Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Когда-то давным-давно она жила обычной жизнью молодой богатой девушки. В той жизни все было просто и понятно. Любящая семья, члены которой почти каждый вечер собирались за большим столом и трапезничали, вполголоса обсуждая накопившиеся события, сестра — лучшая подруга, единственная асинья, которой она могла без сомнений открыть душу, беззаботное времяпрепровождение… Невзгоды и бедствия обходили усадьбу стороной, однако в нелегкое военное время беспрерывно кочующие войска противника представляли серьезную угрозу даже в сердце Асгарда. Если враги подбирались к столице, а родители предрекали дурные времена, она звала сестру, забиралась с ней под несколько шкур и лежала тихо-тихо, чуть дыша, представляя, что враги уже ворвались в дом и повсюду разыскивают ее, переворачивают вверх дном сундуки, заглядывают в подвалы. Под жаркими шкурами она чувствовала себя в полной безопасности, здесь никто не мог ее найти. Если взрослые уезжали по делам на несколько часов или ночей, девочки не разлучались ни на мгновение: уж слишком велик был страх перед вражескими магами и мрачной рабской долей. Да, они мечтали увидеть далёкий и таинственный Ётунхейм, о котором столь много рассказывал отец, но в качестве гостий, а не в качестве прислуги или, того хуже, рабынь.       Но вот прошли столетия. Асгард возвысился над прочими мирами, а маленькая девочка выросла и покинула отчий дом, но детская привычка осталась. И пускай усадьба не шла ни в какое сравнение с дивными чертогами дворца, а Радужный мост, единственная связь с другими мирами, был разрушен, стоило Одину покинуть дворец, как Фригг звала к себе на ночь Фулу. В оглушительной тишине божественных чертогов казалось, что от любого ужаса, будь он реальностью или выдумкой, можно спрятаться под грудой шкур, прижав к сердцу руку сестры. Того тепла и доверия, что связывали их когда-то, не было и в помине, но Фула не смела перечить своей госпоже и покорно исполняла каждую её прихоть.       Был поздний вечер. Женщины отпустили слуг, оставили несколько свечей для придания полумраку интимности и только собрались забраться под теплые шкуры, как вдруг зоркая Фула приметила тень в углу, невнятную в робких отсветах пламени.       — Кто здесь? — грозно спросила она, вмиг становясь жесткой и решительной.       — Прошли столетия, а ты не изменилась, милая Фула: все такая же внимательная и бестактная, — послышался тихий, но от этого не менее ехидный голос, показавшийся смутно знакомым. Женщина взяла свечу и смело подошла ближе. Неверный свет выцепил из мрака старца в старомодном плаще, спускавшемся почти до земли слева, но оставлявшем свободной правую руку. Из-под плаща виднелась рубаха с немыслимым количеством украшений. Такую безвкусную помпезность, граничащую с безумным желанием выделиться и привлечь внимание окружающих, позволяли себе только поселенцы из магической деревни. Но что этот проходимец делал ночью в Фенсалире — женском чертоге, куда не смел заходить никто из мужчин, кроме членов царской семьи?       — Что заставило тебя вернуться? — мягко спросила Фригг. Она успела закутаться в накидку и усесться на большой плоский сундук с золотыми вставками, рассеянно перебирая пальцами по краю. Благодаря её осанке и взгляду простецкий сундук превращался чуть ли не в царский трон.       — Если ты к Одину, то его нет.       — Я не к нему, — Незваный гость задул свечку в руке ничего не понимающей Фулы — в комнате стало заметно темнее. — Я пришел к тебе, — тихо добавил он.       — Будь нашим гостем.       Фула неодобрительно скривила губы и хмуро взглянула на темную высокую фигуру. Сестра была настолько спокойна и приветлива, будто таинственный незнакомец вовсе не проник неведомым образом в женский чертог и не разговаривал с ней как с простой бессмертной. Само его присутствие здесь — нарушение всех мыслимых и немыслимых законов.       — Скажи мне только одно, наипрекраснейшая, — продолжил он, — ты знала о том, что твой муж приучает детей к пыткам? — в голосе нежданного гостя мелькнули нотки тихой ярости.       Фула пожалела, что не умеет обращаться в тень. Таинственный гость был не просто одним из отверженных: он был связан с изгнанником Локи, а значит, его появление в женском чертоге сулит сплошные неприятности! Если бы Фула была одна, то немедленно позвала бы стражу, но Фригг все так же невозмутимо сидела на сундуке, не выдавая ни страха, ни удивления, ни неприязни.       — Я никогда не вмешивалась в обучение детей. Иггдрассиль подарил мне сыновей, а не дочерей. Настоящих мужчин должен воспитывать мужчина, поэтому меня не касались дела детей, вышедших из младенческого возраста.       — Надеюсь, что ты лжешь, — бросил в ответ незнакомец и в несколько шагов оказался подле царицы. Он не склонился, не пал на колени, а посмел сесть рядом! Но даже такая немыслимая дерзость не стерла с лица Фригг показного благодушия.       — Помнишь наш камень? — ни с того ни с сего спросил незнакомец да еще таким серьезным тоном, будто спрашивал об иноземном сокровище.       — Какой именно? — голос царицы выдавал вежливую заинтересованность.       — В жерле потухшего вулкана. Камень, о котором знали только ты, я и Один.       — Помню.       — Он изменился. Я едва узнал его.       — Камень изменился?       — Да. Встретимся завтра вечером у подножья вулкана. Там и поговорим. Милая, — незнакомец расплылся в таинственной улыбке, после чего повернул голову в сторону Фулы и легко кивнул ей, — спокойной ночи.       Он взмахнул рукой, погружая комнату во мрак.              Алгир наблюдал за самым опытным участником экспедиции — логистом. Можно было, конечно, спросить, как работает «те-ле-ви-зор» или «фо-то-ап-па-рат», но не демонстрировать же свои слабости потенциальному врагу. Лучше так, подглядывать исподтишка. Когда логист отворачивался, Алгир не всегда успешно, но усидчиво старался повторить его движения, потыкать в нужные кнопки, опустить верный рычаг. Никаких вопросов он не задавал, хотя в комнате находилась куча непонятных вещиц. А ведь это был не лабораториум очередного помешанного ученого, а жилое помещение. Придется долго смотреть и разбираться, что к чему в этих загадочных «гостиных», «кухнях» и «туалетах». В туалете стоял очень странный аппарат: он шумел, выдавал воду, которая никуда не текла! По всей квартире были просверлены какие-то дырки, что-то куда-то лилось, светилось от прикосновения, кричало без предупреждения. Дичь. Магия. Лучше не трогать. Пока. Но раз люди создали, раз освоили жалкие торговцы-логисты, значит и естественник сможет. А логист (как бишь там его? А, Эвар!) пусть пока поработает на общее благо, поучит чему-нибудь полезному. Языку, например. Этой жуткой пародии на мелодичный язык асов. Молдавский! Алгир не знал даже о существовании такого языка, а теперь был вынужден изучить досконально. Но ничего, он справится, выучит язык, а потом… Видно будет. Надо найти какой-нибудь укромный уголок и заняться своими… исследованиями, да. А, может, не заниматься? Может, жить себе безбедно? Без всяких мастеров, без контроля? Блажь: захотел — поработал, не захотел — спустил те деньги, которые в прошлый раз заработал. Захотел — пошел в ночной клуб (Эвар так расхваливал этот вид отдыха), захотел — поехал куда-нибудь далеко-далеко. Ни тебе ограждений, ни надоевшей сотни домов с одинаковыми жителями, следящими за тобой и перешептывающимися. В этом мире — не только невероятные технологии, но и невероятные возможности. И их надо изучить. В ближайшее время. А лучше пусть Ансур их исследует и набьет себе шишки, а он, разумеется, поддержит ее и пожалеет, вызнает всю точную информацию и пойдет вперед, оставив ее позади. Но это — в будущем, а пока надо спрятать Тессеракт подальше от временных партнеров. А на вопросы «Куда дел?» всегда можно ответить: «В надежное место». Так он обезопасит себя от попыток убийства со стороны Эвара и Ансур. Можно будет много чего себе выторговать за раскрытие местонахождения артефакта. В конце концов, пока деньги и эти, как их, счета в банке есть только у торгаша. Надо свои завести. И лучше на основе уже существующих.              Ансур не могла поверить, что ей удалось вырваться на свободу, а поселение осталось далеко позади. В последнее время магиологи стали выводить ее из себя. Их самоуверенность и беспричинная заносчивость порядком надоели Ансур и пробудили лишь одно желание: покинуть поселение и не слышать больше, насколько эти пустышки всемогущи и несравненны. Она решила для себя, что вернется только в одном случае: если ей позволят решить проблему рождаемости соответственно ее научным исследованиям. А если нет, то останется в мире смертных навсегда. И вряд ли ей придётся когда-нибудь пожалеть об этом.       Новый мир ошеломил с первых же мгновений своей необычностью. Портал выбросил их с Алгиром в квартире логиста, которая совсем не походила на длинные дома поселения. Было ранее утро, безумно хотелось спать, так что Эвар, не слушая возражений, втолкнул гостей в спальню и запер дверь. Но даже в одной-единственной комнате было такое количество диковинных вещиц, что ученые, с интересом разглядывая всё, что попадалось на глаза, вмиг позабыли об усталости. Жесткие лавки не шли ни в какое сравнение с мягкими кроватями, застеленными огромными одеялами, белоснежными простынями и пышными подушкам, которые раньше Ансур видела только на картинках. На полу лежал великолепный бархатистый ковёр темно-вишнёвого оттенка, у стены красовался вертикальный шкаф со странной одеждой из неведомых материалов, а на выбеленном потолке висела люстра, озарявшая ярким желтоватым светом все помещение. Та самая люстра, ради которой полпоселения озаботилось проблемой электричества. Ансур невольно вспомнила, какую малую пользу приносили тусклые свечи, с помощью которых едва можно было различить чей-либо силуэт. В Мидгарде же яркий свет включался или погасал по велению всего одной кнопки, вмонтированной в стену. Это было невероятно!       