Явь и сон
От длительного ожидания уже накатывали волны тошноты. Руки стали ватными и влажными от пота, и флейта норовила выскользнуть. Мы уже больше часа сидели около закрытых дверей актового зала — начало экзамена по специальности сильно задерживали. Я то и дело с беспокойством поглядывала на свой инструмент, когда час назад в класс влетел одногруппник и срочно позвал наверх, я решила, что мы начнём играть сразу же и не стала складывать флейту, оставив футляр в запертом кабинете. А зря, моя флейта была очень капризным инструментом, если надолго оставить её в неубранном состоянии, у неё портилось звучание. Эта проблема уже какое-то время занимала все мои мысли, но я отчего-то не решалась ей напрямую заняться. Осознание, что пора, пришло, когда я зацепилась взглядом за настенные часы. Оказалось, прошло уже полтора часа с тех пор, как мы тут сидим. Я поискала глазами преподавателя, чтобы попросить у него ключи от кабинета, но тут в конце коридора наконец-то показались члены экзаменационной комиссии. Студенты засуетились, освобождая проход к дверям, и осторожно растеклись по залу вслед за преподавателями. По традиции первыми всегда начинали флейтисты, затем кларнетисты, саксофонисты и далее по списку, так что я даже присела недалеко от сцены с расчётом на то, что долго ждать своей очереди не придётся, как вдруг мимо меня, цокая шпильками, к столу комиссии прошмыгнула одна из преподавательниц, наклонилась над заведующим духовым отделом и что-то быстро зашептала, умоляюще поглядывая на него, тот поворчал, но в итоге махнул рукой, соглашаясь. Довольная преподавательница помахала кому-то в конце зала, подзывая. Я обернулась: к сцене семенила группа ребят с саксофонами — двенадцать человек, не меньше. Я внутренне возмутилась, неужели их всех пропустят играть без очереди, а нам опять ждать? Не было ничего страшного в том, чтобы пропустить одного-двух человек без очереди, в конце концов у всех могут быть свои срочные дела, ещё и учитывая, что экзамен сильно задержали, но запихивать выступать вперёд других всю группу вот так было наглостью. Худшие ожидания подтвердились, все двенадцать человек выступали перед нами. Тем временем, мой преподаватель уселся прямо позади комиссии, и я постеснялась ползти к нему через весь зал, чтобы попросить ключи. Обычно я любила слушать, как играют другие, оценивать их репертуар и красоту звучания, но сегодня музыка плыла мимо моих ушей, совершенно не цепляя. Вместо этого я с нарастающим раздражением сверлила взглядом каждого нового студента, который поднимался на сцену для выступления. Наконец, все двенадцать человек выступили, и нахальная преподавательница вместе со своими учениками покинули зал. — Павел Николаевич, тогда, может быть, мои ребята продолжат? — обратился к декану мой преподаватель, вставая со своего места и оглядывая зал. — Да-да, конечно, — декан закивал курчавой головой. — Начинайте! Игорь Владимирович, мой преподаватель, обернулся ко мне и радостно улыбнулся: — Ада, солнце мое, давай с тебя и начнём! Поднимаясь по ступенькам, я снова мысленно вернулась к флейте, которая всё это время оставалась без футляра и в горле от плохого предчувствия встал ком. Что-то сейчас будет, затем окинув зал быстрым взглядом, я поняла, что большинство моих одногруппников тоже держали свои инструменты без футляров. Может быть, зря я переживаю? Концертмейстер поднялась вслед за мной, села за рояль, взяла ноту, и я за ней. В эту же секунду пришло осознание, что меня не пронесёт, звук уже был отвратительным, будто вода льёт по отопительным трубам. Игорь Владимирович, стоящий позади комиссии, даже слегка побледнел. — Попробуй отвернуть головку от себя, — прошептал он. Я пыталась — не помогло, флейта ужасно «высила». Я почему-то