Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Ранним утром наследник асгардского трона вихрем ворвался в покои брата, невзирая на протестующую прислугу, силившуюся сказать что-то наподобие «Его Высочество недавно лег».       — Брат, вставай! — Тор, чуть не выбив дверь, судорожно начал трясти Локи, только сомкнувшего глаза после бурной ночи, полной экспериментов. — Ну просыпайся же, кому говорю!       — Что такое? — еле слышно пробормотал тот, не открывая глаз — больше всего на свете он хотел сейчас спровадить братца куда подальше, поэтому попытался спрятаться от него под теплой и мягкой шкурой.       — Вставай! — Тор бесцеремонно сорвал с Локи покрывало. — Отец приехал!       — Отец? — Даже эта, без сомнения, радостная и неожиданная весть не помогла Локи проснуться. Истинный бог вернулся в свои владения, его надо поприветствовать. Надо. Надо… Тело не слушалось, будто чужое, сознание уплывало, мысли растекались, были тягучими и сладкими, словно мед — Локи непременно уснул бы снова, если бы Тор перестал жужжать над ухом и вернул теплые шкуры на место.       — Вставай! Только что сообщили, что отец близко. Скоро прибудет во дворец.       — Сейчас, только прекрати орать, — пробурчал Локи и с огромным трудом сел. Голова немного кружилась и была очень тяжелой, словно чугунной. Царевич потер глаза и, отчаянно зевая, попытался вспомнить, что они с Иваром делали ночью и не стоит ли за это «что-то» извиняться перед отцом. Вспоминалось плохо. Что-то было с кровью Мунина. Что-то магическое, он так точно и не понял, что именно, но Ивар восторгался результатами, а вышагивающий по столу Мунин отбивал клювом незамысловатую веселую мелодию. Раньше Хугин и Мунин казались Локи одинаковыми и внешне, и по характеру, но сейчас, столкнувшись с ними лицом к лицу, царевич понял, насколько разные они на самом деле. Хугин улетел с возмущенным карканьем, стоило царевичу заикнуться об анализах. Мунин же не просто дался, он еще и терпеливо выслушал путанные научные объяснения Ивара, которые плохо понимал даже Локи. Когда Ивар увлекался каким-либо делом, то погружался в него с головой: изучал каждую, даже самую незначительную деталь, вникал во все подробности, любил рассказывать о новом увлечении всем подряд и начинал сыпать загадочными терминами, не вдаваясь в разъяснения…        — Локи, Гарм тебя побери, подъем! — словно через толщу воды послышался очередной яростный вопль Тора, и Локи понял, что уснул сидя. Ночные бдения давали о себе знать, однако настойчивый Тор вовсе не собирался отвязываться — Локи это прекрасно понимал, а посему с явной неохотой поднялся на ноги, сонно озираясь вокруг. Не без помощи брата ему удалось привести себя в хоть какое-то подобие порядка, хотя мешки под глазами и сонное выражение лица никуда не делись. Локи с трудом, поминутно зевая и стирая слезы с отвыкших от яркого света глаз, накарябал Ивару короткую записку с просьбой не выходить из покоев и позволил брату увести себя в малый трапезный зал, где их уже давно ждала мать.       — Вы задержались, — негромко произнесла она с легкой ноткой укоризны в голосе.       — Я едва смог разбудить…       Конец фразы потонул в тумане. Локи, разум которого практически унесся в мир грёз, встрепенулся и вяло помотал головой, возвращаясь к реальности — он опять чуть не заснул, на этот раз стоя. Резные дубовые лавки, расставленные вокруг обеденного стола, призывно манили древесным теплом. Однако Локи понимал, что, стоит ему на мгновение сесть, и очнется он на полу под неодобрительными взглядами брата и матери.       Внезапно массивные двери отворились, заставив царевича поморщиться от чересчур громкого звука, ножом резанувшего поминутно ускользающее сознание. Показался отец, уверенными шагами направлявшийся к семейству.       — Я знала, что ты вернешься к нам в добром здравии! — облегченно воскликнула мать, поспешно кидаясь в объятия супруга.       Локи, боясь ударить в грязь лицом и превозмогая страстное желание разлечься прямо посреди зала, изо всех сил пытался сосредоточиться на отце.       — Лечение было долгим и утомительным, — громогласно промолвил бог. Молодой маг не успел спросить, о каком лечении речь, как Один приблизился к Тору и крепко обнял его, между делом интересуясь:       — За время моего отсутствия, надеюсь, не случалось ничего непредвиденного? Всё шло своим чередом?       — Всё в порядке, отец, — откликнулся Тор, дружески хлопая того по спине. — Я тебе позже все расскажу.       Сперва Один прижал к груди супругу. Затем обнял сына. Локи переводил оценивающий взгляд с одного на другого и сравнивал между собой, в сотый раз убеждаясь, насколько они втроем похожи. Одна семья: схожая форма носа, схожее выражение глаз. И как он в детстве не замечал, сколь сильно отличается от родителей?       — Локи, я и не думал, что встречу тебя во дворце, — царевич очнулся, ощутив на своей спине руки бога. Объятия были короткими, но от этого не менее крепкими, обжигающими. Локи не нашелся, что ответить, да ему и утруждаться не пришлось — братец ответил за него:       — Он тут четвертый день, отец, и пока уезжать не собирается.       — Что ж, в таком случае, у нас еще будет время побеседовать, — Один бросил на сына короткий пронзительный взгляд и отстранился.       — А пока давайте завтракать!       Только этих слов и ждали. Скамейки с шумом отодвинулись, пропуская за стол, в боковые двери вошли слуги с подносами. Чего там только не было: креветки, морские гребешки, палтус, треска, сёмга, лосось, сельдь, мясо тюленя и акулы! Что и говорить, завтрак по случаю возвращения Всеотца больше походил на пир, однако Локи не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Объятие отца до сих пор жгло спину, словно к ней приложили раскаленные головешки, но восторга и благоговения Локи при виде отца больше не испытывал, а золотое сияние вокруг его головы померкло. Тор что-то говорил об управлении государством. А ведь за неделю Локи ни разу даже не подумал обратить внимание на возросшие полномочия братца! Мать, в свою очередь, расспрашивала отца о здоровье. Локи уже догадался, что он был на целебных источниках, но не мог понять, что за болезнь его терзала.       Вдруг царевич почувствовал, что рука бога тяжело опустилась на плечо. Все мысли сразу улетучились. Это было, мягко говоря, неожиданно: секунду назад царь сидел на лавке с противоположной стороны, а сейчас уже стоял рядом да еще и с четким приказом следовать в башню. Локи было все равно, куда идти, его больше интересовала причина, из-за которой отец покинул праздничный завтрак да и еще его с собой прихватил. Расставание со скамьей потребовало титанических усилий и чуть не закончилось некрасивым падением. Отец куда-то вел по большой широкой лестнице. Куда-то наверх. И тут Локи вспомнил. Валаскьяльв — личная башня отца! Царевич недоуменно пролистал в голове воспоминания, связанные с этим великим местом. Предпоследнее посещение закончилось такими открытиями, после которых Локи еще долго не мог прийти в себя. Но сейчас… Неужели отец против опытов над животными? Но если против, почему Мунин согласился участвовать?       — Проходи, — Один кивнул на дверь, с обеих сторон которой стоял почетный караул. Локи пару раз глубоко вздохнул, прежде чем переступить порог. В покоях отца всегда витала атмосфера чего-то таинственного, неизведанного, запретного — в этом месте любой чувствовал себя не в своей тарелке. Здесь всегда было скрыто что-то желанное, заветное, что-то, чем очень хотелось обладать и иногда даже удавалось стащить, как Локи наивно считал раньше, втихомолку. В последний раз он был здесь вместе с братом, а в предпоследний — в одиночестве почти полгода назад. Локи встал туда же, где стоял раньше — у окна. И снова спиной к отцу, словно ожидая удара, которого точно не последует. После избиения, учиненного Хагаларом, Локи несколько раз ловил себя на мысли, что ему неприятно поворачиваться спиной даже к софелаговцам. Но они не могли причинить ему боли. Отец мог. Правда, не кнутом, а горькой правдой.       — Чего ты стоишь? Раздевайся и ложись.       Локи едва заметно вздрогнул от неожиданности. Раздеться? Улечься? Зачем? Царевич резко дернулся и мотнул головой, пытаясь согнать наваждение. Вмиг перед глазами заплясала пошленькая улыбка Хагалара, пучки розог и веревки. Волна ледяного ужаса пронеслась внутри: слова отца пробудили неприятные чувства, которые он испытал в тот ужасный день, заставили ощутить прежний позор с новой силой. От напряжения Локи сильно сжал кулаки. А если отец?.. Нет, не может быть, отец не мог, просто не имел права видеть тот позор! Локи почувствовал, что у него пылают щеки и плечи — одни от стыда, другие — от прикосновения отца.       — Ложись. Ты спишь на ходу, — решительно сказал Всеотец, насильно подводя к ложу. Локи немного успокоился и восстановил сбившееся от волнения дыхание. Едва опустившись на мягкую поверхность просторной кровати, царевич расслабленно сомкнул глаза и, не раздеваясь, уснул.       Когда он проснулся, солнце клонилось к закату, понемногу окрашивая покои в медный и красный цвета; голова гудела, как пчелиный улей, очень хотелось пить. И есть. Нет, есть не хотелось, только пить. Графин с водой приветливо подмигивал солнечными зайчиками со стола. Мгновением позже за тем же столом обнаружился и отец, сцепивший руки в замок и положивший на них подбородок. Увидев серьезное выражение лица Одина, Локи обреченно вздохнул, осознавая, что предстоит немаловажный разговор, и помотал головой, сгоняя остатки сна — пронзительный взгляд отца не сулил ничего хорошего. Теперь происходящее напоминало Ванахейм, мир, связанный с воспоминаниями о разрушенных мечтах и надеждах, мир, подаривший новую жизнь и новую веру.       — Выспался?       Это был риторический вопрос, всего лишь предлог для начала серьезного разговора.       — Да, отец, благодарю за заботу.       — Ты хотел поговорить со мной. Я тебя слушаю.       Локи растерялся. Поговорить? О чем? Нет, поговорить он, конечно, хотел, но не продумывал конкретные темы, считал, что отец спросит сам.       — Не за лягушками же ты прибыл сюда, в самом деле, — равнодушно усмехнулся Один, наблюдая за неоднозначной реакцией сына и указывая на стул перед собой. — Дело в твоих законотворческих проектах.       — В проектах? — бессмысленно повторил Локи. — Нет, отец. То были недостойные тебя глупости.       Он замолчал. Рано было говорить отцу о промышленной революции. Вот он вернется в поселение, запустит водопровод, тогда можно будет подумать о признании.       — Ты решил всерьез заняться наукой, — взглянув исподлобья, произнес Один несколько осуждающим, как показалось Локи, тоном. — Исследуешь моих птиц и зверей.       — Ты против?       — К чему спрашивать сейчас, когда ты уже исследовал? — усмехнулся Один. — Нет, не против. Когда-нибудь я расскажу тебе, как создавать волшебных тварей.       Локи заинтересованно подался вперед, желая узнать подробности будущего обучения. Он весь обратился в слух.       — Да, — кивнул Один. — В будущем. Пока попробуй с помощью поселенцев самостоятельно разобраться.       — Хорошо, отец, — Локи помолчал немного, собираясь с мыслями. — Многие асы называют тебя не только богом, но и бессмертным, это правда? — Вопрос прозвучал глупо, но царевич не знал, как сформулировать его иначе.       — Я бог, но я не бессмертен, как бы мне ни хотелось убедить себя в обратном. Я живу очень долго, но мой срок подходит к концу, поэтому тысячу зим назад я позаботился о преемниках.       -Что? — дрожащим голосом переспросил Локи. Такого честного и прямого ответа он не ожидал. Потерять отца сейчас, когда тот еще не раскрыл истинного предназначения воспитанника, когда етунская полукровка была беззащитна перед Тором и его прихвостнями, а союзники в лице поселенцев еще ничего достойного не создали!       — Я не собираюсь умирать в ближайшие столетия, — спокойно продолжил Один, заметив смятение младшего сына. — Но на еще одну тысячу зим меня не хватит.       — А ск… — Локи смутился. Он хотел узнать точный возраст отца, но не посмел задать прямого вопроса. — А мама?       — Кто знает, сколько ей осталось? Но, скорее всего, она переживет меня.       Локи сжал руки в кулаки, забыв об осторожности. Его мысли представляли собой хаос в чистом виде. Конечно, он любил и отца, и мать, но, если бы пришлось выбирать, кто из них будет жить дольше, он выбрал бы отца. Мать не приведет его к процветанию и успеху, а отец мог направить на верный путь, дать совет, подсказать правильное решение. Отец был гораздо мудрее, и Локи нуждался в его мудрости. Мать он очень любил, но закостенелой, детской любовью, которая в итоге не даст ему ничего. Его долг — восславить в веках имя отца, а вовсе не матери.       — Поселенцам ты интересен, — невнятно пробормотал Локи, ожидая, что отец разозлится. — Они хотят исследовать тебя. Твою кровь.       — Они ничего не обнаружат, — безразлично пожал плечами Один. — Я ас. Моя кровь, сердце, почки, кости, легкие — все они принадлежат старому, умудренному годами асу.       — А это тело твое? — осторожно спросил Локи с робкой надеждой на ответ.       — Конечно, мое, — кивнул Один. — Именно это тело родилось из чрева моей матери.       — Ясно, — Локи снова затих, обдумывая слова отца и размышляя над следующими вопросами. Это было так непривычно. Во время прошлых встреч отец требовательно допрашивал его, и Локи оставалось лишь повиноваться, а теперь Один так просто делится своими собственными секретами и тайнами. Раньше с ним ассоциировалась какая-то недосказанность, вечная тайна, — Один разговаривал образами, утаивая часть информации и не раскрывая все карты — а сейчас он походил на раскрытую книгу. Он был готов откровенно, без всяких недомолвок и загадок, удовлетворить любопытство собеседника. Скорее всего, за это потом придется платить информацией о бездне или каскете, скрывать которую Локи надоело. Если бы отец спросил сейчас, Локи бы честно ответил. Но отец не проявлял никакого интереса ни к одной конкретной теме, предоставляя право выбора.       — Ты ездил на лечение, на источники. Значит ли это, что ты болен? — задал Локи тот вопрос, который сформировался в его голове в первую очередь и с которого, пожалуй, стоило начать беседу.       — Нет, просто поправлял здоровье. Напряжение последних зим не прошло для меня бесследно, — Один слегка нахмурился, пристально глядя сыну в глаза.       — И я тому виной.       — Частично и ты.       Локи снова замолчал, испытывая горькое чувство стыда. Два года назад он даже представить не мог, что своими властолюбивыми мечтами сводит отца в могилу! А даже если бы мог и знал, чем все кончится, остановился бы? Слишком многое изменилось за эти два года, он наконец-то прозрел и нашел себя. Теперь нужно срочно придумать очередной вопрос, поддержать бессмысленную, неловкую беседу. Отец неподвижно сидел на месте, ничего не спрашивая и лишь изредка кидая на Локи внимательный, изучающий взгляд, словно приказывал выговориться. И, знал бы он, как Локи хотелось поделиться своими идеями, высказать все хитроумные предположения, выслушать честное мнение отца, но вместо этого приходилось вести незамысловатый разговор о чем-то другом, малозначимом и бессмысленном по сути. И чем больше Локи говорил, тем больше утверждался в мысли, что недостоин общества великого бога. Он спрашивал, уточнял каждую мелочь, лишь бы отец не молчал и продолжал отвечать на эти бессмысленные вопросы. И Один продолжал, не выказывая ни малейшего неудовольствия или протеста. Локи совсем сбился с толку: он мало следил за ходом чужой мысли. Иногда казалось, что отец говорит на каком-то непонятном наречии. С каждой секундой, проведенной в башне наедине с отцом, ему становилось хуже: голова немного кружилась, было невыносимо жарко и душно, снова захотелось пить, а еще больше — уйти из башни и никогда в нее не возвращаться. Ведь она видела величайший позор и поражение воспитанника самого Одина. Гнетущие воспоминания обожгли вполне материальным огнем. Резкая вспышка огня разнесла тепло по всему телу. Царевич дернулся и далеко не сразу понял, что отец ни с того ни с сего поцеловал его в лоб.       — Я так и думал, что у тебя температура, — послышался недовольный голос.       Температура? У кого? Локи с трудом понял, что речь о нем самом. Лихорадка подступала все ближе, царевич медленно, но верно проваливался в бездну.       — Позовите царицу, — крикнул Один стражникам и, не понижая голоса, осуждающе произнес: — Ты же знаешь, что тебе нельзя находиться в холодной воде. И все равно полез в болото.       Отец еще что-то говорил, должно быть, ругался на неосмотрительность воспитанника, но Локи уже не слышал, да и не особо хотел внимать очередным гневным речам. В полубреду ему чудилась змея-многоножка, распластавшаяся на солнышке в одном из коридоров дворца.       — Я не знаю, что это, но я хочу это к себе в Фенсалир, — сказала появившаяся из ниоткуда мать. Рядом с ней стояли отец и Хагалар. Они взяли длиннющую змею и вдвоем понесли ее в березовый чертог. Мимо пробежали придворные маги, гнавшиеся за тремя Торами, а за ними, обгоняя, прыгал многоухий заяц. И все это вертелось калейдоскопом, меняло формы, очертания и краски. Локи чувствовал, что проваливается все глубже и глубже…       Но вот температура спала. Бредовые фантазии отступили. Локи не решался открыть глаза еще некоторое время, наслаждаясь своего рода тишиной, наступившей в его воспаленном от жара мозгу. Он чувствовал, что лежит на чем-то мягком и кто-то гладит его по волосам. С трудом разлепив веки, он увидел мать.       — Опять пневмония? — слабо прошептал он одними губами: слова давались нелегко и стоили усилий.       — Нет, надеюсь, — ответила она мягко, стирая пот со лба. — Вроде бы просто простуда, но с высокой       температурой. Сын мой, о чем ты думал?       Локи очень захотелось заткнуть уши или накрыть голову подушкой. Мало ему было нравоучений отца, которых он, к собственной радости, не слышал, так теперь еще и мать туда же. И, что самое ужасное, родители правы: он знал, что ему нельзя лезть в болота, но полез. Полез, потому что посчитал, что смог укрепить здоровье, что многосотлетние запреты теперь ничего не значат для него. Но он ошибся и теперь жалел о своем неразумном поступке. Никакие лимоны, расхваливаемые Иваром, не помогли: стоило чуть-чуть промокнуть, как простуда мгновенно атаковала. Хорошо, что это случилось во дворце рядом с матерью. А если бы в поселении, то осложнения могли привести к настоящему воспалению легких. Неужели хваленые ученые-целители так и не разработали никакого лекарства? Не единственный же он житель Асгарда, страдающий легочными заболеваниями. Локи решил, что обязательно узнает про лекарство, как только вернется. Болеть по нескольку раз в год ему давно надоело.       — Спасибо за заботу, — он с трудом сосредоточился на матери. — Ты давно здесь?       — Около часа, — мягко улыбнулась Фригг. — Ты метался по постели, звал меня, отталкивая при этом мою руку.       Локи промолчал. Мать осуждала его за то, что он никак не мог контролировать.       — А где отец?       — Ушел.       — Но он вернется?       — Конечно, вернется. Он распорядился, чтобы ты болел здесь.       — Хорошо, — Локи несмело кивнул. Отец как всегда все решил за него. Если мать права, и болезнь несерьезна, то через пару ночей все закончится. Жаль только, что пока он не сможет тренироваться с учителем. И угораздило же его заболеть именно сейчас, когда появились первые успехи! Учитель настаивал на ежедневных тренировках, да Локи и сам был им только рад. И тут раз — и все, температура! Знал бы, ни за что не полез бы вместе с Иваром ловить этих треклятых лягушек! Да еще и отец вернулся во дворец. Вдруг он запретит тренировки по лишь ему одному ведомым причинам?              Не прошло и двух дней, как Алгир полностью освоил улицу и отказался от общества невероятно услужливого логиста. Эвар был таким милым, хорошим и правильным, что Алгир до сих пор терялся в догадках — как ему в голову пришла мысль сбежать? Вернее, как пришла, он точно знал — лично надоумил. Но одно дело предложить, намекнуть, а другое дело сделать… Ну да, по большому счету, не имело никакого значения, почему логист согласился, главное, что согласился и теперь решает все бытовые проблемы.       