Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      — Это бред! — заявила Наутиз, зло сверкая глазами в сторону своего мастера. — Чтобы сбежать, нужна цель, а ее у Ансур не было. К тому же она панически боится мужчин.       — Все факты против нее, — устало ответил мастер медицины. — Ее нет в поселении третий день. Не оправдывай ее.       — Я не оправдываю, я поясняю. Мы ели вместе, мы спали вместе, — уже почти кричала Нутиз, все больше выходя из себя. — Она не из тех, кто может выжидать-выжидать, разыгрывать из себя недотрогу, а потом по-тихому сбежать!       — Хорошо. Ты знаешь, где она? — спросил мастер магиологии.       — Я — нет!       — Вот в том-то и дело.       Наутиз заскрежетала зубами, но промолчала. Крыть было нечем. Она никак не могла защитить подругу да и не имела большого желания делать это. Когда до нее дошли слухи о побеге, она сразу подумала на Ансур: слишком давно та не приходила ночевать. Наутиз уже готова была поверить даже в то, что целительница, наконец, завела отношения с кем-то из соседей, но нет, в случившемся не оказалось никакой романтической подоплеки. Через две ночи после обнаружения исчезновения Тессеракта в поселение в срочном порядке вызвали логистов Мидгарда. Они явились незамедлительно, ругаясь, правда, на чем свет стоит.       — Вы срываете мне выгодную сделку! — вопил один. — Не смейте закрывать портал, мне надо позвонить.       И он еще минут сорок ругался с кем-то на шведском, порой переходя на типично асгардские выражения.       — Надеюсь, вы оторвали нас от дел из-за чего-то крайне срочного, — недовольно пробурчал другой. — В моей стране сейчас четыре часа дня, работа в самом разгаре. Отлучку заметят — будет скандал. А у нас еще везде камеры слежения и пропускная система.       — Голубчик, скажи мне, где Эвар? — перебил его мастер логистики. — Я его не вижу. Всех вижу, а его нет.       — Мы не смогли ему дозвониться, — откликнулся Дагар. — И в скайпе его нет, и на фейсбуке.       — Я попытался связаться с его друзьями и девушкой, но тщетно, — добавил другой логист.       Так нашли первого пропавшего. Следом вычислили Ансур. Шестнадцать медиков обнаружились в домах исцеления, а семнадцатой нигде не было. Поселенцы утвердились в мысли, что сбежали двое, скорее всего, страстно влюбленные друг в друга. Наутиз только фыркала, в красках представляя себе влюбленную Ансур. Тем временем, мастера позвали библиотекарей и составили списки подчиненных. Перепись заняла больше суток, но зато теперь в памяти компьютера и на бумаге хранились ряды прозвищ и кратких описаний их носителей. Малое количество имен столь сильно мешало переписи, что мастер медицины предложил дать названия длинным домам, в которых ученые ночевали. За каждым поселенцем было закреплено определенное место, которое он не менял столетиями. Идею одобрили, правда, разразились споры по поводу названий. Одни считали, что надо увековечить имя бога, другие — что его деяния. Спорили долго, сошлись на том, чтобы прикрепить на крышу каждого дома изображение какого-нибудь зверя, любимого богом. Бог из поселения уехал три ночи назад, спросить было не у кого, однако многие считали, что прекрасно разбираются во вкусах Локи, возможно, даже лучше него самого. Наутиз не принимала участия в споре, но с большим удовольствием наблюдала за ним и делала вместе с Ингваром ставки насчет того, какое именно животное на какой дом поместят. В результате проиграли оба, потому что мастера решили повесить на крыши не животных, а еду — уж о вкусовых пристрастиях царевича все были осведомлены… Так в поселении появился дом Конфектов, дом Джекфрута, дом Молока, дом Чоколатля и прочие. Наутиз первая узнала о том, что отныне живет в доме Морской Капусты. Сие растение она любила, но даже представить себе не могла, как именно ее изображение будет смотреться на крыше огромного дома.       Когда долгие переименования, запись и допросы, наконец, закончились, не досчитались Алгира — естественника, помешанного на электричестве, одного из ведущих специалистов в области тока, на которого возлагали огромные надежды. Он сбежал вместе с Ансур. Или Ансур сбежала вместе с ним — Наутиз было все равно. Она чувствовала себя преданной и жаждала мести.       — А ведь мы ничего не знаем об их прошлом, — сетовал мастер естественных наук. — Быть может, это кто-то из маньяков или убийц.       — В любом случае, их надо вернуть обратно, — тяжело вздохнул мастер крестьянства, которому пришлось отвлекать от работы всех своих подчиненных ради бессмысленной переписи.       — И что потом? — вперед вышел целитель Алгир. — Что вы предлагаете потом? Изгнать? Запороть до смерти? Повесить? Наши законы не предполагают наказания за их преступление.       — Сперва их, а, главное, Тессеракт, надо вернуть, — откликнулся Хагалар, — а потом уже решать, как наказывать.       — Я хорошо знаю Алгира, — ответил целитель. — А Ансур часто ассистировала мне. Я смогу вернуть их домой без лишнего шума.       — А я буду твоим проводником, — выступил Дагар.       — Я с вами, — вспыхнула Наутиз, пропуская парочку магов, которым, очевидно, надоело собрание, и они спешили вернуться к работе.       — Нет, — жестко ответил мастер естественных наук. — Ты пойдешь в Хельхейм беседовать с Гуттенбергом. Мы и так отложили поездку. Хель может разгневаться.       