надеялась, что раз уж такая оказия, меня сейчас отпустят и разрешат сыграть в конце, когда инструмент придёт в норму. Глупо сдавать экзамен на инструменте, который так отвратительно фальшивит. Но пока таких предложений не поступало, я продолжала пытаться настраивать флейту. Со стороны членов комиссии и остальных студентов и преподавателей послышались недовольные реплики о том, что хватит настраиваться, и так всех задержали. Я почувствовала, как щёки предательски горячеют. Что же они молчали все, когда саксофонисты играли, когда комиссия позволила себе такое опоздание?! К моему разочарованию, Игорь Владимирович вместо того, чтобы образумить остальных, кивнул мне, чтобы я начинала. Я кивнула концертмейстеру, заиграло весёлое и бодрое вступление к тарантелле. Я даже немного успокоилась, услышав знакомую мелодию, когда подошла моя очередь, уверенно взяла первую ноту, и… это была катастрофа. Из инструмента лилась сплошь фальшивая мелодия. Ещё и звучание приобрело какой-то отвратительный ржавый оттенок. Выступление не просто резало слух, оно его уничтожало. Я надеялась, что кто-то просто прервёт меня и скажет «хватит», но все молчали, стараясь не смотреть на сцену. Я доиграла показавшуюся мне бесконечно длинной тарантеллу и с мольбой посмотрела на Игоря Владимировича, надеясь на то, что он попросит комиссию о перерыве и отсрочке, но он только дёрнул плечами. Я так и замерла, нельзя же, чтобы этот цирк продолжался. — Девушка! — окликнул меня декан, и я перевела на него взгляд. — Продолжайте уже, что стоите! Я вздрогнула, спорить с деканом на глазах у всей комиссии и однокурсников было глупо, и я продолжила. Сыграла минорную сонату, а за ней юмореску. На последней я, привыкнув к отвратительному звуку, даже отметила, что технически не сделала ни одной ошибки, но стоило мне посмотреть в зрительный зал, как радостная мысль улетучилась. Не думаю, что чистую технику заметил кто-то, кроме меня. Декан, словно отгоняя назойливую кошку, замахал мне руками, чтобы я спускалась со сцены. Игорь Владимирович вообще на меня не смотрел. Глаза защипало от слёз, я упорно моргала, не давая им пролиться на лицо. Для полного унижения не хватало ещё разреветься на глазах у всей аудитории. Я не стала дожидаться, пока выступят все одногруппники и сбежала из зала. На лестничной клетке меня догнал одногруппник. Игорь Владимирович попросил его отдать мне ключи от кабинета. Я кивнула ему в знак благодарности, боясь, что голос задрожит, если я скажу что-то вслух. Уложив флейту и забрав свои вещи, я оставила ключ на охране и трусливо сбежала из консерватории. После всех выступлений комиссия совещалась, и выставляла оценки всем студентам, список с оценками передавали преподавателю, и он уже оглашал их нам. Слушать при всех одногруппниках про своё ужасное выступление совершенно не хотелось. До однушки, которую мы с подругой снимали на окраине Москвы я добралась за два часа. Я упорно душила рвущуюся наружу истерику в надежде на то, что так рано Юли ещё не будет дома, и я смогу выплеснуть свои эмоции, но соседка именно сегодня решила прогулять пары. — Как экзамен? — спросила она меня с порога, чем чуть не спровоцировала приступ плача у меня. — Ну чего-о-о, не может быть плохо, ты ведь столько готовилась! Упоминание о днях, проведённых за репетициями произведений ещё сильнее ухудшило мое душевное состояние. Это ж надо было столько готовиться, и все коту под хвост! Сил рассказывать Юле про мой позор не было, поэтому я молча отправилась в ванную мыть руки. Подруга, к сожалению, оставлять меня в покое не планировала. — Да что там у тебя случилось? Наверняка сама себе навыдумывала всякого, теперь переживаешь зря. Так действительно раньше бывало, я ужасно нервничала, не находила себе места