Последние месяцы великой битвы

– Я все хотел спросить тебя... почему ты остался? Ланселот посмотрел на бутылку, в которой еще хватало вина. Наемник предпочел бы этому вопросу предложение выпить еще. Или любой другой вопрос. – Потому что вы достойный человек, милорд, – ответил он наконец. – Послушай... в этом мире тысячи достойных людей, которые не приводили в него армию демонов. Это не ответ, Ланс. Почему ты остаешься со мной? Ланселот оглядел собеседника, словно внешность Девятого лорда могла подсказать ему ответ. Круговой уродливый шрам чуть выше линии черных волос, не по возрасту явственные складки у губ, тени под глазами, темный погасший взгляд. То, что Кевин молод и хорош собой, совершенно не бросалось в глаза... уже давно. И те, кто были этому виной, были большей частью живы. Более того, они теперь называли Кевина своим союзником. – Я спрашиваю потому что, – не дождавшись ответа, сказал Кевин, – если тебе что-то от меня нужно, я хотел бы разобраться с этим в ближайшее время. После решающей битвы я вряд ли смогу оказать тебе какую-либо услугу. – Мы ведь можем выиграть эту войну, милорд. Кевин устало коснулся лба пальцами, помассировал кожу. – Даже если выиграем, – проговорил он. Ланселот стиснул челюсти. – Но милорд, – начал он. Кевин криво ухмыльнулся, не отнимая руки от лица и не поднимая глаз. – Да, я знаю. Это глупость, это слабость, это трусость, это что угодно... да. Но я не могу. Думал, что... – он запнулся, – думал, что выдержу, но... Ланселот смотрел на него. – Я не стал бы говорить, – Кевин мотнул головой. – Но я хочу что-нибудь сделать для тебя, пока есть возможность. Быть может, тебе стоит покинуть расположение объединенных армий сейчас. После моей смерти тебя точно не пощадят. Я могу открыть тебе портал куда угодно. Даже в другой мир. – Я могу задать вам вопрос? – Ты еще не ответил на мой, но задавай. – Что стало причиной? Кевин откинулся в кресле, уставился в потолок. – Меня сломали, – ответил он. – Знаешь такое выражение: «я ради этого готов на все»? Так вот, Ланселот, в моем недавнем прошлом был момент, когда я действительно был готов на все. И не ради жизни, власти, чего-то хотя бы... стоящего... – Кевин издал хриплый страшный смешок, – а только ради того, чтобы девушку... чтобы Иллейн убили не на моих глазах. Понимаешь? – голос его сорвался. – И я их попросил... и они, конечно же, не выполнили просьбы. Я не был достоин милосердия, жалости и даже издевательств. Только: «жри, тварь». Только этого. Я это прекрасно понимал, но все равно просил. Ланселот встал и обошел столик. Кевин закрыл глаза. – Вот почему вы надели корону Легионов, – проговорил наемник. – Я... да. Наемник опустился перед креслом Девятого лорда на колено. Взял его руку в свои. Кевин вздрогнул, опуская взгляд на последнего выжившего из тех, кто служил ему. – Что ты, Ланс?.. – Я хочу ответить на ваш вопрос, – наемник посмотрел в глаза тому, кого звали повелителем тьмы, лордом хаоса, кого ненавидел весь его мир. – Потому что я люблю вас. – Что?.. – Я остаюсь с вами, потому что я люблю вас. Если бы я мог... как-то поддержать вас. Хоть как-то помочь... простите меня, милорд, – Ланселот быстро поцеловал руку Кевина сухими губами, встал. – Я не понимаю, – Кевин растерянно посмотрел на него, – в каком смысле? – В прямом, милорд, – наемник вздохнул. – Вы мне не верите? – Нет, я... – Кевин запнулся. Посмотрел в лицо наемника, пытаясь понять, не странная ли это шутка и не ошибка ли. – Мне уйти, милорд? – Погоди, – Кевин тоже встал. – Ты... не шутишь? То есть, прости... Ланс, наконец, усмехнулся. Потом тряхнул головой. – Нет, не шучу. Он кивнул, прощаясь, и быстрым шагом отошел к дверям. Обернулся. Кевин так и стоял, опустив голову. Ланс вздохнул, вернулся. Дружески коснулся плеча своего лорда. Тот посмотрел Ланселоту в глаза. – Как же так? – спросил он. Наемник невольно улыбнулся. – Это сложно объяснить, милорд. – Я даже не знаю, что сказать. – И не нужно. – Да... наверное. – Держитесь, милорд, – сказал Ланселот, в последний раз посмотрел на Кевина и пошел прочь, уже не оглядываясь. Признание последнего из оставшихся в живых его вассалов никак не могло уложиться в голове Кевина. Когда-то он соображал быстрее, когда-то он за пару секунд сумел поверить в то, что телепортация существует, увидев доказательства. Он не то чтобы не верил Лансу... но ведь и на гомика тот был совсем не похож... Кевин знал его около пяти лет, и ничего такого в нем не заподозрил. Он совершенно не представлял себе, что делать с чувствами его последнего друга. Все осложнялось тем, что ближе Ланса у него никого не было, и Кевин очень боялся его потерять, как потерял уже всех. Почему он признался? Почему именно сейчас? Впрочем, понятно, почему. Кевин же почти прямым текстом сказал, что собирается свести счеты с жизнью. Тоже дурак! Слабак... разве о таком рассказывают друзьям? Только что в надежде, что они отговорят от такого шага. Кевин попытался внушить себе, что не столь важно, влюблен в него Ланселот или нет. Важно было, чтобы тот остался жив. Кевин не уберег никого: ни графа, ни Палыча, ни Хэмфри, ни Иллейн, ни Альберта... смерть Ланселота просто растерла бы его в порошок. Если наемника действительно угораздило влюбиться в него, местного Саурона, и Ланс действительно намерен оставаться со своим лордом до самого конца, то вероятность его выживания весьма мала. Надо было отговорить его от ненужного самопожертвования. Так что на следующий день Кевин, прихватив с собой вина, постучал в комнату Ланселота. Этот дом Девятому лорду в практически добровольном порядке предоставил кто-то из местных богачей, и, так как мало кто жаждал жить под одной крышей с владельцем Браслета, ему и Лансу никто не мешал. – Да, заходите, – Ланселот валялся на кровати с какой-то книгой, но поднялся, чтобы поприветствовать Кевина. – Здравствуйте, милорд. Наемник был в простой светлой сорочке и штанах, но причесан и чисто выбрит. – Добрый вечер, Ланс. – Какие-то новости, милорд? – Нет, – Кевин поставил бутылку на какой-то комод. – Ланс... я не хочу, чтобы ты умер. А оставшись здесь, вряд ли ты этого избежишь. Ланселот помрачнел. – Иными словами, вы не хотите больше меня видеть? – спросил он. – Нет, не так. Я просто хочу, чтобы ты остался в живых. Если ты отказываешься уходить, то тогда... хотя бы не лезь в самое пекло, ладно? Без необходимости. – Милорд, я до сих пор жив именно потому, что никогда не лез куда-то без необходимости, мне излишне об этом напоминать, – и, тоном ниже: – Но я тоже хочу, чтобы вы жили. Если есть смысл просить вас не убивать себя, я прошу. – Меня не оставят в покое, пока на мне эта дрянь, – Кевин поднял руку с Браслетом, – а она на мне, пока я жив. Ланселот посмотрел на своего сюзерена. В нем действительно что-то надломилось, почти с отчаянием понял наемник. Тот Кевин, которого он знал раньше, не вел бы себя так. В разговорах о самоубийстве слишком явно звучала просьба «отговори меня». Наемник не предполагал такой слабости в своем лорде. Ланс и раньше не питал добрых чувств к врагам Кевина, но сейчас он их