"Графиня де Монсоро": ебала жаба гадюку.

            Итак, дорогой читатель, автору этой саги пора прекращать ковыряться в мощах прекрасной Дианы де Меридор и её поклонников, и заняться делом ещё более полезным - вывести на свет божий историю, скрытую в контексте романа мэтра Дюма, которую он похоронил заживо, подсунув читателю две бутафорские могилы и героиню, засохшую на корню, из-за сущей ерунды, во цвете лет.       Ковыряние в мощах - занятие, весьма полезное для ума, и тридцать частей жабы-гадюки, оказались весьма уместным прологом к истории любви и простого человеческого счастья, которая активно просится на волю.       Автор, наковырявшись в этих самых мощах до икоты, тошноты и нервных подёргиваний века, накопав изрядное количество занятных кунштюк, открытий чудных и всяких чудес в решете, опираясь на подсказки самого мэтра Дюма, решил свести весь этот балаган с баронской дочкой, её мужем и любовником, в отдельную историю, назвав её : "Сказка о Чудовище, Принце-оборотне и волшебном семечке".       Муж, в этой сказке, будет - как муж, а не как недоразумение и мальчик для битья, любовник - как любовник, в самом обычном значении этого слова, а вовсе не сказочный герой, которым он никогда и не был, а девица - жена и любовница, в одном лице - между двумя этими точками бытия, узнает много чего нового и интересного.       И автору остаётся, прежде, чем разрушить город, или построить дворец, сделать только несколько существенных замечаний, относительно двух главных героев - Дианы и Бюсси. О графе Монсоро я, нынче, промолчу, ибо в дальнейшем собираюсь сказать о нём предостаточно... чудовище, оно и есть чудовище - обло, озорно, стозевно и лаяй.        Но мне есть, что сказать о графе де Бюсси. Помнишь, читатель, пока, пыхтя и отдуваясь я тащила в свет жабу-гадюку, то всё не уставала умиляться глупости графа де Бюсси: ну как же можно быть на свете таким вот сказочным идиотом..таким дураком...а оказалось, что дураком был вовсе не граф де Бюсси, вернее, дураком граф де Бюсси ни разу не был.       Дураком был граф Монсоро, не к ночи он будь помянут - ради какой-то бабы поставил на карту всё: положение, должность, будущность, да ещё и свою голову в придачу. И пальцем принцу погрозил, в открытую. Сообразил. Вот и допрыгался. То ли дело граф де Бюсси.       Он, конечно, очень сильно любил прекрасную Диану, но ссориться из-за её прелестей с принцем, переть на его высочество в открытую, говорить его светлости в глаза : "Уберите лапы...монсеньор" - дурных нема, и Бюсси, лихо виляя тазом и позвонками поясничного отдела, избегал даже намёка на столкновение с принцем.       Думал - перехитрит и объегорит, и сия проказа легко сойдёт ему с рук. То-то принц Анжуйский рвал и метал, когда узнал о перчатках из буйволиной кожи - о том, кто похаживает к графине Монсоро по ночам: "Я не был слеп...но я не мог поверить!", - взрёвывает Франсуа, и накал гнева и ярости со стороны светлейшего принца мне вполне понятен.        Даже Монсоро со своими Гизами не допёк его высочество так, как Бюсси. Несмотря на серьёзную угрозу, Монсоро был понятен и предсказуем, защищая любимую жёнушку, он не таил ни своих мыслей, ни действий, одним словом - припадочный, что с него возьмёшь.       А вот Бюсси, не желая наживать в лице герцога могущественного врага, из-за, всего-ничего, какой-то прихоти, усиленно делал вид, что играет на стороне его высочества. Сначала сдал Диану с потрохами - в точности так же, как охотничий пёс вытаскивает подбитую утку из воды, и несёт к ногам хозяина; исполняя поручение принца в точности, сдал девку живьём, а так же адреса, пароли и явки. Рассказал таки, кто в доме возле Бастилии муж и ревнивец.       Потом обскакал принца, и продолжал врать и выкручиваться до последнего, за что и пострадал. Если бы Монсоро помер в меридорских кущах, вот была бы потеха, и задача, для прекрасного Бюсси - объяснить принцу на пальцах, что вдова Монсоро немножко не вдова, и его высочеству, снова, ничего не светит.       Не думаю, что Бюсси с этой задачей справился бы успешно, и даже, хоть сколько-нибудь прилично, уж очень расчётлив был этот сукин сын. Потешиться с понравившейся девицей, даже поиграться в любовь, это пожалуйста, но рисковать по-взрослому, из-за какой-то юбки - нет. Этот аспект жизни граф де Бюсси видел в правильном свете, и на рожон не лез. Если бы не спалился, так бездарно, то жил бы долго и счастливо.       Сочувствовать же Диане, по поводу утраты сего блистательного любовника, всё равно, что сочувствовать мамзель Ростовой, по поводу утраты красавца Анатоля. Диана де Меридор, это слегка пованивающий труп, который Дюма-пэр таскает за волосы и тычет, куда ему нужно, но будь она живым персонажем, то её сходство с мамзель Ростовой было бы несомненным.        Обе - сверх эмоциональные, бесчувственные, как полено, избалованные пустышки, отношение к жизни у которых выражено одной фразой: "Ах, какая прелесть..!" Замешанный на гормонах, эмоциональный визг и лепет, называется у них красивым словом "любовь". Как и мамзель Ростова, ради какого-то хлыща и его глупой болтовни, Диана плюёт на отца и на родственные связи, и отдаётся любовнику, который разделывается с ней, как повар с картошкой, легко и не задумываясь.       Мамзель Ростову, полагаю, ожидало бы то же самое, но, как и у Дианы - ни следа сожаления на лице, ни грамма стыда - эта выхухоль, после того, как любезный Анатоль включил "заднюю", бежит травиться; прелесть Наташенька решила проучить родных, за то, что так жестоко с ней поступили и наглоталась серы, но резко и безотлагательно захотев на горшок - передумала, и разбудила маман. Тем и кончилась её великая любовь, из-за которой она, не сомневаясь ни разу, макнула в дерьмо мать, отца, родню, бывшего жениха и саму себя.       Диана у мэтра Дюма выкидывает те же коленца, и её великая любовь, которая есть ничто иное, как прихоть избалованного светского хлыща, помноженная на девичью дурь, и без должной подпитки извне, она не имеет иного пути, кроме как поскрипеть, скособочиться и развалиться с грохотом, подняв к небу клубы пыли.       Как и все фантазии Дюма-отца о великой и страшной мести принцу Анжуйскому за невинно убиенного Бюсси. Лучше бы, конечно, мэтру Дюма было бы поженить этих двоих, чтобы мучились долго и счастливо, но что поделаешь - не судьба; граф де Бюсси был не из тех, кто женится, и ухитрился, с ловкостью, избежать очевидных брачных уз.

КОНЕЦ