перед экзаменами, а потом сдавала все на отлично. Только в этот раз все пошло не как обычно. Поняв, что расспросами от меня пока ничего не добиться, Юля принялась суетиться на кухне, заваривая чай и обшаривая ящики в поисках конфет, пряников или ещё чего-нибудь к чаю. С утра из-за нервотрепки я не сумела засунуть в себя ни кусочка, да и потом было, мягко говоря, не до еды было. После перекуса я почувствовала себя чуть лучше. По крайней мере, ушло желание упасть ничком и плакать. — Всё совсем плохо? — осторожно спросила Юля. — Можно и так сказать, — невесело ответила я и постаралась вкратце без эмоций, чтобы не скатиться в истерику рассказать о заваленном экзамене. — Да брось ты, они же должны понимать, что это не твоя вина, — возвратила Юля, дослушав мой рассказ. — И ты хороша, зачем убежала? Надо было остаться, объяснить ситуацию, попросить вторую попытку. Я не придала словам Юли большого значения. Вряд ли она, учась на химика, понимала, как все на самом деле устроено в музыкальном сообществе. На ум пришёл один детский музыкальный конкурс, в котором я когда-то участвовала. Там один мальчик не уложился по времени в программу, и когда отведённое время истекло, его достаточно грубо прервали и дисквалифицировали, несмотря на то, что выступление было хорошим. Я видела, как он потом рыдал за кулисами. Если так поступили с ребёнком, то со студентами консерватории точно церемониться не будут. — А что твой препод сказал по этому поводу? Я пожала плечами, объяснив, что после выступления мы не пересекались. — Он не звонил? Только сейчас я вспомнила про телефон, который поставила на авиарежим ещё перед самым экзаменом. Я судорожно принялась копаться в сумке, наконец выудив его и выключив авиарежим, стала ждать загрузки. В мессенджере действительно нашлось сообщение от Игоря Владимировича, которое гласило: «Пересдача будет в первых числах июля». Я прочитала его несколько раз, смысл никак не доходил. Звук, конечно, был плохой, но техника, ритм — все остальное-то не пострадало, неужели за это хотя бы тройку нельзя было натянуть. От праведного гнева меня отвлекла Юля, которая влезла в экран, чтобы прочитать сообщение. — Зато пересдашь на пятерку! — похлопала она меня по плечу. — На пересдаче выше четверки не ставят, — мрачно ответила я, и Юлька неловко замолкла. Остаток вечера подруга с разной периодичностью пыталась утешить меня, но ничего не помогало. До меня запоздало дошло, что пересдача означает полную потерю стипендии. Вроде и небольшая эта стипендия, но на фоне общего безденежья, её отсутствие ощущалось очень остро. Постепенно мрачнея, я вспомнила, как обещала Юле в скором времени отдать свою часть суммы за аренду жилья. Со старой подработки я уволилась, но думала, что сдав основной экзамен быстро устроюсь на новую и всё отдам с первым авансом. Теперь же этот план казался слишком оптимистичным. Я бросила украдкой взгляд на Юлю, которой всегда было у кого занять. То тетя гуманитарную помощь пришлёт, то парень поможет, то подруга одолжит нужную сумму. Ей меня не понять. Унижаться и просить об отсрочке не хотелось совершенно. Я уже как-то попыталась, в целом, она не сказала ничего очевидно грубого и навстречу пошла, но всем своим видом показала, что делать так не следует. В остальных вопросах она по-прежнему вела себя, как подруга, и я не заостряла на этом внимание, но крючок обиды и недоверия впился куда-то глубоко в душу и не хотел отпускать. Собственно, вариантов решения проблемы с жильём у меня было не так много — оставался единственный живой родственник, которому я могла позвонить. Я заперлась в ванной и набрала номер отца. — А… алло, кто там? —уже по первым звукам, раздавшимся с того конца провода, можно было безошибочно определить, что горе-папаша