возненавидел, до черноты в глазах – что они сделали с ним! Он не знал, как спасти. Он не очень хорошо представлял себе, как можно хотя бы утешить. Ланселот любил Кевина, и ему было больно и страшно за него, он был влюблен в этого несчастного мальчишку, и хотел быть с ним, мечтал о нем, но разве это могло помочь сейчас? Тот сломлен, обессилен, и разве честно будет воспользоваться этим? Кевин видел, что его друг в смятении. Знал бы Ланселот, на какой изощренный крючок он своим признанием подцепил душу своего сюзерена! Кевин истосковался по любви, изжаждался, его иссушила чужая ненависть. Он не решался больше коснуться женщин, памятуя о страшной судьбе своих любовниц, семь лет он был один. Не склонный к гомосексуальности, он и не думал искать себе не женщину, а мужчину. И вдруг эти слова: я люблю вас. От них словно разошелся и закровоточил старый, давно заживший, казалось бы, шрам. Сейчас Кевин остро почувствовал, что пришел к Лансу не просить его быть осторожнее, нет. Но разве мог он так воспользоваться чужим чувством? Это было бы нечестно. Ланс никогда раньше не влюблялся в мужчин. Да и те чувства, что он испытывал к женщинам, редко были сильны и прочны – жизнь наемника не располагает к долгим отношениям. Кевин быстро завоевал его уважение и симпатию, за годы симпатия росла и крепла, становясь спокойной любовью, которую, наверное, можно было бы назвать братской, если бы Ланс не был на пятнадцать лет старше, а Кевин не был бы его господином. Потом, ближе к падению Черной цитадели, исподволь стало проявляться другое чувство. Какая-то нежность, какая-то грусть, желание чаще видеть, прикасаться, да и сны иногда снились... на рефлексию не было времени и сил, Ланселот, выматываясь до полусмерти, не задавался вопросом, что с ним происходит... и лишь когда на последнем обеде перед падением замка Кевин предложил трем последним своим союзникам спасаться, оставив его, Ланселот, формулируя ответ, окончательно понял, что еще держит его рядом с Девятым лордом. Он отговорился честью и принципами и тогда, помнится, получил от графа внимательный, оценивающий взгляд – умудренный своей долгой не-жизнью вампир явно почувствовал ложь. Осознать свою влюбленность было почти смешно, но сам факт был уже не важен – их всех ждала смерть. Но по ним смерть промахнулась – и вот, они оба живы. – Вы... вы не один, милорд. – Правда? – спросил Кевин, будто бы о чем-то отвлеченном, вот только в его глазах была такая безнадежность, что Ланселота почти швырнуло к нему. – Я клянусь вам, милорд, что не оставлю вас, – наемник схватил Девятого лорда за плечи. Тот лишь слегка подался навстречу, но и этого было достаточно: Ланселот обнял его и прижал к себе. – Ланс... Ланселот, пересилив желание длить объятие, отстранился. Он бы мог обнимать Кевина часами. И целовать, и трогать его тело – как в горячечных мечтах последних месяцев. Но он отстранился, потому что Девятый лорд не ответил на его порыв. – Вам неприятно? – спросил он, еще держа ладони на плечах Кевина, но готовый уже отнять их – и больше не касаться своего сюзерена, как возлюбленного. – Мне... странно, – Кевин вдруг вцепился в локти Ланселота. Это было: «не уходи». И тот не выдержал: – Можно, я поцелую вас? Кевин смотрел на него. Это не было согласием, но не было и прямым отказом. Ланса даже повело. Он сократил расстояние между ними, и, как в полубреду, потянулся к губам Кевина... коснулся. Тот напрягся в его объятиях и даже слегка отстранился, но поцелуй не прервал. Ланс вдруг испугался, словно подросток, впервые целующий девушку. Испугался, что сделает что-то не так, не сумеет быть нежным, испугался, что Кевину противен этот поцелуй, что теперь-то он точно откажет ему. Куда и делся его зрелый возраст, опыт... Кевин же растерялся. Умозрительная влюбленность Ланселота вдруг перестала быть умозрительной, а ведь Кевин семь лет не целовал никого, семь лет, какая пропасть, он уже и смирился с тем, что у него больше никого никогда не будет... А сейчас его целовал мужчина. Тогда, в прежней жизни, будучи еще любимцем женщин, молодым и богатым красавцем, Кевин не мог представить, что подобные ласки могут вызвать у него какие-то эмоции, кроме отвращения. Он ждал отвращения. Был готов терпеть ради Ланса, чтобы хоть чем-то отплатить ему за преданность, но вдруг оказалось, что терпеть и не нужно. Отвращения не было. Особенного восторга, конечно, тоже не было, но было... желание? Возбуждение? Ну... – Целуй еще, – проговорил Кевин, закрывая глаза. Ланс остался на смерть ради него и выжил. Ланс – самый близкий ему человек, да что там, единственный из живых. И ведь, если на то пошло, Кевину был приятен этот поцелуй... возможно ли в его возрасте сменить ориентацию? Ланса не нужно было долго просить. Он ласково притянул к себе голову Девятого лорда и поцеловал его еще раз, уже более смело, страстно, прочувствуя это наслаждение и стараясь поделиться им в полной мере. Тут у Кевина уже не осталось к себе вопросов, он явственно ощутил, что возбужден. Ланселот был не в том возрасте, чтобы сильно возбудиться от пары поцелуев, и он тем более не ждал этого от Кевина, но, прижав его к себе, он почувствовал, что тот не остался к ласкам равнодушным. И это даже слегка остудило пыл Ланса – он не был готов к столь стремительному развитию событий. Одно дело – мечты, в которых можно зайти как угодно далеко, в которых Ланселот не смущался и ласкать, и брать, и отдаваться, а другое дело – реальность, которую не отменить, не переиграть. Кевин тоже решил, что на первый раз впечатлений хватит с лихвой. Как ни абсурдно, ему было стыдно перед Ланселотом за то, что у него началась эрекция. Если рассудить логически, то голубому перед голубым стыдиться нечего... впрочем, ни себя, ни Ланса Кевин все равно не мог воспринимать как гея. Гей – это какой-нибудь Боря Моисеев... не сказать, чтобы у Кевина было много знакомых голубых, даже когда он еще жил на Земле, так что он по большей части оперировал стереотипами. Хотя какого черта? Он – темный лорд. Ему можно все, и никто не удивится, если он ко всем прочим своим грехам прибавит и мужеложство. Мужчины расцепили объятия. – Милорд, – сказал Ланс, впервые взяв свой обычный полушутливый тон, – вы как всегда превосходны. Кевин пытался отдышаться. Он непривычно раскраснелся, и глаза его обрели хоть какое-то подобие живого блеска. – Я... знаешь, у меня ведь семь лет не было никого, – сказал он, то ли пытаясь оправдаться, то ли поделиться. – Семь лет? Как, вообще никого? – Ланселот был шокирован этой новостью. – Ланс... ну да, вообще. Понимаешь, всех моих любовниц убили Хранители, и я... я больше не мог... подвергать такому риску никого. Не сознательно, а... ну, желание пропадало. Мало радости, конечно, в двадцать два стать импотентом, но... – А... – начал наемник, но прикусил язык. – Нет, – Кевин понял, что он хотел спросить, – с Иллейн тоже. Я не любил ее, и вообще... не мог я с женщинами больше, в общем. А до вчерашнего дня попробовать с мужчинами мне и в голову не приходило. Ланс подавил очередной бестактный вопрос, мол, а теперь – пришло? О