Самая прекрасная ведьма

I sense it, I feel it It's aching in my bones I taste it in the air Hear it in the undertones The birds left, no crickets The silence sings of death The river set on pause The storm holding it's breath Lordi

…Лес казался зачарованным. Весь мир показался бы зачарованным отсюда, из этого ослепительно-белого зимнего царства, оплетенного элегантным черным кружевом оголенных деревьев. Даже гигантские темно-зеленые ели выглядели сейчас черными и какими-то особенно грациозными в своих пышных снежных фестонах. И дорога, петляющая по склону горы, уводящая в чащу, казалось, непременно должна была привести к сказочному ледяному дворцу Снежной Королевы. Потому никто не удивился бы, встретив на этой дороге двух странных путниц, облаченных в длинные черные плащи с капюшонами и похожих не то на средневековых придворных дам, не то на ведьм - опять же средневековых. Впрочем, некому было удивляться, - на многие километры вокруг здесь не встретилось бы ни одного человека, да и нечему собственно - потому что дамы именно ведьмами и являлись. И отличались они от простых смертных не только одеждой, но и удивительной красотой, горделивой осанкой и особым, почти высокомерным достоинством, с которым они неспешно продвигались вверх по лесной дороге. Со стороны казалось, что они просто прогуливаются, и никому бы и в голову не пришло заподозрить, что на самом деле они просто не очень твердо знают путь. - Она могла бы нас и встретить, - недовольно сказала одна из них - поразительная красавица, с гордым точеным лицом, длинными ярко-рыжими волосами и пронзительным холодным взглядом прозрачно-серых глаз. - Наверно, мы немного рано, - миролюбиво откликнулась вторая чародейка, которая ничуть не уступала первой в красоте и величественности, вот разве что формы ее были уж слишком пышными, зато лицо более приятным и располагающим к себе, а длинные снежно-белокурые волосы в сочетании с мощным телосложением делали ее похожей на валькирию. - Из-за смены часовых поясов мы немного запутались и не смогли верно рассчитать портал по времени, - сказала она. - Я бы сказала – и по месту тоже, - буркнула рыжеволосая.- Если, конечно, нам не с умыслом дали неверные координаты, чтобы пришлось пешком забираться на эту гору. - Здесь очень живописно, - блондинка обернулась и старательно полюбовалась видом – расстилавшимися до горизонта лесистыми склонами гор и долинами. В ее движениях и манере говорить угадывалась типичная американка – решительная, улыбчивая и принципиально позитивно настроенная. Не сразу бросалось в глаза, что за двумя женщинами, на некотором расстоянии от них, следует третья. Она выглядела несколько моложе своих спутниц, и не отличалась ни особо гордой осанкой, ни яркой внешностью. Ярким был только ее плащ – ослепительно-алый, почти малиновый, выразительно контрастирующий с ее темными волосами и смугловатой кожей. - Вот только очень уж холодно, - добавила блондинка после паузы. - Я понимаю, русские привычны к подобным температурам, но мне уже как-то… слегка не по себе. Надеюсь, когда мы отыщем ее дом, а я надеюсь, мы его все-таки отыщем – нас там ждет горячий кофе с ромом… хотя при данных обстоятельствах я согласна уже и на простую водку. - Она же фигуристка, - заметила рыжеволосая несколько желчно. – Ничего удивительного, что ей привычно иметь дело со льдом.Здесь она, наверно, как рыба в воде. Не могу сказать, чтобы я вообще одобряла этот тип магии… - Не могу сказать, чтобы ты вообще когда-нибудь что-то одобряла, что не исходит от тебя лично, - засмеялась блондинка. Ее спутница нахмурилась и, кажется, собиралась ответить что-то резкое, но в этот момент дорога сделала очередной поворот, и за ним, наконец, показался долгожданный дом. Точнее - его внушительная ограда. Основание и столбцы были сложены из неровно обтесанных брусков красивого красновато-бурого камня с мелкими вкраплениями, искрящимися на солнце, словно изморозь. Промежутки между столбцами были забраны ажурной чугунной решеткой с подложкой из тонированного стекла. Причудливые чугунные ворота были чуть приоткрыты, гостеприимно приглашая войти внутрь. Ограда была не такой уж высокой, чуть выше человеческого роста, но дома из-за нее видно не было, обзору мешал ряд высоких стройных елей, скрывающих жилище от постороннего глаза. Можно было подумать, что деревья не просто растут здесь, а охраняют дом, готовые при первом же намеке на опасность сомкнуться и защитить его. И тем кто, знал хозяйку, не пришло бы в голову сомневаться, что именно так оно и будет. Сам дом был расположен метрах в ста от ворот - двухэтажный, ассиметричный, с мансардой, массой пристроек, террас, лоджий и балкончиков. Стены из розоватого кирпича были почти не видны, скрытые от нижних ступенек до самой крыши резным деревянным кружевом.Дом походил на сказочный дворец или на что-то среднее между древнерусским теремом и швейцарским шале. - Впечатляет, надо признать, - произнесла блондинка. - Я бы и сама не отказалась пожить в таком! - Очень претенциозно, я бы сказала, - ответила рыжеволосая. - Я бы такой не выбрала. Вечно ей надо себя показать! Они прошли уже полпути к крыльцу по расчищенной дорожке, как вдруг один из сугробов совсем рядом с ними словно взорвался снежным вихрем, заставив их испуганно отпрянуть. Прямо перед ними на дорожку выскочило какое-то странное и весьма устрашающее существо. Размерами, сложением и мордой оно напоминало небольшого льва, но было черным с редким рыжими пятнами. И если у львов грива растет только на шее, голове и части спины, то это существо, оказавшееся на поверку гигантским псом, было покрыто длинной блестящей шерстью почти полностью: от глаз до кончика хвоста. Пес еще раз встряхнулся, подняв каскадом шерсти очередной снежный вихрь, а затем, обнажив полный набор ослепительно-белых клыков, раскатисто гавкнул. Обе дамы в черном замерли на дорожке прямо перед ним, а брюнетка в воротах – она еще не успела войти. Однако зверь не делал попыток на них напасть, он всего лишь припал на передние лапы и утробно зарычал. «Валькирия» в изнеможении приложила руку к груди. - Как же он меня… чуть не испугал! - Заводить такое чудовище и еще натравливать его на гостей, - процедила рыжеволосая сквозь зубы. – Очень мило. - А по-моему вполне, ммм… вполне антуражно для данного типа местности,– блондинка уже обрела прежнюю уверенность в себе и чисто американскую непосредственность. - И, по-моему, вполне милый песик. Кажется, эта порода называется тибетский мастифф. Они предназначены для того, чтобы охранять дом, любят зарываться в снег и, кажется, дружелюбны, - с этими словами она сделала маленький шажок вперед, слегка наклонилась и обнажила зубы в широкой улыбке. - Здравствуй, дружок! А где твоя хозяйка? «Милый песик», не ожидавший такого напора, заметно заколебался. Он хоть и был размером с небольшой диван, но и собеседница его отнюдь не выглядела хрупкой, да и зубы у нее сверкали не менее ослепительно. В итоге он решил пойти на компромисс - рычать и скалиться перестал, но и с дороги не отошел. - Просто великолепно! - рыжеволосая колдунья начала уже полноправно гневаться. - И как нам теперь попасть внутрь? Стоять здесь и мерзнуть, пока ее милость не соизволит выглянуть в окно? Блондинка призадумалась, потом слегка поддернула широкие рукава платья и уже, видимо, собиралась произвести над псом некие колдовские манипуляции, но в этот момент дверь открылась и на пороге появилась сама хозяйка дома в сопровождении своей бывшей ученицы. *** Когда Марина, недавняя наставница Майте Сольчаги Итойц решила временно удалиться от суеты магического сообщества и предаться самосовершенствованию во глубине сибирских лесов, Майте последовала за ней. На самом деле Майте формально уже прошла курс обучения у своей наставницы, и даже защитила диплом в академии чародейства, но она по-прежнему оставалась помощницей Марины, по крайней мере до тех пор, пока та не решит взять себе новую ученицу. Но Марина с этим не торопилась, видимо, подобное положение дел ее вполне устраивало. Майте – тоже. Всегда приятно иметь покровительницей такую важную и могущественную чародейку как Марина! В глубине души Майте рассчитывала и на дальнейшую деятельность под ее патронажем, потому что свою собственную, что ни говори, начинать было как-то боязно. Однако по прибытии в загородную усадьбу Марины ее пыл несколько охладел. В самом буквальном смысле, здесь, в преддверии Сибири было чертовски холодно. Гораздо холоднее, чем рассказывают в сказках и показывают в американском кино, где бравые полярники щеголяют в меховых крутках, но без головных уборов и рукавиц. Здесь бы подобный номер не прошел, без заговоренного мехового капюшона с подогревом, на улицу нечего было и соваться. Майте даже иногда малодушно надевала под него шерстяной беретик, чтобы сберечь уши. Кроме того, особняк Марины, хоть и поистине великолепный, построен был принципиально «в старом стиле». То есть в доме не было ни отопления, ни горячей воды, ни электричества. Да, в каждой комнате находился камин или печурка, а на кухне и в ванных - титановые баки для подогрева, куда вода поступала из колодца по примитивному водопроводу, но все их приходилось топить, что даже с применением магии было непросто. И делать это приходилось, разумеется, Майте. И для освещения приходилось пользоваться либо вечно коптящей керосиновой лампой, либо тусклым доисторическим фонарем, либо множеством восковых свечей, которые, конечно, в массе давали очень приятный свет, но таяли с фантастической быстротой, да еще и оставляли повсюду наплывы воска. Конечно, в доме было уютно, спору нет: комнаты изнутри были полностью облицованы деревом, даже в ванных, повсюду были разостланы пушистые ковры, развешаны и раскиданы шкуры животных и меховые пледы. И все же зачастую в щели проникал ветер, оконные стекла даже изнутри покрывались толстым слоем ледяных узоров, водопровод все время перемерзал, а горячая вода в котлах всегда заканчивалась именно в тот момент, когда необходимо было смыть с себя шампунь или мыло. Марина ко всем этим неудобствам относилась с философским спокойствием, вернее, казалось, и вовсе их не замечала. Постепенно и Майте начала к этому не что бы привыкать, но внушать себе, что подобные испытания закаляют характер и волю, а также повышают ее магические способности. Она старалась сосредотачивать свое внимание не на бытовых сложностях, а на красотах окружающей природы, и когда это удавалось, жизнь становилась почти прекрасной. В такие дни ей представлялось, что дремучий лес - это ее личные сказочные чертоги, полные сокровищ, а окрестности со склонов гор она обозревала как собственные ленные владения. Узоры на окнах казались ей тогда цветами из кристаллов - рубиновыми на рассвете, сверкающе-бриллиантовыми в солнечный полдень, сапфировыми в сумерках и обсидиановым в лунном свете. Пламя каминов и свечей хранило древнюю магию, недоступную при убогом электрическом свете. Вода в кухонном кране, если ей удавалось пробиться через скованный льдом водопровод, представлялась настоящим чудом, и каждый ее глоток был священен. И даже мыши, пауки и сквозняки, с одинаковой резвостью гулявшие