И снова Наутиз не нашла достойного ответа. Ехать в Хельхейм сейчас, когда ей выпал шанс попасть в Мидгард и высказать Ансур все, что она думает по поводу предательства! А еще лучше не высказывать, а отомстить. Тонко, но болезненно, так, чтобы подруга до конца дней вспоминала… Хотя и у Хельхейма есть свои плюсы — она поедет туда вместе с Ингваром. Наутиз бросила кокетливый взгляд в его сторону. Когда Локи взойдет на трон, а поселение перестанет быть тюрьмой, она точно выйдет замуж. Ингвар нравился ей больше всех мужчин поселения. И пусть многие считали, что она флиртовала с естественником Иваром, но это только для отвода глаз, для того, чтобы заставить Ингвара ревновать. Он никогда не примет безответно влюбленную в него женщину, но примет ту, которая ради него расстанется с другим. По крайне мере, Наутиз на это очень надеялась. Ингвар был единственным приятным дополнением к вылазке в Хельхейм. Предстоящая встреча с Гуттенбергом, почти наверняка говорящем на жуткой смеси пяти немецких наречий, навевала тоску. Урур будет рядом, но от него мало толку. Толк был бы от невыносимого обычно мага-Ивара, но, как назло, именно он увез Локи в столицу. Нет бы Хагалару в проводники выбрать кого-нибудь другого!       — Я сойду в Мидгард, — послышался глубокий грудной голос, на который обернулись, в первую очередь, мужчины. В дверях стояла она: гроза мужчин, коварная соблазнительница и самая очаровательная из всех маньяков, когда-либо рождавшихся в девяти мирах — Черная Вдова. Наутиз не водила с ней близкого знакомства, но уважала за гору трупов, которую та оставила за собой перед побегом в поселение.       — Я совращу Алгира, — прошептала она томно, и напряжение в душной комнате сразу возросло, — а, если понадобится, то и Ансур.       Фену выставила вперед ногу, чуть обнажив стройную лодыжку. Ее проводили глазами все, в том числе и Ингвар. Наутиз не могла позволить ему увлечься чарами известной убийцы, поэтому, сославшись на духоту, вышла на свежий воздух, увлекая его за собой.       — Немцы прекрасны и бесконечны с их двадцатью пятью корявыми наречиями, — посетовала она, дергая Ингвара за руку — мысленно он все еще стоял рядом с Фену, целуя ее стройные ножки. — И Гуттенберг в особенности. Кстати, ты в курсе, что в благодарность надо будет спеть ему? Я бы на месте мастеров включила голову, прежде чем отдавать такой приказ. Пение. В моем исполнении. Это будет весело.       — Вот ведь Фену! — бросил Ингвар фразу в никуда, соизволяя переключить внимание на Наутиз. — Так, надо подготовиться к поездке. Пока вы будете общаться с учеными, я успею дойти до Берега Мертвеца.       Наутиз в третий раз за последние полчаса лишилась дара речи. На этот раз от неслыханной наглости. Хель вполне могла уметь читать мысли. Если она поймет, что Ингвар явился в ее мир из любопытства и жажды славы, то вполне может не выпустить его обратно в Асгард! Наутиз наивно полагала, что он пойдет с ней и поможет разговорить Гуттенберга, а он, оказывается, собирается променять ее на опасные развлечения! Сперва смоталась Ансур, а теперь еще и он! Одиночество! Наутиз всегда чувствовала себя одинокой. Всегда находились те, кто издевался над ней: в собственной семье, в семье мужа, теперь здесь. Она раз за разом морально уничтожала своих врагов или переманивала на свою сторону. За годы она натренировалась, стала почти виртуозом, но борьба отнимала очень много сил.       — Ты меня так не пугай, — попросила Светлоокая в тщетной попытке отговорить друга от безумного шага. — А если Хель рассердится из-за того, что ты шастаешь по ее владениям?       — Извинюсь и уйду, — пожал плечами Ингвар. Он говорил так спокойно, будто речь шла о прогулке к ближайшему водопаду. — Зато я буду первым асом, покорившим Хельхейм.       Наутиз чуть не стукнула себя по лбу от горького бессилия — ей не отговорить Ингвара от этого безумия.              — Хорошо бы еще чайку, — Алгир протянул Эвару пустую чашку в пятый раз за ужин. Услужливый логист поспешил на кухню заваривать чай, не скрывая усталый, обреченный взгляд. Вот и славненько! Пусть считает, что сам повелитель тока до сих пор не разобрался в целых двух кнопках электрического чайника. Одна открывает крышку, другая греет воду. Эвар уже раз десять показывал, как ими пользоваться, но, какая печаль, и на одиннадцатый Алгир безбожно путал кнопки. Пускай торгаш считает его полным ничтожеством, пускай недооценивает врага и собственноручно его обслуживает. Пока он разберется, что к чему, Алгир успеет распланировать дальнейшую жизнь, в которой, увы и ах, может не найтись места его милым друзьям.       За десять дней естественник втихаря освоил почти всю бытовую технику. Любой механизм, вне зависимости от степени сложности, состоял из корпуса и кнопок, причем большие и разноцветные всегда оказывались самыми нужными. Когда Эвар покидал дом, что случалось, как минимум, раз в день, Алгир спокойно готовил чай, включал компьютер и телевизор, ходил в душ и слушал военные марши на музыкальном центре, но стоило логисту переступить порог, как естественник вновь превращался в беспомощного младенца. Ансур могла бы оценить его игру, если бы соизволила оторваться от чтива. Она ходила по дому сомнамбулой, витая в космических облаках. Алгир раньше наивно полагал, что настолько сильно чем-то увлечься невозможно, но теперь воочию видел, как напарница, его надежда, опора и приманка, не отрывается от фантастики ни днем, ни ночью. Она просыпалась и засыпала с книгой в руке, читала даже во время еды, а на вопросы отвечала невпопад. Зря Эвар привез с собой французские книги, ох как зря. Причем все его попытки отобрать очередные марсианские приключения кончались визгами и летящими в разные стороны вилками, ножницами, подушками и салфетками.       — Ансур, почему бы тебе не присоединиться к ужину? — спросил Алгир из показной вежливости.       — Ага, — глубокомысленно ответило тело и пересело с кресла на стул. С трудом нащупало вилку, попыталось воткнуть в картошку. Промахнулось. Воткнуло еще раз. Попало.       — Тут Эвар чаек принес, — услужливо подсказал Алгир, отпивая из большой белой чашки.       — Ага, — шуршание очередной страницы было ему ответом.       — Увы, бесполезно, — развел руками естественник. — Эх, не нравится мне все это, совершенно не нравится!       — Прогуляемся после ужина? — предложил Эвар. — Ты за эти дни так носу из дома и не высунул.       — А почему бы и нет? — кивнул Алгир. Устройство дома он уже изучил, теперь можно обратить взор на улицы со всеми их дорожно-транспортными происшествиями, лежачими полицейскими, падающими рекламными щитами и прочей жутью, о которой рассказывал телевизор. Несмотря на опасности, Алгир уверял себя, что ничего более неожиданного, чем пылесос и блендер, не встретит. Все визжащие приборы вызывали немой ужас, потому что сигнализировали об опасности. По крайней мере, раньше Алгир считал, что, если прибор шипит, бурлит или клацает, значит, работает и представляет опасность. Но только не на Земле с ее идеальной системой защиты и без капли магии. Легче было пораниться простым ножом, чем навороченной мясорубкой.       Из окна дома он за эти несколько дней успел понаблюдать за машинами, автобусами, троллейбусами, людьми и собаками — лошади и прочий домашний скот по улицам не ходили. Движением людей и техники управляли светофоры, а освещали улицы одноногие фонари. Алгиру было страшновато смотреть на мир с высоты четвертого этажа, а ведь он еще жил достаточно низко: дом состоял из десяти этажей, и на каждом кто-то обитал. И как люди верхних этажей смотрят в окна без головокружения?       На лестничной клетке ученых встретили лифт и лестница. За полминуты спуска в тесной вертикальной коробке Алгир успел прочувствовать все прелести потери почвы под ногами. Он чуть не налетел на логиста, когда пол начал резко опускаться. Падать, правда, в такой тесноте все равно было некуда, разве что сползти по стенке, как это делали слабохарактерные женщины в фильмах, но само ощущение беспомощности и полной зависимости от механизма раздражало. И вот двери распахнулись. Еще десять ступеней вниз, дверь — улица!       Был ранний вечер: солнце еще не село, фонари не работали. По огромным широким дорогам проносились автомобили. Очень громко. И опасно. Лучше не подходить близко. А если и подходить, то только там, где висит трехглазый светофор.       — Прогуляемся по бульвару, — предложил Эвар. — Хоть посмотришь, как люди живут.       Люди жили роскошно. В огромных, несколькоэтажных домах. Из камня. С колоннами и украшениями. Львы, надписи на румынском и русском, серпы с молотами, причудливые орнаменты, мозаики из разноцветного стекла, вазы, звезды, купола храмов и огромные окна со множеством рекламных надписей… Все это великолепие лепилось на магазины, почту, апелляционную палату, мэрию, рынок, а, главное — на церкви! Великое множество самых странных и причудливых святилищ столпилось на бульваре и вокруг него. А Алгир еще считал, что люди давно забыли своих богов! Бывшая Синагога, четырехчленная звонница, пышный кафедральный собор, двуглавый костел, величественная церковь при гимназии, православная угловатая церковь… Когда стемнело, все это великолепие осветилось фонарями! Люди спокойно гуляли, без факелов, без боязни с кем-нибудь столкнуться. От фонарей не отставали машины, неоновые рекламы и квартиры. Свет горел везде, по всему бульвару. Даже некоторые деревья были украшены безопасными антипожарными лампочками. Электричество! Люди помешались на электричестве. О, как он правильно поступил, что сбежал именно сюда!              Дагар, Алгир и Фену внимательно наблюдали за прогуливающейся парочкой.       — По крайней мере, они не делают ничего противозаконного, — сказал Алгир, поводя плечами: одежда смертных была непривычной, неудобной, сковывающей движения. Он всегда это знал, но раньше ему не приходилось щеголять в ней лично, только сочувствовать логистам Мидгарда.       — Жаль, — томно протянула Фену.       — Что именно жаль? — насторожился Дагар. Он чувствовал, что чары обольстительницы направлены на него, и был готов поддаться им. Сбежав в поселение около ста зим назад, он быстро выучился на логиста и отправился в Мидгард, подальше от преследователей, которые, как ему казалось, достанут его где угодно, даже среди отверженных. Поскольку все произошло очень быстро, он не успел завести отношений с Фену. Все знали, что Черная Вдова ведет список мужчин, и каждый понимал, что если его там еще нет, то он обязательно там появится, и проживание в другом мире не более чем откладывало это на сотню-другую зим. В вопросах любви Фену была искуснее всех женщин поселения, если не Асгарда, и перед ее чарами никто не мог устоять, а чаще всего и не хотел.       — Жаль, что я не могу их убить, — уточнила Черная Вдова. — Я соскучилась по крови.       — Никаких убийств! — повысил голос Алгир. Он не питал иллюзий насчет сущности серийной убийцы и предпочел бы отправиться на дело с кем угодно, но не с ней. Вот только решал не он, а мастера, и они не могли отказать Фену. Никто не мог отказать Фену.       Черная Вдова мурлыкнула что-то себе под нос, будто бы случайно касаясь руки Дагара — тот вздрогнул от неожиданности. Ее план был идеален, как и всегда. Если только Алгир не забыл самый распространенный язык Мидгарда…              Ингвару пришлось применить все свое врожденное красноречие для того, чтобы объяснить несговорчивым мастерам, а особенно своему собственному, на кой-черт логисту Мидгарда сдался Хельхейм. Трудности никогда не пугали его, и через несколько ночей желанное разрешение было получено. Асов он победил, осталось договориться с самой Хель, но это по ходу дела. Объясниться с царицей мертвых точно проще, чем успокоить Наутиз. Ингвар не отличался терпеливостью и не выносил, когда ему раз за разом задавали одни и те же вопросы и откровенно ныли. В конце концов, пришлось послать Наутиз не самыми цензурными французскими словами. Естественница обиделась и больше не подходила к нему, демонстративно беседуя с Уруром.       