Пресытившись впечатлениями, даже не посмотрев из окна на незнакомый молдавский город, в котором им предстояло жить и учиться, ученые заснули, повалившись на неразобранные кровати…       Утром Ансур не хотелось открывать глаза: она страшилась того, что вновь увидит темный потолок и деревянные стены родного дома. Но, к счастью, потолок сиял белизной, а стены украшала бумага в мелкий цветочек. Побег все же удался! Целительница, радуясь тому, что это не прекрасное сновидение, а явь, медленно огляделась, наслаждаясь каждым мигом в новом для нее мире. Рядом не было ни Эвара, ни Алгира, зато в углу стоял неприметный открытый шкаф с книгами. Вчера Ансур была настолько увлечена примеркой одежды: тонкой, обтягивающей, подчеркивающей красоту ее фигуры, — что не обратила внимания на книги. Не зря Эвар заранее спрашивал обхват ее талии и бедер и уверял, что одежда людей делается не на заказ и что многое можно купить без примерки. Одежда представляла существенный интерес, но все же не такой большой, как книги. Почти все — на французском: Эвар перед побегом из Франции переслал по почте большую часть мелких вещей. Ансур просмотрела корешки в поисках книг по медицине. Не просто так она настаивала на том, чтобы перенестись в город с медицинским университетом. Эвару пришлось поломать голову, прежде чем он нашел незаметное, далекое от прочих логистов, но все же не самое захолустное место — Кишинев, столицу мелкого невзрачного царства. Именно он должен был стать домом для ученых на ближайшие несколько зим. Ансур горела желанием поступить в местный университет и освоить современную медицину. А начать подготовку можно прямо сейчас. Она изучила всю полку, но так и не нашла ничего подходящего. Книги были до смешного маленькими и пахли совсем не так, как фолианты древности. Ансур не успела до побега познакомиться с бумажными трофеями Мидгардских логистов. Она работала в основном с заброшенными истертыми копиями и теперь просто не могла выпустить из рук сокровища, вышедшие из-под печатного станка. Одна книга привлекла ее внимание: в яркой обложке с изображением неведомой техники. Рони-старший Жозеф Анри «Звездоплаватели». Ансур открыла ее и попыталась прочитать: она превосходно владела французским, но смысл отдельных слов ускользал. Вроде бы люди летели к Марсу на каком-то корабле. Летели долго, соблюдая множество неясных параметров. Целительница хотела было закрыть книгу, но что-то помешало в самом начале, а потом она уже не могла оторваться. Автор рассказывал о таких потрясающих открытиях человечества, о которых она даже помыслить не могла! Марс — далекая планета, до которой лететь несколько месяцев, — обитаема! Животные на ней атакуют холодом, пробирающим до костей даже через космический корабль, люди трехноги… Как интересно! Но не только смысл книги завладел всем сознанием Ансур: она впервые встречалась с таким типом повествования. Это были не стихотворные саги, не мифы и даже не научные трактаты. Это было что-то совсем иное, та самая «беллетристика», о которой много говорили логисты.       Перед внутренним взором вспыхивали самые чарующие образы, уносившие Ансур в далёкие неведомые миры. Она, увлеченно перелистывая страницы и пробегая глазами по строчкам текста, забыла обо всем. То Эвар, то Алгир пытались дозваться до нее, но без толку. Она, завороженная историей, шла, куда звали, ела, что предлагали, совершенно не отрываясь от книги. Чувствовала она себя не очень хорошо: ее предупреждали, что воздух Мидгарда ужасен, но даже плохое самочувствие не было достойной причиной для того, чтобы отложить книгу в сторону хотя бы на несколько мгновений.       Эвар милостиво показал полку с научной фантастикой и оставил Ансур в покое. Алгир еще пытался вовлечь ее в разговор, даже выхватил книгу из-под носа, но дело кончилось таким скандалом, что ему пришлось в спешке ретироваться. О медицине Ансур больше не вспоминала.              Только подъехав вплотную к вулкану, Фригг сняла заклятие невидимости, которое наложила, опасаясь вовсе не Хеймдаля, который не имел права за ней следить, а случайных прохожих и путников. Следовало проявлять как можно большую осторожность, ведь никто, даже Один, не знал, что царица в совершенстве владела этим древним и, как считали многие, утерянным навыком. Одни маги умели держать заклятие невидимости, не двигаясь с места, другие могли передвигаться, но тратили на щит столько сил, что через несколько минут были вынуждены сбросить маскировку. Идти часами, держа заклятие, не мог никто. Кроме Фригг. В отличие от врожденных способностей к целительной магии, силы магии пространства проявились только после третьих родов. Рождение Тора сильно изменило жизнь немолодой царицы, отчаявшейся выполнить свое предназначение и подарить миру хранителя Мьельнира. Все считали, что она чуть не погибла при родах, но это было не так. Правду знал только Один и скрывал ее ото всех, в первую очередь от Тора. Фригг прекрасно видела, что муж действительно отдает предпочтение родному сыну, своему любимцу, наследнику, своей точной копии в молодости. Локи же не имел к царской семье никакого отношения и не походил на остальных ни внешностью, ни