по углам, могли сойти за симпатичных домашних духов. И самое главное - Марина здесь вела себя с ней не как суровая наставница или как снисходительная покровительница, а была простой и доступной, почти как подруга. Ради этого Майте была готова стерпеть многое. Жили они в целом даже уютно, беседовали, гуляли, читали, музицировали, и Майте уже не жалела, что устроила себе такие каникулы. Потому она не могла понять, зачем Марине вдруг понадобилось нарушать их одиночество и приглашать гостей. Да еще из тех ведьм, с которыми у нее никогда не было не то что бы хороших, но и просто приятельских отношений. Собственно Майте о них почти ничего не знала, кроме того, что белокурая Аманда и рыжеволосая Симоне считаются подругами, хотя на деле, они наверняка злейшие враги. И что обе они типично певческие колдуньи, промышляющие практикой в основном на ниве тяжелого металла, и что Аманда, которая в плане магического искусства никогда особо звезд с неба не хватала, недавно прославилась благодаря своей ученице, Клоди. Той самой тихой темноволосой девушке, которая «сопровождала» Аманду сюда, не будучи вправе пока называться полноценной гостьей. Аманда, в отличие от Марины, взяла новую ученицу сразу же после того, как «избавилась» от своей предыдущей, которая, надо сказать, особо выдающихся успехов не достигла. Ее обучение можно было даже назвать провалом. Но потом Аманде невероятно повезло. Именно повезло, так считала Марина. Потому что, как поговаривали, ее новая ученица оказалась настоящим гением и защитила диплом в считанные недели. И все потому, что изобрела и продемонстрировала на жизненной практике довольно сложное новаторское колдовство, по слухам, даже новый тип магии. Суть его заключалась в том, что с помощью одной единственной песни, Клоди зачаровала целый музыкальный проект таким образом, что он стал невероятно успешным и полностью защищенным от любых превратностей судьбы, столь частых в музыкальной индустрии. Буквально все, что вокруг него происходило, оборачивалось ему на благо, а поскольку и сама Клоди и Аманда принимали в этом проекте живейшее участие, никого в колдовском мире не удивляло подобное применение новаторской магии. Удивляло другое: Клоди на удивление быстро охладела к своим достижениям в этой области. Свернув дальнейшую разработку покрова, как стали называть этот тип заклятия, она занялась совершенно другими исследованиями. Причем исследования эти касались темы мало популярной в магических кругах. Не запретной, конечно же, но опасной и откровенно неодобряемой руководством. Если говорить честно, то именно эти таинственные изыскания Клоди, которые было не принято обсуждать вслух, необыкновенно будоражили любопытство Майте. Вот почему она была несколько заинтересована в присутствии Клоди у них в гостях, и в то же время это присутствие вызывало у нее смутную тревогу. Никто никогда особо не берет с собой в гости учениц, размышляла она, как никто не берет с собой прислугу. Это в старину знатным дамам было принято брать с собой горничных, а рыцарям - оруженосцев, но в наши простые времена никто не потащит в узкий круг друзей ассистента или помощницу. И даже ученицу, если, конечно, не хочется особо ею похвастаться, но это было бы не совсем скромно. Кроме как по одной причине, - самой хозяйке захотелось бы ее увидеть. Марина особо подчеркнула, что приглашает Аманду вместе с ее помощницей. Это еще можно было расценить как знак особого уважения к Аманде, или, наоборот, способ уязвить Симоне, но Марина с ними обеими была едва знакома. Странно было уже и то, что она их пригласила, но раньше она вообще никого не приглашала в гости, поэтому в данной ситуации странным могло показаться что угодно, а потому все принималось как должное. *** Сами гостьи, видимо, дали себе слово ничему особо не удивляться, хотя Марина любила удивлять. И даже в сегодня ей это удалось, по крайней мере, в отношении меню. Майте сомневалась, что кто-то из здесь присутствующих видел в своей жизни стол, накрытый с такой роскошью и при этом рассчитанный всего на троих человек. Одних закусок было пятнадцать видов: четыре сорта икры, заливное из стерляди, копченая семга, лососина под майонезом, селедка с луком по-русски, устрицы, маринованные угри и осетрина, яйца-пашот с шампиньонами, тарталетки с овечьим сыром, маринованные грибы, мясное ассорти. Из горячих блюд в наличии имелись перепела с трюфелями, свинина, жаренная на вертеле, куриные котлеты с луковым соусом, филе рябчика, охотничьи сосиски в остром соусе и отварные раковые шейки. На десерт предполагалось подать бельгийский шоколад, миндальные пирожные, виноград, мандарины, ананасы и мороженое, а в мини-баре имелся внушительный запас шампанского, белого и красного вина, коньяка и водки. - Традиционный праздничный ужин в русском стиле, - пояснила Марина скромно. Майте подумала, что это все-таки безобразие - готовила-то она. То есть, не то чтобы готовила, но во всяком случае накрывала! - И что же мы собственно празднуем? - поинтересовалась Симоне, отличавшаяся иногда удивительной бестактностью. - Ваш приход, разумеется, - невозмутимо ответила Марина. - А я уже забеспокоилась, не вздумали ли вы часом отмечать Рождество. Вы же знаете, в академии за это по головке не погладят. - Ну что вы. Вы меня знаете, я первая за это кого-нибудь по головке. - Однако елочка у вас, я смотрю, стоит, - неодобрительно заметила Симоне. - И украшения везде… «Везде» это было, конечно, преувеличением. Однако елку Марина и в самом деле нарядила, а Майте под ее руководством развесила на окнах гирлянды разноцветных лампочек, а под потолком картонажи в виде изящных балерин и фигуристок в пышных резных юбочках-снежинках. - Елку в России ставят под Новый Год, - пояснила Марина. - Это очень языческий, по сути, праздник. А Рождество по православному календарю вообще отмечают седьмого января. - Ну-ну, - Симоне с сомнением покачала головой, но не нашлась, что возразить. Аманда же осталась равнодушна к предмету их беседы, ее внимание было поглощено угощением. Майте, которая, конечно, не могла занять места за столом, примостилась на низенькой скамеечке у камина. Ученица или даже помощница не может быть наравне со старшей колдуньей в присутствии других, не может даже заговаривать, если к ней не обратились - ее роль заключается в том, чтобы быть незаметной и скромной. Она не должна и внешне затмевать свою наставницу, например, носить в ее присутствии особо роскошные и яркие одежды. Поэтому Майте была одета сегодня во все черное, как и предписывал этикет, хотя ее платье в кельтском стиле было весьма кокетливого покроя - с открытыми плечами и разрезами на рукавах. С украшениями и макияжем тоже нельзя было перебарщивать, пришлось ограничиться совсем скромной вышивкой на платье и бархоткой, зато в свои темные волосы Майте вплела несколько сверкающих серебряных нитей – это смотрелось стильно и оригинально. Сама Марина была облачена в зеленый бархатный наряд а-ля «ирландская фея», покрытый ручной вышивкой золотом. Ее ярко-алые волосы были уложены в корону из кос, а в ушах сверкали бриллианты величиной с вишню. На Аманде был черный шелковый наряд, шитый серебром, главным украшением которого служило поражающее воображение декольте, а Симоне, которая, по тайному убеждению Майте, копировала стиль Марины, была одета в сдержанное темно-пурпурное бархатное платье «под ренессанс». А вот Клоди, помощница Аманды, была одета совсем уж скромно, в самые обычные черные джинсы и футболку. Может, при ее фигуре это и был самый подходящий вариант, но Майте почувствовала себя неловко - то ли за нее, то ли за саму себя и свои блестки в волосах. Майте пока что не очень завидовала Клоди. Будь та роскошной сияющей женщиной вроде Марины, Аманды или Симоне - возможно, и завидовала бы. Но Клоди была словно пародия на нее саму, такая же невысокая, темноволосая, смугловатая, с неброской внешностью и ярко выраженным восточным типом лица. И, кажется, даже в большей степени склонная к полноте. Глаза у нее были узкие, как щелочки, к тому же все время полуприкрытые длинными пушистыми ресницами. И совершенно не понять было из-за этих ресниц, какое у нее настроение или что у нее на уме. Она выглядела очень послушной и робкой. Сразу же села в уголок и занялась плетением каких-то странных амулетов из шелковых нитей, полностью соответствуя идеалу бессловесной помощницы. Хотя Майте подозревала, что к беседе старших колдуний она все равно прислушивается. У самой Майте с самого начала ушки были на макушке, и даже несколько заострились от любопытства. Больше всего она опасалась, что их с Клоди куда-нибудь отошлют, например, на кухню, обедать салатом из авокадо и бутербродами со шпротами, и тогда она не сможет присутствовать при неформальной беседе столь могущественных чародеек. Она не сомневалась,что вопросы – пусть даже на уровне сплетен - будут обсуждаться здесь важные и даже, возможно, запретные. Хотя началась беседа вполне нейтрально. - Надо же в какую глушь вы забрались! - посочувствовала Симоне. – Тут же -можно сойти с ума от скуки и безделья! - Это дуракам везде скучно, - улыбнулась Марина. - А умный человек всегда при деле. - Уж не сомневаюсь, делами здесь можно заправлять еще какими, - согласилась Симоне. - Вот так, вдалеке от людских глаз… - Я от людских глаз не прячусь, - кротко возразила Марина. - Вот вас же в гости позвала. - Да, да, это конечно так… И все же предполагаю, что здесь можно заниматься чем-то таким… Этаким… О чем вы нам вряд ли расскажете… - она многозначительно приподняла брови. - Можно изучить какую-нибудь по-настоящему темную материю, - вставила Аманда. - Что-то такое, на что никто другой не осмелится. Симоне нахмурилась. Ей самой хотелось подвести собеседниц к этой мысли, но сделать это изыскано и интригующе, а прямая, как танк, Аманда, как всегда все испортила. Симоне тут же переключилась на нее. - Вы вашу ученицу, конечно же, имеете в виду? Непременно вам нужно ею похваляться к месту и не к месту! Но она осмелилась - и что же? Далеко она продвинулась в своей затее? Хотя бы узнала что-то новое? Хотя речь шла о Клоди, но Симоне на нее даже не смотрела, обращалась исключительно к Аманде. Потому и Клоди не пыталась ей ни отвечать, ни принять участие в разговоре, все так же сидела, почти не двигаясь и не поднимая глаз. - Это просто непозволительно, чтобы начинающая колдунья, на тот момент даже недипломированная, осмеливалась затронуть, как вы выразились, по-настоящему темные материи! - продолжала возмущаться Симоне. - Я бы ей не позволила… - Я люблю рисковать, - гордо ответствовала Аманда. - Да, в особенности, если лично вам это ничем не угрожает, - рассмеялась Марина и тут же перешла на серьезный тон, не дав Аманде времени обидеться. – Мне бы самой хотелось узнать об этом… Кое-что. Слух это или достоверно известно? Что если следовать всем правилам, всем указаниям и советам, можно избежать гибели? То есть, говоря попросту, если вам велят не смотреть, скажем, вверх, то и не поднимать головы, если не оборачиваться, то и не оборачиваться, если не кричать, то и не кричать? И если сумеешь все это выполнить, то останешься цел? Насколько это