"Графиня де Монсоро": ебала жаба гадюку.

             Итак, дорогой читатель, мэтр Дюма придумал своей истории не самый лучший финал: графы дружно полегли, графиня прочно зафиксировалась в состоянии отчуждения, а потом в монастыре до конца жизни — это скверно, дорогой читатель, и никак иначе. Нет ничего романтического в таком раскладе, тем более, для молодой и красивой женщины, которая толком и не жила на свете. Активное лобызание могильной плиты и благородная, возвышенная месть как смысл жизни, это ложь и выдумка автора, на радость незадачливому потребителю.       И при этом Дюма завязывает концовку своего романа в такой тугой узел, что фиг развяжешь: мальчики в землю, девочки в монастырь. Останься Бюсси в живых — участь Дианы в сожительстве с сиятельным графом была бы незавидной; останься в живых Монсоро, то он развёлся бы в темпе чечётки, а может и вовсе упёк бы прелюбодейку на покаяние. В общем, куда ни кинь, везде сплошной мрак и безнадёжность.       А всё потому, что мэтр Дюма взял несколько известных архетипических сюжетов, изнасиловал их с особым цинизмом и явил читателю ребёночка-урода — красиво оформленную, бессмысленную историю ни о чём, про героев которой вполне можно сказать: «Жил грешно и умер смешно».       Историю, в которой героиня должна бы дарить людей радостью, а мужчин любовью, но вместо этого она попросту убивает бедолаг, которым не повезло попасть ей в руки, и читателю остаётся только сокрушаться, что в финале этой саги всё тускло и печально.       А ведь начиналось всё очень даже хорошо: Мэтр, скрестив и опылив сказки о Красной Шапочке, о герцоге с синей бородой, о Красавице и Чудовище и дополнив получившуюся смесь собственными наработками, вывел в люди свой собственный сюжет, вполне себе жизнеспособный и бойкий — сказку о Чудовище-Принце и Принце-Чудовище.       Ничего конкретного в самой структуре данной сказки не указывает на необходимость смертей и бесплодное, бессмысленное увядание героини за высокой монастырской оградой, но Автор, в силу каких-то причин, купирует это самое «долго и счастливо» одним свистящим сабельным ударом и выпускает в свет слегка кастрированного уродца — побасенку о похищенной из родного дома, запуганной до полного отупения, вечно несчастной и бесконечно страдающей красавице.       Сюжет любой сказки, и особенно сказки об инициации, всегда вырывает с корнем героя или героиню из тёплого, уютного, безопасного дома и посылает, зачастую пинком, в длинное, опасное путешествие, дабы набрался герой ума-разума.       В сказке о Чудовище-Принце мы видим героиню, которой пришла пора надеть Красную шапочку — символ физического созревания, и отправиться в тёмный лес, в котором она встретит своего избранника. Героиня должна встретиться с Принцем и с Чудовищем, и ухитриться не перепутать, кто есть кто. Разобравшись, кто из этих двоих Принц, а кто — Чудовище, сделать выбор — самостоятельно, осознанно, опираясь лишь на собственный опыт.       Если под неприглядной шкурой Чудовища героиня узнает Принца, то вернётся в родной дом сильной, мудрой и доброй Королевой; если же польстится на сладкие речи, обольстительную маску и золотой позумент в роскошном плаще Чудовища, то лучшие годы жизни проведёт и закончит печально — за высокой, глухой каменной оградой.       Фабула сказочной истории у Дюма вышла на славу, просто слюнки текут от такого изобилия, но мэтр на корню гасит этот праздник жизни, лишив героиню права выбора.       Герой в начале пути, это всегда глупенький, слепой котёнок, и задача этого котёнка — прозреть, вырасти и повзрослеть, чему активно способствует сам Путь. И на этом Пути ничего никогда не предрешено заранее, любые события даны только в зачатке, и лишь нравственный выбор героя определяет и позволяет им развиться в тот или иной факт жизни.       Дорога должна растить героя, а герой — Дорогу, как и заведено в нашем мире, очень давно скрипящем на спине старой, мудрой Черепахи.        Но Автор, поплёвывая на законы Природы, своей волей предназначает героиню одному конкретному мужчине. Её будущее строго предопределено, ей не отпущено ни малейших сомнений, раздумий и рассуждений — только Прекрасный Принц или тот, кого она за этого принца принимает. Такая ангажированность героини заметно вредит сюжету, скособочивает основной замысел и основательно корёжит простую и ясную конструкцию первоисточника с его «долго и счастливо».       Причём сага Дюма отличается от первоисточника лишь небольшим количеством эпизодов и, последовательно пройдя по сюжету, мы, дорогой читатель, сможем отыскать их все до одного и понять, в каком месте у этой сказки был отрезан «хвост» и другие мелкие, но очень важные части.       В каком месте мэтр лихо свернул в сторону, превратив этим поучительную и занимательную историю о любви с препятствиями в сухую ханжескую проповедь, поощрение предательства, лжи и лицемерия. Я же, дорогой читатель, поведу рассказ строго в фарватере истории Дюма, принципиально изменив лишь несколько моментов.       