боги, семь лет! Бедняга... Он сделал шаг к Кевину и еще раз обнял его. Не как любовника – просто обнял, и Кевин обнял его в ответ. Потом Кевин осторожно отстранился. – Я... пойду, пожалуй. – Конечно, – сказал Ланс. – Я буду у себя, – сказал Кевин, и вышел. Ланс запер за ним дверь и привалился к ней спиной. Он был как в тумане. Признавшись в любви, он не рассчитывал всерьез на то, что его сюзерен позволит хоть что-то, и вдруг... Ланселот вспомнил, каково было целовать Кевина, прижимать к себе его тело, семь лет никому не дарившее своего тепла. В животе наемника сладко заныло. А если прийти к нему вечером? Сейчас они оба несколько оробели, но ведь это не повод все бросить. Поцелуя оказалось мало, Лансу хотелось теперь большего. Объятий и ласк... раздеть его, лечь с ним, о боги. Если тот захочет, Ланселот с радостью доведет его до экстаза руками или даже ртом... еще пару лет назад Ланс и не предполагал, что когда-нибудь будет мечтать о том, как его будет иметь другой мужик. А теперь был готов отдаться Кевину что так, что этак, как тот пожелает. Впрочем, пожелает ли? Одно дело – поцелуй, ну, минута слабости или что, а другое – разделить постель. Взгляд наемника упал на бутылку вина, что принес и забыл на комоде Кевин. А вот и повод нанести ответный визит... Посоветовав себе особенно не раскатывать губу, Ланселот снова рухнул на кровать и замечтался. Кевин весь остаток дня провел в странном состоянии. У него хватало проблем, но все его мысли были направлены не на армию демонов, не на ненавистных союзников, не на будущее сражение, а на Ланселота. С одной стороны, Кевин хотел, чтобы тот вечером пришел к нему. Это было бы логично. Если бы он был на месте Ланса, а на его месте была бы девушка, он обязательно пришел бы вечером... Предположим, наемник придет. Что же, лечь с ним? Да, он готов уже и на самоубийство, а Лансу в радость, да, у них обоих слишком много шансов не пережить эту войну... но с другой стороны, он не влюблен, он вообще не голубой. Еще он боялся за их дружбу... сумеет ли она пережить такой поворот в их отношениях? До вечера Кевин так и не понял, хочет он продолжения или нет. Но решил не отказывать Ланселоту, если тот прямо попросит его. Решение переспать с мужчиной далось ему на удивление легко. Конечно, один раз, как известно, не пидарас. И семь лет воздержания тоже сыграли свою роль. И перспектива близкой смерти. Но дело было не только в этом. Кевину все еще хотелось жить, а не существовать. И он все же любил Ланса – не как женщину, как друга, но чувства эти были сильны. Особенно сильны сейчас, почти болезненны. Умереть за Ланселота он был готов и раньше, так почему бы тогда не отдаться ему, если тот этого хочет? Или он хочет, чтобы Кевин взял его? Вот тут могла выйти осечка... На всякий случай Кевин принял ванну и надел все чистое. Он все же ждал Ланселота. Пусть придет хотя бы поговорить. Время близилось к полуночи, давно стемнело, а наемник не шел. Кевин почувствовал себя дураком и даже слегка оскорбленным. Зачем же признаваться в любви, зачем же просить поцелуя, если не хочешь идти до конца? Он уже подумывал плюнуть и лечь спать, как услышал приближающиеся шаги – в пустом доме все было очень хорошо слышно. И тут Кевин слегка струхнул. Что, вот прямо сейчас? О чем говорить? Как касаться? Стук в дверь. Кевин сглотнул. – Заходи, – сказал он, и голос слегка подвел его. Ланс вошел. С бутылкой. Кевину вдруг стало смешно – он представил, как они будут таскать эту бутылку в качестве предлога друг другу еще несколько раз. Этакая эстафетная палочка. – Вот... мы так и не выпили, – и наемник поставил бутылку на столик. – Это было с нашей стороны весьма дурно, как вам кажется? – Угу, – Кевин поднялся с кровати, – присаживайся. Ланс сел на кресло, Кевин – снова на кровать. Повисло молчание. Ситуация была откровенно бредовой. Лансу срочно требовался предлог, чтобы подойти поближе к Кевину, но никаких предлогов не было. Можно было бы предложить все-таки распить проклятую бутылку... но почему-то наемник чувствовал, что это не приведет к желаемому результату... они часто сидели так: выпивали, курили, потом расходились, и стоит предложить свернуть на накатанную колею – из нее уже никуда не денешься. Поэтому он просто сидел, даже не глядя на своего возлюбленного, и чувствовал себя последним идиотом. – Я уже думал, что ты не придешь, – наконец, нарушил молчание Кевин. Ланселот поднялся, ужасно благодарный ему за эти слова. Неужели надежды могут сбыться? Он подошел к Кевину и сел с ним рядом на кровать. Посмотрел на его лицо, протянул руку и коснулся его щеки. Тот не отстранился. – Кевин, – сказал Ланселот, – если вы не хотите... – Я не знаю, – сказал тот. – Хватит разговоров, Ланс. Ланселот вздохнул и потянулся к своему возлюбленному, сгреб в объятия, начал целовать. Мягко увлек на кровать. Тот не сопротивлялся. – Кевин, – шептал Ланселот, начиная расстегивать его рубашку. – Кевин, милорд... мальчик мой... Он чувствовал себя глуповато, но был счастлив шептать эту чушь. Они одни здесь, так почему бы не говорить, что на ум взбредет? – Тогда уж Костя... – для себя все эти годы он все равно оставался Костей. Имя Кевин носил обреченный властелин тьмы, невольное воплощение зла, император растоптанной империи. Он не хотел быть Кевином для того, с кем делит постель. – Что? – Зови меня Костей. И переходи уже на ты. – Костя... – такое странное имя, – ты позволишь... я раздену тебя? – Да. Только, Ланс... я никогда не спал с мужиком... – Я тоже, – Ланселот стал стаскивать рубашку и с себя. – Да? – Ну да. Я как-то больше по бабам. – Но я вроде бы не баба. – Я знаю. – Я к тому, что я не уверен... что ты хочешь? – Ну... вот сейчас... я хотел бы увидеть тебя голым. Штаны Кости отправились вслед за рубашкой. – Ну и как? – спросил он, чувствуя, что краснеет от смущения, как подросток. – Прекрасно. – Разденься тоже. – Я не так красив, как ты. – Да какая мне разница... раздевайся, Ланс, и... и трахни уже меня, – Костя сам не ожидал, что скажет это, но когда слова уже прозвучали, он осознал, что действительно этого хочет. Странное желание. – Погоди, не торопись... – Ланселот тоже удивился, – мне все же не шестнадцать лет, я не могу так сразу, – он коснулся члена Кости ладонью, – можно? – Ну конечно... – тот закрыл глаза. – Перестань уже спрашивать. Ланселот во все глаза смотрел на обнаженного Кевина... Костю. Вот он каков... Развитые мышцы, худой живот, короткая черная поросль на груди, в паху, на ногах. Наемник огладил ладонью тело своего возлюбленного, запоминая его, вдыхая его запах. Следы от ожогов драконьего пламени еще можно было разглядеть, но только если смотреть внимательно. Ланс скосил глаза на Браслет на руке Кости. Проклятый артефакт, но не будь его, он никогда не узнал бы Кевина. Ланс пододвинулся поближе и поцеловал Костю в плечо, одновременно начиная медленно поглаживать рукой пах любимого. Костя улыбнулся, не открывая глаз. – Ты так осторожен... как девушка. – Хочешь сильнее? – спросил Ланс. – Да. – Хм, – наемник приподнялся, садясь на пятки, и, решившись, наклонился