Локи все-таки будет судить асгардский суд?

       — Что ты о себе возомнил, маг?!       Хагалар недовольно поморщился: не успел он переступить порог дома исцеления, как на него тут же набросился старый и в данный момент совсем не добрый друг. Да еще так набросился, будто он не проведать софелаговца пришел, а добить. И кто дал право какому-то там целителю повышать голос на мастера магии, да еще и пользоваться своим незначительным преимуществом в росте?       — Я возомнил? — Вождь, не сбавляя скорости, обогнул покрашенный в ярко-малиновый цвет столб, который повредил на своем веку множество голов. — Es ist lächerlich, друг мой. Я Раиду ничего не сделал, а вот он меня чуть не убил.       — Кто, Раиду? Убил тебя? — фыркнул Алгир. Он стоял перед дверью, ведущей в основное целительное отделение, и пропускать туда мага не спешил. Хагалар цокнул пару раз языком, прикидывая, прорываться ли с боем или нет, но сдержался, теша самолюбие мыслями о том, что, случись бой, противник не продержался бы и минуты. Навестить Всеминедовольного он всегда успеет: не вечно же Алгир будет торчать в доме исцеления, кормить пациентов морфием да посыпать раны чудо-порошком — другому он за все зимы так и не научился, несмотря на когда-то высокое положение при дворе. К тому же не зря здесь три официальных выхода и пара запасных, которые проламывают, когда выносят очередной труп.        Хагалар присел на скамью и указал приятелю на место рядом с собой.       — Твои кости магически укреплены, мне ли не знать. — Алгир даже внимания не обратил на недвусмысленное приглашение. — А даже если бы это было и не так, удар по голове — не повод сжигать софелаговца! Даже если это только иллюзия огня.       — Ты так кричишь, будто я на самом деле сжег нашего Вечнонедовольного заживо. Как он, кстати?       — Спит.       — Ну, вот видишь, все к лучшему! — Хагалар насильно усадил Алгира рядом с собой: его раздражали собеседники, возвышающиеся над ним. А еще больше его раздражали те, которые смели повышать на него голос. Если бы Раиду атаковал в лабораториуме, о! , можно было бы сполна отплатить ему. Хагалар почти незаметно потер руки в предвкушении, а злая ухмылка таки проскользнула на его лице: один раз нечаянно получилось, второй раз получится намеренно. Если уж на юного наследника не повлиять словами, то, быть может, его воздыхатель сам уйдет с дороги…       — Если ты так ненавидишь Раиду, к чему работать вместе? Вас никто не заставляет! — Алгир хотел встать, но хватка на плече ужесточилась.       — Ненавижу? Да что ты! Как член фелага он меня, как и я его, вполне устраивает. Наши интересы пересекаются совсем в другой плоскости.       Алгир не ответил, лишь испытывающе посмотрел на бывшего друга, ожидая продолжения. Сколько они всего вместе пережили, когда еще вместе служили Одину. Кем был Хагалар и кем стал? Алгир с трудом снял руку с плеча, но со скамьи подниматься не спешил. Когда-то Хагалар был очень опасен, возможно, даже больше, чем сама Хель. По крайней мере, так о нем говорили враги. Немногие выжившие, которые, будь их воля, предпочли бы мгновенную смерть мучительной жизни. Но теперь все иначе. Место безжалостного волка занял задиристый песец, главное оружие которого ядовитый язык, а не боевая магия. Только вот Раиду от этого не легче…       — Он приходил ко мне, говорил, что плохо себя чувствует, — вздохнул Алгир, вспоминая маниакальный блеск в глазах и заплетающийся язык того, кто всего себя собирался положить на благо Асгарда и младшего царевича. Раиду скорее уж преемник Хагалара, чем враг, только вот старому магу ничего не докажешь.       — Я посоветовал больше спать, но он меня не слушал, говорил, что потребности не чувствует. Тогда я предложил заняться физическими упражнениями.       — Так вот чего он в птицу играл, вместо того чтобы изучать свои прохладные шкафы.       — Was meinst du?       — Вот о чем, — Хагалар мановением руки соткал из воздуха листки белой бумаги для стукалок. Перевернув пару страниц, остановился на одном, особо впечатлившем его месте. — «Ни в коем случае нельзя подключать бытовой прибор к электронным энергоэкономичным штекерам или инвертерам, которые преобразуют постоянный ток в переменный с напряжением 230 V». — Хагалар сделал паузу, чтобы насладиться недоуменным лицом друга.       — Как видишь, ich habe ihm einen Gefallen getan, усыпив ненадолго. Проснется и с новыми силами сможет разбивать всем головы своим ручным вертолетом.       — А Беркане ты тоже услугу оказывал, когда против ее воли притащил в поселение отверженных?.. — неожиданно даже для самого себя спросил Алгир.       — Не только ты своими лекарствами можешь спасать жизни, — сухо ответил маг, ожидая подвоха: к чему целитель вспомнил о девушке?       — Так ты ее спас? Скорее уж погубил окончательно. — Алгир подошел к двери, отделяющей предбанник, где когда-то отдыхал измученный сын Одина, от основной комнаты, где лежали немногочисленные больные. Приоткрыл дверь, заглянул. Девушки-целительницы одними губами прошептали, что его помощь пока не требуется.       — Ты мог бы рассказать о случившемся ее отцу, а не притаскивать молоденькую, несовершеннолетнюю девочку в мир, где она никогда не сможет иметь семьи, — Алгир столкнулся с насмешливым и брезгливым взглядом Хагалара. Ну конечно, кому он рассказывает о семье и семейных ценностях! — Ты даже не представляешь, насколько важны семья, дети для женщины… Хотя кому я говорю: у тебя-то семьи никогда не было.       Насмешливый взгляд быстро сменился на оскорбленный. У Алгира возникло неприятное чувство, что Хагалар просто играет с ним как кошка с мышью, заставляя читать по своему лицу заранее продуманные и совсем не выстраданные эмоции.       — Во-первых, ты не знаешь, что тогда произошло, — начал мастер магии, поднимаясь.       — Зато я знаю тебя несколько тысяч зим и не сомневаюсь, что ты нарочно привел ее сюда. Она была нужна тебе.       — Даже если и так, с чего девочка тебя заботит?       — Память, смотрю, тебя уже подводит, Вождь. Хотя, конечно, тот факт, что я вел беременность матери Одиндоттир, легко забыть. Ведь это была такая мелочь, всего лишь авантюра, из которой ничего не вышло!       — Да, я и в самом деле забыл, — Хагалар несколько раз задумчиво провел пальцами по небольшой бородке, будто стараясь вспомнить давнишнее. — Но семья — далеко не главное в жизни.       — Говорит тот, у кого семьи никогда не было, — иронично заметил Алгир. Его всегда поражала способность Хагалара рассуждать даже о том, о чем он не имел ни малейшего представления!       — Была. Если ты не следил за мной последние семьсот зим, то будь поосторожнее со словами.       — Мы оба знаем, что она была не более чем фальшивкой, — припечатал Алгир. — А уж твой побег…       — Да кто бы говорил, — на лице боевого мага змеилась ядовитая усмешка. Он с трудом удержался от жгучего желания сломать давнишнему другу хотя бы руку. В последнее время обузданная жестокость стала не просто напоминать о себе, а рваться всеми силами наружу. Хагалар глубоко вздохнул и досчитал до десяти. Нельзя давать волю внутреннему зверю, иначе многие могут пострадать. Перед глазами расцвела ярким цветком картинка из прошлого с персонажами из настоящего. И вновь он видел распятого детеныша и собственную руку, наносящую непоправимые увечья. А ведь и правда, единственное, что смогло научить юнца почтительности, была боль… Легкая пытка принесла неожиданные плоды. Ему ничего не стоит запугать Локи до смерти, измучить так, как не умел даже Один, сломить его дух и сделать покорным рабом своей воли. Но не этого он хотел и не такими методами будет пользоваться.       — У меня была самая, как ты выражаешься, настоящая семья. По ту сторону тьмы… — С горькой улыбкой произнес он, опуская взгляд и зажмуриваясь, чтобы прогнать кошмарные наваждения. — Я вернулся в Асгард после смерти последней дочери. Глупая смерть была, очень глупая…       Силой мысли он материализовал собственные обрывочные воспоминания. Горящая плоть, истошные вопли, почерневшие остовы домов, сверкающие молнии… Голограммы были куда бледнее реальности.       — Хагалар, сама царица ищет встречи с тобой! — послышался голос новенькой магиологички. Она не смела войти в дом исцеления, поэтому кричала прямо с порога.       — Das hätte noch gefehlt! — злобно пробормотал маг, нетерпеливым жестом отсылая девушку. — Что ей тут понадобилось?       Алгир поспешил на улицу, чтобы избежать нежелательной встречи, но не успел. Царица в длинном голубом одеянии, которого не коснулись даже брызги дорожной грязи, уже подходила к дому. Бежать было некуда: скрыться в основной зале Алгир тоже не успел. Пришлось преклонять колени как в старые добрые времена, когда он клялся в верности молодой царице, и уповать на то, что она его не узнает.       — Приветствую тебя, Хагалар… — послышался глубокий голос над головой. — И ты здесь?!       Алгир не ответил, только еще ниже опустил голову. Все надежды растаяли в одночасье, словно призрачный сон: не так то и сильно он изменился за несколько столетий. Не то, что некоторые, искавшие приключения в темных мирах.       — Не знала, что ты жив да еще и выглядишь так молодо. Будто время вовсе не отпечатывается на тебе.       Алгиру показалось, что в голосе царицы сквозила откровенная ненависть и разочарование. Целитель сглотнул: вот ведь чего он никак не ожидал, так это встречи с той, кого лечил с детства и до своего постыдного побега. Он знал о Фригге то, что мог знать только врач, и за одно это знание она когда-то жаждала его смерти. Правда, это было давно, даже до предложения Одина, но воспоминания угроз так просто из памяти не сотрешь.       — Твой муж знал. И о том, что я здесь, тоже, — бессвязно пробурчал Алгир.       Фригга не удостоила его ответом, но велела подняться. Целитель перевел дух — вряд ли с ним еще будут разговаривать.       — Зачем ты прибыла сюда, прекраснейшая из бессмертных? — взял слово Хагалар. — Разве же в мире отверженных стоит гулять той, кто владеет всеми девятью мирами?       — Я прибыла сюда, чтобы вернуть домой моего сына, — с достоинством ответила царица.       — Приказ Одина? — нахмурился маг.       — Желание матери.       Алгир отступил в тень, чтобы со стороны понаблюдать за немым противостоянием Фригги и Хагалара. Не прошло и одной зимы с тех пор, как прохладным осенним утром маг вел немой диалог с Одином над телом Локи. В этот раз немой разговор тоже имел место, но не словесный, а эмоциональный. На лицах обоих противников были написаны решимость и нежелание уступать. Когда-то давно Фригга с Хагаларом были настолько дружны, что их желания, вкусы, любимые напитки и запахи совпадали. Но теперь, когда маг противопоставил себя царской семье, о счастливой молодости стоило забыть…       — Прекраснейшая, вспомни, что на этой земле законы Одина не имеют силы. — Вождь первым начал словесный бой, наступая на соперницу. Это был его излюбленный прием: сочетание твердого голоса, прямой осанки и отрывистых жестов. Алгир отлично знал все приемы бывшего друга. Как и царица.       — Послушай, Хагалар, — Фригга вместо того, чтобы отступать, сама сделала шаг вперед, а лицо из надменного превратилось в суровое и безжалостное. Таким Алгир его видел только на редких публичных казнях. — Локи — мой сын, и моя воля — закон для него, ты должен это знать.       Хагалар стоял напряженный, готовый к решительным действиям, но отвечать, тем не менее, не спешил.       — Приведи его, — приказала царица.       Алгир чуть не бегом выбрался из дома исцеления, который грозил превратиться в арену для настоящего поединка. Пора снова поставить около порога флюгер, который предупреждает о приходе нежданных гостей. Рука чуть саднила — он таки ударился о столб, несмотря на яркую раскраску последнего. Хагалар проводил его долгим взглядом и начал снова.       — Прекраснейшая…       — Ни слова!       — Ты совершаешь ошибку.       — Спасаю ему жизнь от ваших взрывов, — резко ответила царица. В мелодичном голосе проскальзывали нотки стали и гнева.       — Отнимаешь! И пока я жив…       — Боишься потерять его навсегда? Локи мой, не тешь себя пустыми надеждами!       