Вот в самом начале этой истории наша героиня, дорогой читатель, надев Красную шапку и поигрывая отлично сформировавшимися вторичными признаками полового свойства, отправляется в дремучий лес, потому что вслед за физическим расцветом неизбежно приходит время взрослеть качественно. Оторвавшись от родительской сиськи и получив неизбежных воспитательных колотушек прозреть, перестроиться и переродиться в самостоятельную личность, с хорошо различимыми глазу, качественными зачатками умственной зрелости.       И вот на какой-то полянке, среди ромашек и колокольчиков, девица встречает Чудовище… по крайней мере, определяет его именно так, ибо Чудовище, на её девственный взгляд, творит вещи вовсе непотребные: гоняет по лесу трепетную лань, а загнав, достаёт из широких штанин во-о-о-от такой клинок — это я, дорогой читатель, изгаляюсь над замыслом Дюма, преподнесённым в лоб — и как засадит по самую рукоять! Наглядно демонстрируя, что ждёт девственницу, которой не посчастливится попасть ему в лапы.       Наша девственница от этакого ужаса, опережая собственное повизгивание, бежит спасаться к папе-барону, но поздно. Чудище уже успело рассмотреть соблазнительные формы, и вскоре появляется на пороге замка с букетом и говорит: «Простите, погорячился».       А потом и вовсе, с полного согласия и одобрения папы-барона, делает девице предложение руки и сердца. В ответ белокурое творение Дюма дрыгает ногами, мотает головой, льёт слёзы, в общем — отказывает наотрез. Ни разу ни о чём не задумавшись, ни разу ни с чем не считаясь.       Но я уверена, дорогой читатель, что у любящей дочери при виде потухшей радости на отцовском лице и при мысли о затоптанных на корню надеждах её старого, любящего папеньки неизбежно должна остаться ссадина, и эта ссадина, как путеводная нить, должна привести нас к очень интересным событиям.       Над головой нашей героини, тем временем, скапливаются тучи — признак приближающегося Пинка Судьбы: едва избавившись от Чудовища, героиня попадает под сиятельное внимание самого настоящего принца, и пристальное внимание избалованного королевского отпрыска не обещает нашей Диане ничего хорошего; она, как гонимый ветром листок, мечется по тёмным дорогам Анжу, и ошеломлённая, оказывается в конце концов в Париже, в статусе замужней женщины, и с потенциальным любовником у подола.       Из этой части истории массовый читатель выносит, в основном, тезис о мужской подлости и вероломстве. О том, как взрослый мужик, которому отказ девушки защемил мужскую гордость, взлелеял коварный план и, подманив девицей сиятельного принца, похитил её.        Набросившись на беззащитную, слабую девушку, всяко её обманывал и запугивал — попутно расстёгивая штаны — выкручивал ей руки, пока не превратил в дёргающуюся от малейшего звука дебилку, и не женился обманом. Чтобы расстегнуть штаны окончательно, ясное дело, едва дождавшись ухода священника.       Но мы, дорогой читатель, присмотримся внимательно, пороемся в контексте всех этих событий и выясним, что же произошло на самом деле, в далёкой провинции Анжу, и начнём мы с Чудовища, графа де Монсоро, который посватался к Диане де Меридор и получил отказ.       Не думаю, что он после этого взвился, сказал: «Ах, та-а-ак!», — и немедленно стал вынашивать чёрные планы похищения строптивой девицы. Граф среагировал, как реагировал обычно на все сюрпризы в жизни: он решил, что чувство, клокочущее во всех уголках организма — только его проблема, и спокойно откланялся.       Диана отмечает в своём рассказе, что граф Монсоро при встрече держал себя обычно, не выделяя её среди других дам и ничем не напоминая о происшедшем и о своих чувствах.       Да, читатель, эта трепетная, пугливая лань не учуяла, не почувствовала никаких возбуждающе-пугающих флюидов, и я могу только восхититься степенью самообладания графа и высокой органицей его нервной системы, в отличие от Бюсси, который с перекошенной физиономией, налитыми кровью глазами и вулканом в сердце метался по коридорам Лувра. Аж испугался, сердяга, когда глянул на себя в зеркало — вот так рожа!       Но граф Монсоро, глубоко и протяжно вздохнув, лишь сказал: «Коль сталось так, что женщина не любит, ты с дружбой лишь натерпишься стыда…», — и зажал все глупые чувства железной рукой воли, а занятие это, нужно заметить, болезненное, трудоёмкое и крайне бессмысленное: всё равно, что раз за разом запускать пальцы в окрытую рану, пытаясь вытащить застрявшую там железяку.       Все созидательные силы души уходят на этот процесс и вынашивать коварные планы попросту не получится, и очевидно, что Монсоро не врал, когда сказал Диане: «Я пытался вас забыть».       Получив отказ, граф честно пытался забыть Диану де Меридор, давил денно и нощно свои чувства, но не учёл одной простой вещи, что эти самые чувства имеют свойства распрямляться и бить со страшной силой, как та самая, жёстко сжатая пружина, и с непредсказуемыми последствиями, что и произошло в дальнейшем.       