характером, ни способностями. Он был другим, и его чужеродность замечали с первого взгляда. Правда, такие мелочи не мешали Фригг относиться к сыновьям одинаково, только вот никто не знал, как именно. Тор в детстве был уверен, что мать предпочитает Локи, и страшно ревновал, но на самом деле он просто не понимал, насколько предвзято к полукровке относится Один. У Локи, в отличие от Тора, было объективно много недостатков. Слабый, тихий, болезненный, с телом, непохожим на тело обычного аса. Заниматься с ним мечом или копьем было почти невозможно, что доставило немало хлопот. Так что Фригг врала про безразличие к обучению детей. На самом деле она пристально следила за ними. Именно она, изо дня в день наблюдая за удрученным приемным сыном, которого преследовали нескончаемые неудачи в попытках научиться искусству боя, подбадривала Локи и убеждала его в том, что противиться природе бесполезно, что если ему довелось родиться слабым, то придется приложить много усилий для того, чтобы достигнуть успехов брата. Пусть и не сразу, но ей удалось донести эту идею до мальчика. Локи прислушивался к ней. Она была для него не просто матерью: она была богиней, причем, в отличие от Одина, которому нравилось играть роль сурового бога-карателя, который даже не скрывал, что получал удовольствие, доводя детей до отчаяния, не применяя физического насилия, Фригг нравилась роль мудрой советчицы. Она никогда не испытывала радости, лаская детей, и старалась делать это как можно реже, а вот помогать словом, убеждать в чем-либо, подбадривать, наблюдать, как ребенок, отрок, подросток следует ее наставлениям, — это было приятно. Возможно, все дело было в том, что Один редко слушал ее, чаще поступая по-своему, а приближенные выполняли ее волю только потому, что она царица. И лишь сыновья действительно нуждались в её поддержке и были искренне благодарны за оказанную помощь. Не потому, что Фригг имела влияние благодаря своему статусу, а просто потому, что считали её своей опорой. Отец мог наказать, мать — защитить. Эти роли были продуманы незадолго до того, как дети научились говорить. Один должен быть стать воплощением справедливости, Фригг — воплощением милосердия. И если ей казалось, что дети ведут себя неподобающе, она никогда не ругалась с ними лично, всегда предоставляла это право мужу. Она не приносила детям боли, редко давала утешение, а вот совет — всегда.       И вот сейчас к ней за советом обратился тот, от кого она меньше всего ожидала просьбы о помощи. Хагалар… В последний раз она виделась с ним один на один несколько столетий назад. Тогда он грубо оттолкнул ее, оставил сидеть на земле и глотать горькие слезы, вызванные яростью и глубоким отчаянием. Ему очень повезло, что этой сцены, недостойной богини, никто не видел, иначе он не дожил бы до следующего утра. Но прошли столетия, он получил то, что хотел, и теперь жаждал примирения. Только вот царица совсем не была уверена в себе. Всё-таки долгое знакомство с Хагаларом научило видеть насквозь его душу и непростой характер. Маг был очень опасен. Лучше бы он сгинул в Бездне; она ведь смирилась с его смертью… Как и со смертью Локи. На смену ребенку, послушному и любящему, пришло чудовище, внушающее самый настоящий ужас. Локи, прошедший Бездну, не был способен ни любить, ни здраво рассуждать. От любимого ребенка осталась только оболочка с некоторыми повадками, присущими младшему царевичу. Всё остальное исчезло, сгинуло, будто никогда и не было. Фригг до сих пор не могла забыть, как во время болезни этот новый, незнакомый Локи задал тот же вопрос, что и ребенок из мира ее снов: «Я умру, да?». В тот момент Фригг показалось, что перед ней — прежний Локи, и с большим трудом она смогла убедить себя в обратном.       — Неужели река времени потекла вспять и мы встретились, как в старые добрые времена?       Фригг медленно, царственно обернулась: одетый по старой моде, немного запыхавшийся Хагалар спускался с вершины горы и протягивал руку. Она без сомнений вложила в его ладонь свою. До жерла вулкана шли молча. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались поросшие мхом лавовые поля да опоясанное цепью невысоких гор море плескалось на горизонте. Было тихо, спокойно и страшно.       — Все как в те далекие времена, — говорил Хагалар. — Во времена нашей молодости.       Подул прохладный ветер магического свойства, и вот рядом с асами идут три полупрозрачные фигуры. Фригг вгляделась в свое отражение: она была молода и красива. В те годы ее по праву называли прекраснейшей из бессмертных; это сейчас старый маг только по привычке превозносит ее красоту. Молодые копии, нисколько не обращая внимания на оригиналы, взбирались по камням намного быстрее и вскоре оставили далеко позади постаревших путников. Они поднялись до самого жерла и исчезли внутри.       — Прошлого нам не вернуть, — твердо сказала Фригг, стараясь не слишком сильно сбить дыхание: все же она очень давно не покоряла высоких гор. — Но оно возродилось в наших детях.       — Ваших, — поправил Хагалар. — Мои дети погибли в Бездне, не оставив потомства, — он тяжело вздохнул.       — Все? — сочувственно уточнила царица, заранее зная ответ.       — Да, все. Иначе я бы не вернулся.       «И к лучшему бы», — с горечью подумала Фригг, но ни слова не произнеся вслух, лишь обреченно вздохнула: не стоило нарушать мгновения безмятежного спокойствия. И вот они достигли вершины. У ног разверзлась яма, поросшая травой. Если не знать, что тысячелетия назад она была жерлом вулкана, то и не догадаешься.       Внизу, почти в середине, лежал массивный камень. Один из самых важных камней Асгарда. Он был свидетелем клятвы, которая навеки связала двух таких непохожих асов: бога и боевого мага. Едва различимые силуэты, вызванные из памяти, стояли у камня и повторяли ритуал. И снова кровь мешалась с землей, пускай и призрачной. Молодая царица, а тогда еще только невеста, застыла чуть в отдалении, скрестив руки на груди. Она казалась такой сосредоточенной, будто ритуал касался ее лично, а не Одина с Хагаларом.       Камень действительно изменился: порос мхом, погрустнел и насупился. Фригг никогда не думала, что сможет сказать такое о камне, но из него будто улетела душа, которой вроде бы и быть не могло.       — И все же ничто не возвращается неизменным: мы вдвоем, с нами нет Одина, — в голосе Фригг проскользнуло легкое сожаление.       — Он тут лишний, — уверенно заявил маг.       — Неправда.       — Правда. Здесь и сейчас он лишний. — Хагалар сел прямо на траву. — Неужели мы все разрушили навсегда? — тихо спросил он, блуждая взглядом от призрака к призраку.       — Ты же знаешь, что Один будет только рад, если ты вернешься во дворец, — пожала плечам Фригг, стараясь не смотреть в проницательные глаза Хагалара, который мог с легкостью понять, насколько ее огорчит такой исход.       — Вернуться в качестве кого? — осведомился Хагалар поледеневшим тоном. — Стать тенью самого себя? — Он махнул рукой, и призраки мгновенно исчезли. — Мне некуда возвращаться. Мои таланты без пользы в новом процветающем государстве: дети успели вырасти без меня, а те, кого я любил, умерли или предали меня.       — Это ты нас предал, — тихо, но твердо ответила Фригг, стараясь словами, словно мелкими камушками, побольнее ударить по давно очерствевшей душе. — Только ты виновен в своих злоключениях.       — Я виновен? — Хагалар грустно усмехнулся. — Я виновен только в том, что не забрал детей с собой в Бездну; это действительно моя оплошность, признаю.       — Думаешь, они были бы с тобой счастливее, чем с нами?       — По крайней мере, они были бы избавлены от постоянных пыток.       — Детьми надо заниматься.       — А вы занимались?       — Не лично, но наставники и няни.       — Прекраснейшая, — Хагалар поднял голову и пристально посмотрел Фригг в глаза. — Скажи мне честно, как мать: ты довольна тем, что выросло из твоих детей?       — Да, — не задумываясь, ответила богиня. Другого ответа царица не могла себе позволить. Хагалар не нашелся, что на это ответить.              Фену даже представить не мог, что какой-либо мир, а уж тем более спокойный, скучный Мидгард может принести так много беспокойства, что именно на его основе будут изменять быт Асгарда. Мидгард заполонил буквально все; от одного его упоминания многих уже начинало тошнить. Ученые только о нем и говорили, порицая или превознося невиданные технологии, которые должны были в скором времени стать обыденностью для асов. По приказу Локи, все миры должны были отчитаться о возможности скорейшего начала поставок важнейших Мидгардских ископаемых. На собрании, посвященном данному вопросу, присутствовало девятнадцать асов: по два представителя от каждого мира и мастер логистики. И все бы ничего, если бы не пришлось перелопатить тонну литературы по ископаемым Мидгарда. Локи всерьез решил изменить Асгард и собирался начать с привнесения в быт асов всех благ мира смертных.       — Я очень прошу вас обратить внимание, — с царским величием говорил мастер логистики, — что на данном этапе нам не нужны ресурсы, отличные от Мидгардских. Все усовершенствования могут подождать.       Мастеру было легко сказать, а вот его подчиненным пришлось часами сверять полезные ископаемые восьми миров и соотносить их с человеческими. Да что там часами…практически днями и ночами. В результате получилось примерно следующее: Хельхельм, кроме нефти, мог дать мел и известняк. В Муспельхейме обнаружили залежи серы и базальта. В Свартальвхейме и Нифльхейме — уголь и металлы. В Ванахейме — гранит, серу и кварц. Самым важным миром признали Етунхейм: там было великое множество нужных ископаемых. Не зря именно этот мир в свое время был вторым после Асгарда, а иногда даже и первым. Несколько столетий подряд он контролировал межмировую торговлю. А уж какая там была древесина и сколько лечебных трав! Все миры завидовали и негодовали по поводу такого несправедливого распределения ресурсов. Юсальвхейм был бесполезен. Когда это стало очевидно, то на лицах обоих логистов расплылись такие довольные улыбки, что дело чуть не кончилось дракой. Несколько суток ушло на отделение зерен от плевел и сведения результатов в простую таблицу.       — Но даже если Локи одобрит ее, — изучая перечень полученных данных, задумчиво произнес один из логистов Муспельхельма, — мы не сможем ничего доставить: все уверены, что Радужный мост не функционирует.       — Мой тебе совет: не лезь не в свое дело, — ответил мастер логистики. — Наше дело маленькое: разобраться, что где есть, а уж бог укажет, что делать дальше.       Фену терзали смутные сомнения насчет того, что бог вообще задумывается о таких низменных материях, но он решил благоразумно промолчать.              Наконец настал день, которого Локи ждал с таким нетерпением, пусть и скрывал это под маской царственного спокойствия и хладнокровия. Сегодня начнется переворот, который он кропотливо продумывал последние несколько месяцев, тратя силы и время. Он докажет отцу, что способен на великие деяния, достойные бога. Быть может, тогда Один раскроет великую тайну, расскажет, в какое именно русло собирается направлять таланты воспитанника? В Етунхейм его не отошлют, но что тогда? Он станет советником при брате? Так брат не согласится. И не только он. Его прихвостни и Хеймдаль. Стража моста нельзя убить, потому что его некем заменить. А вот друзей Тора…       — Ваше высочество.       Локи вздрогнул от неожиданности. От приятных мыслей о мести его отвлек логист Хельхейма, с которым он недавно познакомился. Соулу, кажется.       — Логисты и естественники уже собрались, ждут только тебя.       Локи, стараясь проявлять дружелюбие, сдержанно кивнул. Как не вовремя! Его мысли только-только направились в нужное русло. Ну да оценить сложившиеся перспективы он еще успеет. Друзья Тора представляют много большую опасность, чем сам Тор. И убрать хотя бы одного из них было бы очень кстати. Но не сейчас. Пока есть дела поважнее.       Локи прошел в дом мастеров. Длинный, с деревянными стенами и земляной крышей, он уступал размерами только конюшне, что давно стало достойным поводом для сальных шуточек. Локи собирался встретиться с учеными на площади, но последние два часа шел непрерывный дождь, да и мастера медицины и крестьянства хором заявляли, что в доме удобнее.       Царевич специально чуть задержался, чтобы дать возможность опаздывающим без помех занять свои места. Его приветствовал нестройный хор немолодых мужчин. Среди них розовыми бутонами смотрелись отдельные женщины и юноши. Ученых было много, но вне зависимости от пола и возраста почти все имели нечто общее: не до конца зажившие ожоги, шрамы и другие последствия неудавшихся экспериментов. И хотя Локи лично еще не видел ни одного взрыва или пожара, софелаговцы утверждали, что они не редкость в мире отверженных.       Царевич позаботился о том, чтобы никто не посмел нарушить дружелюбную атмосферу предстоящего собрания. Он запретил мастерам даже приближаться к дому. Локи заявил им в лицо, что сам решит все проблемы. Ученые его горячо поддержали. Мастера попытались было возразить, но столкнулись с таким мощным сопротивлением со стороны своих же подчиненных, что вынуждены были отступить.       Локи сел за центральный стол и предложил гостям занять места рядом с собой. Уж сколько времени он жил в поселении, а ученые все не могли привыкнуть, что сам сын Одина общается с ними едва не как с равными. Задумавшись над этим странным моментом, царевич слишком поздно заметил толкотню за место поближе и понял преждевременность широкого жеста: ученых было много, за одним столом все не помещались, но садиться за другие, подальше от бога, никто не желал. Это было неожиданно приятно. Приятно настолько, что Локи даже не стал вмешиваться и позволил ученым самим решить, кто где и почему сядет.       — Я вас слушаю, — произнес он мягко, когда борьба за места поутихла. Он старался не заглядывать никому в глаза, но создать атмосферу уюта и тепла. У мамы здорово получалось, так чем он хуже?       Воцарилось молчание, которое неожиданно прервали несколько голосов. Трое ученых заговорили в унисон. Сбились, стушевались, бросили умоляющий взгляд на бога. Локи сделал вид, что ничего не заметил, и позволил справиться с первым волнением. Сейчас, как никогда, он наслаждался своим всесилием, наслаждался тем, что толпа асов прислушивалась к нему не по приказу, а с радостной готовностью, наслаждался осознанием того, что только от него, а не от отца или Тора, зависит столько жизней.       — Мы занимались военными разработками, — начал, наконец, самый смелый из исследователей. — Ваше высочество, у людей есть несколько достаточно простых наработок. Если термически разложить железо без доступа воздуха, то получится метиловый спирт, а это хороший яд. При десяти миллилитрах он вызывает отравление, а при тридцати — смерть со скрытым периодом в несколько часов. Мы проверили его на животных, но теперь надо бы поставить опыты на асах.       Локи кивнул. О да, он уже знает, на ком проверить. Либо на Хогуне, либо на Вольштаге.       — Кроме того, гремучую ртуть можно использовать как детонатор, а тротил — в качестве основного взрывчатого вещества.       