к чреслам Кости и провел языком по головке его члена. Тот распахнул глаза: – Ох, Ланс... – Не хочешь?.. – Нет, наоборот... если ты хочешь, конечно. – Я полгода об этом мечтал. – Полгода? – Даже чуть больше... с перерывом на то заклятье, что сделало из меня статую. Так мне рассказывать или продолжать? – Трудный выбор... – Сейчас... – Ланселот обхватил губами теплую плоть возлюбленного и на какое-то время сосредоточился на ласках. Добившись эрекции у партнера и слегка утомившись, он подтянулся ближе и поцеловал Костю в губы. – Снимай штаны, – шепнул тот. Ланс снял. Костя не без любопытства оглядел его жилистую фигуру, отметил количество шрамов, остановил взгляд на мужском достоинстве. Потом посмотрел Ланселоту в лицо: – Так странно. – Разве странно? – А разве нет? Ты – и вдруг мой любовник. – Я этому рад. – А что, во мне есть что-то такое, ну, женственное? – Почему женственное? Ничего в тебе нет женственного. – Ну, мне казалось, что... а что же тогда тебя привлекло ко мне? – Ну ты и вопросы задаешь, – Ланс снова прижался к Косте, – это разве можно разъяснить. Ну... я сначала восхищался тобой. Ты необычный, я таких никогда не встречал... ты умен и храбр... и при этом добр. Редкость. Восхищался, а потом как-то и влюбился. Красивый ты еще. – А еще я властелин тьмы. – Ну это тут при чем? – Да как же, при всем. Чему тут восхищаться... был бы я добр... – Все, слушай, хватит. Я люблю тебя и все тут. Не знаю, за что, – и Ланс снова взялся за прерванное занятие. Действуя попеременно рукой и ртом, через какое-то время наемник добился того, что Кевин перестал зажиматься. Его рука расслабленно поглаживала Ланса по бедру, голову Костя запрокинул, грудь его мерно вздымалась. Ланс припоминал те ухватки женщин, что ему самому нравились больше всего, и в меру способностей воспроизводил их. Наконец, дыхание Кевина сбилось, он вновь напрягся, подаваясь бедрами навстречу ласкам Ланселота. При всех чувствах к Косте Лансу не сильно хотелось, чтобы тот кончил ему в рот, так что к оргазму он подвел его рукой. Костя сдавленно выдохнул, мотнул головой, закусил губу. Потом расслабился. – Спасибо, – прошептал он, когда Ланс лег с ним рядом, вытирая ладонь о край простыни. – Что, не очень? – наемник переводил дыхание. – Да нет... все отлично... за семь лет отвык. Ох... – Ну извини. – Что ты, – Костя потянулся поцеловать его, и какое-то время оба расслабленно исследовали губы и рот друг друга. Наконец, Костя отстранился. – Так что, хочешь меня отыметь? – спросил он. – Ну... тебе же больно будет. – Не будет, у меня же Браслет. Мне даже от кочерги больно не будет. – Ты правда этого хочешь? Я не про кочергу. – Ну как-то несправедливо получается. Я кончил, а ты – нет, – он улыбнулся Ланселоту. Объяснение было, конечно, дурацким, но истинную причину своего желания он пока и сам не понимал. – Да я не жалуюсь... – Ланс смущенно усмехнулся. – Но слишком быстро как-то... Я и этого-то не ожидал. Костя, если только ради меня – не нужно. – Я просто не умею делать минет. – Чего не умеешь? – Ну отсасывать. – Да я тоже в первый раз. – Ну... знаешь, для первого раза весьма... В общем, да, я хочу, чтобы ты меня трахнул. Не могу объяснить... просто мне это нужно. И пока есть возможность, пока я не... пока мы живы... Ланселот вздохнул. Костя снова заговорил о смерти, и это печалило Ланса. Он хотел, чтобы его возлюбленный жил и, по возможности, хорошо. – Знаешь, Костя, мне будет очень хреново, если тебя не станет. Ты это учти. – А если тебя не станет, мне вообще будет жить незачем, – Костя резко сел. – Только ты меня тут и держишь, кроме чувства вины и долга. Но ты это, Ланс, не учитывай, потому что это только моя проблема. – Я постараюсь выжить. – Уж постарайся. – Прости, Костя. – Это ты извини, – он снова откинулся на подушки. Они еще полежали рядом, просто лениво поглаживая друг друга. – В том мире, где я вырос... вернее, в той стране, где я вырос, секс... сношение между мужчинами считается позорным. То есть, официально такие отношения признаются совершенно нормальными, но в народе однополый секс – гадость, извращение, грех... и все такое. И если кто гей... мужеложец – так не мужчина и достоин только презрения, а то и смерти. А у вас тут как? Я раньше не интересовался этим вопросом... – Да так... по-разному тоже. Мало кто одобряет, это точно. А что? Твоей репутации еще есть куда портиться? – Да при чем тут моя репутация, я о твоей репутации. – Ой, брось. Моей репутации тоже уже ничто не страшно. Я же «мерзкий прислужник отродья тьмы». И кстати, у меня есть подозрение, что какие-то слухи про нас с тобой и так ходят. – Да ладно! – Да точно. Живем всегда вдвоем, баб не приглашаем... хорошо друг к другу относимся. Какой тут можно сделать вывод? – Ну, дружба... – Ага. У отродья тьмы с его прислужником. – Черт. Видимо, я за семь лет так и не сумел привыкнуть, что любое мое действие всегда трактуется как преступление, а мои помыслы и чувства априори грязны. – Что ты. Не любое и не все, – Ланс широко улыбнулся. – Только большая часть. – Ну спасибо. А ты сам, значит, нормально относишься к голубым? – К каким? – Да к мужеложцам! – Да мне они, в общем, безразличны. А ты как? – Да так, не очень... Правда, я тебя как мужеложца все равно не воспринимаю. – А я и не мужеложец, – хотя это было правдой, последний эпизод требовал уточнения: – Просто с тобой так вышло. – Хм... – Сам от себя не ожидал, на самом деле. Не веришь? Костя наконец решился опустить руку к паху Ланселота. – Почему не верю... я вот тоже никогда не думал, что у меня встанет на мужика. И я ведь до сих пор считаю тебя, ну, другом. Просто другом, как говорят девушки. Я-то, ты извини, не влюблен. И при этом хочу, чтобы ты меня отымел. Это какой-то, наверное, комплекс. – Это ты просто жить хочешь, Костя, – серьезно сказал Ланс. – Это хорошо. Ну и... устал ты от силы, от ответственности, от власти. Это тоже понятно. Костя вдруг прекратил неуверенные ласки и попытался отвернуться... Ланс обеспокоенно коснулся его груди, приподнимаясь на локте. Тот закрыл лицо ладонью, но сдержаться не смог, всхлипнул, а потом и заплакал, содрогаясь всем телом. Ему было стыдно рыдать перед Ланселотом, но сдержаться он не смог. Ланс мягко обнял его, прижал к себе и пару раз осторожно погладил по голове. Костя уткнулся в его плечо и продолжил рыдать, уже не пытаясь сдержаться, плакал, как не мог плакать уже давно. Он невозможно устал от такой жизни, от чужих смертей, от Браслета на своей руке. Он оплакивал всех: своих приемных родителей, своих прежних девушек, Палыча, графа, Альберта, Иллейн, себя самого, тысячи людей и орков... – Плачь, мальчик мой, плачь, не бойся, – шептал Ланс одними губами, обнимая своего друга, возлюбленного, сюзерена, – я с тобой... Наконец, рыдания стали стихать. Костя отстранился, нашарил чистый край простыни, вытер лицо. Потом встал и пошел умываться к тазику, приготовленному на специальной табуретке. Выпрямился, глубоко вздохнул. – Расклеился что-то, – сказал он, извиняясь за слабость. – Ничего. Может, выпьем? – Давай немного позже... – Кевин