупо и бесполезно. — Мы перепугались вусмерть: царский сын ни с того ни с сего теряет сознание! Мы же несли за тебя полную ответственность.       Локи едва сдержал очередной приступ гнева: совсем недавно Хагалар говорил то же самое. Ответственность перед отцом. Будто он дите малое. Они что, все сговорились считать его ребенком? Его, прошедшего Бездну, пережившего не одну войну, выжившего там, где большая часть населения Асгарда загнулась бы в первый же день? Он опасался вернуться домой преступником, висельником, но все оказалось много хуже: он вернулся младшим братом, младшим сыном, младшим царевичем. Ребенком, от которого никто ничего не ожидает, и которого не воспринимают всерьез. И если не воспользоваться этим положением, то придется признать, что все окружающие его глупцы правы.