Переход в Хельхейм ничем не отличался от перехода в Мидгард, хотя Ингвар не удивился бы появлению каких-нибудь признаков приближающейся смерти вроде удушья или головокружения. Ученые очнулись перед огромными, высеченными в скале воротами Хельгринд: образцом муспельхеймско-хельхеймского зодчества, как сказал бы знакомый экскурсовод Лувра. Чернокаменные ворота величаво распахнулись, пропуская Мордгуд. Ингвар представлял себе великаншу-охранницу прекрасной воительницей, а вовсе не скелетом. То, что это именно Мордгуд, а не какой-нибудь другой страж, можно было определить только по тому, что етунша никогда не покидала своего поста и не менялась ни с кем воротами. Около нее, весело виляя хвостом, семенил восьмифутовый Гарм. Асы попятились при виде такой громадины. Еще один ледяной великан в иллюзорном облике. Ученые еще не переступили порог Хельхейма, но уже наткнулись на множество косвенных признаков происхождения Хель. Асетун, выращенный в Етунхейме, не мог взять себе на службу никого, кроме асов и етунов. Гарм с громким, но, вроде бы, дружелюбным лаем бросился навстречу чужакам. Наутиз нервно сжала руку Ингвара.       — Пусти, — прошептал он и попытался выцарапать руку. Гончая, сверкая светящимися глазами, добежала до суетливо сбившихся в кучу ученых, уже не уверенных, что поездка в Хельхейм была стоящей затеей.       — Назовите своих предков, асы, и можете войти, — разнесся громоподобный глас Мордгуд.       Ученые переглянулись. Они-то думали, что придется оставлять залог вещами или кровью, а вместо этого с них потребовали невозможного — перечисления предков! С них, с тех, кто отрекся от семьи ради поселения, с тех, кто не имел права вспоминать родственников. Ученые угрюмо молчали. Даже Ингвар не решился взять переговоры в свои руки.       — А кровь точно не подойдет, да? — спросила Наутиз чуть дрожащим голосом.       — Подойдет, — кивнул скелет и так хищно оскалился, что всем стало не по себе. Никто не знал, сколько именно крови потребуют. Знали только, зачем: вместе с кровью в распоряжение стражницы перейдет и часть энергии гостей, а, значит, их легко можно будет контролировать. Ингвару меньше всего хотелось попасть под наблюдение такой вот своеобразной камеры видеонаблюдения, но выбирать не приходилось, поэтому он покорно, вместе со всеми, отдал Мордгуд несколько капель своей крови и вошел во врата.       Хельхейм изнутри производил невероятное впечатление. Асы оказались в осенних яблоневых садах. На деревьях наливались спелые плоды, и многим больших трудов стило не сорвать пышное, сочное, краснобокое яблочко. Вдалеке виднелись могильные курганы, покрытые ковром цветущих трав. Если не знать, что за ним находится усеянный трупами Берег Мертвеца, то в жизни не догадаешься. С другой стороны возвышался еловый лес, а перед ним то самое озеро с островком в центре — конечной целью естественников. Правда, добираться до него надо было по воде, скрывающей утопленников. И только преодолевшие брезгливость и страх получат возможность поговорить с давно почившими учеными Земли. Вокруг озера исчезали и появлялись призрачные домики, а их обитатели, наверняка, ходили среди ученых, бестелесные, невидимые.       — Ну пока, — несмело проговорила Наутиз, не глядя на Ингвара. — Постарайся не потеряться. Ты нам еще нужен, — она потупила взгляд.       — Не потеряюсь, — усмехнулся логист. — Давайте ещё сфотимся все вместе на память и всё, расходимся.       Ингвар снял с шеи полупрофессиональный фотоаппарат. Он будет не он, если не сделает пару сотен фоток места, где еще не ступала нога ни одного интернетблоггера. Однако стоило ученым встать в два ряда, а ему навестись, как послышался громкий крик, и с неба прямо на ученых спикировал огромный орел.       — Не бойтесь, — сказала невесть откуда появившаяся Мордгуд. — Ари не тронет. Если не испугаетесь его.       Асы с большим трудом устояли на своих местах, однако совсем не выказать страха было выше их сил. Гигантский орел завис над головами женщин, издал несколько непереводимых воплей и улетел в лес. Зачем он прилетел, никто так и не понял.       — Еще один етун, — пробурчал кто-то из толпы. — Проверяет нас.       Ингвар не решился сделать совместное фото. Произошедшее могло быть не случайностью, а предупреждением… Хотя почему тогда следящая во все глаза Мордгуд не запретила съемку? Некогда разбираться.       — Удачи вам, я пошел, — Ингвар махнул рукой на прощание и направился к Берегу Мертвеца — царству вечной ночи и ясных льдистых звезд.       Наутиз что-то крикнула вдогонку, но логист не соизволил ответить. И вот он один. Вооруженный только принципом, что разрешено все, что не запрещено. В Хельхейме. В мире, где не бывает утра. Где солнце не путешествует по небу. Где в одном месте всегда вечер, в другом — ночь, в третьем — день. Он один среди холмов. Его недружелюбно провожают глазами Мордгуд и стражницы внутренних ворот — старые ведьмы с обманчиво безобидной внешностью. Они могли его остановить, но не стали.       Однообразные пейзажи утомляли. От скуки Ингвар принялся снимать окрестные холмы. Пусть он и хвастал Наутиз, что дойдет до самого Берега Мертвеца, на самом деле совершенно не был уверен в успехе. Расстояние в Хельхейме зависело не от количества миль, а от желания Хель. Будет ее воля — он дойдет до Берега за час, не будет — вернется туда, откуда начал, или затеряется в пустынных холмах. Страшно? — Разве что самую малость! В последние годы мидгардская жизнь текла размерено и скучно, Ингвар истосковался по приключениям. Раньше он ходил в походы, спал в палатках, даже принимал участие в африканских восстаниях. Были друзья, было настроение, была цель, а потом все рухнуло — нога отказала в самый неподходящий момент и не позволила поехать на очередной сплав по горной речке. Почти год он бегал по врачам Асгарда и Мидгарда. Ногу вылечили, но пропало всякое желание куда-либо ездить и рисковать жизнью. Он остепенился, ненадолго женился, привык к пустой и бессмысленной жизни. К тому же закончились интересные идеи. Он добрался до Австралии, Мадагаскара и Аляски, забрался на несколько гор и вулканов, исследовал подводные гроты и пещеры, прыгнул с парашютом и полетал на крыльях.       