правда? - Ты так этим интересуешься, будто и в самом деле собираешься с этим столкнуться! - Симоне снова неодобрительно покачала головой. - А по мне так: не поминай всуе, не накликай беду! - Надеюсь, что нет. И все-таки спокойнее как-то знать, что от этого есть возможность спастись. - Я тоже занимаюсь темной магией, - сказала Симоне. - Не сама, - тут же уточнила она, предотвратив нежелательный вопрос. - Но я изучаю темные материи и особенно проклятия. - Проклятие замочной скважины, например, - сказала Аманда ласково. - Да, и что? - нахохлилась Симоне. - Подобное проклятие существует, оно из разряда «запретных». Если мы смотрим через замочную скважину, мы подвергаем себя опасности, и ведь очень для многих это заканчивалось плачевно! Примеров можно много привести. Я считаю, все дело в том, что замочная скважина - это всегда сосредоточение некой тьмы, когда мы смотрим на нее со стороны. Потому, когда мы смотрим сквозь нее, часть этой тьмы нежелательным образом на нас влияет… - Я думаю, дело не в этом, - прервала ее Аманда. - В замочных скважинах нет никакого особого проклятья. Просто в них заглядывать неприлично и непорядочно, вот тех, кто этим занимается, Бог и карает. - К тому же, если смотреть на замочную скважину из темной комнаты через нее проходит не тьма, а свет, - добавила Марина. - Это просто невероятно, до какой степени у вас дилетантские взгляды на эту проблему! - воскликнула Симоне. - Где уж нам, - отозвалась Марина необыкновенно покладисто. - Я лично вообще предпочитаю ни с чем таким дело не иметь, - заявила Аманда. - Мне нравится магия позитивная и жизнеутверждающая! Можно сказать, это мое кредо. Во всем, и в магии, и в творчестве, и в жизни. - Вот как? – прищурилась Симоне. - А это не ты, если мне не изменяет память, написала либретто рок-оперы, в которой весь сюжет основан на братоубийственной войне, изнасилованиях и инцесте? - Неважно. Она никогда не была особо популярна. И потом идея была не моя… - Это ты сейчас так говоришь. А тогда, я помню, ты ею очень гордилась! - У меня вполне достаточно реальных поводов для гордости, чтобы запоминать такие мелочи, - рассмеялась Аманда с деланной беззаботностью. - Например, что? Этот твой хваленый покров? - Он столько же мой, сколько и твой. Это целиком заслуга Клоди. - Я не понимаю, что вообще в этом такого особенного? Обычная защитная магия, плюс магия на удачу! - В том и дело, что это не какое-то банальное заклинание или зелье… - разгорячилась уже и Аманда. - Ох, прости, Марина… - Ничего-ничего. Я сама не фанатка зелий. - Это магия высшего порядка! На чистом энергетическом уровне. А ведь Клоди даже не писала эту музыку! Она всего лишь ее спела. - Дело не в этом! Дело в том, что если бы Я изобрела этот покров... Я бы потратила его на кого-то более достойного! - Пожалуйста, поясни, - тон Аманды приобрел нежность ядовитой орхидеи. - Медам, не горячитесь, - промурлыкала Марина, явно получая огромное удовольствие от ситуации. - Будьте мудрее! - На кого-то более зрелого, - Симоне явно не собиралась отступать. - Да ты просто ревнуешь, что он ни разу не пригласил тебя в наше шоу, - предположила Аманда вполне добродушно. Но если это и была шутка, Симоне ее не оценила. - Да если бы не этот ваш покров, сколько бы это шоу продержалась? - взвилась она. - Не дальше пары альбомов и одного тура! Так что это все не более чем обычный магический эксперимент, и у меня нет особой охоты в нем участвовать. Жаль, что чары действуют только на шоу с участием Клоди, - добавила Симоне едко. - А ему и в иных случаях удача бы не помешала. - А по-моему, у него и так все неплохо складывается… - Усилить хочется. Кажется, последние альбомы группы не оправдали ожиданий. - Чьих? - спросила Аманда, но Симоне пропустила это вопрос мимо ушей. - Возможно, это потому, что он всю энергию тратит на оперы, и все лучшие песни приберегает для них же, но это не оправдание… - Ох, ну это уж глупость! - возмутилась Аманда. - Это полнейший бред. Если ты слышала сами альбомы, а не только то, что о них говорят злопыхатели и невежды, ты и сама бы поняла. - Все равно, это все так по-детски, мне кажется, - Симоне слегка закатила глаза. - Какое-то вечное желание доказать, что он не как все… Какой-то особенно особенный. - Может быть, так оно и есть? - спросила Марина мягко. - Может, он ничего не доказывает, а просто таким является? Я, конечно, не могу судить, я вообще мало что знаю о вашем мирском окружении… - И ты ничего от этого не потеряла, смею заверить… Нет, я не спорю, иногда это все может показаться забавным, даже талантливым… Но… «Два из семи»? Я вас умоляю! - и Симоне закатила глаза так, что видны остались одни белки. - А что это «Два из семи»? - заинтересовалась Марина. - Это название песни. И это такая… глупость, - она, очевидно, хотела употребить более выразительное слово, но под пристальным взглядом Аманды не решилась. - Видите ли, какой-то бедолага-критик в своей рецензии поставил его очередному альбому всего два из семи возможных баллов, и это его так оскорбило, что он написал целую песню по этому поводу. И даже издал ее на альбоме. И даже выпустил радио-версию. И не постеснялся рассказать об этом в интервью. Нашел, с кем сводить счеты, тоже мне. - По-моему, ты сгущаешь, - возразила Аманда. - Это был просто повод написать что-то забавное. Не все ли равно, что послужило стимулом для песни, если песня классная. И даже если он рассказал об этом, то, скорее, просто как о забавном случае. Что здесь такого, что тебе не нравится? - Нужно быть выше этого! – воскликнула Симоне. - Господи! Да о нас вечно пресса пишет разные гадости, и если на это реагировать... ВОТ ТАК… Давать всему миру понять, как это сильно тебя задело… И тратить на это свой талант, свой творческий потенциал, свое время… И чего он этим добился? Только обеспечил этому критику бесплатную рекламу, и прославил его, а не себя! - И как его звали? – быстро спросила Аманда. - Кого? - Критика. Раз ты говоришь, что он его как-то прославил, ты должна бы знать его имя. - Ты не понимаешь. Здесь дело в принципе. Этим он дал понять, что подобные штучки его задевают. - Нет, дело в логике. Подобные штучки, как ты выразилась, нас всех задевают. И полнейшее лицемерие - делать вид, что нам наплевать, и не сметь пикнуть в ответ. Может быть, иногда даже стоит… Должным образом ответить? - Должным образом - это вот так мелочно и недостойно? - Если отвечать таким способом на все гадости, тогда это, конечно, мелочность… - согласилась Марина. - И недостойно. Но один-два раза, почему бы и нет? В конце концов, не думаю, что это самое обидное, что про него писали! Вряд ли это можно рассматривать, как сведение счетов с каким-то конкретным журналистом, скорее, как метафору журналистики вообще. Той, что оценивает музыку и талант цифрами. - И это в любом случае было достаточно остроумно, - добавила Аманда. - Мне так показалось. - А мне показалось, что это было беспомощно и жалко, - отрезала Симоне. - Порядочный человек среди подонков всегда со стороны выглядит жалко, - внезапно произнесла Клоди. - Но это не повод самому уподобляться им, не так ли? Иногда оставаться «проигравшей стороной» - это уже победа. Это был первый раз, когда она заговорила, и все в удивлении на нее посмотрели. Майте не было видно ее лица в этот момент, но, кажется, она так и не подняла взгляда, произнося это. Руки Клоди были по-прежнему заняты нитками, однако, вот уже некоторое время, прислушиваясь к спору, она просто бездумно наматывала их на пальцы. При последних словах Симоне ее пальцы напряглись, растягивая нити, словно Клоди играла в «колыбельку для кошки», а после того, как она произнесла свою короткую речь, снова замерли, скромно сложенные на коленях. Клоди нарушила предписанную субординацию и вмешалась в разговор, но возмутило это в тот момент только Симоне, которая от возмущения, к счастью на время, потеряла дар речи. - Золото не всегда молчание, - несколько туманно изрекла Аманда. - Я думаю, что не буду пока брать новую ученицу, а оставлю ее своей компаньонкой, - поделилась она. - В конце концов, хоть статус наставницы и дает определенные преимущества, но с хорошо подготовленной равноправной помощницей можно достичь гораздо большего. Марина задумчиво кивнула. - Я и сама об этом подумываю, - сказал она. И смотрела при этом почему-то не на Майте, а на Клоди. Симоне, наконец, обрела дар речи и тут же просто захлебнулась эмоциями. - Ну, какова наставница, такова и ученица! Яблочко от яблони… Ни малейшего понятия о приличиях… Конечно, самопровозглашенным гениям все позволено! - Я не знаю, гений она или нет, - сказала Аманда, - но сообразительности у нее хватает. Она одна догадалась позвонить у ворот, чтобы нам открыли! - Это, по крайней мере, как-то оправдывает ее пребывание здесь, - нашлась Симоне. - Раз уж тебя пригласили вместе с ней... - Возможно, это просто вежливость. И потом Клоди уже самостоятельная колдунья, она мне просто помогает… - Помощница, ученица, не важно! Меня во всяком случае пригласили одну. И мне бы самой не пришло в голову тащить с собой ученицу. И приглашать в гости чужую тоже! - и поскольку Марина на эту провокацию не повелась, Симоне снова решила поддеть Аманду. - Кстати, давно хотела тебе сказать… Во время этого вашего шоу, когда ты поешь свою сольную партию, ты хотя бы вдумываешься в слова? Ты помнишь, что по идее играешь девушку, приговоренную за колдовство к сожжению на костре и оплакивающую свою горькую судьбину, и совсем необязательно при этом сексуально извиваться и призывно себя оглаживать! - Я, по крайней мере, способна все это делать действительно сексуально! - воскликнула Аманда, и глаза ее сверкнули угрожающе ярко. В воздухе ощутимо сгустилось напряжение, между собеседницами словно проскакивали пока еще слабые электрические разряды, и даже волосы у них начали слегка развеваться при полном отсутствии ветра. - Девочки! - звонко воскликнула Марина, и когда они обратили на нее гневные взоры, возмущенные столь не подходящим их статусу обращением и резким тоном, продолжала уже совершено спокойно, обращаясь демонстративно к Майте и Клоди. - Девочки, у нас тут намечается небольшой секретный разговор для посвященных, вы бы пошли немного прогулялись? Майте, ты не хочешь показать нашей гостье окрестности? Подобная просьба в ее устах была равносильна приказу, и Майте пришлось подчиниться, хотя ей меньше всего хотелось сейчас уходить, и даже шевельнулось некоторое раздражение. Почему она всегда должна так беспрекословно подчиняться, она ведь уже дипломированная колдунья, и потом Марина даже не старше ее… И, кто знает, возможно, что и не талантливее, и не умнее. Просто много о себе воображает. Но все эти мысли она оставила, разумеется, при себе. Клоди же не выказала ни малейших признаков недовольства. Она покорно встала, сложила свое рукоделие и, отвесив предписанный этикетом полупоклон, направилась к двери. *** - Надеюсь, мы не заблудимся, - нарушила Клоди затянувшееся молчание. Они уже несколько минут неторопливо брели через лес, выполняя указание своих покровительниц и делая вид, что прогуливаются. - Не заблудимся, если будем идти все время прямо по