вернулся в постель, в объятия Ланселота. После оргазма и слез его потянуло в сон. Он намеревался немного полежать, но почти сразу же, как-то незаметно, заснул. Ланселот некоторое время любовался им спящим, его правильным лицом, слегка опухшим от плача, но все равно красивым, а потом осторожно освободился от его объятий, встал и оделся. Закрыл Костю одеялом, легко погладил по голове, тот перевернулся во сне. Наемник улыбнулся. Он счел, что пока лучше будет уйти спать к себе... мало ли, вдруг утром на свежую голову Костя пожалеет, что позволил ему слишком многое, лучше не ставить его в неудобное положение своим присутствием. Двигаясь как мог тихо, наемник вышел из комнаты Кости и направился к себе. Утром Кевин проснулся и первым делом вспомнил о том, что произошло между ним и Ланселотом прошлым вечером. С одной стороны, это было приятное воспоминание, а с другой... он слабо представлял себе, как теперь общаться с Лансом. Выбор был занятным: либо окончательно признать Ланса своим любовником, при встрече поцеловать его, а вечером снова разделить с ним постель, либо... дать понять, что инцидент исчерпан. Ни то, ни другое Кевину не нравилось. От него все никак не уходила навязчивая идея: чтобы Ланс его оттрахал. Эта идея была продиктована не сексуальным влечением. Просто, представляя себе, как Ланселот возьмет его, словно женщину, Костя чувствовал: это что-то поменяет. Это что-то решит. Или испортит окончательно... может, и к лучшему, что Ланселот не согласился на такое вчера. Секс с Ланселотом был для него не самоцелью, а, скорее, символом. Символом того, что он еще жив, что он еще человек, что он кому-то дорог... У него было много дел. И он с готовностью занялся ими, отложив размышления о Лансе на потом. Тот же чуял, что Кевину необходимо время все осмыслить, обдумать. Поэтому следующим вечером не стал наносить своему другу визит. А потом война подошла к очередному важному этапу, и им стало не до личной жизни. Армия меняла диспозицию, они съехали со ставшей уже привычной квартиры, были и небольшие стычки с демонами... за заботами оба едва заметили, как прошла неделя. И как-то столкнулись вечером на холме, к которого хорошо было видно возможное поле боя. – Привет, – сказал Кевин после паузы. Обоим было неловко. Привычные заботы настолько не вязались с тем, недельной давности, эпизодом... – Добрый вечер. Они торчали на холме на виду у всей армии и это не способствовало раскованной беседе. – Через пару дней будет серьезный бой, – сказал Кевин. – Да, пожалуй. – Давно не виделись, – сказал Девятый лорд, – дел много... – Это бывает. Помолчали. Ланс не хотел навязываться, а Костя, со своей стороны, не хотел форсировать события. – Ты пойдешь в бой? – наконец, спросил Кевин. – Да, – Лансу, признавая его способности, союзники отдали под командование полк солдат. Правда, он не стал бы ручаться за этих людей... они подчинялись ему, пока угроза демонов существовала, не более. – Будь осторожен. – Я всегда осторожен. Кевин посмотрел ему в лицо, тот опустил глаза, чтобы они не выдали его желания. Но Костя и так все понимал. – Ты сейчас не занят? – спросил он, приняв решение. – Для тебя я свободен в любое время, – сказал Ланселот, поднимая глаза. Костя протянул ему руку: – Пошли, – и открыл портал. Наемник без колебаний сжал ладонь Девятого лорда и они вошли в портал. Это была уединенная поляна с родником. Милое, мирное местечко. Видимо, довольно далеко от места ведения боевых действий. Одуряюще пахло какими-то цветами. У Ланса сильно забилось сердце – его охватила вдруг похоть, он представил, как сорвет с Кевина одежды, как до гортани примет в себя его член, как сам возьмет его сзади, тоже так глубоко, как возможно. И этого все равно будет мало. Ланселот на миг прикрыл глаза и попытался выровнять дыхание – он не был уверен, что Кевин разделяет его желания. Конечно, Костя не просто так притащил его на эту поляну, но вряд ли он позволит столь многое. Тот раз был почти не в счет. Ланс вполне был готов допустить, что если кому-то пришлось бы воздерживаться семь лет, у него встало бы и на орка. – Что-то не так? – спросил его Костя. Он опустился на колени перед ручейком и набрал в горсть воды. – Так, задумался. – О чем? – О тебе, – честно сказал наемник. Кевин обернулся к нему. Их взгляды пересеклись, Кевин чуть улыбнулся. Ланселот двинулся к нему, опустился рядом на землю, обнял и поцеловал в щеку, ближе к виску. Кевин почувствовал инстинктивное желание отстраниться, но сдержался. – Знаешь, – сказал он, – мы с графом часто спорили на тему, есть ли у человека свобода выбора. Он считал, что все предопределено и ее нет. Вот сейчас, интересно, что бы он сказал? – Насчет чего? – Я сейчас могу как отдаться тебе, так и отказать, верно? Ланс хмыкнул. – Как я поступлю, разве можно предсказать? Я и сам еще не определился... – Если что, то я ни на чем не настаиваю, Костя. – Мне наша ситуация напомнила одну книгу, – выдержав небольшую паузу, сказал Кевин. – Я случайно ее прочел, это был женский детектив... э-э... ну, в общем, неважно, что это такое, и там была пара... политик и бывшая проститутка. Мне показалось очень ненатуральным его к ней чувство. Там было сказано, что он любил ее душой, как человека, даже как женщину, и разумом, понимая, что она будет ему прекрасной женой, а вот телом – нет, он не мог заняться с ней любовью, не получалось. Я думал, что так не бывает. А сейчас что-то в этом роде я чувствую к тебе. Я люблю тебя, Ланс, и я понимаю, что возможность наших отношений – просто дар судьбы, но я не хочу тебя. – Надеюсь, я тебе хотя бы не противен. – Нет. Совершенно нет. Просто я знаю, что всегда хочется такого же отношения. Я один раз был влюблен в женщину, которая, да, была не против спать со мной, но не более. Мне было так обидно. Но расстаться с ней я тоже не хотел, надеялся пробудить в ней ответные чувства... а не получалось. В отместку я завел себе еще одну любовницу, как идиот, а ей было, конечно, на это наплевать. Я не хочу, чтобы у тебя было что-то вроде. – Честно? Лучше что-то, чем ничего, Костя. Если чисто с моей эгоистической точки зрения. Но за меня, в общем, ты не волнуйся. Если ты не хочешь меня, не буду же я тебя насиловать. – В свете послезавтрашней битвы... – Битва ни при чем, – быстро сказал Ланселот, – я всю жизнь рискую жизнью. Я могу погибнуть завтра, как мог погибнуть сотни раз до того. И ты, будучи моим сюзереном, десятки раз посылал меня в бой. Как и графа, Хэмфри, твоего учителя-орка... – Есть некая разница. – Какая же? – Не сердись. Такая, что теперь, кроме тебя, у меня никого нет. Такая, что теперь я знаю о твоих чувствах. И еще такая, что то было в прошлом, а это – в настоящем. – Тогда, наверное, граф был прав. – Ха. Это ты хочешь сказать: «Раздевайся, у тебя нет выбора?» Ланселот ухмыльнулся и промолчал. – Мне не хватает его. И Палыча. Знакомое чувство: просыпаясь, первым делом вспоминаешь, что они мертвы. Так было, когда родители... то есть, когда я считал, что они погибли. В первый раз. Ланс невольно с горечью подумал, не предпочел бы Кевин, чтобы