Но появилась новая цель, и он снова в пути вместе с верным фотоаппаратом. Пора вспомнить былое и стать тем знаменитым блоггером, за которым следили тысячи, чьи снимки репостили и лайкали сотни. Правда, пока ему не удалось сделать ни одной фотографии, достойной лайков. Хельхейм оказался серым, тихим и спокойным местом. Повсюду царили сонливости и умиротворение. Ингвара клонило в сон, но он не позволял себе даже сбавлять шаг. Предаваясь воспоминаниям о былых подвигах, он не заметил, как наступил на змеиную шкуру, а потом и на чьи-то кости. В себя он пришел, только услышав опасное шипение. К нему ползли змеи. Шесть или семь — он точно не разобрал. Маленькие, юркие. А за ними… Ингвар схватил фотоаппарат, позабыв о страхе: судя по гигантским размерам, это была сама Нидхёг — пожирательница трупов, санитар Берега Мертвеца. Он успел сделать несколько снимков гигантской рептилии, прежде чем змееныши оплели его ноги и повалили наземь. Логист прижал к груди фотоаппарат, чтобы ни в коем случае не разбить его о какой-нибудь особенно костлявый труп. Почему-то он был уверен, что змеи его не тронут. Они переговаривались между собой свистящим шепотом, но Ингвару некогда было вслушиваться в их речь — он срочно менял объективы. И тот факт, что он лежал на нескольких трупах, заботил его сейчас меньше всего.       — Зачем ты пожаловал в мой чертог, асгардец?       Ингвар пробурчал что-то невнятное на французском, но глаз от объектива не отвел. Эка невидаль — говорящая змея! Наверняка, она, как и прочие обитатели Хельхейма, етун-оборотень. Справившись, наконец, со вспышкой и объективом, Ингвар поднял голову, чтобы столкнуться лицом к лицу… Со скелетом.       — Мордруд, ты прекрасна, — выпалил он, — отойди на пару шагов, очень прошу, — он попытался навестись.       — Я не Мордгуд, — скелет пошел волнами, и вот уже перед логистом стояла сама Хель: нижняя часть — ас, верхняя — полуразложившийся труп. Ингвар почувствовал подступающую тошноту и поспешил отвести взгляд. Он никогда не думал, что царица мертвых настолько отвратительна в одной из своих любимых ипостасей.       — Я пришел, чтобы сделать картины твоей обители, — ответил он, пытаясь подняться и терпя полное фиаско.       — Я не вижу у тебя красок, — возразила Хель. Она таки умела говорить нормально, а не только стихотворной речью, как давеча с Локи.       — Этот аппарат из Мидгарда, — Ингвар поднял камеру повыше, — лучше любых красок. Он позволит мне мгновенно сделать несколько десятков картин твоего мира.       — Из Мидгарда, говоришь, — Хель медленно нагнулась и взяла в руки камеру. Ингвар неистово молился всем известным ему святым, чтобы она специально или случайно не сломала дорогую игрушку.       — Я позволю тебе сделать картины, если ты отдашь часть из них мне, — наконец, произнесла она, отзывая змей.       — Да, разумеется, — Ингвар встал и поспешил забрать из костлявой руки фотокамеру. Только теперь он смог рассмотреть Хель. Она была высока, стройна, носила серый плащ, не скрывавший, правда, напускного уродства. Двигалась плавно, медленно, рвано: совсем не так, как живые. От ее тела веяло холодом и пахло тленом — Ингвар пожалел, что не взял с собой любимую флисовую кофту. Хель поманила его за собой. Нидхёг с детьми затерялась среди трупов, так что Ингвар не успел сделать ни единого кадра змеенышей.       — Я покажу тебе змеиный чертог, Настронд, — сказала Хель. — Если мне понравятся твои картины, я покажу тебе другие чудные места.       Ингвар ограничился кивком. Давненько он не занимался настоящей профессиональной съемкой. Обрадовать Хель будет трудно. Хотя фотошоп никто не отменял. Даже из богини мертвых, напоминавшей застывшее озеро тьмы, вполне можно сделать писаную красавицу с пышными формами. А если еще провести правильную рекламную кампанию, то все мужчины Мидгарда покончат с собой, только бы побыстрее попасть в гости к Хель. Ох уж эти продажные, падкие на рекламу смертные!       Идти по мертвым телам было неудобно и непривычно, особенно безлунной ночью. Не любил бы Ингвар триллеры, наверняка бы испугался. А Хель, почувствовав страх, вполне могла отказаться даже говорить с ним, не то, что сопровождать.       Настронд оказался огромным чертогом, чуть не с полпоселения размером. Открытые ворота украшал клубок шипящих змей.       — Загляни, но внутрь не входи, — приказала Хель, останавливаясь на полдороге.       Ингвар подошел ближе и услышал неясные стоны и шипение. Опять змеи. Нет, не змеи — они так не шипят. Шипение больше походило на разлитую кислоту… Или на только что открытую баночку из-под кока-колы. Логист осторожно заглянул в проем, стараясь не касаться дверей руками. Чертог встретил его полутьмой. «Мда, хороших фоток не выйдет», — грустно подумал он и только потом понял, что видит перед собой ужасающее зрелище, напоминающее христианский Ад: на потолках висело множество змей. Яд с их клыков капал на столпившихся внизу представителей всех миров. Они корчились от боли лежа, сидя и стоя в разъедающей их тела кислоте. Смотреть на них долго Ингвар был не в силах. Он отвернулся. Какой дурак говорил ему, что в Хельхейме нет пыток? Что здесь нет страдания, есть только скука?       — Они там по своей воле и не навсегда, — услышал он голос бесшумно подошедшей Хель. Теперь она предстала пред ним в виде бледной беловолосой девы. — Я никого насильно туда не гоню. Те, кто ощущают свою вину перед миром, выбирают этот путь сами. Взгляни: ворота открыты — они могут выйти.       Ингвар с трудом поднял голову и убедился в правоте богини.       — Но пока их душа темна, они не выйдут, — закончила Хель. — Нарисуй мне несколько картин этого места своим человеческим аппаратом.       