был пьян, как свинья. Этого факта уже хватало, чтобы предстоящий разговор полностью потерял смысл, но я всё равно продолжила. Раз в год и палка стреляет. — Это Ада, — коротко бросила я в трубку. — Ты не мог бы занять мне денег до следующего месяца? В трубке послышались странные звуки, напоминающие то ли хриплый смех, то ли надсадный кашель, то ли причмокивание: — Поцелуй меня в … — и тут я, не дожидаясь конца фразы, бросила трубку. Смысл того, что до меня только что пытались донести я в общем и целом уразумела и так. Теперь оставался только вариант — идти к Юле и просить отсрочку. До конца дня я так и не набралась храбрости это сделать и ни с чем легла спать. А утром меня разбудил телефонный звонок однокурсницы. Причём судя по количеству пропущенных вызовов на мобильном, она потратила уже достаточно времени, пытаясь дозвониться до меня. Спросонья я никак не могла понять, почему её так интересует моё местоположение. — Сегодня же отчётный концерт, репетиция началась в девять, а тебя где носит? — не выдержала она. У меня внутри всё перевернулось, на фоне вчерашних неудач это всё абсолютно выскочило у меня из головы. Я крикнула однокурснице в трубку, что уже бегу. В спешке натягивая на себя одежду, я вспомнила, как вчера перед экзаменом Игорь Владимирович говорил всем не расходиться, как отыграем, чтобы решить вопрос с репетицией. Надев обычную уличную одежду я наконец спохватилась, что это не самый лучший внешний вид для отчётного концерта. Парадная бархатная чёрная юбка и белая рубашка оказались не глаженными. От моих прыжков с утюгом по квартире проснулась Юлька и сонно спросила: — Тебе чем-нибудь помочь? — Нет-нет, спи, — бросила я, выбегая из комнаты. Пот лил с меня ручьём, когда я подбегала к дверям консерватории. Я прошмыгнула мимо охранника, не предъявляя студенческого и тут же взлетела на четвёртый этаж. От резких физических перегрузок перед глазами уже плясали чёрные мушки. Бесшумно открыть дверь и войти у меня не получилось, и на меня возмущённо зацокали преподаватели, сидевшие на задних рядах. Что и следовало ожидать, репетиция закончилась, а концерт должен был вот-вот начаться. Я ошалело озиралась по сторонам, плохо понимая, что мне делать дальше. В этом мне помог Игорь Владимирович, внезапно выросший за плечом. — Где тебя носит, ты же вторым номером, — зло прошептал он мне на ухо, пропихивая ближе к сцене. Я покорно шла, подгоняемая им. Флейту я собирала уже в закулисье. В голове хаотично проносились мысли: «хоть бы отдышаться дали», «и что теперь играть без разогрева», «может быть, сказать, что не могу без подготовки и не играть?», «зачем лишний раз позориться?». — Быстрее, уже объявляют, — прошипел Игорь Владимирович, выглядывая в зал из закулисья. Не успела я опомниться, как меня с флейтой в руках выпихнули на сцену, и я оказалась один на один с полным людей залом. Когда-то меня это заводило и вдохновляло, а сейчас я смотрела на них затравлено, чувствуя незнакомую скованность во всём теле, дыхание никак не могло выровняться, я забыла про поклон, забыла про ожидающего меня концертмейстера, ей даже пришлось меня окликнуть. Я растеряно повернулась, аккомпаниатор расценила это, как «можно начинать» и из-под её рук смело грянула весёлая мелодия. Я невольно поморщилась, музыка мешала вернуть себе душевное равновесие, только когда мелодия зазвучала странно, я поняла, что забыла вступить, и судорожно взяла вдох и… из флейты вместо музыки опять полилось нечто невыносимое. Звучания как такового не было вовсе, то ли из-за сбитого дыхания, то ли ещё из-за чего, флейта «сипела». Играть так дальше не было смысла, я просто не дотягивала ноты, я опустила флейту и замерла. Аккомпаниатор проиграла ещё несколько тактов и тоже оборвала игру, уставившись