дороге, - ответила Майте суховато. Она все еще размышляла над словами Марины, и о том, что они могли бы значить. Настроение у нее сильно испортилось. А с дороги свернуть было мудрено – по обе ее стороны стояли сугробы чуть ли ни в рост человека, да и густое сплетение голых деревьев и кустов выглядело малопривлекательно. Постепенно Майте успокоилась - или эта неспешная прогулка через сказочно красивый лес подействовала на нее умиротворяюще. Ей даже стало немного неловко. В конце концов, Клоди здесь гостья, а она хозяйка. Ей стоило бы быть радушнее. Просто идти и молчать было в любом случае не очень вежливо. - Красивый плащ, - сказала она светски. - Я его унесла со съемок одного клипа года три назад, - пояснила Клоди. - Мы тогда, кстати, тоже снимали в зимнем лесу… - Стащила со съемок? - не удержалась от шпильки Майте. - Взяла на память, - уточнила Клоди после паузы. - Красиво, - повторила Майте. - Но к алому плащу больше подошла бы золотая застежка. Этим она прозрачно намекала на то обстоятельство, что они с Клоди были уже дипломированными колдуньями. Тем, кто оканчивал курс, вместе с дипломом обычно дарили серебряные брошки с символом академии - рука с волшебным жезлом, изящно вписанные в пентаграмму. На пентаграмме в нужных местах находились выемки, куда можно было вставить маленькие самоцветы. Каждой колдунье предполагалось самой подобрать камни, усиливающие ее магическую энергию. Майте проделала это в свое время с особой тщательностью. Но у Клоди ее брошь была украшена одинаковыми сверкающими кристаллами - по виду бриллиантами, хотя Майте как-то сомневалась, что они настоящие. Это было очень красиво, конечно, и стильно, но как-то не очень профессионально. Как будто Клоди было вообще наплевать на свою магическую ауру, и она просто подобрала вставочки, которые смотрелись посимпатичнее. К тому же, поскольку Клоди представила на экзамене особенно выдающееся колдовство, и ее диплом был с отличием, ей полагалась золотая, а не серебряная брошка. - Я люблю серебро, - пояснила Клоди. - Золото - это слишком вульгарно. К тому же оказалась, что у академии недостаточно средств, чтобы раздавать золотые брошки даром, и с недавнего времени их можно только купить. По-моему, это такое мещанство - отдавать деньги за что-то, что должно было достаться бесплатно. Майте никогда раньше не сталкивалась с подобной трактовкой понятия мещанства, но не стала спорить. - Клоди - не особо оригинальное имя для певицы, - сказала она, решив сменить тему беседы. - Как-то простенько и не очень запоминается. - Пишется Кла-у-ди, как от слова «облако» по-английски, - объяснила Клоди равнодушно, и некоторое время они шествовали по дорожке в полном молчании. В очередной раз первой нарушила молчание Клоди. - Красиво здесь все же. Как будто и в самом деле волшебный лес. Даже не верится, что в одном месте может быть сразу столько снега. Мир словно умер. - Всего лишь заснул, на самом деле, - откликнулась Майте. - Но волшебным сном, - добавила она после паузы. Это сравнение настроило ее на поэтический лад, и она продолжала. - Как заколдованная принцесса в сказке, но первый поцелуй весны вернет его к жизни… Хотя, вполне возможно, призраки здесь все же есть, кто знает? Где еще и обитать заблудшим душам, как не в царстве холода, одиночества и ледяного безмолвия? - Призраков не бывает, - возразила Клоди, не проникнувшись ее возвышенным настроением. - В том виде, как о них сказки врут, не бывает. Бывают у людей видения… И демоны, которые принимают облик мертвых людей, и, возможно, какие-то неизученные явления, связанные с загробным миром, но в остальном, почти все, что про это насочиняли - полная чушь. Майте только вздохнула про себя. И почему все самое интересное это всегда неправда? - Хотя в таких лесах должна водиться все же какая-то нечисть, - смягчилась Клоди. - Кто водится в России, ты должна бы это знать, раз у тебя наставница русская. Майте зябко передернула плечами. - Ох, не знаю, кто бы ни водился, мне кажется, они бы здесь давно все вымерзли. В этот день и в самом деле было очень холодно, даже воздух словно похрустывал от мороза, да еще и солнце затянуло облаками. Хотя Марина утверждала, что пока нет ветра, холод не ощущается, но Майте ощущала его очень даже сильно, и остро жалела о том, что на ней под плащом платье с открытыми плечами. Хорошо хоть плащ был теплым, с меховым подкладом. Алый плащ Клоди казался совсем легким и развевался при ходьбе - скорее всего, был заговоренным. Потому что Клоди, хоть и полураздетая, шла легкой походкой, даже не морщась. Майте уже стало неловко за то, что она выказала себя таким теплолюбивым растением. Хотя, впрочем, ей как уроженке южной страны это было позволительно. - Сегодня, конечно, не самый холодный день, по сравнению с тем, как здесь часто бывает, - сказала она, расправив плечи. И даже - чего ей очень не хотелось, откинула капюшон, а затем аккуратно подвернула обшлага перчаток, так, чтобы белоснежный мех, которым они были подбиты, выгодно контрастировал с блестящей черной кожей. Клоди посмотрела на перчатки, и ее губы вдруг дрогнули, как будто она пыталась сдержать смех. Майте инстинктивно догадалась, что могло прийти ей в голову, и покраснела до корней волос. - Если ты насчет того дурацкого анекдота про перчатки, то я его тоже знаю, - сказала она, стараясь сохранить суровость в голосе и подавляя желание одернуть рукава на запястья - но это выглядело бы еще нелепее в данный момент. - Он смешной, - заметила Клоди. - И совершенно непристойный. Даже как-то неприлично о нем упоминать в порядочном обществе! - Но ты ведь его тоже знаешь. - Я-то знаю, но я испанка! Это испанский анекдот. А вот тебе он откуда известен? - Я вращаюсь в таких кругах, где в ходу неприличные анекдоты, - пояснила Клоди. - Ох, ну конечно. Я и забыла совсем. Мир тяжелого рока. Я полагала, там все говорят по-английски? Или уже только по-немецки? - Между прочим, в элите мировой тяжелой музыки много латиноамериканцев. Да и в Испании металл процветает. - Да? - рассеянно отозвалась Майте. - Да. А ты не знала? - Разумеется, знала! - встрепенулась Майте. - Мой муж даже записывался с одной метал-группой. Просто я предпочитаю вращаться в несколько иных сферах, - добавила она со значением. - Ясно, - Клоди вздохнула или, возможно, подавила зевок. - Жаль, я не могу научиться вязать вместо плетения этих бесполезных амулетов. Я бы связала себе уже шерстяные перчатки… или даже варежки. Но, думаю, стук спиц Аманду будет раздражать. - А вот я, кстати, вспомнила, - оживилась Майте. - Ты заговорила про спицы, и я вспомнила. Ты интересовалась, какая здесь может быть нечисть. В таком лесу вполне может обитать Баба-Яга. Знаешь, кто это? - Знаю, - ответила Клоди, видимо, искренне, и Майте почувствовала себя слегка разочарованной. - Гм… Ну вот… - слегка сбилась она. - Здесь есть такая легенда… Точнее, сказка… Про девушку, добрую и очень красивую, у которой умерла мать, а потом и отец, и она осталась жить со злой мачехой и двумя сводными сестрами. Я только не могу вспомнить, как ее звали… - Может, Золушка? – хмыкнула Клоди. - Какая еще Золушка…- отмахнулась Майте досадливо. - Нет, какое-то варварское славянское имя… Ей от матери досталась куколка, которую она кормила, разговаривала с ней, и та ей во всем помогала. А потом мачеха решила от нее избавится и оставила ее вместе со всеми дочерьми работать ночью… И в доме погас огонь, и разжечь они его не могли. Тогда сводные сестры решили, что нужно идти за огнем к Бабе-Яге… Но старшая сказала, что не пойдет, потому что она вяжет, и ей светло от спиц. Средняя сказала, что плетет кружева, и ей светло от крючка. А младшая пряла, и они решили, что за огнем идти ей, и вытолкали ее из дома… - И дальше? - спросила Клоди заинтересованно. Но продолжения истории Майте не помнила, помнила только самый конец. Однако признаваться в этом ей не хотелось, поэтому она решила блеснуть общей эрудицией. - Ах, это не имеет значения. На самом деле, такие сказки отражают очень древние архетипичные понятия… Например, эта говорящая кукла, которую нужно кормить, это явно идол, тотем, защитник рода, тем более, он достался от умершей матери, символизирует связь с предками… Даже сейчас в некоторых древних религиях, например, на севере, принято кормить домашних идолов, мазать их жиром добытых на охоте животных. Это все так прозрачно! И огонь - это тоже основополагающий символ в древних культурах, в те древние времена, когда он еще считался священным, его было трудно добыть, его никогда не тушили до конца, оставляли угли тлеть до утра, потому погасший домашний очаг мог расцениваться, как настоящее бедствие… Разжигание огня было сакральным действом, которое мог осуществлять лишь особо посвященный человек, глава семьи. Потому и в сказке его нельзя просто заново разжечь, за ним нужно отправляться… И не куда-нибудь, а к Бабе-Яге, хранительнице царства мертвых. По сути, девушку отправляют на смерть, то есть, посылая ее к Бабе-Яге, ее словно проклинают, желают ей никогда не вернуться назад. И вместе с тем, они, сами того не желая, накладывают заклятье и на собственный дом тоже. С тех пор как они отправляют ее за огнем к Бабе-Яге, никакой другой огонь в их доме гореть не может, им так и не удается его разжечь, как они ни стараются, и им приходится уехать навсегда... И потому, когда падчерица благополучно возвращается, дом и хозяйство достаются ей. - Нда, это все очень любопытно, - протянула Клоди со скучающим видом. Было похоже, что она уже давно не слушает. - Ты, вероятно, много об этом знаешь… Все эти архетипы… И прочие суеверия… Это впечатляет. Хотя это все людские домыслы, а нам следует знать, что из них настоящее. Сама-то ты в Бабу-Ягу, например, веришь? - Например, верю, - огрызнулась Майте. - Хотя, конечно, не так, как в сказке, и не так, как по науке… Но я думаю, такая хранительница царства мертвых действительно существует. Хотя это, как выражается Симоне, по-настоящему темные материи, и их лучше всерьез не касаться… Если не хочешь потом столкнуться с серьезными неприятностями. - А если хочешь? Майте показалось, что в щелочках глаз Клоди мелькнули дерзкие огонечки, и она решила, что можно добавить что-нибудь зловещее, под стать атмосфере. - Знаешь, есть и другая версия этой сказки, то есть ее окончания, - сказала она, понизив голос. - Говорят, что Баба-Яга жила в доме, окруженном забором из человеческих костей, украшенном черепами, в пустых глазницах которых пылал неугасимый огонь, освещавший лес вокруг этого места. Говорят, когда девушка, прошла все испытания, ей в награду дали именно такой вот череп. И она понесла его домой, ведь ее за этими послали, за огнем, не так ли? Он не причинил ей никакого вреда, ведь она пришла за ним не по своей воле... Но когда она вернулась домой, проклятие обратилось на ее мачеху и сестер, и огонь черепа сжег их дотла, стоило им взглянуть на него... - Это звучит очень правдоподобно, - согласилась Клоди. - Потому что красиво, люди до такого вряд ли додумались бы сами, если бы это не было правдой… И забор с пылающими черепами - это очень мощно. Так по-рокерски. Ему бы понравилось. Хотя если вдуматься, горящие