Колыбельная

— Блять…сука, как я тебя нена… Я помню как очнулся все в той же квартире и как бы мерзко это не звучало прямо над унитазом, в скрюченной позе рака, блеющим, дрожащим всем телом. Он крепко держал меня где-то в районе ребер, наивно полагая, что это хоть как-то ослабит мои мучения. Правда я до сих пор в смятении при мысли, что именно он вставлял мне два пальца в рот и не побрезговал… — Еще что умного скажешь, Бортник? — Иди нахуй! — Другого ответа от тебя я и не ожидал, — тяжелый вздох. Наши отношения всегда были болезненными, сколько я себя помню. Мы то ссорились, то мирились, то трахались. В прямом смысле этого слова. А все начиналось охуеннее некуда. Два подростка, сбегающие от мусоров, курящих навстречу порывистым ветрам; одна бутылка вишневого пива на двоих, одна гитара, одна ночь, один никотин. — Если ты еще раз… Снова рвотный рефлекс. — Блюй молча, суицидник. Ты нахуя почти всю пачку снотворного сожрал? А? — Не твое… — Не мое, конечно. Мне то поебать, хочешь сдохнуть, сдохни. Рванув меня за грязные волосы, он резко опустил мою голову в воду. Туалетную воду. Я захрипел, вонючая дрянь забилась мне в нос и в уши… Терпения было на исходе, вдохнул, вода поступила в глотку. Я начал задыхаться, глаза сами собой расширились от испуга, паника сжала сердце. Рука потянула обратно, больно оттянув голову назад за патлы. Снова воздух. Спасение. Яркий свет забился в вмиг сузившимся зрачке. Я зашелся диким кашлем и начал усердно, жадно проглатывать порции воздуха, с хрипом выплевывая остатки горечи. Грудь тяжело вздымалась и опадала. Коленки разъезжались в разные стороны, руки вовсе болтались, и если б он не продолжал меня держать, я давно бы упал и разбил губы об кафель. — Нравится? Все еще хочешь на тот свет? Я все еще не видел его, но голос, несмотря на явно прикрытую злобу был необычайно холоден и спокоен. Я не видел страха в его глазах, не видел ненависти в его глазах, которая полыхала ярче этого отвратительно света в ванной. Кто вообще повесил здесь лампу. Стоп…где мы? Голова закружилась. Я хотел взглянуть на него, спросить, что произошло, но было поздно. Пульс участился и резко замедлился. Я окончательно повис в его руках, успев лишь криво улыбнуться. Темнота. *** Темно-желтые листья, подхваченные порывом осеннего ветра, подпрыгивали и бежали по асфальту. Бледное солнце пряталось за кучкой серых облаков. Зловонные запахи машин и городского мусора забивались в ноздри. В квартире было слишком холодно. Мои обветренные губы кровоточили. Они были слегка приоткрыты, проглатывали кислород словно живительный сок и отправляли его циркулировать в легкие. Я перевернулся на бок, затекшая спина дала о себе знать яркой вспышкой боли. Затем руки, ноги…блять, как же все болит. Я до боли стиснул зубы и зажмурился, будто в меня сейчас должны были выстрелить, скрючился в позу младенца. Классно, теперь еще и желудок решил меня терроризировать. Боль была адская. Словно кто-то скреб железным ножичком по моему горлу, а затем вспарывал остальные органы пищеварения. — Тише, — прошептал знакомый голос над самым ухом. — Ты опять скинул одеяло на пол и мерзнешь… Я уже где-то слышал его. Низкий, слегка хрипловатый, но все же встревоженный голос. Кто-кто осторожно укрыл меня одеялом и медленно улегся рядом, но не коснулся. Да, он однозначно перепугался за меня. Сколько он уже времени нянчится со мной? Час, два? А может всю ночь… — Шесть утра, Лев. Спи. Я узнал его. Каждая клеточка тела затрепетала. Горячее дыхание опалило небритую щеку, пальцы задрожали, но глаза все еще отказывались смотреть на всеобъемлющий мир. На душе сразу стало тепло и нестрашно, будто все еще хорошо, будто и не было никакого переезда в Москву, мы все еще под жарким палящим солнцем, а ссоры это лишь иллюзия. Внезапно я почувствовал как он аккуратно обнял меня за плечи, затем сомкнул руки на моей груди, словно окутал крыльями, и с каждой секундой становился только ближе. Его длинные волосы ложились мне на лицо, тело согревало дрожащую спину, губы касались моих. А я спал. В его мыслях я все еще спал. Я боялся ответить на поцелуй. Боялся, что он разорвет минутную близость, почувствовав, что я пробудился. Я был скован невидимым льдом, я почти не двигался, лишь дышал, глубоко и слегка сбивчиво. А он все еще слизывал кровь с моих губ, спускался поцелуями