на меня. И я не придумала ничего умнее, как просто сбежать, причём не в закулисье, а спрыгнуть прямо со сцены в первые ряды и дальше к дверям на глазах у всего зрительского зала, ручку двери я повернула на ощупь, потому что глаза заливали слёзы. Выбегая на лестницу я зацепилась рукавом рубашки за что-то и рухнула вниз, выронив из рук флейту. Раздался страшный звук ломающегося металла, я даже не почувствовала боли от ушиба, глядя как по ступенькам разлетаются части клапанов и покорёженная флейта продолжает катиться вниз, кто-то резким усилием поднял меня на ноги, отряхнул, другой тем временем спустился за разбитым инструментом, однокурсник попытался в тот же момент всунуть мне оставленные за кулисами вещи. Мне вручили разбитую флейту и высыпали в ладонь то, что осталось от испорченных клапанов. Кажется, прозвучали предложения куда-то пойти, успокоиться, выпить чаю, но я словно заведённая продолжала куда-то убегать. Более или менее я вернулась к осознанности, только выйдя на своей станции метро и с ужасом поняла, что засунула инструмент просто в пакет, даже не упаковав в футляр. Я присела на лавочку и принялась раскладывать инструмент, на глаза опять набежали слёзы от мысли о том, что это уже нельзя будет починить, и я из-за собственной глупости сломала одну из самых дорогих для меня вещей. Флейту подарила мне мама, когда преподаватель в музыкальной школе сказал, что я достаточно взрослая, чтобы с блок-флейты перейти на обычную. Я с трепетом хранила всё, что досталось мне от матери, умершей три года назад, но флейта определённо была самым дорогим для меня подарком. Убрав флейту, я пошла к выходу из метро, распушила светлую челку, чтобы люди меньше внимания обращали на моё покрасневшее заплаканное лицо. Домой идти откровенно не хотелось, не хотелось видеть никого, не хотелось рассказывать об этом позоре, меня поедом жрало чувство бесконечного стыда, что я не справилась и подвела всех, и я понятия не имела, куда от него спрятаться. Стараясь на что-то отвлечься, я с удивлением заметила заколоченную дверь, ведущую в подвальное помещение дома. Я была почти уверена, что мы с Юлей были здесь буквально пару дней назад, и тогда все не выглядело таким обветшалым и заброшенным. Может быть, я что-то путаю и это не тот дом, но тут мой взгляд напоролся ни сине-белую вывеску с улицей и номером дома — адрес был тот. Юля, обладательница татуировок и пирсинга везде, где только можно, в конце концов уговорила и меня сделать одну. Пожалела я об этой идее на следующий же день, когда поняла, что открытые платья с татуировкой прямо под ключицами мне теперь надевать не придётся. Второй раз я пожалела об этом вчера, когда поняла, что глупая затея съела приличную часть моего бюджета. Я ещё раз бросила взгляд в сторону заколоченной двери, и что у них могло случиться? Вроде когда мы там были, никто не упоминал о закрытии или переезде в другое место. Может быть, просто не та дверь? Стремясь проверить свою теорию, я обошла дом по кругу, но нет, дверь, ведущая в подвальное помещение, была единственной. Не знаю, почему эта ситуация вызвала у меня столько беспокойства, что на какое-то время задвинула на второй план кошмарное выступление в консерватории. Я решительно двинулась в сторону дома. Пока шла через сквер стемнело, и дорожки с детскими площадками опустели. — Девушка! Я мысленно ругнулась, услышав мужской голос, полагая, что будут приставать, но всё-таки обернулась. За мной на траве стоял босой мужчина средних лет в изорванных рубашке и джинсах. — Я тут потерялся немного, не подскажите, как выйти к автостраде? Что-то меня в нём пугало настолько, что я готова была прямо сейчас броситься наутёк, хотя вид у мужчины и был потрёпанный, одежда на нём была приличного