"Графиня де Монсоро": ебала жаба гадюку.

             В прениях о судьбе прекрасной Дианы де Меридор, когда речь заходит о счастливом для любовников соединении, случись оно вдруг, большинство читателей свято уверены, что эта связь не продолжалась бы долго. Что красавец Бюсси вскоре ринулся бы искать для себя новые горизонты и свежие, ещё не топтанные лужайки. Никто из читателей не становится на защиту чести и достоинства графа де Бюсси, заявляя: «Нет! Граф не бросит Диану, и они проживут долго и счастливо, и умрут в один день!»        Читатели в массе своей разводят руками в стороны, делая философский и очевидный вывод: «Насильно мил не будешь». И совершенно не переживают за судьбу несчастной Дианы, ну брошена и брошена, с кем не бывает. И выходит, дорогой читатель, что за судьбу этой красотки переживал только граф де Монсоро.       Давай посмотрим, читатель, во что могла вляпаться Диана, которая не соображала совершенно, с чем она так легкомысленно играется и куда она попала, в отличие от своего мужа, который видел насквозь весь этот кабак, называемый королевским двором, и всеми силами пытался уберечь жену, хотя и понимал, что это бессмысленно и что свинья грязь везде найдёт.       Граф считал, что его жена стала любовницей принца Анжуйского или одного из его придворных, а уровень разврата при дворе был весьма впечатляющим, и отношение к метресскам, коими сиятельные господа имели обыкновение обмениваться, соответствующим.       И графа трясло не от какой-то там глупой ревности, а в первую очередь от мысли, что любой сиятельный мерзавец может неподобающим образом обойтись с женщиной, которую он называл любимой и женой, раз уж она имела глупость этому мерзавцу подставиться.        Глупый, не способный за себя постоять, инфантильный и красивый кусок мяса — идеальная грелка для сиятельных телес и постелей, и Монсоро, хорошо знакомый с половыми обычаями и развлечениями двора — такой странный человек — вовсе не хотел, чтобы его жена пошла по рукам.       А если хорошо подумать, дорогой читатель, то окажется, что граф был не так уж неправ. Это прекрасно, когда любовник погибает геройской смертью, а несчастная любовница из года в год скорбит по нему, являясь миру во всех известных позах неизбывного горя, которым только учит ваяние.       Но если любовник не умер, а пресытившись, бросил свою голубку? Поведясь на очередные прекрасные глаза? Что делать этой самой брошенке? Вероятно, ожидать очередного шаркуна с букетом, и вовсе не факт, что следующий шаркун будет мил, любезен, предупредителен, ибо с чего ему так стараться? И вряд ли он спросит, чего желает дама, и желает ли вообще.       Монсоро не мог предугадать ужасного финала, написанного Мэтром, но просчитать, чем могут обернуться похождения жены для неё же самой вполне был способен. Он считал, что принц, наигравшись, бросит Диану, как грязную тряпку, не задумываясь, и это сводило графа с ума в первую очередь, а вовсе не мысль о задранном подоле супруги. Потому что в этом случае своей жене он никак не смог бы помочь, не смог её защитить и даже утешить.       Бессилие сводило его с ума, ведь когда-то он дал клятву любить эту женщину, как самого себя, беречь и защищать этот слабый сосуд, принятый им перед лицом господа.       Монсоро считал для себя делом чести сдержать клятву, хотя возможностей у него оставалось всё меньше, и физических в том числе.       Знаешь, читатель, в том, что Реми спас графа, мне чудится какая-то насмешка. Словно бы незадачливый порхун-любовник, желая только лишь срывать цветы удовольствия, но ни в коем случае не брать на себя будущие обязанности мужа, неотвратимо ему грозящие, в случае смерти мужа нынешнего — послал доброго вестника, его руками вытащил с того света мертвеца и принудил снова тащить на себе непомерный воз.       Он, конечно, кудахтал непрестанно, что Реми — болван, но кудахтанью светлейшего графа я почему-то не верю.       И в последних главах романа мы можем наблюдать две закономерные метаморфозы: преображения, полного раскрытия и смерти героя. И этот герой явно не де Бюсси.       Каких только мучений не перенёс граф Монсоро, и боль от раны была не самым страшным, что довелось ему испытать. Вот к нему в гости закатывается сиятельный принц, и граф, полупарализованный от боли, полумёртвый и выжженный изменой жены изнутри, сцепив зубы, бросается её защищать от весьма незавидной участи дворцовой потаскушки.       Не рассчитывая уже ни на любовь , ни на благодарность, не ожидая для себя никаких преференций и заведомо зная, что бой проигран, потому что главный предатель, вот он, сидит рядом, скромно опустив бесстыжие глаза, граф сражается за свою жену, эту глупую, слабую женщину, потому что не может поступить иначе.       Потому что его обеты и обещания — это слияние ума, сердца и стальной, поистине, воли, чем, собственно, и должен быть каждый обет, и даже каждое озвученное обещание.       Дурак-Бюсси, прихваченный с поличным на графине Монсоро, тут же начинает пыжиться, растопыривать пальцы, болтать о чести, благородной дуэли и сатисфакции.       Мне, читатель, в тот момент нестерпимо хотелось без всяких дуэлей дать ему в рожу, потому что глупость и пофигизм должны же иметь какие-то разумные пределы.       Бюсси не понимает, что за ним пришла его смертушка, вот она, стоит и смотрит на него глазами человека, который ещё вчера называл его другом. Человека с кривой улыбкой на мертвенно-бледном лице. Который мучился и всё никак не мог умереть, а увидев этих двоих — друга, которому доверял, и свою жену — умер в миг.       Бюсси заколол графа Монсоро — обессиленную, опустошённую оболочку с мертвыми глазами, и сам, следуя закону жанра, попался и скоропостижно умер, оставив прелестную вдовушку де Монсоро в тоске заламывать белоснежные руки.