Локи, внимательно слушая то одного, то другого аса, только коротко кивал, подбадривая глазами, но не задавая лишних вопросов. Оружие смертных вело себя в Асгарде очень странно. Логисты пару раз привозили небольшие орудия, с которыми сперва познакомили поселенцев по фильмам. И ружье, и пистолет отказывались стрелять. Устранить поломку никто не смог, и оружие с позором водворили в Мидгард, где оно тут же заработало. Магиологи шептались, что это знамение, мол, Асгарду не нужны такие технологии. Логисты только смеялись и обещали доставить танк или гаубицу, но оказалось, что их сложно не только купить, но и переправить. Перевооружение армии было, безусловно, важной задачей, но не первостепенной, и Локи ждал предложений совсем иного рода, касающихся чахнущего из-за засухи сельского хозяйства. Когда-то асы не употребляли в пищу овощей, довольствовались только водорослями и ягелем, но во время войны познакомились со множеством съедобных клубней и трав. Выращивать их, правда, было очень сложно, и поселенцы давно бились над проблемой продовольствия.       — Если картошку выращивать не из клубней, а из семян, то она будет меньше болеть…       — Для строительства может пригодиться фанера — проклеенные цементом слои дерева…       — Давайте попробуем массово прививать растения: урожаи должны увеличиться…       — Можно покрыть дома шифером. Это затвердевшая смесь цемента, асбеста и воды…       — Предлагаю покрывать поверхности суриком, окисью хрома или олифой: они так будут дольше сопротивляться непогоде…       — Из графита при помощи огромного давления можно сделать алмазы…       — Если использовать генератор с нефтью, то мы получим электричество…       Огромное количество разных предложений, полезных и бессмысленных, серьезных и несущественных, простых и хитроумных, буквально завалили Локи. Он едва успевал следить за ходом событий, однако терпеливо выслушал каждого ученого и, только когда поток идей и новшеств иссяк, взял слово:       — Вы прекрасно поработали, — придав голосу оттенок мягкости, благосклонно начал он, — ваш труд достоин похвалы, но этого мало. Асгарду нужно воплощение ваших идей. Только пройдя через тернистый путь проб и ошибок, мы вернем нашей родине былое сияние и славу. Первостепенные задачи таковы: улучшение наших жилищ, повышение урожайности посевов, перегонка и использование продуктов нефти, модернизация вооружения, — Локи замолчал, давая осмыслить сказанное. — А главное: нам нужно провести до зимы отопление и электричество. Передайте Ивару, чтобы он распределил каждого естественника на одну из задач. Все остальные исследования отложите в сторону. Приближается голод, мы все это знаем. Посевы не уродились, значит проблема обеспечения асов продовольствием будет как никогда актуальна. Нам нужны альтернативные источники и срочно. Логисты, ваша цель — доставить все то, что необходимо естественникам для их исследований. Естественники, используйте магов, но только в долгосрочной перспективе. Переплетите человеческие достижения с магией, пускай она заменит сложные механизмы, которые нам некогда разрабатывать. Магиологи пусть разработают алгоритмы внедрения магии в технику. Библиотекари должны оторваться от перепечатывания и найти книги, в которых рассказывается о простых методах, которыми можно получить сложные механизмы. Мудрость восьми миров впечатляет; многие достижения, обнаруженные в Мидгарде, давно известны в том же Муспельхейме или Етунхейме, но асы раньше были слишком тщеславны для того, чтобы взять на вооружение чужие идеи. Вам все понятно?       — Да, пожалуй, — нерешительно кивнул Ингвар. — Но есть только одна проблема. Нас мало. Точнее, нас, ученых, еще достаточно много, но для претворения в жизнь наших идей нужно много подмастерьев, рабочих и крестьян, а они и так заняты повседневными хлопотами, им некогда столь активно помогать нам.       — Он, к сожалению, прав, Локи, — вмешался Ивар. — Мне очень жаль это говорить, но нам не хватает исполнителей. Тех, кто будет мешать алебастр с водой, пока мы подбираем наилучшую пропорцию для шифера.       — Вы не единственные асы в Асгарде, — усмехнулся Локи, не понимая, как ученые могут мыслить настолько плоско. — Пускай рядом с вами никто не живет, но в нескольких милях располагаются хутора.       — Тамошние жители спят и видят, как бы нас прикончить, — буркнул Ингвар.       — Я сын Одина, — напомнил Локи, слегка повысив тон. — Мой приказ — закон для всех. Свободные асы будут работать на вас. У вас много еды, а в стране — неурожай; сотрудничество можно сделать обоюдовыгодным.       Естественники и логисты настороженно переглянулись.       — Локи, неужели ты предлагаешь, — голос Раиду дрогнул, — открыть ворота и впустить к нам обычных асов?       Царевич отметил, что ученые не обрадованы такой перспективе. И хотя он пока не понимал, почему, но решил временно отступить и выяснить подробности позже.       — Хорошо, поступим по-другому, — Локи встал. — Пускай маги возведут иллюзорный забор за пределами поселения. Там и будете встречаться с вашими новыми работниками. Таким образом границы будут соблюдены: никто не сможет обвинить вас в побеге из своей тюрьмы, а крестьяне не осквернят ваш дом.       Асы безмолвствовали, Локи ликовал. Все получилось даже лучше, чем он рассчитывал. В сотни, тысячи раз лучше.       — Да, и еще одно, — спохватился он. — Носите на руках разноцветные ленты.       На лицах большинства ученых отразилось столь явное недоумение, что Локи не смог сдержать улыбки. О, какое колоссальное удовольствие ему приносила возможность править народом, своими приказами порой приводя всех в замешательство. Как ему нравилось вершить чужие судьбы, зная, что никто не посмеет перечить. Наконец-то он был в центре внимания. Царевич, по-прежнему сияя от восторга, пояснил:       — Я не знаю вас всех по именам и профессиям, но, встречаясь на улице, хочу отличать, кто естественник, а кто врач. Определите, какой профессии какой цвет больше нравится, и носите: мне так будет проще.       Никто не посмел возразить, и это было приятно. Локи чувствовал, как внутри разливается тепло: от сердца через легкие и печень к ногам и рукам. Это был настоящий триумф. И рядом не было никого, кто мог бы подпортить его счастье неуместными замечаниями и подозрениями. Никого, кто бы попытался ему возразить. Ему — воспитаннику самого Одина.       — Я очень жду ваших идей насчет трубчатой печи и ректификационных колонн, — бросил он напоследок, приветливо глядя в лицо Ингвару. Тот покорно склонил голову, принимая вызов.              Алгир, Маннар и Хагалар в кое-то веке наслаждались бездельем. Улицы пустовали: ученые, вдохновленные пламенными речами Локи и просмотрами фантастических фильмов, образовывали новые фелаги для исследования угодных богу областей науки. Царевич был еще очень молод, многого не знал, поддавался романтическим настроениям, но в одном он не имел себе равных: в умении завлекать одним голосом, вдохновлять толпу. За ним шли, в него верили, и это было очень опасно, в первую очередь — для него самого, ведь нет никого страшнее толпы, разочаровавшейся в лидере.       — Но вот видишь, Вождь, поселение и правда пошло Локи на пользу, — говорил Маннар. — Ты только посмотри на него: как сильно изменился, как возмужал, каким сильным стал.       — Und das beunruhigt mich sehr, — вздохнул Хагалар. — Ребенок встает между мастерами и учеными, делает все, чтобы поселение перестало существовать, чтобы легкое недовольство переросло в открытый конфликт.       — Зато его любят, — Маннар указал на группку ученых. — Взгляни-ка сюда: Фену, Ансур и Раиду — заклятые враги. Были. А сейчас они стоят и что-то дружелюбно обсуждают. Выглядит многообещающе. При всем уважении к тебе, Хагалар, я уверен, твои прогнозы не сбудутся. Напротив, давние враги станут софелаговцами благодаря общему делу. Локи нас сплачивает, а не ссорит.       — О да, — фыркнул Алгир, — Локи умудрился объединить поселение. Забыты распри между магами и естественниками. Медики и библиотекари теперь не чувствуют себя ущербными. Все придумали себе роли в работе во имя общей цели. Давняя дружба врачей и библиотекарей больше не кажется исключением из правил, теперь все профессии друг к другу лояльны, особенно это видно в спортивных играх, где стало гораздо больше смешанных команд.       — Они все ждут, что Loki sie zum besten Leben führen wird, — покачал головой Хагалар. — А ведь он висельник, и жить ему недолго.       — Tors Tod und er ist der einzige Erbe, — ответил Алгир бесцветным голосом. — И ты, и я это знаем. К тому же это даже не будет предательством. Вспомни, что мы не переприсягали Одину после исчезновения Локи. Мы все клялись в верности царю Локи.       — Я знаю, что Локи — наш шанс вернуться ко двору, — ответил Хагалар с улыбкой. — Вспомнить былое, вернуть давно забытые имена. Что скажешь, Алгир? Из свиты Одина не осталось никого, кроме нас с тобой и Хеймдаля.       — Если вы спросите меня, — вмешался Маннар, — то Локи еще слишком молод и горяч. Власть только развратит его. Ему бы сперва шишек собственных набить без больших для Асгарда проблем, развлечься, познать жизнь, жениться, приобрести опыт. Мы и наше поселение станет хорошим фундаментом для его счастливой жизни.       — Пока что никто ему власть и не предлагает, — отозвался Хагалар. — Один еще жив и на покой не собирается. А убивать Тора… Das ist kein gutes Vorhaben.       — Ты всегда становишься слабым, как только речь заходит о детях Одина, — презрительно бросил Алгир.       — Пока рано думать об этом, — отмахнулся Хагалар. — Подождем, когда промышленная революция, которой сын Одина так бредит, провалится и наши в нем разочаруются.       — Ну почему же сразу провалится? — спросил Маннар. — Что-то вполне может получиться. Вон, велосипеды-то уже почти собрали. Добрая замена лошадям.       Хагалар ничего не ответил. Для себя он давно все решил: либо он воспитает из Локи достойного правителя, либо посадит на трон марионетку и будет дергать за веревочки. Власть в любом случае окажется в его руках. Иной исход невозможен.