черепа - это не так уж страшно. - А что же, по-твоему страшно? - спросила Майте несколько уязвленная тем, что устрашающие детали не произвели ожидаемого впечатления. - А что вообще самое страшное во всех этих сказочных ведьмах? - спросила Клоди. - То, что они едят детей. Едят людей. Это на самом деле страшно, только в сказках это обыгрывается так, что становится уже и нестрашно. Все эти печки, кипящие котлы, клетки, в которых откармливают пленников. Это уже почти фарс. Никто не задумывался, наверно, как это происходит на самом деле. Или наоборот - слишком хорошо задумывались. Откуда-то же берутся эти легенды. О том, что происходит в самых древних, самых страшных сказках, которые детям не рассказывают. О том, как к девушкам приходят их умершие возлюбленные, и что происходит потом… - Они выпивают у них кровь, как вампиры. Или высасывают жизненную энергию до капли. Я читала… - Ты читала, скорее всего, уже позднюю легенду или литературную обработку, - перебила ее Клоди, - а в древних сказках их просто съедают. Причем сразу в один момент: раз - и проглотил. - Ерунда какая, все же. Так только маленьких детей пугают. - Наверно, все-таки не зря? Это ведь на самом деле страшно, ты когда-нибудь думала об этом? Представляла себе, как это происходит? Технически? Как человек - не дракон, не зверь даже - может проглотить другого человека? Он что, так широко раскрывает рот, что нижняя челюсть касается земли? Если постараться, это даже можно себе представить, но из-за чего вообще люди стали придумывать такое? - Тебе ли не знать о таком, раз ты с этим дело имела, - бросила Майте в сердцах и тут же прикусила язык. Она ведь дала себе слово не заводить об этом речь. Но тут же обреченно поняла, что поздно, и раз слово брошено, придется продолжать, спрашивать еще и еще. А она бы предпочла думать, что ничего подобного и вовсе не бывает. По крайней мере – ничего об этом не знать. Потому что одно дело - легенды, сказки, архетипы и прочие суеверия, когда ты сам выбираешь, во что верить и во что нет, и совсем другое - сухая наука, действительность, с которой кому-то приходится иметь дело. А как иметь с этим дело, если даже говорить о таком иногда означало накликать беду? *** Майте поежилась, но не потому, что уже и в самом деле было холодно, а потому, что, возможно, не стоило так далеко заходить в этом разговоре. Знакомый лес сразу же показался ей ужасно неуютным и мрачным. Как-то здесь было слишком тихо. И в этот облачный день - темновато. Еще близлежащие деревья и сугробы по обе стороны дороги можно было различить, да и то они выглядели как-то зловеще сейчас - слишком высокие, кто угодно мог за ними скрываться. Но уже чуть дальше, уже в паре шагов от дороги и деревья, и кусты смыкались плотно, и за ними клубилась уже почти совсем густая синеватая темнота. А из темноты может прийти что угодно. И никто не может предсказать, когда и где оно тебя настигнет… Клоди словно прочитала - а может, на самом деле прочитала - ее мысли. - Почему-то каждый раз, когда заговоришь или даже просто подумаешь об этом, кажется, что это произойдет именно сейчас, именно с тобой, да? - спросила она без насмешки в голосе. - Да, - созналась Майте. - Хотя это и происходит раз в сто лет. - Гораздо чаще, я думаю. Возможно, даже очень часто. Просто никто об этом не подозревает. Мало ли людей сейчас пропадает без следа? Как сказать наверняка - сколько из-за этого? Это по-настоящему темная материя, и… Мне иногда даже жаль, что я ведьма, что я обладаю этим знанием, о том, что это существует на самом деле. Я не могу отмахнуться от этого знания, как человек, сказать, что я не верю. Придумать себе какую-нибудь увлекательную и вполне безопасную сказочку вроде бабы-яги, оборотней, вампиров, зомби, и Бог знает сколько еще люди насочиняли историй и напридумывали сказок, которые основаны на слухах об этом… Но ни одна из них не отражает сути. Никто к этой сути даже не приблизился… Даже из современных писателей. Хотя иногда получается достаточно правдоподобно. Дементоры в «Гарри Поттере», Оно у Кинга, Пустоты у Риггза - это все отражения одной сущности. Кинг, я думаю, подобрался ближе всех, почтив плотную, но он перепутал причину и следствие. Это не использует наши тайные страхи, чтобы до нас добраться. Это само породило все страхи, все легенды и мрачные истории, стало источником всех наших иррациональных фобий и боязней всего того, что может скрываться во тьме. И этому совсем не обязательно использовать их, это и так может в любой момент нас настигнуть. - Как тебе вообще пришло в голову начать это изучать! - простонала Майте. - Считай это… Моим искуплением, - сказала Клоди после паузы. - Я слишком поздно поняла, что мне, наверно, вообще не стоило соваться в магию. И решила, что если я свяжусь с чем-то... самим плохим и опасным, меня это как-то оправдает. И не думай, что я бросила, потому что испугалась. Но как можно изучать то, о чем никто ничего не знает? Изучать, по сути, здесь можно только слухи и сплетни… Можешь называть это мифами и легендами, если тебе так больше нравится. У меня несколько лет ушло только на то, чтобы разобраться, что в этом правда, а что - вымысел. А когда разобралась, оказалось, что мне просто не с чем иметь дело! - она с отчаянием махнула рукой. - Никто про них толком ничего не знает. Трудно изучать такой… малоосязаемый предмет. - Но все-таки хоть что-то ты знаешь? - спросила Майте, хотя губы ее плохо слушались, слова как будто застывали на них. - Можешь рассказать? А то Марина даже заговаривать на эту тему не хочет, а спрашивать кого-то еще из старших… Просто невежливо. Хотя, если ты не хочешь… - Не хочу, - ответила Клоди резко. - Но, видимо, придется, а то ты, не ровен час, умрешь от любопытства. Майте дипломатично промолчала. Она почему-то была уверена, что Клоди самой нестерпимо хочется поговорить на эту тему, и нужен только повод. Однако Клоди начала не сразу. - Я ведь даже не знаю, как это называть, - сказала она как-то озадаченно. - У этого и названия-то нет. Как вы с мадам Мариной это называете? Майте несколько смутилась. Дело в том, что сама она даже ни разу не решилась заговорить с Мариной на эту тему, а в программу обучения этот пункт не входил. Однако свое собственное название у нее все же имелось. - Умертвие, - произнесла она шепотом. Ей было жутко произносить это, но подобное чувство было все же лучше страха, который она испытывала только что. Когда ты сам даешь название чему-то, ты словно обретаешь над этим понятием власть, пусть даже чисто иллюзорную. Клоди удивленно приподняла брови, потом слегка улыбнулась. - Немного странно, впрочем, от такой фанатки Толкиена, как ты, этого можно было ожидать. - Я не такая уж фанатка Толкиена, - возразила Майте обиженно. - Я видела в интернете твою фотку с актером, который в фильме играл одного из эльфов, и потом коллаж с кадрами из фильма, - сообщила Клоди, проявляя необыкновенную осведомленность о фактах ее биографии. - Ты на фэйсбуке их выложила. Если это не называется быть фанаткой, я не знаю, что вообще такое фанаты. Майте покраснела, пойманная с поличным, и уже собиралась ответить что-то очень резкое, но Клоди внезапно сменила тон . - И почему ты этого стесняешься, что в этом плохого? По-моему, это очень трогательно и мило. И вообще настоящих толкиенистов я уважаю. Я просто думаю, что это неудачное название.. Не потому, что оно не отражает сути, хотя в полной мере ее никакое название не отражает… Просто Толкиен и все, что с ним связано, это все слишком высоко и прекрасно, и упоминать его в связи с ЭТИМ… Это даже кощунственно. В этом был определенный смысл, хотя Майте и не хотелось уступать. Главным образом потому, что не хотелось признавать, будто кто-то может разбираться в Толкиене лучше нее. Особенно мало кому известная певичка, ничем возвышенным и глубоко духовным себя особо не прославившая. - Как же ты предпочитаешь это называть? - спросила она недовольно. - Кадавры, - ответила Клоди просто, и это прозвучало грубо, как почти неприличное слово. Название Майте, хоть и было жутковатым, все же действительно несло в себе некий ореол утонченности и романтики. Видимо, и в самом деле, все, связанное с творчеством Профессора было слишком прекрасно - даже в худших своих проявлениях. А Клоди словно предлагала прямолинейный термин. Как будто медик, который всегда называет вещи своими именами, даже те части тела, наименования которых вслух произносить не принято. - Тебе не кажется, что это слишком обобщенно? - скривилась Майте. - Зато правильно. Умертвия - это все же духи, призраки того, что когда-то было живым. А эти никогда живыми не были. Вообще это чуть ли ни единственное, что о них точно известно, что они не живые. В нашем понимании, конечно: у них нет крови, дыхания… Нет души. Или чего-то другого в этом роде, хотя они абсолютно материальны. И это единственное, что о них можно сказать с уверенностью. - Да, я слышала, их почти не изучают. - В них даже не все верят. - Это потому, что после встречи с ними никто не выживает? - проявила осведомленность Майте. - После встречи с ними никто даже не находится, - ответила Клоди резко. - Люди часто исчезают бесследно, но никто не исчезает так бесследно, как те, кто столкнулся с кадавром. Они пожирают людей… Не просто пожирают, проглатывают их полностью, одним глотком - ни останков, ни капли крови, ни клочка одежды… Им для этого достаточно одной секунды, нет ни предвестий их нападений, ни свидетелей, ни последствий. Просто был человек - и нет. Совсем. - Зачем они это делают? - Тут уместнее было бы спросить, почему… Скорее всего, потому, что им нужно питаться. Чтобы поддерживать свое существование… Свою анти-жизнь, если можно так сказать. Никто не знает, откуда они приходят и куда уходят после своей охоты. Полагают, что они впадают в спячку в каких-то отдаленных пустынных местах, вполне вероятно, зарываются под землю. Им не нужны воздух, вода, свет или что-то еще, необходимое нам. Может, они существуют вечно, может, исчезают после того, как поедят - никто не знает. Никто не знает, сколько их, и как часто они отправляются на охоту. Достаточно им одной жертвы или нескольких. Не слыхали о том, чтобы кадавры поглощали двоих за один раз, обычно случайных свидетелей они просто убивают. Хотя бывали случаи, когда они проглатывали совсем маленьких детей вместе с одним из родителей - но, возможно, им просто нравятся маленькие дети, но не насыщают их? - Ты можешь для начала придерживать фактов, а не версий? - взмолилась Майте, хотя и понимала, что факты, скорее всего, понравятся ей еще меньше. - Я же говорю - придерживаться тут нечего. Кроме нападений на людей они никак себя не проявляют, и кажется, что это их единственная функция. Они появляются, охотятся, едят и исчезают. Их невозможно выследить, невозможно поймать, невозможно предугадать, где они появятся, и кто станет их жертвой. Никаких критериев, по которым они совершают нападения, выявить не удалось, особенно если учесть, что и точно доказанных случаев их нападений крайне мало. Предполагается, что на то, чтобы настигнуть человека, после того, как они себя обнаружат, им хватает нескольких минут. Хотя