Ингвар сглотнул: смотреть на чужие мучения у него не было никакого желания, но и отказать он не мог. Пришлось повозится с объективами и вспышкой, чтобы получилось хоть что-то стоящее.       — А люди бывали в Настронде до смерти? — спросил он после того, как преодолел отвращение и сделал десяток кадров.       — Если только во снах, — ответила Хель.       — Во снах, — повторил Ингвар. — Но явно бывали. По мифам смертных, боги таким образом покарали Локи — на него тоже капал яд змеи. И тоже не вечно.       Хель не удостоила его ответом. Она стояла и ждала, когда он закончит съемку.       — Иди к асам по своим следам. Никуда не сворачивай, — велела богиня. — Опасайся теневых мест: они проникнут в тебя и воплотят твои самые сокровенные страхи.       — Спасибо, что предупредила, — поблагодарил Ингвар. Хель медленно растворилась в воздухе, словно ее и не было. И только тут логист вспомнил, что так и не отдал ей подношение — засушенную розу, которую, на всякий случай, имели при себе все члены экспедиции. Вот ведь Хель! Пришла, показала ужасы, заказала фотографии и ушла. И как теперь выбираться из змеиного чертога? Ингвар огляделся и заметил, что его следы четко виднеются чуть не на милю назад: трава, привыкшая к бесплотным духам, не спешила подниматься после тяжелой ноги асгардца. Ингвар побежал обратно, надеясь, что тропинка из следов доведет его до естественников — столкнуться со своими кошмарами во плоти не хотелось, а где притаились теневые места, он не имел ни малейшего понятия.              Думал ли Ивар, что когда-нибудь сможет попасть в Фенсалир — личный чертог самой царицы Фригг, «прекраснейшей из бессмертных», как ее некоторые называли? Нет, подобного он даже представить себе не мог и до сих пор сомневался, не сон ли это. Все вокруг казалось сказочным, волшебным, неправдоподобным. Золото ромашек и берез завораживало, крики цапель и пение птиц казались совершенными, а величественные строения — роскошными, но не перегруженными громоздкими деталями. Ароматы еды и сушеных трав умиротворяли, придавали гостеприимности атмосфере, которой мог проникнуться любой восторженный по натуре ас, но только не черствый Ивар. Правда, он не упустил возможности рассыпаться в комплиментах и восхвалить отменный вкус Одина, подарившего супруге по-настоящему величественный дар. Ну, а кто бы упустил? Кто угодно, но только не он.       В этом уютном маленьком мирке знатные девы варили пиво и пряли одеяния для богов из тончайших льна и шерсти. За возможность полюбоваться ими многие асы отдали бы половину жизни, но Ивара поварихи и ткачихи не интересовали. Зато маг гордился тем, что именно он, не просто мужчина, а еще и отверженный, попал в заповедные места. Такую уникальную возможность Ивар не мог не использовать. Вокруг росло множество редчайших образцов растений. Если ему повезет, он незаметно выкрадет пару золотых листочков… В обмен у магов и естественников можно потребовать какие-нибудь невиданные сокровища или же, напротив, стоит проявить хваленое великодушие и подарить их кому-нибудь, лучше всего, красивой девушке-магиологичке, коих в поселении предостаточно. Он после решит, что выгоднее: широкий жест или мгновенная прибыль, а пока главное — незаметно сорвать хотя бы листочек, а лучше веточку.       Удобный момент вскоре представился: охрана исчезла из поля зрения, а Локи стоял около очередного болота и меланхолично разглядывал едва заметную рябь на водной глади. Ивар потянулся к золотистой веточке, но сразу же отдернул руку, мысленно выругавшись. Какая досада! Локи повернулся так невовремя! Ивар поспешил отвлечь спутника разговором и заодно отвести от себя подозрения:       — Сын Одина не будет столь милосерден, чтобы объяснить, почему в чертогах величайшей из богинь столько болот и лягушек? Это столь же странно, сколь то, что спутником золота является кварц, — Ивар обвел широким жестом раскинувшиеся перед ним топи, будто изначально поднимал руку только ради этого.       — Мать говорит, что они — злая шутка отца, — Локи умолк на мгновение, словно сомневаясь в собственных словах. — Но точно не знаю: Фенсалир старше меня на несколько столетий.       Ивар продолжил расспрашивать, облегченно переводя дух: Локи ничего не заметил! Даже внимания не обратил! Видимо, царевич и подумать не мог, что кто-нибудь осмелится на подобную дерзость. Но Ивар не был бы Иваром, если бы не попытался. Как раз нашлась веточка в самом низу, даже руку поднимать не надо. Совсем немного усилий — и золото уже блестит в руках. А Локи все рассказывает о болотах и лягушках, из-за которых Фригг, холодная и неприступная, настоящая царица, смутно напомнившая Ивару собственную вечно недовольную чем-нибудь мать, лично пропустила их в свой чертог и указала направление поисков.        Кваканье раздавалось все ближе. Ивар ступал осторожно, боясь провалиться. По словам Локи, болота в Фенсалире были топкими и незаметными: промочить ноги в них ничего не стоило, а лето, пускай и радовало солнечным днем, но не давало расслабиться на холодном промозглом ветре. Ивар сделал очередной шаг и… чуть не упал: среди разнотравья неожиданно появилась уродливая змеиная пасть и злобно зашипела, демонстрируя раздвоенный язык! От ужаса маг чуть не позабыл, как дышать. Из головы мгновенно вылетели все знания по естественной науке в общем и классификации змей в частности. Что здесь забыла подобная тварь? Ивар точно помнил, что в Асгарде змеи не водятся, а, значит, это чудовище из Ванахейма или Юсальвхейма и может быть ядовитым. Маг медленно попятился назад, подальше от змеи, которая готовилась к решающему броску. Ее злобное шипение напоминало свист.       — Не бойся, — спокойно произнес Локи, на которого змея не произвела никакого видимого впечатления. — Она не тронет.       