Двери в основное отделение чуть приоткрылась. В проеме показалось сразу три головы, привлеченные странным спором. Женщины не посмели вмешаться и лишь во все глаза смотрели на то, как царственные асы, хранители мира в Девяти Мирах, более всего походили на разъяренных петухов, которых уже вывели на площадку для боев. Ладони магов светились светло-голубым сиянием, и оба мысленно подбирали подходящие заклинания. Царица и соратник Одина были готовы сцепиться если не в рукопашном бою, то в магическом. Наэлектризованный утяжеленный воздух буквально шипел от энергии, которая, не образуя заклинаний, стекала с пальцев, вытесняя кислород. Фригг первая сделала шаг в сторону, вскинув руку в предупреждающем жесте. Хагалар среагировал молниеносно. И не миновать дому ремонта, если бы не появление самого яблока раздора…       — Здравствуй, мама!        Локи вошел достаточно медленно и громко для того, чтобы женщины успели тихонько прикрыть дверь, а маги — принять подобающие случаю позы и натянуть на лица фальшивые улыбки. Правда, воздух от этого менее наэлектризованным не стал. Локи склонился, целуя руку матери. Резкая вспышка голубого света ударила по глазам: Фригг не успела полностью успокоить свою магию.       — Чего ради ты пожаловала к нам? — миролюбиво спросил Локи, оглядывая помещение и стараясь не обращать внимания на черные точки перед глазами: следов боя или разгрома он не заметил, но отчетливо ощущал, что что-то произошло, что-то явно нехорошее.       — Локи, — царица провела рукой по лицу сына, убеждаясь, что теперь, наконец, взяла магическую силу под контроль, — вернемся домой!       — Приказ Всеотца? — нахмурил брови царевич.       — Нет, конечно нет, — Фригг слабо улыбнулась и бросила недовольный взгляд на Хагалара и Алгира. Целитель, правильно истолковав немудреный намек, направился было к двери, но Хагалар резко остановил его. Фригг закусила губу, всем своим видом выражая недовольство. Маг только усмехнулся и скрестил руки на груди.       — Как ты мог так долго не приезжать? — Царица обернулась к застывшему в легком поклоне сыну. — Ты такой бессердечный!       — Мама, я скучал по тебе, но если бы приехал, то пошел бы против воли отца, — ответил Локи, не смея поднять голову и посмотреть матери в лицо, словно стыдясь своей бессердечности. На самом деле он, закрыв глаза, пытался определить, что произошло в комнате: она была просто переполнена магией, но не оформившейся, вроде бы не боевой.       — Воли отца. Но не моей или Тора, — поправила царица. — Вернемся домой!       — Зачем? — нахмурился Локи, выпрямляясь. — Мне кажется, что тратить по пять часов в день на дорогу туда и обратно — это безумие и глупость.       — Локи, тебе не место среди убийц и государственных преступников! — твердо заявила Фригг, указывая на Хагалара и Алгира: те только недоуменно переглянулись.       — Люди считают иначе, — пробурчал себе под нос Локи, а громко произнес: — Мама, тебе не стоит бояться преступников. Или тебя тревожат слухи о реактивах? — Он сделал пару шагов вперед, подарил Хагалару самую очаровательную улыбку из всех, на которые был способен, и положил руку ему на плечо, глядя в непроницаемое лицо матери. — Как видишь, у меня прекрасный наставник и учитель!       Локи скосил глаза, чтобы насладиться оторопью поганого мага, но вместо нее увидел обычную усмешку. Более того, Хагалар по-хозяйски обнял его за плечи! Объятие было сильное и крайне неприятное. Локи, поморщившись, продолжил лгать, растягивая гласные.       — Под его чутким надзором и умелым руководством я смог узреть истинную мощь науки естества и овладеть ею без каких-либо потерь!       Хагалар кивал чуть ли не на каждое слово, не отпуская руки с плеча. Алгир едва сдерживал легкую улыбку. Если бы он не знал, что Локи ненавидит Вождя всей душой, то проникся бы мыслью об их нежнейшей привязанности друг к другу. И царица, судя по сердитому блеску в глазах, поняла именно то, что хотел Локи. Она открыла было рот для возражений, но передумала и вместо бессмысленного спора завела другой разговор:       — Скоро твой день рождения — на него ты обязан приехать, — это уже была не просьба, а приказ.       — Зачем отмечать не круглую дату? — удивился Локи. Он точно помнил, что исполниться ему должно 1049 зим. До ближайшей круглой даты, достойной внимания асов, еще полно времени. Дни рождения Локи никогда не любил и считал неизбежным злом. Для царевичей они с самого детства были не более чем утомительной обязанностью. Это народ ликовал и пил, а они красовались на конях, произносили речи и изображали семейную гармонию. Так было раньше, а теперь, когда Локи знал, кто он и откуда, день рождения вообще потерял всякий смысл: он родился в начале зимней половины года, а не летней. И никогда не узнает, в какой именно день.       — Сын мой, ты воскрес из мертвых, — вещала, тем временем, царица. — Народ хочет видеть тебя, а ты заперся в мире преступников!       — Я заперся? — раздраженно переспросил Локи. — Отец отправил меня изучать Каскет.       Повисло неловкое молчание, прерываемое только стонами кого-то из раненых. Локи понял, что перегнул палку и продолжил более дружелюбным тоном:       — Ты сама видишь, что возвращаться домой сейчас в самый разгар работы безрассудно. Да и разве ты не доверяешь ставленнику Всеотца?       Локи указал на довольного Хагалара, который соизволил-таки отпустить его многострадальные плечи. Царица бросила на него быстрый недружелюбный взгляд и брезгливо поджала губы. Локи терялся в догадках. Мать и тюремщик явно недолюбливали друг друга. Неужели в поселении не было никого, кто лучше мог бы справиться с ролью надсмотрщика? Фригг так ничего и не ответила. Сухо попрощавшись и не разрешив даже проводить себя, она вышла, гулко ударив рукой по столбу. Локи выглянул за дверь и проводил недоуменным взглядом удаляющегося Хугина. Неужели отец не доверяет даже маме?       — И кто из вас убийца, а кто — государственный преступник? — насмешливо спросил он, оборачиваясь.       — Я, скорее, второе, — ответил целитель.       — Я здесь по своей воле и со своими целями, — перебил Хагалар. — И я думал, ты поедешь домой добровольно…       — Вертолет во дворце сломают, — пояснил Локи, пряча торжествующую улыбку. Он прекрасно знал, как бесят надменного мага его новые друзья и увлечения. — И опыты с оксидом натрия я там проводить не смогу.       — О да. Соедини его с известкой и получи… — раздраженно бросил Хагалар.       — Оксид натрия с оксидом кальция не среагирует, — повысил голос Локи, указывая на позорную ошибку. Он очень хорошо помнил первый день, когда маг спрашивал его про гипотенузу и смеялся над незнанием щелочей. — Вот с водой, диоксидом углерода или оксидом алюминия — это другое дело. Не правда ли, учитель? — Локи подарил магу еще одну презрительную усмешку, прежде чем с чувством собственного достоинства покинуть залу.       — Паршивец… — процедил сквозь зубы Вождь. Он страстно желал поставить зарвавшегося мальчишку на место. О, как он валялся на полу, воя от иллюзорной боли! Каким почтительным стал после! Ётун Одина побери: воспитал себе деток, нечего сказать!       — Он очень увлечен наукой естества, — промолвил Алгир. — И, кстати, ты заметил, что с его появлением прекратились взрывы и серьезные нарушения законов?       — О да, божественное влияние, не иначе, — мрачно бросил Хагалар. — Dummes Kind, ему никогда и нигде не позволят заниматься только тем, чем он хочет.       Маг сел на скамью и шумно выдохнул, приводя мысли и чувства в порядок. Он стал слишком чувствительным к провокациям. Но каков мальчишка: смог противостоять родной матери, не поехал на очередной разнос к отцу. Только вот в покое его теперь не оставят, а после дня рождения вряд ли вернут назад. Все планы, все усилия пойдут прахом, и все из-за безрассудства и спеси юного глупца!       — О Иггдрасиль, дай мне сил не сжечь его заживо по-настоящему! — взмолился маг, вспоминая былое прошлое, когда почти любая проблема решалась одним щелчком пальцев. Есть враг — и щелк — он уже догорает в ближайшей канаве. Очень удобно. Для войны. Но не для мирной жизни.              Локи корил себя за неудачную шутку. То, что маг — именно маг, а не естественник, он знал изначально, как и то, что Хагалар редко занимался какими-либо исследованиями: все силы мастера магии уходили на поддержание сносного существования магов поселения, а вовсе не на создание артефактов или возню с реактивами. Почему он взялся за Каскет — многие недоумевали, Локи же был уверен, что дело в отце: тот приказал присмотреть за неродным сыном, а заодно и артефактом заняться, вынуждая оставить привычную работу и заняться рутиной исследователя.       