это может растянуться и на час, если им нужно подготовить свою жертву… - Ты же говорила, что они мгновенно людей проглатывают? - Да, но сначала они охотятся. Сложно сказать, из необходимости, или это им доставляет удовольствие… Последнее вряд ли, думаю, это уже мы стремимся приписать им наши человеческие эмоции. Как-то обосновать их действия. Большинство тех, кто пишет о кадаврах, склоняются к другой версии. Как я уже сказала, это все гипотезы, но считается почти точно установленным, что кадавр не может проглотить какого угодно человека просто так… Тут нужно одно непременное условие – человек должен его увидеть… Вернее, не просто увидеть, а сам, по своей воле на него посмотреть. Считается, что доказаны два или три случая, когда человек удержался от того, чтобы взглянуть на кадавра, и остался жив… Если это не мифы. Это то самое, о чем упоминала мадам Марина. Если вдруг кадавр начинает вести с человеком своего рода «игру», начинает подкидывать ему подсказки, как должно себя вести… Им можно попытаться следовать. Но ни у кого не хватает выдержки доиграть по правилам, выполнить все условия, и в итоге человек сам себя загоняет в ловушку. Возможно, таким образом кадавры просто сбивают с толку свою жертву, дезориентируют ее, лишают возможности найти какой-то путь к спасению… Но это всего лишь гипотезы, как я уже говорила, - Клоди тяжело вздохнула. - Чем дальше, тем меньше о них сведений. Люди, когда становятся свидетелями нападения кадавра, боятся рассказывать о таком, боятся, что их сочтут умалишенными. К тому же раньше, когда в мире было больше тьмы, они нападали чаще, и свидетелей было больше. Тех, кто видел их хотя бы мельком, издалека. Отсюда все эти мифы про зомби, вампиров, оборотней и других довольно примитивных и не слишком опасных существ. Сейчас, когда везде электричество, и стало труднее прятаться, кадавры нападают в основном на одиноко живущих людей. Существует якобы еще одно непременное условие при котором кадавр может поглотить свою жертву – ему нужно напугать человека до полусмерти, парализовать все его чувства… И они умеют это делать в совершенстве… Каждого по собственному сценарию, кого-то готовят долго и последовательно, на кого-то нападают неожиданно и грубо. У каждого человека свой страх, и кадавры умеют это как-то ощущать и использовать. Возможно, именно потому, что все иррациональные страхи ими же некогда и порождены. Долгое время считалось, что кадавры обладают сверхъестественными способностями, умеют перемещаться в пространстве, становиться невидимыми, принимать образ других людей, чтобы подобраться к жертве... Но никаких доказательств этому нет. Да, кадавры обладают многочисленными специфическими способностями, например, высокой интуицией, чувствительностью, огромной физической силой, быстротой, ловкостью, гибкостью… Вполне вероятно, они умеют передвигаться абсолютно бесшумно, совершенно незаметно проникать в дома, могут передвигаться по стенам, потолку, по некоторым сведениям, даже летать… Но это все способности живых существ, пусть и не человека, и в этом нет ничего сверхъестественного. К тому же они хорошо умеют прятаться, и нападают всегда во тьме или в неожиданном месте, умеют отвлечь внимание, или наоборот слишком напрячь его, могут даже – это уж мне точно известно - подражать людским голосам… Они могут убедить человека, что вместе с ним в доме находится его друг или близкий, который на самом деле может быть очень далеко… Или может быть уже мертв. Они могут приманить свою жертву на знакомый голос, или просто издавая странные звуки: петь, скрестись, шуршать, скрипеть, шелестеть, что угодно, чтобы заставить жертву по своей воле подойти и взглянуть. И тогда спасения уже не будет. Для большинства людей лицо кадавра – это последнее, что они видят в своей земной жизни. А потом они просто исчезают - до следующего раза - и никто по-прежнему не знает, что они такое, кем и для чего созданы. Порождения они дьявола, извращение какой-либо изначальной сущности, или все же часть творения, и для чего-то нужны… Они просто есть. - А они не могли вымереть?– спросила Майте, прекрасно понимая, насколько нелепо и беспомощно звучит этот вопрос. - Они же не живые. Как может умереть то, что не живое? - Или просто куда-нибудь исчезнуть? Но какой-то же способ бороться с ними должен существовать! - Их можно, конечно, уничтожить, - сказала Клоди, поразмыслив. - Я предполагаю, что можно, раз у них нет души. Тогда полностью уничтожив их материальную оболочку, от них можно избавиться. Их, наверно, можно попытаться сжечь, или растворить в кислоте, или заморозить в креозоте и разбить на миллион осколков и растереть в порошок… Хотя, подозреваю, что это будет непросто. Но чисто теоретически возможно. - И от них никак не спастись? - Скорее всего – никак. От них можно попытаться убежать, но только туда, где много людей и света, при большом количестве свидетелей они себя не обнаружат. Скорее всего. Но они всегда атакуют в пустынных местах и очень быстро передвигаются, так что убежать вряд ли получится. Можно – если сумеешь не испугаться – попытаться от него отбиться, хотя бы ранить и задержать… Что тоже крайне сложно. Они не могут быть сильны чрезмерно, но они все же очень сильны, намного сильнее обычного человека или животного. И даже если удастся отбиться или скрыться, оно всегда может продолжить охоту и вернуться, когда ты меньше всего будешь готов. Знаешь, несмотря на все советы и рекомендации, я лично думаю, что если такое существо выбрало кого-то убить… оно это сделает. - Как же ты спаслась? - не выдержала Майте. Она не собиралась об этом спрашивать. Ни за что. Она и сама не смогла бы объяснить, откуда она это знала. Просто как-то догадалась. А Клоди как будто и не удивилась ее вопросу. Хоть и ответила не сразу. - Иногда, если они нападают на двух людей, убивают только одного. Потому что второму-то все равно никто не поверит. Даже если он после такого и сохранит рассудок. Думаю, они просто не могут допустить, чтобы о них совсем забыли и престали бояться того, что скрывает тьма. Потому им все же нужны свидетели - иногда. Такие, которым никто никогда не поверит по-настоящему, но легенды будут жить. И их всегда будут бояться. - На что они похожи? - Майте хотелось задавать этот вопрос еще меньше, чем предыдущий, но она не могла от него удержаться. - Это чудовища, - ответила Клоди как-то слишком спокойно. - Говорят, они похожи на людей, только вроде как слегка деформированы… То они слишком высокие или, наоборот, чересчур маленькие и коренастые для людей. У них могут быть непропорционально широкие плечи или слишком длинные конечности, или вытянутая голова, или что-то в этом роде, или крылья, или какие-то другие неподходящие человеку органы, но в целом считается, что они похожи на людей… И даже могут маскироваться под них. Хотя, что их всех отличает, это очень длинные кисти рук и длинные пальцы… С длинными толстыми когтями. А еще совершенно нечеловеческие глаза и очень большие рты, полные длинных острых клыков… Именно так, у них все зубы - клыки. Так принято считать. Но я скажу, то, что я видела - не было похоже на человека. Сложением, формой - да, и никакой особой деформации я не заметила. Но это было единственное сходство. Хотя допускаю, что и в рассказах о крылатых или длинноруких тоже есть доля правды. Мне рассказывали, и я почти точно уверена, что этот человек не лжет, если, конечно же, ему не померещилось, что он видел кадавра… Прямо в момент охоты, видел, правда, мельком и в темноте, только силуэт, который передвигался очень быстро. Так вот он рассказывает, что силуэт был фактически в рост человека, причем кадавр передвигался на четырех конечностях, согнувшись. Вернее, на трех, одна рука была протянута, чтобы хватать… Руки и ноги у него были очень длинные, и особенно длинными были ступни и кисти - фактически одного размера. Он передвигался скачками, причем, громко топая. Но не по-человечески топая, а издавая более глухой и чавкающий звук, как будто бы… Клоди запнулась, ее лицо вдруг приняло испуганное выражение, потом прояснилось, потом снова напрягалось и сильно побледнело. Она приподняла руку, как будто призывая к чему-то прислушаться. «Брось эти свои штучки, - хотела сказать Майте, но слова замерли на губах, а горло сдавило от ужаса. - Мне это кажется, - строго сказала она себе. - Мы говорили вот об этой ерунде, и теперь мне просто кажется. На самом деле здесь по-прежнему абсолютно тихо, и я ничего не слышу… Не могу слышать!» И тем не менее, она слышала совершенно отчетливо. Глухие быстрые удары, как будто кто-то бежал по скованной снегом дороге… Нет, не бежал – передвигался скачками. Подобные звуки не могли издавать ноги человека или копыта лошади, но это, возможно, мог быть медведь… Ведь в этих лесах могли водиться медведи? И они, кажется, умеют бегать и прыгать… Но что же делать теперь – бежать? Немедленно нужно бежать, но куда? Звук несся на них с той стороны дороги, откуда они пришли, путь к дому был отрезан, да и слишком далеко они забрели, а ведь у них есть всего несколько секунд для того, чтобы… Нет, убежать невозможно, но, может, попытаться укрыться в лесу, в этих огромных сугробах, в которые можно зарыться с головой, в тени деревьев или сплетении кустарников? Но через занесенный снегом лес невозможно быстро передвигаться, и там он их настигнет очень легко. И что самое главное: очень уже нелепо и глупо это будет выглядеть, делать что-то, пока не убедишься, что уже слишком поздно делать что-то, что вовсе не оказалось бы нелепым... Весь этот ураган мыслей пронесся в сознании у Майте за какую-то секунду. Она так и осталась стоять, обмерев, посреди дороги, а звук неотвратимо приближался к ней с головокружительной скоростью. В тот момент, когда она поняла, что единственное, что она успеет сделать, это зажмуриться, стоящая рядом Клоди взмахнула рукой, которой придерживала край плаща. Алая ткань взвилась в воздух, проносясь над головой Майте, и в тот же миг она почувствовала, как мир разлетается от нее в разные стороны, а сама она несется куда-то вверх. Доля секунды, и она уже лежала, распластавшись, придавленная чем-то тяжелым, неестественно вывернув голову на почему-то слишком длинной шее, и пыталась обозреть непомерно раздавшийся мир с высоты ладони Клоди. Только она попыталась встать хотя бы на четвереньки, только попыталась сообразить, что же, собственно произошло, как лес, дорога и небо, тут же ринулись на нее обратно, ужимаясь до привычных размеров, а она сама, в своем подлинном облике кубарем скатилась в сугроб. Где и просидела неподвижно несколько минут, приходя в себя и щурясь от бьющего в глаза снежного сверкания… *** Солнце только что вышло из-за туч, и теперь зимний лес казался еще более прекрасным, почти сказочным - и совсем нестрашным. Клоди стояла рядом, обеспокоенно в нее всматриваясь, и вид у нее был весьма смущенный. А вокруг них прыгал обрадованный компанией лохматый мастифф, примчавшийся со всех огромных лап на их голоса. Он, наверно, выбрался в лес погулять, потому что они оставили ворота незапертыми - и соскучился. Майте, наконец, нашла в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги и отряхнуть подол платья. - Это было грубо, - произнесла она с выражением оскорбленного достоинства. - Прости, пожалуйста, - у Клоди был по-настоящему виноватый вид. - Сама не знаю, что на меня нашло… Все эти разговоры. Лес… Атмосфера. У меня, наверно, в голове помутилось. Я это сделала чисто автоматически, чтобы защититься… Все равно от чего. - Почему же ты не перевоплотилась сама? - спросила Майте сердито. - Это я бы и в последний момент успела… - Я бы и сама успела! – воскликнула Майте обиженно, прекрасно понимая, что это неправда. - Прости, - повторила Клоди покаянно, и Майте решила, что может сменить гнев на милость. - Что ж, это было, конечно, очень мило с твоей стороны, но… ЧЕРЕПАХА? - Ох, извини, - Клоди совсем смутилась. - Это я наспех перепутала. Я читала твою анкету перед тем, как мы сюда приехали. Там написано, что твой тотем - горлица. Но анкета была написана по-английски, а на английском «горлица» и «черепаха» одно и то же слово, вот я и… - она обреченно развела руками. Майте пристально смотрела ей в глаза, пытаясь понять, говорит она искренне или просто над ней издевается, но Клоди смотрела на нее таким честным взглядом, что Майте почла за лучшее ей поверить. В конце концов, не ссориться же из-за такой ерунды с человеком, который фактически спас тебе жизнь, хотя этого и не требовалось! Мастифф продолжал скакать вокруг них, всячески изъявляя свою радость и желание пообщаться. Он даже попытался поставить лапы на плечи Клоди, но она была недостаточно высокого роста, и он промахнулся, растянувшись на снегу. Клоди засмеялась и присела рядом с ним. - Как его зовут, кстати? – спросила она, погружая руки в длинную шелковистую шерсть на шее пса. - Тадео… Точнее, Фаддей по-русски, как одиннадцатого апостола. - Симпатично… И ему очень идет. Ох, какой он большой, знаешь, на него можно бы сесть и поехать. - Марина так иногда и делает, - пробурчала Майте. - Кстати, ни разу не слышала, чтобы кадавры нападали, если поблизости были собаки... – добавила Клоди. - Или хотя бы кошки. Кажется, кадавры не любят животных. Наверно, потому, что животные не боятся… Так, как люди, не боятся. А такой, как ваш Фаддей, пожалуй, справился бы и с кадавром. - Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? - не выдержала Майте. - Пожалуйста? Клоди кивнула, скромно потупив глаза, но всем своим видом давая понять - не я начала этот разговор. - Лучше расскажи что-нибудь про свой знаменитый заговор, - нашлась Майте. – В конце концов, именно он тебя прославил. - Что именно ты хотела бы знать? – спросила Клоди без особого энтузиазма. - Как это было? Как тебе пришло в голову… Я не спрашиваю тебя о технике, не прошу открыть секрет, но сама идея… Должна была она откуда-то возникнуть? - Да как тебе сказать… Все само пришло. Почти случайно. В этом моей заслуги почти нет никакой. - Ох, да не скромничай! – Майте всегда раздражала такая манера – в других, конечно же, не в себе, - притворяться, что они ничего не знают и не умеют, а потом исподтишка поражать окружающих своей искусностью. - Нет, правда. И я просто подумала, если бы мне удалось сохранить каким-то образом… Те эмоции, которые я испытывала во время концертов, особенно самых первых, той положительной энергетики хватило бы на то, чтобы противостоять любым проблемам, от мелких неприятностей до крупных катаклизмов. Знаешь, мне в детстве, когда я была еще совсем маленькая, приходила в голову такая мысль, что хорошо бы собрать как-нибудь в банку и запечатать все рождественские запахи - запах хвои, клементинов, свечного воска, имбиря, жареного гуся, адвентовских шоколадок и прочего, и сохранить это все… На удачу. В Рождество и другие подобные праздники нам кажется, что мы защищены от всего, что ничего плохого с нами случиться не может, наоборот, непременно произойдет что-нибудь чудесное и особо радостное. Может, это и чистое самовнушение, но оно часто работает. Нам каждая мелочь в Рождество кажется волшебной. Даже то, на что в другое время мы не обратили бы внимания. Если бы удалось сохранить ауру Рождества, его воздух, тогда, я верила, что стоит его вдохнуть, в какое угодно время года, все в жизни становилось бы так же хорошо и удачно. Вот здесь примерно тот же принцип. А что до элемента защиты - меня на эту мысль натолкнул занавес в одном из концертных залов. На большой площадке, на фестивале вряд ли можно позволить себе занавес, но в том зале он был… Как в театре. Такой же романтичный и уютный. В театре занавес - самая сакральная вещь, он хранит магию сцены, ее заповедность, тайну, которую никогда невозможно постичь до конца. Это уже свое самостоятельное волшебство, и я просто использовала частичку его, чтобы создавать подобную ауру и на стадионных концертах тоже. Сначала просто как элемент шоу, а потом придумала, как на его основе создать такой своеобразный щит, чтобы об него разбивалось все плохое. Покров, как вы говорите. Так что, как видишь, я особо ничего и не разрабатывала, все само пришло, можно сказать между делом… - Клоди немного помолчала, словно неуверенная, стоит ли продолжать, и все-таки добавила: - И потом, я думаю, мне было просто предначертано это сделать. Я разработала сами чары, но они бы не сработали, если бы он не попросил меня спеть на альбоме. А раз он сам попросил, то я считаю, эта моя затея получила одобрение свыше. - И как ты дальше собираешься его использовать? - спросила Майте - все эти отвлеченные философствования на моральные темы ее не очень интересовали. - Да никак, наверное, - пожала плечами Клоди. - Чего я хотела, добилась. Чего же еще. - И ты не хочешь проверить это… На каком-нибудь другом человеке? - Нет, думаю, что нет. - Боишься, что окажется, что ничего на самом деле не сработало, а просто само по себе все сложилось так удачно? - поддела ее Майте, понимая, что это маловероятно. Клоди не обиделась. - Главное, что сложилось, - ответила она просто. - А дважды такого не бывает. Я не так глупа, чтобы дерзать и пытаться повторить это снова. В конце концов, может, ты права, и я ничего не сделала. Может, оно все само. В конце концов, все шло хорошо и до меня, может, и без меня не стало бы хуже… - И тебе не приходило в голову, что это можно как-то усовершенствовать? Развивать дальше? - Нет, я решила, что текущих результатов вполне достаточно. Что-то не вязалось в ее словах, и вообще во всей этой ситуации. И эта неувязка тревожила Майте уже давно по непонятной причине. И странно было только, что ни Аманда, ни Марина при всей их опытности и проницательности не обратили на это должного внимания. Майте подумала, стоит ли заводить об этом разговор, но все-таки решила рискнуть. И начала издалека. - Я понимаю, для тебя музыкальная карьера - просто прикрытие для твоей магической деятельности, полигон для твоих опытов, потому ты там ничего особенного и не добилась. Но ты никогда не задумывалась, что могла бы продвинуться гораздо дальше? Многие колдуньи оттачивают свое мастерство подобным образом. Или тебя совсем эта сфера деятельности не привлекает? - Привлекает. На самом деле это совсем не прикрытие, мне и в самом деле нравится этим заниматься. И это ни какой не полигон, что еще за нелепое слово! И я не применяю в своей музыкальной карьере никакой магии. Принципиально. Пусть уж это будет только моим. Даже если это будут самые мизерные результаты, но это будут мои результаты. - То есть, ты хочешь сказать, что всего, что ты успела достигнуть за время своей музыкальной карьеры, - это было без применения магии? - удивилась Майте. Клоди кивнула. - Это здорово, - призналась Майте вполне искренне. - Женщине вообще сложно пробиться в этой индустрии, особенно в тяжелой музыке… Без особых денег, без связей и ни с кем при этом… ну, ты понимаешь. И чтобы без магии, это даже впечатляет. - То есть это уже не такой пустяк, как было только что? Глаза Клоди колюче сверкнули из-под ресниц, но Майте не заметила этого взгляда. - Нет, это, конечно, не Бог весть что… Я просто хочу сказать, что с магией ты могла бы достичь гораздо большего. Особенно в этом вашем проекте. Почему бы, например… - Я уже сказала тебе - не хочу, - прервала ее Клоди резко. - Но ты столько сил на это тратишь! Я имею в виду, столько своих магических сил, и ты там почти не участвуешь! То есть, по сравнению с другими, участвуешь очень мало. - Мне хватает. - Не понимаю тебя, - Майте озадаченно покачала головой. - Если ты говоришь, что у тебя нет личной заинтересованности в этом… И карьерной тоже… Совсем не понимаю. Если бы ты еще использовала это выдающееся достижение - а оно действительно выдающееся - для продвижения по магической лестнице! Ты могла, если бы и дальше стала работать в этом направлении, быть уже магистром, но ты тратишь свое время и силы на совершенно тупиковые проекты вроде этих своих кадавров! - Майте так разозлилась, что даже не почувствовала при мысли об этом никакого трепета. - Если бы ты и дальше разрабатывала покров, ты бы смогла уже аспирантуру закончить! А ты… - Я просто решила, что ни на ком, кроме него, не буду его использовать, - невозмутимо пояснила Клоди. Майте, окончательно сбитая с толку, некоторое время молчала. - Ты разработала такую сложную новаторскую магию, чтобы применить ее всего лишь один раз и забросить? И даже ни с кем не поделиться ее секретом? - Да. - Ради чего тогда? - Ради него, конечно. Майте показалось, что она поняла. - Ты влюблена в него? - спросила она.-– Ты пытаешься таким способом как-то на него повлиять? Может, даже женить его на себе? - Нет, что ты! Я об этом и не думала, - Клоди сказала это так просто и искренне, что невозможно было ей не поверить. Во всем этом не было никакого смысла. Майте уже казалось, что Клоди нарочно выводит ее из себя, загадывает ей загадки без отгадок. - Но тогда почему?! - вскричала она, ей уже трудно было сдерживаться. - Он славный, - ответила Клоди таким тоном, как будто это исчерпывающе все объясняло. Майте оторопела. И даже не сразу обрела дар речи. - Ты как будто издеваешься надо мной, - сказала она, наконец. - Ты же не станешь меня уверять… Ради кого-то, о ком ты даже ничего определенного сказать не можешь, не то что обосновать… Что ради какой-то пустячной прихоти… Разбрасываться своим даром… Это помимо всего прочего просто нелогично! Должна же быть настоящая причина! - Он славный, - повторила Клоди с ноткой упрямства в голосе. - По-моему, это вполне определенно. И какая тебе еще нужна причина? Теперь Майте была уже совершенно уверена, что Клоди над ней издевается. Та, наверно, тоже поняла, что собеседница пришла к подобному выводу, и решила все же прояснить. - Видишь ли… Ты сама сказала, моя карьера в этой области сложилась не блестяще. Меня мало кто знает, и вряд ли когда-нибудь узнает. Я всегда была всего лишь бэк-вокалисткой. Одной из тысяч безымянных бэк-вокалисток, которых, конечно, аккредитуют в буклетах к альбомам, но чьих имен никогда никто не читает и не запоминает. Знаешь, я, пожалуй, даже с этим смирилась, и меня это устраивало. В конце концов, многие не добиваются и этого. И я могла удовольствоваться меньшим. И в этом проекте я изначально ни на что большее не претендовала. Я