по моей напряженной шее, прихватывая нежную кожу зубами. И я выдавал себя дрожью, я выдавал себя искрами удовольствия млеющего тела. Еще бы секунда и я бы точно простонал его имя, но очередной порыв ветра с размахом обрушился на открытую форточку в доме, с грохотом захлопнув ее. Он вздрогнул, оторвавшись от моей шеи и бесшумно прекратил меня обнимать, отползая на другой край постели. Очередной неосторожный скрип половицы разрушил повисшую в воздухе тишину. Он медленно перебрался на балкон. И лишь по тяжелому обреченному вздоху я понял, что он хотел разбудить меня, но не решился. Щелчок зажигалки, вдох-выдох-дым. И я снова провалился в сон. *** — Доброе утро, кофе будешь? Мы жили вместе, как только переехали в Москву, сняли захудалую квартирку на окраине города, истратили все деньги на то, чтобы починить вечно подтекающий кран в ванной и вроде как обжились. Если бы не напряженная атмосфера между нами, которая нарастала с каждым днем. Хотя это случилось задолго до переселения и, возможно, мы бы вовсе разбежались, будь у нас больше денег или не будь у нас общего дела. Творческий тандем, так сказать, музыкальный проект, который мы, как непутевое детище, выращивали еще с самой юности наконец начал давать свои плоды. Какое-то радио запустило нашу песню, какие-то люди услышали ее, какие-то важные дяденьки предложили выступить на зимнем фестивале, другие дяденьки предложили помочь найти музыкантов для записи альбома. Шурик в этих вопросах лучше разбирался. А я так, пел о том, что болит. Я стоял на пороге в кухню, сонно зевая и потирая заспанные глаза. В зубах у него дымилась сигарета, рука каменно держалась за турку, будто бы она могла спасти от падения. Мы курили на кухне, либо на балконе, либо на лестничной площадке, но черт возьми сейчас было слишком холодно и лениво куда-то выбегать в спортивках и маечке. — Меня все еще тошнит. Я ничего не хочу. Только курить. Он кивнул на пачку Винстона, лежавшую на столе. — Спасибо, — мой голос снова приобрел спокойные нотки. — Который сейчас час? Табачный дым поглотил меня, в кухне окончательно было не продохнуть простому смертному. То есть, некурящему. Я окинул его холодным взором с ног до головы, остановившись где-то в районе шеи. Засос. Ничего удивительного, у него ведь недавно появилась девушка, дизайнер обложки нашего будущего альбома. Укол ревности впился мне в кожу. Но и я не особо одинок, всегда есть с кем переспать. Тогда какие могут быть претензии, Егор? Вы договорились, что теперь друзья. Конечно. — Почти семь утра. Ты практически не спал, всю ночь блевал. — Ты тоже не особо дрыхнул. — Ну, почему же. Я вчера вечером отдохнул у Кати. — Оу, ну, ясно. — Фильтр обжег пальцы. Я закурил вторую. Он снова вздохнул и прикрыл глаза, но не тронулся с места. — Больше не отдавай вторые ключи консьержке. Пусть они будут у меня. Запах кофе перебил запах табачного дыма. Он все же нарушил свое каменное положение и разлил горячий крепкий напиток по чашкам. Две ложки сахара упали в его кружку. Я пил кофе всегда горьким и желательно без молока. Это круче сочеталось с утренними сигаретами, дневными, вечерними… Я гонял кружек по шесть за день, а то и по девять. На миг мне показалось, что в его взгляде мелькнула отчаянная грусть, которая вмиг поглотилась паром от горячего напитка, но когда Саша поднял на меня взор, в нем была огромная каменная стена. Серая, высокая и холодная. Я бы отдал все, чтобы ее разрушить и увидеть его истинные чувства, но он молчал. Молчала и его душа. И лишь когда я притворялся спящим или был банально сонным, а может пьяным, он стирал границы. — Боишься, что сдохну? — Боюсь не найду достойную замену твоему вокалу. Я резко потушил сигарету в чашке, во взгляде мелькнула ярость, руки задрожали. Со злости я сильно хлопнул по столу, так что кофе почти целиком пролился на блюдце, а он даже не вздрогнул, даже не повел глазом, все так же молча попивал свой напиток и изредка почесывал нос. За окном загудела сирена. Кажется, скорая помощь едет по вызову. Может еще один отчаивавшийся наглотался снотворного? Треснув кулаком по стене, я выбежал из кухни, вернувшись в спальню. Пульс участился, к горлу подступил ком. Я якорем рухнул на кровать, уткнулся в подушку, беззвучно закричав в нее. Грудь начала содрогаться. По щекам текли не прошенные слезы. «Спокойной ночи».