Убийцы и государственные преступники… Царевич усмехнулся: мать так расстроилась из-за отказа, что даже проводить себя не разрешила. И он, глядя на нее, все больше убеждался в том, что она лично знала и Хагалара, и Алгира. Ему и самому казалось, что он видел последнего во дворце, но очень давно. А, может, это был и не он вовсе. При дворе крутились сотни асов. Более удачливые сменяли менее удачливых, кто-то бесследно исчезал, а кто-то появлялся из ниоткуда. Можно было проверить: приказать Алгиру поехать вместе с ним во дворец и посмотреть на реакцию окружающих. Локи чувствовал, что затея доставит ему массу удовольствия, и, не будь Алгир целителем, он бы непременно сыграл с ним такую злую шутку.       Молодой маг остановился в нерешительности, почувствовав привычный в последнее время холод, который мог привести к очередной болезни. Фену своей недавней выходкой едва не испортила его верхнюю защитную одежду. Он был уверен, что грязь легко отмоется, поэтому не стал ничего предпринимать и доставать новую, но, сколько рабы ни старались, ничего не выходило: грязь содержала какие-то реактивы, возможно, что и опасные. Разводы так и остались, превратив парадную одежду в рабочую. Локи обратил внимание, что, хотя земля в поселении была свободна от туфа, на ней почти ничего не росло, зато в лужах плавали разноцветные разводы, блестевшие на солнце радугой. Страшно было даже представить, по какой гремучей смеси поселенцы ходили и каким воздухом дышали. Поскольку Хагалар в вопросах одежды был крайне упрям и все еще требовал ношения защитного костюма, а ругаться с ним каждый день по поводу его отсутствия надоело да и в свете последних событий было просто опасно, Локи направился в дом снабжения, надеясь встретить там местную служительницу мод.       В последнее время царевич перезнакомился с огромным количеством молодых ученых и установил, что женщин в поселении не так и мало, как казалось на первый взгляд. И вопрос «откуда они появились» интересовал его донельзя. Мужчина, преступник или увлеченный недозволенной в обычной жизни наукой, вполне мог прийти сюда самостоятельно, но женщина, почти не выходящая из дома, занятая воспитанием детей, кройкой шкур и поддержанием очага… Да ей в голову не придет сбегать в поселение бесконечной магии, дурная слава о котором давно разнеслась по всему Асгарду. Локи подозревал, что поселенцы сами делали все для того, чтобы их мир считали опасным — слишком уж хорошо в нем жилось на самом деле.       Знакомство с Кауной — застенчивой немолодой целительницей, которая испытывала гораздо больше привязанности к одежде, чем к медицине, прошло не совсем гладко. Она опешила, увидев сына Одина собственной персоной. Ее взгляд начал лихорадочно метаться, словно она надеялась найти какую-нибудь запасную дверь, в которую можно незаметно просочиться. Однако, не обнаружив никакой двери, кроме той, в которой стоял царевич, она смирилась со своей участью и в самых почтительных выражениях осведомилась, чем именно может служить высокорожденной царской особе. Локи раньше думал, что никто, лучше Ивара, не владеет искусством изящной словесности, но, оказывается, ошибался.       Пока хранительница снимала с него мерки и подбирала одежду, он завел разговор о женщинах и поинтересовался, каким образом сама Кауна попала в столь страшное место, о котором ходят леденящие душу слухи. Вопрос задел какие-то нежные струны души женщины. Она задумалась, потом тихо ответила. Руки при этом мелко дрожали, словно от озноба, а голос срывался.       — Я здесь по вине собственной гордости и зависти. У меня была сестра. Мы вместе постигали медицину, и она делала даже большие успехи, чем я. Она так лечила! Ее словно при рождении поцеловала Эйр. Наши родители не неволили нас к замужеству, а мы и не желали этого: нам хватало друг друга и наших знаний. А потом сестра полюбила. Или ей так только показалась. Она собралась замуж, забросила медицину и совсем отдалилась от меня. В день свадьбы я поймала себя на мысли, что подбираю яд, который мог бы отравить и ее, и ее будущего мужа. Это был позор. Я решила, что пусть лучше мои знания пригодятся здесь, где нет сестры, чем у себя дома я кого-нибудь убью.       — А что сестра? — спросил Локи с деланной заинтересованностью. Целительница рылась в куче тряпья, и ее слабый голос был едва различим.       — Умерла через год в родах. Мне сообщили. Весь наш клан винит меня в ее смерти, мол, я лучшая из целительниц и могла бы спасти ее, если бы не сбежала.       — Ясно, — Локи принял из рук Кауны новую одежду, особо даже не присматриваясь, и сделал вид, что уходит. Однако, уже стоя на пороге, невзначай спросил: — А другие женщины? Дочь Одина, например. Или Черная Вдова?       Кауна вцепилась побелевшими пальцами в подол платья и долго молчала, словно давала понять, что отвечать не хочет. Однако Локи уступать не собирался. Кауна может рассказать еще много подробностей, о которых он понятия не имеет. Например, раньше он как-то не улавливал, что отверженные могут переписываться с бывшими родными. Видимо, у его софелаговцев родных не осталось.       — Про Одиндоттир я ничего не знаю, — прошептала Кауна. — Вождь привел ее сюда пару столетий назад всю в слезах. Говорят, он ее соблазнил. А Черная Вдова… — женщина на мгновение замолчала, а потом резко вскинула голову и воскликнула: — Опасайся ее, царевич! Она убийца, она замучила сотню мужчин, которые ее любили.       — И ее не поймали? — Локи позволил себе поморщиться от громкого крика. Кауна волновалась так, будто Фену пыталась убить ее лично. А ведь это могло быть правдой: что если она убивает не только любимых мужчин?       — Поймали, но далеко не сразу. Кто бы стал подозревать неразумного ребенка? А когда поймали, то решили сотворить с ней что-то страшное, вот она и сбежала сюда. Теперь она не убивает, но… соблазняет.       Кауна вновь замолчала и, как показалось Локи, даже дышать перестала. Чужой страх, особенно беспочвенный, веселил царевича. Да и что такого страшного могла рассказать Кауна, чего Локи не слышал от матери? Во время войны женщины часто теряли свое женское начало, дрались наравне с мужчинами, убивали и мучали. Во дворце и сейчас служило несколько охотниц до убийств. Локи нарочито медленно отошел от двери и выглянул в маленькое окошко.       — А женщина, которая играет в птицу. — Он указал на площадку для игр, которую было прекрасно видно из дома снабжения. — Что ты можешь сказать про нее?       Царевич с затаенной радостью наблюдал, как Кауна неторопливо подходит ближе. Ее тело мелко тряслось от мерзости и брезгливости.       — Наутиз и Урур, — едва выговорила она. — Родственники.       — Муж и жена? — изумился Локи. Сколько месяцев ему с пеной у рта доказывали, что в поселении нет браков?       — Нет, вовсе нет. — Кауна отошла подальше и села на скамейку, нервным движением разгладив невидимые складки на платье. — Несколько столетий назад Наутиз сбежала к мужу от родителей.       Локи нахмурился и бросил еще один быстрый взгляд на играющую парочку. Представить себе женщину, которая сбежала к мужу без выкупа, объявляя себя вне закона и обрекая детей на позорное клеймо незаконнорожденных, было довольно сложно. Система бракосочетания в Асгарде поражала жителей прочих миров, особенно Ванахейма и Ётунхейма, где были сильны традиции. Вместо красивых свадебных обрядов и религиозных торжеств, жених просто выкупал невесту у родителей в присутствии не менее шестерых мужчин-свидетелей, а на следующее утро приносил вторую часть выкупа, который должен был составлять по стоимости не менее двенадцати футов шерстяной ткани. Единственные, кто делал асгардский брак хоть немного похожим на церемонию, были славословы, расхваливавшие жениха, превозносящие его богатство, ранг и личную храбрость.       — Наутиз быстро наскучила замужняя жизнь, и она опять сбежала, — продолжила Кауна. — К нам. А Урур — ее деверь. Их подозревали в любовной связи, а, когда Наутиз исчезла, его обвинили в убийстве!       — Какая осведомленность! — заметил Локи. — А ведь ваши законы запрещают говорить о прошлом.       Женщина покраснела и отвернулась к стене, но все же начала оправдываться:       — Это слухи, а, может, и ложь с приукрашиваниями. Да и не все чтят наши законы, — целительница вздохнула. Она уже смирилась с тем, что царственный гость навсегда останется в ее обители и будет смущать непонятными вопросами. — Наши законы не такие жесткие как в заворотном мире, их нарушение не так опасно.       