вместо графа и Живущего в Бою погиб он, но устыдился этой мысли. Он не имел никаких прав монополизировать чувства своего лорда. – А если бы и ты погиб... мне кажется, тогда я не стал бы снимать с себя Корону. Было бы не для кого. – Стал бы, – серьезно сказал Ланс. – Я тебя хорошо знаю, Кевин, стал бы. – Ну, может быть. Но точно зарезался бы потом. – А сейчас не зарежешься? – наемник посмотрел ему в лицо. – Думаю, нет, – Кевин вдруг потянулся и, обхватив ладонями голову друга, крепко поцеловал его в губы. Тот сжал его в объятиях, и вскоре они уже лежали в траве, целуясь и понемногу расправляясь с застежками и завязками своих одежд. Кевина вела и нежность, и благодарность, но не похоть... целуя Ланселота, он не испытывал страсти. Ему не было неприятно, но возбуждения не было тоже. Он подумал, что в тот вечер у него был гормональный всплеск, а сейчас все пришло в норму, и его тело отказалось отвечать на ласки мужчины. У Ланселота не получалось завести своего возлюбленного. Как он ни старался, ему не удалось добиться даже полноценной эрекции. Наконец, он сдался. Оба сели на траве. Костя, чувствуя себя парадоксально виноватым, погладил Ланселота по руке, заглянул в глаза. Тот, тоже чувствуя себя виноватым, удержал его руку, а потом поднял ладонь Девятого лорда к губам и поцеловал. – Извини, – сказал Костя. – Да что ты извиняешься... – Давай лучше я тебе. – Тебе же не хочется. – Я лучше знаю, что мне хочется. Ложись. Ланселот лег навзничь. Ему-то, в отличие от Кевина, много не нужно было – пара прикосновений рук возлюбленного – и его член уже стоял, как надо. Ланселоту очень хотелось, чтобы Костя хотя бы немного поласкал его языком, но просить не стал. Руками так руками. Костя ускорил темп, хотя от непривычного положения рука у него уже устала – когда мастурбируешь себе, все-таки легче. Ланс один раз даже тихо застонал, хотя обычно был молчалив на ложе. Наконец, его накрыл оргазм: краткий, но довольно яркий. Потом любовники слегка переместились к ручью, чтобы омыться. А приведя себя в порядок, снова легли, уже просто обнявшись. – Возлюбленный мой, – прошептал Ланс. – Что? – Просто. – А-а, – Костя закрыл глаза. – Спасибо. – Тебе спасибо. – Интересно, я теперь пидарас или нет, – задумчиво проговорил Костя. Он употребил ругательство на местном наречии, так что Ланс понял его без объяснений. – Н-ну, да, наверное, – сказал наемник. – Я-то точно. Я же брал у тебя в рот. А что тебя это вдруг заинтересовало? – А черт его знает. Хотя... я, кажется, понял, почему я хочу, чтобы ты меня отымел. Это выведет меня за рамки моего образа... ну, владыки тьмы и лорда мрака. Смешно, но соверши я какой-нибудь подвиг, что-нибудь доброе, это не сработало бы, а вот если я лягу под мужика... причем, так сказать, по любви... – Ты уверен, что Бортису, например, не глубоко наплевать, с кем и в какой роли ты спишь? – Да при чем тут эта сволочь. В моих глазах, Ланс. Самое отвратное, я уже сам себя ощущаю местным Сауроном. Мне это не нравится, я это ненавижу, но продолжаю быть им. Вот, может, так удастся?.. – Я не уверен. И почему-то мне кажется, что если ты ляжешь со мной из этих побуждений, тебя это только унизит. А вот чего я точно не хочу – так это унизить тебя, Костя. – Да, может быть. Может быть, это просто тяга к самоуничижению, чтобы уж сломаться окончательно... – Да тоже не знаю, друг мой... ты же не под Бортиса, в конце концов, хочешь лечь. – Фу! Конечно нет! Дрянь какая, – Костя аж передернулся. – Ну вот видишь. По-моему, и я уже говорил, ты просто хочешь, с одной стороны, быть кому-то близким, а с другой стороны, быть... ну... ведомым в паре, потому что ответственности и власти тебе уже хватило по горло. Но это желание у тебя не от души, а от усталости. Нет? – Тебе бы психологом работать. – Кем-кем? – Ну... типа лекаря для души. Помогают людям разобраться в себе. – О. А такие бывают? – В моем мире – да. Много. – Хороший мир. – Да уж получше вашего. Хотя тоже дерьма хватает. – Расскажи еще что-нибудь про него. – Ну, я жил в стране под названием Россия. Я был очень богат, и мне сложно судить объективно, насколько хорошо в ней жилось обычным людям, но мне там нравилось. Наша страна – самая большая в мире... занимает треть континента, не меньше. Даже не знаю, что рассказать... например, она знаменита тем, что мы впервые слетали в космос. Это выше неба... над вот этим, голубым небом, огромное безвоздушное пространство. Парень, которого звали Юрий Гагарин, полетел туда на космическом корабле и вернулся. – Я что-то не очень понял, если честно. Над небом что-то есть? – Да. Небо – это воздух, который планета держит вокруг себя. А дальше – воздуха нет, и это называется космос. Там расположено солнце и другие звезды. – В смысле – другие? – Солнце – это тоже звезда. Только она ближе всего к нам, поэтому кажется большой... относительно. Ланс почесал в затылке. – В вашем мире или в нашем? – В обоих, я думаю. Слушай, холодно лежать-то. Давай оденемся. – Ну давай, хотя голый ты мне больше нравишься, – Ланселот погладил Кевина по груди, по животу, потерся щекой о плечо. – Что у нас еще... еще у нас... есть такие штуки, автомобили, типа повозки, которая может ездить без лошади, причем намного быстрее и намного дольше лошади. – Магия? – Не, магии у нас нет. Техника. – Нет магии? Мне это сложно представить. – Техника лучше, ей может пользоваться кто угодно. И она с каждым годом все более совершенствуется. А эта ваша магия... всегда одно и то же и только для избранных... ваш мир не меняется. А это плохо. – Мне сложно судить, – Ланс подавил желание вступиться за честь родного мира. Не перед Кевином, которого этот мир затравил, как охотники – молодого волка. Косте вдруг пришло на ум кое-что забавное, он ухмыльнулся: – А еще в нашем мире изобрели презерватив. Это чтобы нельзя было заразиться, занимаясь любовью, ну и чтобы у женщины не было детей. Такая штука из тонкой прозрачной материи, надевается на член. Представляешь? – А удобно? – Ланс представил. – Да не очень, конечно, но что делать. – Хорошо, что ты не баба. – Вообще-то, геи ими тоже должны пользоваться. У них риск заразиться больше, что-то я такое читал. Но так как у меня Браслет, мне пофиг. – Очень хорошо, – сказал Ланселот. – Угу. Что кто-то из нас не баба – особенно. Потому что такой жизни я не пожелаю и самому распоследнему эльфу, не то что своему ребенку. – Чего-чего, а детей ты от меня точно не заимеешь. – Отлично. Они рассмеялись, и Ланселот еще раз поцеловал Костю. – На счастье, милорд. – И тебе удачи в бою. Они привыкали к перемене в своих отношениях. Если им доводилось сталкиваться где-то, где не было посторонних глаз, они все чаще обменивались поцелуем или просто ласковым касанием. Проводили они и ночи. Далеко не каждый раз, но все же Лансу иногда удавалось довести Костю до оргазма – он уже понял, какие ласки его возлюбленному приятны, а какие тот не переносит. Костя тоже уже продвинулся на стезе борьбы с предубеждениями, понемногу осваивая технику орального секса. Разве что собственно до соития дело у любовников не дошло. Кевину