вообще даже не претендовала на то, чтобы поехать в тур. Уже это было огромным счастьем… - она запнулась и коснулась ладонью лба, как будто при воспоминании об этом у нее разболелась голова. - И было все же немного боязно, вокруг меня одни звезды… Ну… как минимум очень известные музыканты. И я - девушка, которую никто не знает, которую никто никогда не видел. Собственно, я и утешалась тем, что никто на меня не обратит внимания. Знаешь, когда я со сцены слышала толпу, для меня это было так ново, но я всегда понимала, что ко мне это не имеет никакого отношения, никто меня не замечает. Хотя, может, и к лучшему, так как-то совсем не волнуешься, когда знаешь, что ты ровным счетом никому не интересна. И только в самом конце шоу наступает такой момент, когда всех приветствуют поименно, и почти все срывают овации… Кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени, но только не ты, потому что ты никому из этих людей в толпе не нужна. Почти все, кто приходят на концерт, приходят посмотреть на кого-то конкретно - даже на Аманду! Но только не на меня. Самый неловкий момент, когда во время представления ты слышишь свое имя, и знаешь, что за ним не последует никакого взрыва оваций, так только, вежливый гул одобрения, это все же… Немного огорчает. Именно так. Все прекрасно и волшебно, но этот момент слегка горчит, и думается, уж лучше бы он и вовсе не называл меня по имени. Пусть я буду всего лишь безымянной бэк-вокалисткой, которая относит на свой счет часть предназначенных другим оваций и этим счастлива… И мне не будет так неловко улыбаться и махать, зная, что это никому в сущности не нужно, как и мое имя. Но в тот раз все было по-другому. В тот вечер, когда он произнес мое имя, и за этим, как и следовало ожидать, ничего не последовало… Никакого особого отклика… А он снова повернулся к залу и сказал укоризненно – я не помню дословно – но что-то вроде: «Так не пойдет, это же ДАМА… И потому заслуживает вдвойне громких оваций. Попробуем еще раз!» И когда он после этого вновь назвал меня по имени, и вот тогда я услышала овации. - Ненастоящие. Которые он для тебя выпросил, - Майте и сама не знала, откуда взялась эта стервозность, но то, что рассказывала Клоди, по непонятной причине раздражало ее неимоверно. - Да, но меня тогда аплодисменты уже не волновали. Главное, что он это сделал. Это было так… МИЛО. Я не знаю. Ему совершенно незачем было это делать. Может, со стороны это даже выглядело немного глупо… - Можешь не сомневаться, - пробормотала Майте. Но Клоди и бровью не повела. - А может, все же кто-то благодаря этому обратил на меня внимание и запомнил мое имя… Ну а вдруг**? - она замолчала, задумчиво глядя в пространство, по-прежнему рассеянно перебирая пальцами собачью шерсть. Лицо ее приняло какое-то особо нежное выражение, сделавшее его почти хорошеньким, и даже глаза теперь казались большими, глубокими и прекрасными. Майте некоторое время ожидала продолжения но, наконец, не выдержала. - И это что, и все? - Да, - ответила Клоди. - Все. Все это просто потому, что он был так мил со мной тогда. - И ему это ровным счетом ничего не стоило! - Это ровным счетом никому ничего не стоит. Понимаешь? Это так просто - сделать что-то такое… Какой-нибудь такой славный пустячок для другого, пусть даже почти постороннего человека… Почему же так мало людей это делают? - Наверно, боятся выглядеть по-дурацки, - буркнула Майте. - Значит, только добрые люди очень смелые, - Клоди поднялась и стряхнула снег с плаща. - На то, чтобы выглядеть по-дурацки в глазах толпы, нужна очень большая смелость. Но мне все же кажется, дело тут не столько в трусости, сколько в равнодушии и лени… Вот уж, что точно не про него… Все могут, но не делают, может, просто потому, что не хотят. Может, и он не особо хотел, кто знает? Но мог и сделал, вот и я… Сделала для него сколько могла, не важно, много это или мало… Благодарность тоже не цифрами измеряется, не по весу отпускается, не как в аптеке. Да. И по-моему это черезвычайно логично! - закончила она, и только в этой последней фразе ее голос несколько утратил свою безмятежность. - Я тебя все-таки не понимаю, - скорбно покачала головой Майте. - А я и не претендую. Хотя по мне, так все просто. Господи, но тебе что, никогда незнакомые мужчины не дарили на улице цветов просто так? - Представь себе, никогда! - Оно и видно, - Клоди раздраженно засопела, кажется, этот разговор ее уже по-настоящему утомил. - Но вот так распорядиться своим даром… - повторила Майте. Ее жгло негодование, которое испытывает живущий на скромные средства человек при виде безрассудных трат богатого самодура. - Вот так… Впустую… - Ах, да каким там еще даром? - Клоди, наконец, говорила в полный голос, без полутонов и смотрела на Майте в упор. - Вот у него ДАР! Магия не способна создать столь подлинное совершенство как музыка. Она может лишь использовать и извращать законы природы. А подлинное искусство, творчество… Это настолько высокое волшебство… Столь прекрасный дар от Бога, что по сравнению с ним, вся наша жалкая магия так мелка и ничтожна… И, право, даже стыдно становится тратить на нее время! - И что же нам не стыдно? - Майте даже затрясло. - Просто смотреть на них снизу вверх и внимать, и восхищаться? И не сметь самим и пальцем пошевелить, чтобы доказать, что мы не хуже мужчин? Или ты, может, и правда считаешь, что женщины ниже мужчин? Клоди презрительно пожала плечами. - Если женщины пытаются добиться того, чтобы быть «не хуже мужчин», тем они сами признают, что считают себя изначально ниже их. И не вижу никакого достоинства или даже простого приличия в том, чтобы кому-то что-то доказывать. - Что же нам приличествует как женщинам, по-твоему? Майте попыталась презрительно улыбнуться, но улыбка вышла чересчур кривая, Клоди хоть и в очень завуалированной форме, все-таки сумела ее по-настоящему оскорбить. - Ну, быть может… - Клоди как будто задумалась. - Быть может, нам стоит помнить, что мы все же женщины. Способные привносить нотку хаоса в любое совершенство. Способные перевернуть весь мир и изменить законы природы… Ради одной лишь пустячной прихоти. Она очень приветливо улыбнулась Майте и направилась обратно к дому, давая понять, что точка в разговоре поставлена. Фаддей радостно потрусил за ней. Эту улыбку Майте было перенести труднее всего. - То есть ты ведь даже не знаешь, - прошипела она вслед Клоди с непостижимой для самой себя злостью. - Может, ты здесь вообще ни при чем! Может, вся твоя магия ничто, и ты просто бездарность! Если ты не сможешь проверить ее на ком-то еще, то в один прекрасный день может выясниться, что все было зря, все твои усилия, и ему просто повезло… Или он сам всему причина! Вот будет потеха! - Я помолюсь, чтобы так он и было, - серьезно ответила Клоди, обернувшись. - Потому что так будет лучше всего. Ее лицо уже приняло прежнее кроткое выражение, но во взгляде на секунду снова промелькнуло что-то жестокое. - Еще забавнее будет, - произнесла она с какими-то по-новому острыми нотками в голосе, - если окажется, что ты сама приложила столько усилий ради того, чтобы приворожить и терзать своей магией человека, который, возможно, и без того любил бы тебя больше жизни. И за это я, пожалуй, тоже помолюсь. И она очень быстро зашагала по дороге. Майте, помедлив, последовала за ней. Ее охватило странное чувство, тревожное и гнетущее, как от плохого предчувствия. Сначала ей казалось - это из-за той гадости, что сказала ей Клоди. Она старалась об этом не думать, слишком уж это было неприятно и глупо. Майте сказала себе, что Клоди ничего о ней не знает и не смеет судить. Она сама - неудачница, которая не сумела ничего достигнуть, поэтому просто притворяется, что ей самой так хотелось, а на самом деле, все ее слова - сплошное притворство и ложь… Вся ее жизнь - цепочка нелепых совпадений, которыми она даже не сумела толком воспользоваться. Но в глубине души она прекрасно понимала, что это не так. И Клоди просто не использует свои природные возможности, о которых сама Майте может только мечтать. И она отдала бы за них что угодно, может быть, только кроме Джона. О том, что Клоди обладает теми способностями, которые Майте в ней подозревала, можно было судить уже по тому, с какой непосредственностью она осуществила ее трансформацию. Уже за одно это она могла получить магическую степень безо всяких дополнительных инноваций и изучения опасных материй. Майте решила, что она просто замерзла и устала, и совершенно не в стоянии сейчас об этом думать. И это вообще не стоит того, чтобы об этом думать. И Клоди, и Аманда, и все эти люди для нее на самом деле никто и ничто, чуждый для нее мир, до которого ей нет никакого дела. А Клоди на самом деле все-таки завидует, потому что у нее нет ни мужа, ни стоящей творческой карьеры, а у нее, Майте, все это есть. И беспокоиться о том, что она может занять ее место при Марине тоже не стоит. Майте, наконец, решилась самой себе признаться, что именно это и тревожило ее с самого начала. Но Клоди, похоже, вообще собиралась с магией завязать, в любом случае, с подобным миросозерцанием ей в этой сфере делать нечего. И злорадство тут ни при чем, это совершенно объективная данность. Так что, скорее всего, после того как малосимпатичные гостьи, наконец, уберутся, Майте о Клоди больше ничего не услышит. Эти рассуждения ее почти успокоили, но все же прежнее душевное спокойствие к ней так и не вернулось. Потому что сквозь все эти понятные проблемы, с которыми можно было справиться тем или иным путем, пробивалось совершенно нелогичное, необъяснимое тянущее чувство, которое медленно, но верно охватывало все ее существо. *** …Такое бывает иногда. И неважно, где ты в это время находишься. И мрачный заснеженный лес здесь ни при чем. Ты можешь с тем же успехом идти по знакомой тебе с детства улице родного наваррского городка дивным летним вечером. Но почему-то сумерки не опускаются мягко и ласково, как обычно, а словно сковывают все вокруг злыми чарами. И вдруг ты понимаешь, что всегда уютные домики кажутся тебе пугающими и мрачными, как будто за их затененными занавесками окнами скрывается что-то зловещее. Увитые цветами заборчики живописных садиков пугают, как кладбищенские ограды, и даже плющ на них превращается в тернии, а тени решеток падают на дорогу подобно паутине. И дорога, которая всегда так романтично убегала в синеющий на горизонте лес, теперь судорожно корчится в холодном туманном мареве. Призрачный лик луны на фоне свинцово-серого неба кажется уродливо искривленным в крике. Багровые полосы заката зияют, как кровавые раны, оставленные на белесо-розоватом небосклоне когтями дракона. И даже воздух вокруг становится сухим и горьковатым, как в пустыне. И вокруг ни души, и только дети играют у ворот, их крики и скрежет качелей раздражающе-резко раздирают вечернюю тишину, а игрушечные луки в их руках представляются угрожающе настоящими. И с каждым шагом, с каждым движением, с каждым вздохом, ты ощущаешь, как гаснет день, как тьма стискивает тебя со всех сторон, и все твое существо пронизывает неизбежное и неотвратимое знание, которое с этих пор только и имеет значение: что-то страшное грядет.