Локи кивнул в знак благодарности и покинул дом снабжения. Законы поселения он читал достаточно давно, но и тогда обратил внимание на то, что в них прописывались не только преступления и наказания, но и действия, которые следовало предпринять для устранения нежелательных последствий нарушения. Любовные отношения были строжайше запрещены, однако несколько страниц посвящалось тому, что делать при нежелательной беременности. Асгардская медицина давно разработала десяток способов убийства плода в утробе матери, но в поселении и это было запрещено. Дети рождались, а вот куда они девались — Локи уже точно не помнил. Его тогда сильно поразило, что законам, пускай и достаточно мягким, почти никто не следовал. Слишком уж все это было похоже на дворец.       — Сын Одина! — послышался истошный вопль.       Локи резко остановился. С того дня, как младшая царевна покинула Асгард, Ивар не смел показываться ему на глаза. Что-то определенно случилось…       — Сын Одина! — запыхавшийся маг едва переводил дух после долгого бега. — Я молю тебя, пойдем со мной. Взгляни, Тессеракт готов. Как новенький!       Локи позволил взять себя за руки и увести в лабораториум, в котором он ранее наблюдал за ныряющими в бутылку яйцами и пробовал шипучую воду. На блестящем столе, единственном, начищенном до блеска, стоял Тессеракт. Локи взял его в руки, придирчиво осмотрел со всех сторон, но даже его зоркий глаз не смог определить, с какой стороны был отломан кусочек. Не так и много времени Ивару потребовалось для устранения своей оплошности. Всего-то два месяца. Локи бросил рассеянный взгляд на сияющего, словно начищенный таз, мага. От него еще может быть много пользы, не стоит отталкивать его слишком сильно. Ни слова не сказав по поводу работы, проведенной над Тессерактом, он вернул артефакт на стол и обратился к ученому:       — Через несколько ночей я устрою конную прогулку по Асгарду. Ты будешь меня сопровождать.       Ивар засиял еще ярче и рассыпался в тысячах благодарностей. Раз десять повторил, что никто в поселении не может выйти за его пределы, что для него огромная честь и удача быть знакомым с сыном Одина, что сын Одина больше на него не сердится, и прочие глупости, которые сотрясали воздух, но не несли никакой смысловой нагрузки.       С трудом отделавшись от чересчур привязчивого мага, Локи направился в свой лабораториум. Там он застал только Беркану, которая, сидя в шлеме, изучала очередные мидгардские бредни. Локи тихо подошел ближе и заглянул ей через плечо. На столе лежала гравюра с изображением странной птицы и не менее странного сосуда для круговой дистилляции, судя по подписи. Беркана переводила небольшой текст под гравюрой. «Пеликан настолько любит своих птенцов, что кормит собственной плотью. Символ, противоположный ворону. Символ реторты и распавшегося в жидком свинце философского камня, который плавится и растворяется, чтобы вызвать превращение свинца в золото. Пеликан — символ бескорыстного стремления к облагораживанию». Локи отметил про себя, что надо будет в Мидгарде найти пеликана и посмотреть, как он кормит птенцов своей плотью.       — Беркана, скоро я повезу тебя на конную прогулку по Асгарду, — сказал он, снимая шлем и обнаруживая тем самым свое присутствие.       Девушка вздрогнула и даже негромко вскрикнула.       — Ты напугал меня! — она утерла пот со лба, обнажив уродливую половину лица. — Прогулка, говоришь? Я никогда не выезжала за пределы поселения. Для нас это очень опасно.       — Но не для меня, — усмехнулся Локи. — В Асгарде меня считают героем. Вот и посмотрим, что скажут асы, увидев героя в сопровождении преступников. Передай Ивару и Раиду, что они едут с нами.       Локи устроился на соседней скамье и полистал одну из книг по Мидгарду. Она была посвящена ядовитым растениям и не слишком заинтересовала царевича. Он предвкушал скорое возвращение домой. Как будут удивлены родители, когда увидят, что он приехал не один, а с новой свитой!