Центр города Алгир выучил наизусть и переключился на городские лесные массивы, именуемые парками. В самом знаменитом из них, Валя-Морилоре, росли такие огромные деревья, каких Алгир никогда раньше не видел. Парк занимал площадь в сто человеческих гектаров, и все они были покрыты деревьями и кустарниками. В центре располагалось озеро, недавно пережившее «экологическую катастрофу», как гласили информационные щиты. Из-за рыбного мора его осушили, а через несколько зим заново наполнили водой. Алгир боялся даже представить себе, как можно осушить огромное озеро. С другой стороны, раньше он боялся себе представить, как строят высотные дома, но недавно целых полтора часа наблюдал за башенным краном, грузившим бетонные плиты. Если такая махина свалится, мало никому не покажется.       Вокруг озера вилась ухоженная дорожка: городские жители неспешно гуляли по ней, беседуя и наслаждаясь чистым воздухом, сильно отличавшимся от воздуха проспектов. Алгиру нравилось медленно прогуливаться вокруг озера и расширять словарный запас за счет названий деревьев. Акации, клены, каштаны софора — незнакомые, но красивые растения. Между ними встречались привычные ивы и рябины, но сравнительно редко.       — Oh, my bag!       Алгир отвлекся от размышлений о растениях и поднял глаза на иностранку, с трудом переводя с непривычного английского. Перед ним стояла простенькая наивная блондиночка в огромной соломенной шляпе и с шарфом, скрывавшем всю нижнюю часть лица. Одета она была странновато.       — Please, help! — На Алгира уставились пронзительные голубые глаза, полные такого сладострастия, которое он не видел ни у одной земной женщины, даже у тех, которые прямо на публике целовались со своими любовниками. Ну да раз просит, придется помочь. Алгир опустился на корточки и принялся собирать сотни мелочей, которым еще не знал применения. Какие странные вещи носят женщины Мидгарда в своих котомках: компактные карандаши, маленькие спиртные напитки, пахнущие много приятнее спирта, расчески, а это что? Алгир поднес к носу прямоугольник с крышечкой. Такого он раньше не видел.       — You like it? — девушка накрыла его руку своей, очень мягкой и нежной. Даже рука незнакомки не походила на руки молдаванок: была значительно теплее.       — My big brother gave it to me. Look! — девица наклонилась, как посчитал Алгир, слишком низко. Он хотел было отстраниться, но тут незнакомка откинула крышку странного предмета и нажала на кнопку — в миг вспыхнуло яркое пламя. О! Миниатюрный портативный газовый генератор! Надо заполучить его любой ценой и изучить. И лучше без девицы. Но и с ней можно, не повредит, а может даже расскажет, как он устроен.       — Oh, and what this here? — фальшиво улыбнулся он своей самой очаровательной улыбкой, с трудом вспоминая английский. — I like this thing very. Design especially. Cheap thing but you need it very maybe. What you want for it? Let's change, I have much things, very interesting.       — Do you invite me to your place? — девица, порозовев, наигранно смутилась и стыдливо опустила глазки, делая вид, что ей знакомы правила приличия. Алгир хмыкнул: «плавали, знаем». Что в его мире, что в этом женщины одинаковые. Либо чокнутые, как Наутиз, либо любвеобильные стервы, как… Да хоть как вот эта вот иностраночка. Наверняка ведь замужняя. О, какая хорошая мишень для шантажа… Но это слишком сложно.       — No! I… — Алгир судорожно пытался вспомнить хоть что-то на английском. Голова упорно выдавала «Acasa la mine nu e prea curat», но это было точно не то. — It is not very good at my house… Let's go for a walk and talk what you want. I am sure you love beautiful things. Let's change this beautiful small thing for other beautiful small thing.       «Еще чего не хватало, всяких потаскух домой водить!» — пронеслось у него в голове. Однако грубить не следовало. Зачем зря барышню обижать, ведь она может принести гораздо больше пользы, чем думает. Алгир свернул на узенькую тропку и пошел рядом с девушкой. Странное беспокойство все не отпускало его. Что может ему сделать эта женщина? Он еще раз внимательно осмотрел ее с ног до головы. Она шла так близко, будто собиралась наброситься и… нет, не убить. Скорее, изнасиловать. Алгир еле заметно скривился. Неприятное знакомство, но ради миниатюрного портативного газового генератора придется потерпеть.       — Can I look on this thing more close? — как бы невзначай спросил Алгир. Ему в голову пришла гениальная идея: схватить генератор и броситься прочь. В кусты! Не побежит же это хрупкое создание за ним. Особенно на каблуках. Где бросится, там и свалится. Да и не станет из-за какого-то там генератора поднимать шум и звать полицию       — Here it is, — девица протянула вещичку и едва заметно погладила руку естественника. По телу словно электрический импульс прошел, но Алгир его проигнорировал. Вот уж кто-кто, а он мог похвастаться абсолютным контролем над собственным телом. Стоило вещице оказаться в его руках, как естественник сорвался с места и прежде, чем девица успела сказать «А?», скрылся в колючих кустах. Он долго несся по парку, не оглядываясь, и остановился только на широкой аллее у выхода. Алгир внимательно осмотрел свою добычу. Если отодвинуть крышечку и нажать на кнопку, появится искра! Алгир с немым восторгом наблюдал за бушующим пламенем, которое горело, не требуя волшебства, бумаги или дерева. Горело само! Маги лопнули бы от зависти!              Алгир угрюмо барабанил пальцами по столу, в пятый раз выслушивая рассказ Фену со все более фантастическими подробностями. Дагар вроде бы жалел ее, но на самом деле тонко насмехался. Черная Вдова смеялась вместе с ним, постепенно перебираясь с дивана на колени. И как эти юнцы могут быть столь беспечными? Неужели Дагару так хочется занять место в длинном списке уже не юной развратницы?       Громкий смех перешел в страстный поцелуй. Фену, оправдывая свое прозвище, пауком впилась в логиста, оплела его руками и ногами с такой силой, что он бы при всем желании не смог вырваться. Алгир не удержался: ушел к себе, громко хлопнув дверью. Они сюда прибыли по делу, а не для развлечений, но Черной Вдове бесполезно что-либо объяснять. Алгир с трудом нашел выключатель, поморщился от чересчур яркого непривычного света. Беглецы раскрыли Фену и теперь будут действовать осторожно и скрытно. Поняли, что за ними пришли, и что ничего хорошего им возвращение в Асгард не сулит. Не стоило доверять такое ответственное дело похотливой магичке. Но кто мог отказать Черной Вдове? Алгир сел на кровать и задумался. Беглецам нельзя возвращаться в Асгард, он понимал это как никто другой. В лучшем случае, их ждет наказание, а в худшем — смерть или опыты. Асгарду необходим Тессеракт, а вовсе не их жизни. Надо заполучить артефакт и дать предателям сбежать. Без мощного источника энергии они растворятся в мире людей, и их никто не найдет.       Быть может, со временем окажется, что они правы, что асам стоит переехать в Мидгард и смешаться с людьми. Алгир достаточно долго изучал и сравнивал две такие непохожие расы и, в отличие от большинства представителей божественного племени, не был уверен в том, что асы во всем лучше людей. В медицине люди давно обошли богов, в науке и технике, как оказалось, тоже. Совсем недавно они были абсолютно беспомощны во всем: написать свое имя могло всего двадцать процентов населения, что уж говорить о массовом образовании? Но что с ними случилось за тысячу зим? Люди совершили ошеломительный скачок вперед, затмив собой богов, которые эту же самую тысячу зим топтались на месте, не желая ничего менять. Так не пришло ли время асам сгинуть, уступив место более развитым соперникам, опередившим их во всех областях жизни? И не поняли ли беглецы раньше всех, какое именно будущее ждет Асгард?