категорически не нравилась идея трахать Ланса, у него от подобных мыслей пропадало всякое желание, а обратное Ланс почему-то тоже не спешил претворять в жизнь. Ему хотелось, бывало, что и до дрожи, но что-то останавливало его. Боязнь нанести вред, что-то сломать в их отношениях... он сам не мог объяснить этой боязни. Да и Кевин уже давно не настаивал на подобном. Понемногу почти безнадежное положение объединенных армий живых выправлялось. Победа уже не казалась чем-то неосуществимым, демонов уверенно теснили... наконец, командующие определились с решающим сражением. В ночь перед ним стоило, наверное, выспаться, но Ланселот и не думал ложиться в постель один. Наплевав на конспирацию, которую они худо-бедно соблюдали в походных условиях, Ланс пришел в шатер Кевина с твердым намерением не выходить из него до утра. – Мне почему-то кажется, что мы победим, но тебя я потеряю, – сказал ему Кевин, поворачиваясь к нему. – С моим-то везением... – Мы все смертны, милорд. – Бесполезно просить тебя не идти завтра в бой, да? – Дезертировать? Бросить вас? Пропустить самую грандиозную битву в истории? – Опять смеешься... – Чуть-чуть. Представьте, каково будет, если я сбегу, а объединенные армии проиграют бой. Быть может, этот мир – не самый лучший, но я не хочу видеть, как его пожирают демоны. Лучше умереть сразу, честно... Но зачем о грустном? Давайте предположим, что мы победим и выживем. Что будем делать тогда? – Уедем... уплывем на какие-нибудь дальние острова. И больше в жизни не возьмем в руки оружия. – Вместе? – спросил Ланселот, пытаясь не показать, как важен для него этот вопрос. – Конечно, – Костя внимательно посмотрел на своего друга, – если ты не против. Займемся какой-нибудь ерундой, вроде выращивания овощей. Заведем какую-нибудь живность. Будем жить тихо, скучно и счастливо. – Мне нравится. Кевин вздохнул. – Думаешь, это возможно? – спросил Ланс. – Ну... шансы есть. Оба, не сговариваясь, не стали уточнять эти шансы. Костя подошел к Лансу вплотную, они обнялись. – Я люблю тебя, Ланс, – сказал Костя. Он не то, чтобы лгал... ведь любовью можно назвать и дружеские, и родственные чувства, но все же почувствовал себя лжецом. Потому что не был влюблен, а говорил так, будто бы был. Ланселот знал, что это ложь, но был благодарен за нее. Прижал Костю к себе сильнее и стал целовать – с таким рвением, словно пытался насытиться им, надышаться перед смертью... ему тоже казалось, что он умрет завтра. Он чуял смерть, и он не верил в сказки. Им не суждено быть вместе... даже если случится чудо, и оба выживут в битве, их не оставят в покое, им не дадут уехать и разводить овощи. За ними начнут охоту, потому что Браслет... потому что Браслет. – Я люблю тебя, так люблю, как никого не любил, – шептал он вперемежку с поцелуями, – Костя, мой Костя... – Ланс... слушай, по-моему нас сейчас застукают... – Кевин чуть отстранился от его ласк, – я практически уверен, что кому-то придет в голову очередная... ох, боже... умная идея насчет завтра, и они пришлют ко мне ее... согласовать, Ланс, погоди минутку! – Слушай, тебе не все равно? Пусть видят. А кто посмеет вякнуть, я оторву голову... – Может, все же без эксгибиционизма обойдемся? – Без чего?.. – Ох, не важно. Пойдем лучше... помнишь тот родник?.. пойдем лучше туда, только я напишу записку, чтобы уроды не подумали, что я сбежал. «Напишу» он сказал по привычке, пергамент сам соткался из воздуха и завис перед входом в палатку на уровне глаз потенциальных посетителей. Потом Кевин чуть отступил, освобождая руку с Браслетом, и создал портал. – Ну зачем, – Ланс упрямо повел плечами, – маги и так почуют портал и поймут, кто через него прошел... почему мы должны скрываться? Чтобы ублюдки, которые с радостью закопали бы тебя в землю живьем, не подумали о тебе еще хуже? – Ланс, – Костя терпеливо улыбнулся, – давай на сегодня обойдемся и без каминг-аута. – По-человечески говорить можешь? – Да, могу. Пойдем со мной, пожалуйста, я думаю, что пора тебе меня все-таки трахнуть. И я хочу это сделать не здесь. У нас не так уж много времени. – Ладно, – Ланс сдался. Стоило им оказаться на знакомой – но в ночи кажущейся совсем чужой – лужайке, как Ланселот подхватил Костю на руки. Тот был довольно тяжелым, но и наемнику сил хватало. – Куда тебя нести, мой лорд? – спросил Ланс. – Куда хочешь, – Костя вздохнул. – Но лучше, чтобы там было помягче... – Чтобы было помягче, наколдуй какую-нибудь перину. – Предлагаю кучу сена. Вон там, у ручья... Ланселот донес его до появившегося сенного ложа и сгрузил туда. – Сено, звезды, – прошептал Костя, – и кажется, что все в порядке... никакой проклятой войны, никаких демонов, я на даче... боже... зачем же я, дурак, тогда согласился. Был бы уже семь лет как трупом и горя бы не знал. Слова эти были Лансу как нож, хотя он не был ни в чем виноват. – Не надо, – как мог мягко попросил он. – Действительно. Прости, – Костя потянулся к любовнику и стал целовать его – отчаянно, истово, всем своим существом чувствуя, что скорее всего это их последняя ночь. Они раздевали друг друга и ласкали так, будто этим могли спастись от расставания, от смерти. Костя без колебаний перевернулся на живот и приподнялся на четвереньки, когда почувствовал, что Ланс достаточно возбужден, чтобы взять его. – Давай... – он выгнулся. Ланс подтянул его за бедра ближе к себе, потом пальцы наемника скользнули между ягодиц Кевина, нащупывая вход... – Смазка, – пробормотал Костя, вспомнив, и извернулся. Ладонь его покрылась лубрикантом, вернее, тем, что Браслет смог создать, ориентируясь на неоформленный мысленный приказ. Он нанес смазку на член Ланселота, на его пальцы, заодно поцеловал любовника в губы и вернулся в исходную позу. Ланс инстинктивно пытался действовать аккуратно, снова забыв о Браслете, позволяющем его носителю не чувствовать боли. – Не осторожничай, – прошептал Костя, желающий ощутить в полной мере, каково это – отдаваться мужчине. – Бери меня, ну... Ланс тяжело дышал, тоже захваченный новыми ощущениями. У Кости был Браслет, а у него-то не было, так что особенно резко он все равно входить не собирался – себе дороже. – А ты расслабься... – он судорожно огладил спину, бока Кости. – Да... о боги... Он об этом мечтал. Как о совершенно несбыточном. А это оказалось похожим на то, как с женщиной... с молодой женщиной, только несколько теснее и суше... о чем он думает, это же Костя. Ему отдается Костя, по своей воле... пусть не из-за страсти, но искренне. Не так уж важно, на что это похоже... Ланс, войдя полностью, прижался к спине любимого, почти ложась на него, опираясь одной рукой о покрытую сеном землю, а другой обнимая Костю поперек груди. Зашептал в ухо нежные, не подходящие им – наемнику и темному лорду – слова. Костя закрыл глаза. Боли, конечно, не было, но ощущения были странными, не особенно приятными. Примерно такими же, как тогда, когда он брал у Ланселота в рот: самому ему это удовольствия не доставляло, разве что было желание доставить его партнеру. Все же ориентацию не поменяешь... Ланс двигался в нем, Костя пытался поймать