Колыбельная

«Баю-бай должны все люди ночью спать». Словно гром раздался среди ясного неба, часы на Спасской башне пробили двенадцать. Я отчетливо слышу ее голос. Голос своей матери. В детстве, когда мама укладывала меня спать, она всегда напевала одну и ту же песню. При чем все слова колыбельной она, наверняка, уже забыла, ведь напевать ее было некому. Но зато эти слова помнил я. Словно это событие должно было что-то означать. Я лежал на холодной постели в полупустынной квартире. Кажется, раздался звонок в дверь. Кто это? Мне не хватает сил, чтобы встать, глаза упрямо прикованы к потолку. Со стороны это выглядит, будто я умер и лишь по едва заметному дыханию и движению груди можно было понять, что я все еще жив. Какой же я был болван, когда впустил тебя в свою жизнь. Притянул к себе и снова оттолкнул. Сначала ты, затем я…или наоборот. Я честно уже не помню. Я запутался. Я не хочу ни о чем думать. По моим венам течет алкоголь. Кто-то перестал звонить в дверь. Какой же этот кто-то молодец. Раздался глухой стук. Еще и еще. Нет, все-таки этот кто-то еще тот мудак. Моя голова разболелась еще сильнее. По щеке потекла горькая слюна. Я все еще ни разу не сомкнул глаз за последние несколько часов. Таблетки со снотворным эффектом, к сожалению, не помогли. Да они никогда мне не помогали. — Сука! Открыл быстро, иначе я эту дверь разъебу! «Баю-баю, завтра будет день опять». Если бы меня видела мама, она бы точно не стала петь эту песню так ласково, поглаживая меня по вьющимся волосам. Середина осени. Мне двадцать семь. Я снова напился в говно. — Бортник, мать твою… Грубые нотки внезапно померкли в чужом голосе, появилось отчаянье и…боль? Да, мать мою? Хотя кто меня сейчас услышит. Стрелки часов пошли дальше. Незнакомец ушел, видимо, потеряв надежду найти владельца квартиры. Пустой стакан едва слышно звенел в тишине от дуновения ветра. Окно было приоткрыто. Московские звезды грустно поглядывали свысока. «За день мы устали очень». Этот голос без устали покусывал уши, забирался по раковине прямо в головной мозг, проникал в нервную систему. До тошноты противно это представлять, да не выблевывается. Хах… А снотворное вызывает наркотическое привыкание? Почти неуловимые голоса со стороны все той же двери дали о себе знать. Они нарастали, они были встревожены. Они приближались, чтобы проникнуть в мою пыльную комнату. Я оплошал перед лицом своего самоубийцы, когда отдал дубликат ключей консьержке. Уходя, она всегда тушила свет, и отдавала ключи жильцов охраннику, который ее сменял на ночь. Ну и система. Представляя свою смерть дома, я думал, что гниющий труп в квартире это как-то не эстетично. Но этот труп надо еще как-то найти. Выход один: вскрытие квартиры. Но зачем портить хорошую дорогостоящую дверь, уничтожая ее ломом? Пусть лучше меня спокойно откроют ключами. Скрип половиц прорезал тишину, охранник закашлял, вдохнув стоялый табачный дым. Кто-то кинулся ко мне на кровать и схватил за грудки. Я захрипел, внезапно начал задыхаться. Силуэт в поле моего зрения мгновенно померк. Лишь большие испуганные карие глаза прожигали насквозь мою плоть. Веки налились свинцом. «Скажем всем: „спокойной ночи“…». — Чего ты нажрался? Лева, отвечай! Я уже не слышал. Я уже не видел. Я почти уснул. Охранник наступил на пустую колбу из-под снотворного. Раздался неприятный скрежет. «Глазки закрывай!..» Боже, неужели я почти уснул… — Звоните в скорою! — Баю-бай… — снова хрип. Яркая вспышка света.