Герцог Анжуйский, едва увидев Диану де Меридор, по её собственным словам, уже не спускал с неё глаз. И все его рассказы доверчивому простачку Бюсси о том, что он святее Папы Римского и не хотел похищать девицу — просто бесстыжее враньё и детский лепет, чесслово: «Я не хотел её похищать, но злой дядя Монсоро меня заставил, сказал, что она будет счастлива, и я захотел».       Писать письма Монсоро был мастер, и то письмо, которое герцог показал Бюсси, это вид деловой записки слуги, выполняющего пожелания своего господина, а заключительная его часть, там, где слёзы высохнут и прочее, в контексте звучит как: «Ваши распоряжения будут точно исполнены» — ничего личного, никаких подстрекательств к похищению и жизнерадостного гиканья.       Если бы у принца действительно были честные намерения, как он утверждал, то на все уговоры коварного графа он сказал бы одно: «Граф, пойдите застрелитесь», — и поехал бы к барону де Меридор женихаться, как и положено порядочному человеку. Но, как мы видим, порядочного человека из принца не вышло.       Да, Франсуа Анжуйский был пассивен в этом деле, как и многие до него беспечные, власть имущие особи. Которым достаточно лишь высказать вслух пожелание, и даже намёк на него, как тут же находятся друзья или верные слуги, читающие по глазам монсеньора и желающие выслужиться, получив за это соответствующее вознаграждение.       И вот принц, налюбовавшись красотой Дианы де Меридор, высказал смутно оформленное, но совершенно очевидное пожелание. Герцог Анжуйский, второе лицо в государстве. А теперь, мой читатель, закрой глаза и представь ВТОРОЕ. ЛИЦО. В ГОСУДАРСТВЕ и заодно каковы возможности этого лица, когда ему чего-нибудь захочется, а зачастую «могулки» такого лица гораздо масштабнее «хотелок». При таком раскладе смело можно предположить, что участь Дианы де Меридор была решена, и была она очень печальной. Принц только милостиво ждал, когда найдётся смельчак, готовый послужить интересам короны, с несомненной пользой для себя.       И смельчак нашёлся. Это был граф де Монсоро, у которого причин ввязаться в это дело было больше, чем достаточно.       Прежде всего, конечно, его чувство к Диане, распрямившись, выстрелило таким вот чётким вектором действия, и граф решил, что возможно, при благополучном исходе, это и есть его шанс быть принятым в качестве мужа.       И вот наш граф прекращает бесплодные упражнения по подавлению плоти, включает свою умную голову и становится наперсником герцога в этом тёмном деле. Он так же знает, что цена в случае неудачи будет очень высокой. Читатель, в массе своей, склонен относиться к герцогу Анжуйскому весьма снисходительно, и очень зря, должна я заметить.        Повышенная подлючесть, помноженная на возможности второго лица в государстве, это грозная сила, перед которой храбрейшие из храбрейших имеют обыкновение кудахтать и прятаться под одеяло.       Даже преданными ему людьми принц жертвовал с лёгкостью, а уж с теми, кто имел несчастье в чём-то обойти его сиятельство, разговор был до неприличия коротким. Ладно Монсоро, который мог подвести принца под топор, вместе с господами Гизами, но принц не простил Бюсси, красе и гордости двора, первой шпаге, преданному слуге и фавориту, всего-навсего какой-то бабы…       И Монсоро сознательно идёт на риск, предавая интересы своего господина, зная, как велика опасность, и только страшная спешка заставила его в качестве аргумента сказать Диане: «Я предаю своего господина ради вас», — когда она кобенится у окна в замке Божё, а принц вот, уже на подходе. Риск был огромен, и совсем не весело представлять, что было бы, если бы их в той лодке и повязали. Всех, скопом.       Но Монсоро прекрасно понимает, что увезти и спрятать девицу, это только половина дела, он не собирается партизанить и вести скрытно-конспиративную половую жизнь. А это значит, что нужно вывести Диану в свет, пред ясны очи своего сюзерена, и только права мужа, освящённые и мощно подпираемые церковью, могут противостоять произволу и хотелкам принца.       Да что там — принца, любой проезжий дворянин имел на девицу де Меридор столько же прав, сколько и Монсоро.       Тронуть чью-то жену, это нужно было очень хорошо подумать, а беззащитной «ничейной» девице, отбив её, допустим, в честном бою, хотелок можно было напихать куда угодно и сколько влезет. Это было самым слабым местом в блестящем плане тактической атаки нашего хитроумного графа, и он решал эту проблему последовательно, не пуская её на самотёк, и готовился к тому, что схлестнуться с герцогом, рано или поздно, ему придётся.       Да, читатель, скромный провинциальный дворянин, не из самых знатных — «дворянчик», как называли его лица голубой крови, особо приближённые к королевскому горшку, становится на пути могущественной силы, перед которой пасуют многие сильные мира сего. Он сознательно рискует всем, включая собственную жизнь, не из одной лишь прихоти или желания опрокинуть понравившуюся девицу на спину, потому что для этого есть более лёгкие и безопасные пути. Отправимся же за ним к замку Божё, где у окна, глядя на страшный пруд, томится наша героиня.