Тварь и в самом деле не тронула. Она выдала очередной поток шипящего свиста и поползла прочь. Точнее, пошла. Ивар во все глаза смотрел на несколько десятков маленьких ног, двигающихся синхронно. Такого он никогда прежде не видел. Змея величаво топала всеми пятьюдесятью ногами в кусты, наполовину утонувшие в болоте. Дошла до них, окунулась в воду и поплыла, но совсем не так, как обычные змеи: не извиваясь зигзагом, а перебирая ногами и шумно расплескивая воду.       — Что. Это. Было? — с трудом выдохнул Ивар, когда чудище скрылось из виду. Мага все еще передергивало от мыслей, что существо сейчас передумает и вернется по его душу.       — Всего лишь иллюзии, — довольно откликнулся Локи. — В детстве я много тренировался с материей. Пятьдесят ходячих змей были моим первым иллюзионным шедевром. Матери они понравились, она сделала иллюзии материальными и поселила у себя. Не думал, что они до сих пор живы.       Ивар не знал, что ответить. Его удивили не столько змеи, сколько тот факт, что Фригг, богиня супружеской верности, маг исцеления, знает такие сильные заклинания из магии иллюзий. Страх уже давно прошел, теперь сознание целиком охватило любопытство. Оно будоражило воображение, хотелось узнать все подробности. Царица, похоже, скрывает не меньше тайн, чем Всеотец. Ивар как раз решил попытаться разузнать немного больше, как внезапно к его ногам подскочила лягушка, многозначительно квакнула и прыгнула в те самые кусты, где только что скрылась змея. Локи отреагировал молниеносно: бросился наземь и схватил ее. Многослойная защитная одежда чуть намокла.       — Одна есть, — довольно сказал он, пересаживая земноводное в любезно подставленный мешочек. — Осталось еще пять!       Ивар никогда не думал, что поимка лягушек может быть таким веселым занятием. Квакши будто понимали, что их ловят для опытов, поэтому играли с несчастными асами в кошки-мышки. Они появлялись, призывно квакали и исчезали до того, как Локи или Ивар успевали среагировать. И так раз за разом. В кустах, на больших листьях кувшинок, на поверхности воды, даже на невысоких деревьях — везде на доли секунды появлялись лягушки. На шум прилетели советники Одина. Ивар даже не сомневался — только волшебные птицы могли столь откровенно веселиться, наблюдая за чужими мучениями.       Когда четвертая лягушка отправилась в мешок, послышался беличий стрекот — пожаловала Рототоск. В прошлый свой приезд Ивар почти не сталкивался с магическими животными, и ему было неприятно, что сии важные государственные деятели видели его перепачканным, промокшим и продрогшим. Хотя Локи приходилось хуже, ему-то нельзя было промокать и замерзать. Ивар очень хорошо помнил, как царевич разболелся буквально у него на глазах, и повторения давнишнего кошмара не желал. Он бы и напомнил Локи об осторожности, но тот был увлечен поимкой жаб и рассердился бы на показную заботу.       Любому асу происходящее показалось бы дикостью: два взрослых мага, перепачканные, промокшие, в хлюпающих сапогах не могут поймать шесть лягушек. А ведь существует много способов: заклинание сети, недвижимости, оглушения… Всего и не перечислить! Но Локи даже в голову не пришло воспользоваться заклятиями. Лягушки магией не владели и не могли убежать иначе, чем на своих четырех — это было соревнование в скорости, ловкости, выносливости, но никак не в волшебстве.       Спустя чуть ли не час погонь, немыслимых прыжков и лихо закрученных виражей шесть лягушек оказались в мешке. Из него доносилось такое раскатистое кваканье, что слышал весь Гладсхейм. Вороны забили крыльями, аплодируя победителям, Рататоск застрекотала что-то невнятное. Из битвы с лягушками маги вышли победителями, пусть и изрядно вымотались.       — Пошли переодеваться, — еле слышно выдохнул Локи, тщетно пытаясь дыханием согреть окоченевшие руки.       — Пойдем, — устало отозвался Ивар. — Это было веселее спиртового фонтана!       Спустя еще полчаса друзья, сухие и довольные, расположились в одной из множества комнат, назначение которых Локи и сам не мог толком объяснить. Перед ними стояли фрукты и эль, в полу приветливо горел огонь. Ивар чувствовал приятную негу во всем теле и лениво пожирал глазами золотые стены комнаты. Скоро, очень скоро и у него будут такие же. Ивар прикрыл глаза, почувствовав, как тепло медленно растекается по всему телу, а мышцы наливаются свинцом и приятно покалывают — усталость медленно, но верно брала свое. Локи тоже не выказывал никакого желания еще побегать. Прислонившись к стене, он не отрывал взгляда от огня, будто видел в нем что-то важное, предназначенное только ему. Тишину нарушал лишь треск поленьев от костра да лягушки, плескавшиеся в большом чане с водой. Пришлось наложить на них заклятие немоты, иначе весь дворец сбежался бы посмотреть на пленных певиц.       — Сын Одина даже представить себе не может, как я расстроен тем, что у меня нет с собой инструментов, — первым начал Ивар неспешную беседу, которой очень не хватало сложившейся атмосфере умиротворения. — Я бы с большим удовольствием показал ему истинную сущность этих тварей. Легко определил бы, рождены они матерью или магией.       — Если магией, то у них нет крови, — отозвался Локи, зевая. — Это я знаю. Проверь, — он коротко взглянул на собеседника и небрежно швырнул кинжал, непонятно как оказавшийся в его руке. Ивар даже испугаться не успел, как зазубренный острый клинок впился в кресло около его ноги. Локи очень любил красивые жесты, от которых у непосвященного или неподготовленного мог удар случиться. Но Ивар был не из таких — он давно привык к позерству Локи, поэтому без колебаний выдернул нож из дорогой обивки, достал из чана слабо сопротивляющуюся лягушку и слегка надрезал кожу.       — Осторожно, летят глаза отца, — всполошился царевич. За окном пролетел ворон. Он столь явно подсматривал, что Ивар не сдержал улыбки.       — Твой отец, кстати, самый большой научный феномен в мире, — как бы между прочим заметил он, убеждаясь в том, что лягушка не настоящая: из разреза не потекла ни кровь, ни лимфа. Да и на ощупь земноводное, вырванное из единственной среды обитания, все больше походило на соломенное чучелко. Именно это он и ожидал, но вставал вопрос: не обратится ли лягушка в чучело до того, как ее доставят в поселение? Ивар задумался, замешкался, и только поймав на себе вопросительный взгляд Локи, с трудом вспомнил, что разговор шел не о лягушках, а о царе Асгарда.       — Любой естественник жизнь отдаст за возможность изучить Одина.       — С чего бы?       — Как это, с чего? — изумился Ивар. — Ведь никто не знает его точного возраста! Вот ты знаешь, сколько ему зим?       — Я даже точного возраста матери не знаю, — отмахнулся Локи, напряженно следящий за воронами. Они летали по кругу и явно намеревались устроиться поудобнее на подоконнике комнаты царевича.       — Именно, — поднял Ивар указательный палец. — Но с ней все понятно, ее родителей мои родители помнят, а вот Один не рождался на памяти нескольких поколений асов! Молодым его не помнят ни мои дедушка с бабушкой, ни их родители, мои прадеды, соответственно, ни их деды, мои прапрадеды. Никто не помнит! — Ивар продолжал сжимать в руках квакшу, сдавливая ее все сильнее. Животное задергалось в конвульсиях. — О Боре, твоем достопочтенном дедушке, сложено множество легенд, но он жил больше… не знаю, десяти, двадцати тысяч зим назад. А ведь самые древние асы не доживают до шести. Это удивительно, ты не находишь? И при этом вы с Тором развиваетесь как вполне обычные асы… Правда, ты выглядишь несколько старше своих зим.       — Бездна меняет, — коротко и довольно прохладно отозвался Локи, однако ученый даже внимания на это не обратил.       — А я о чем! Так вот, отец твой… Эх, если бы можно было взять на анализы хотя бы его кровь, или ноготь, или волос. Кстати, а, может, попробовать твою кровь? — глаза Ивара лихорадочно блестели, а голос едва слышно дрожал от возбуждения. — Вы же ближайшие родственники… Или попробуй достать кровь отца. Можешь?       — Запомни, Ивар, — голос Локи резанул сталью по ушам, а глаза сверкнули так, что маг сразу понял, что зашел куда не следует в своем рассуждении, — царская семья никогда не была и не будет объектом ваших исследований. Надеюсь, мне не придется повторять дважды.       — Как угодно сыну великого Одина, — словно опомнившись, тут же затараторил Ивар, выпуская лягушку и даже не замечая этого. Он совершил чудовищную ошибку, и ее срочно нужно исправить. А ведь раньше Локи с таким интересом слушал про научные курьезы. Тут Ивар вспомнил о подслушанном разговоре и сразу сник. Все ложь и обман. На самом деле, Локи нет дела до науки, а ученых, доверившихся ему, ждет скорая казнь.       — Сын Одина не должен гневаться и воспринимать мои слова всерьез. Он же знает, что я всегда говорю, говорю, говорю, часто даже не думаю, что именно говорю, — Ивар попытался улыбнуться и замахал руками. — Твой отец, он очень чудной. Знал бы ты, насколько. Вот они, например, — Ивар указал на прогуливающихся по подоконнику воронов, с которых не спускал глаз. — Помнишь, логисты Мидгарда рассказывали о телевизорах, о фильмах, которые смотрят смертные?       — Фильмы они привозили, — поправил мага Локи. Из просмотренных ему больше всего понравился небольшой сериал про царицу Англии, которая взошла на престол по головам брата и старшей сестры, привела свою страну к процветанию и умерла в глубокой старости, почитаемая всеми, но потерявшая всех, кого любила. Локи после заключительных титров заявил, что именно таких женщин не хватает Асгарду и что если он взойдет на трон, то будет искать жену, которая не уступит в стати и мощи английской царице. О, знал бы он, какое впечатление эти чисто гипотетические рассуждения произвели на его подданных, особенно на женщин, которые тут же придумали себе невесть что. В два счета посадили Локи на трон и пристроили себя рядом с ним.       — Так вот, о фильмах, — Ивар перебил сам себя, возвращаясь в реальность. — Люди смотрят телевизор, а твой отец смотрит воронов, то есть смотрит на мир глазами воронов. И как это происходит, никто не может понять. Строение глаза сложное… Ты его себе представляешь? — ученый пытался выправить ситуацию как только мог. — От глаза идут нервные окончания в мозг, по ним передаются импульсы, которые мозг собирает в изображения. Так вот, давно известно, как можно сделать новые глаза, если старые отказали. Ты, должно быть, видел. В поселении есть парочка асов, потерявших зрение: у них дополнительные глаза. Это понятно. Но вороны никак не связаны с Одином. Между ними нет нервных окончаний. Или они просто иллюзии? Или они часть сознания Одина? Часть его плоти? Быть может, в их основе лежит его мясо или косточка…       — И ты это сможешь определить? — подался вперед Локи. Ивар возликовал: ему удалось привлечь внимание сына Одина.       — Думаю, да. Если взять немного крови, перо, кожу, может, еще что-то… Что они позволят? — Ивар опасливо покосился на прислушивающихся к разговору птиц.       — Волшебных животных несколько, — задумчиво произнес Локи. — Хугин и Мунин. Гери и Фреки. Рататоск и Гуллинкамби.       — Петуха проще всего поймать, он же всегда гуляет по крыше, — поделился мыслью Ивар.       — Белку тоже просто, — Локи задумчиво поскреб подбородок. — Я с ней дружен. А вот с волками и воронами сложнее, — он посмотрел хищным взглядом на враз смутившихся птиц. — Но мы что-нибудь придумаем.       — Мне, в любом случае, нужны шприцы для образцов крови, — спохватился Ивар. — Хотя они должны быть в вашем целительном отделении. В отличие от пробирок. Надо придумать, как упаковать образцы тканей, шерсти и перьев.       — Придумаем, — беспечно бросил Локи и, повернувшись к птицам, спросил: — Как вы относитесь к уколам?       Птицы ответили красноречиво — сорвались с подоконника и скрылись в облаках.