его ритм, но это оказалось неожиданно непросто. Оба взмокли. Ланс, устав, распрямился – зато теперь он мог ласкать руками спину Кости. Мышцы, шрамы... запомнить, каково это. Запомнить каждую секунду. Это – последнее, что мог отдать ему Костя, прощальный подарок. Ланселот понимал, что его партнер не то что не близок к экстазу – даже почти не возбужден, и это отравляло ему удовольствие... но все же он был почти счастлив. А Косте было горько и одновременно – странно свободно. Он дышал полной грудью. То, что они делали сейчас, принадлежало только им. Люди занимаются любовью, не задумываясь, кто кем их считает, где они находятся, что их ждет... и пусть хотя бы Лансу будет хотя бы немного хорошо. Тот кончил, и они вместе опустились на разворошенное сено. Костя развернулся в объятиях Ланселота, и они прижались друг к другу так тесно, как могли. – Вот, – сказал Костя, – вот и хорошо... правда?.. – Да. Да, любимый. Хорошего ничего не было. Оргазм Ланселота был мимолетен, а вслед за ним накатило черное отчаяние. Наемник не столько боялся смерти, сколько не хотел оставлять Костю совершенно одного, ненавидимого всеми. Но делать было нечего. Ланс мог разве что еще раз сказать о своей любви, но это было бы бесполезно... его любовь ничего не значила в этой войне. Он сам – тоже значил мало. Много значил лишь Девятый лорд. Костя был главным оружием союзников – но лишь до победы. После победы он снова станет главным врагом... они уверены, что он слишком опасен. Они боятся за свои жизни, за свою власть, за свои деньги... они уничтожат Кевина, ни на миг не заколебавшись, не подумав, что он – живое существо, дышащее, чувствующее, думающее. – Зачем ты помогаешь им... они все равно убьют тебя... – в каком-то полубреду прошептал Ланселот. – Что тебе этот мир? Оставь его демонам... оставь, лучшего мы не заслуживаем... – Замолчи. – Они не оставят тебя в покое. – Я знаю. Молчи, Ланс. – Ты лучший из тех, кого я знал... а тебя растопчут, плюнут на могилу и проклянут девять раз. Кевин! Костя! – Ланс вцепился в него. – Боги, что за жизнь... что за дерьмовая жизнь. А я не могу ничего сделать, только умереть вместе с тобой. – Не надо... – голос Кости чуть дрогнул. Ланс давно разучился плакать и теперь страшно об этом жалел. Ему хотелось выть, выть по-волчьи, нет, даже не по-волчьи – как неупокоенный мертвец, обреченный на вечные муки. Но он только крепче прижал к себе своего любимого. Их время истекало. Скоро посветлеет небо, предчувствуя рассвет – и придется возвращаться. Брать оружие и идти на последнюю битву. Спасать этот проклятый, не знающий жалости мир. Ланс не понял, каким чудом они оба остались живы. Когда победа над демонами стала очевидной... он едва помнил то ликование. Все кричали «ура», плакали, обнимались, пели, плясали. Он целовался с Костей – при всех, страстно, безрассудно – и почти никто не обращал на это внимания, а кто обратил, те, кажется, были только рады. На какие-то короткие часы Девятый лорд стал героем, а не всеобщим врагом. Все были словно пьяны, одурманены... Ланс потом все спрашивал себя, что было бы, не поддайся они эйфории. Умом понимал, что было бы все так же, но сердцем чувствовал, что был какой-то шанс, который он посмел упустить... Магия высшего порядка – средство не менее верное, чем Восемь мечей. Они все приготовили заранее и не собирались медлить. Смерть Девятого лорда была быстрой, мгновенной – не из милосердия, а из страха перед ним. Ланса отшвырнуло от него, словно волна магии, устремившаяся к Косте, была материальна. Он и все остальные, кто случился рядом, разлетелись в разные стороны, покатились по земле... потом он узнал, что он единственный остался в живых из тех, кто был в тот миг в радиусе тридцати шагов вокруг Кости. Ублюдки вроде Бортиса не собирались рисковать, щадя простых солдат и офицеров. Умер бы и Ланс, если бы не... Но тогда он ничего не понимал. Ощутил нечто вроде сильного толчка, полетел кубарем, ударился о землю и потерял сознание, потом очнулся... в голове будто гудел колокол. Глаза заволокло красной пеленой, все тело болело, словно его били палками. Он встал, тряхнул головой, покачнулся... В глазах прояснилось. Вокруг валялись люди, тела... кто-то стонал. – Костя, – сказал он, или попытался сказать – он ничего не слышал пока, кроме гула в ушах, даже своих слов. И увидел его тело. Его лорд, его возлюбленный, лежал на спине, откинув голову. Рот Кевина был приоткрыт, глаза закатились... каким-то образом Ланс сразу понял, что тот мертв. Наемник бросился к телу, обхватил голову Кости ладонями – и отшатнулся, увидев у себя на запястье Браслет. Он уставился на руку мертвого Кости – да, на ней Браслета больше не было. Это было невозможно, но это было так. Он понятия не имел, куда должен был деться этот артефакт в свете того, что у Кевина не было детей, но, задайся Ланс этим вопросом, себя бы он в качестве возможного преемника назвал бы в последнюю очередь. Он ведь никто! Не родственник по крови и уж тем более не сын... просто наемник... То, что они с Костей были с недавних пор любовниками, он в те мгновения умудрился не вспомнить. Было не до того. Кевин лежал перед ним мертвый – но боль осознания потери тоже запаздывала. Зато пришла простая, ясная мысль о мести. В первые мгновения Ланс думал, что месть невыполнима, но все равно, ведомый инстинктом, обернулся туда, где были убийцы Кости... хотя бы попытаться... хотя бы кого-то... А потом внутри него взорвалась Сила. Браслет быстро освоился на руке нового хозяина. Ланселот будто бы стал ураганом, потопом, всеми силами ада... а враги его, истратившие все силы на убийство Кевина, были перед ним бессильны. Каким-то образом в его руке оказался меч Кости... и он убил всех. Тоже не очень-то разбирая, кто виновен, кто нет – просто убил всех в главной командной ставке. Бортиса, магов, высших офицеров... Потом Сила схлынула. Ланселот дошел до тела Кевина, поднял его с земли и шагнул в портал, совершенно не представляя себе, как он его открыл. Он просто хотел оказаться подальше отсюда, там, где его не найдут. Его и Костю. Портал привел его в какую-то пещеру, освещенную факелами. Ланселот осторожно положил Костю на ровный земляной пол. Голова мертвого бессильно перекатилась на бок, руки соскользнули с груди. Ланс стоял перед телом на коленях и смотрел на него. Какое-то время он не мог даже закричать – его грудь словно перехватило железными обручами. Ведь это он должен был умереть, а не Костя... Костя... Ланселот покачнулся и упал на труп, потеряв сознание. Это была реакция на первое применение Браслета, но она была соразмерна его отчаянию. Плакать над Костей, омывать его тело, хоронить у того ручья, где они прощались, и заставлять себя уйти наконец от могилы Девятого лорда Лансу еще предстояло. Как и долгий-долгий путь после похорон, сквозь миры и одиночество... он почти никому не рассказывал впоследствии о Кевине, и совсем никому не рассказывал о том, что их связывало в последние месяцы великой битвы. Зачем? Это не было важным ни для кого, кроме их самих. Вернее, теперь – ни для кого, кроме него.