качества. Может быть, напился до беспамятства и уснул в парке, а теперь не знает, куда идти. — Вам туда, — я махнула рукой в сторону и отвернулась, чтобы быстро уйти, и с удивлением осознала, насколько сильно вокруг потемнело, я с трудом видела на расстояние вытянутой вперёд руки. Прошло несколько долгих секунд прежде, чем я осознала, что причина этому — непонятно из-за чего погасшие фонари. Ладно, бог с ними с фонарями, почему сквозь деревья не просвечивал ни один из жилых домов, стоявших рядом со сквером? Ситуация стала напоминать худшие сцены из фильмов ужасов. Я судорожно отогнала от себя детские страхи. Подумаешь, электричество во всём районе отрубило, если не сходить с асфальтированной дорожки, то и без света дойду. Вот только асфальта под ногами я не почувствовала, я стояла в траве и понятия не имела, когда успела сойти с дорожки. Необъяснимая паника стала расти во мне, но другая спасительная мысль заполонила разум — это, вероятно, всего лишь кошмар, я скоро проснусь, и всё встанет на свои места, так ведь? От собственных же слов спокойнее не становилось. — Девушка, — снова начал мужчина за спиной, и во мне начало подниматься раздражение, ну почему он просто не пошёл, куда я показала. Я резко обернулась к нему, готовя реплику, но слова застряли у меня в горле, превратившись в какой-то петушиный возглас. Мужчина уже стоял нос к носу ко мне, наши глаза оказались на одном уровне, и я с отвращением заметила неестественно расширенные зрачки. Так он не алкоголик, он хуже. Внезапно мне показалось, что зрачки продолжают расширяться, вот уже радужка исчезла, и белок глаза стал заливаться чёрным. — Что за чёрт… Тёмная жидкость, которую я сначала приняла за расширенные зрачки, стала собираться в уголках глаз и потекла по лицу мужчины чёрными струями. Так продолжалось какое-то время, а потом лицо мужчины искривилось так же неестественно, как на известной картине Эдварда Мунка, и он, вцепившись в мои руки, заорал: — Пожалуйста! Покажи, как отсюда выбраться! Я, парализованная страхом, тряслась в его руках, как китайский болванчик, пока не поняла, что мой противник словно уменьшается в размерах, он и сам это понял, когда его голова оказалась на уровне моих плеч. Он как-то рассеяно посмотрел вниз, его ноги медленно, как в болоте, утопали в земле уже почти по колено. От шока он на секунду отпустил меня, и я, не теряя времени, бросилась подальше от него. — Эй! Ты должна мне помочь! Ты обязана! Вернись! — доносилось за спиной, пока я продиралась сквозь лесную чащу. Я позволила себе на небольшую передышку только, когда крики за спиной окончательно утихли. Я, конечно, отбилась от жуткого преследователя, но кругом всё так же был непроглядный неизвестно откуда взявшийся лес. «Это всего лишь страшный сон», — подумала я: — «Ты скоро проснёшься дома в тёплой постельке, и все». Но пробуждение не наступало, а сон казался чересчур реалистичным. А если это не сон, то я сейчас позвоню Юле, и она меня обязательно встретит. Подумав про это я даже мысленно приободрилась, ровно до того момента, когда поняла, что сумки, как и футляра с флейтой, со мной нет. И я не помнила точно, в какой промежуток времени могла потерять всё. Наверное, когда убегала от того жуткого типа, но когда он вытрясал из меня душу, у меня в руках ничего не было… Всё, это точно сон! В реальности так не бывает! Я даже зачем-то легла на холодную землю, думая, что это поможет мне быстрее проснуться, но как бы не так. Пришлось, потягиваясь, подниматься, ощущения были слишком реалистичные для обычного сна, но я гнала такие мысли прочь. Сдавшись, я снова побрела, куда глаза глядят, надеясь выйти из бесконечного леса. Не помню, сколько я так пробиралась сквозь чащу, но впереди в какой-то момент промелькнул огонёк, у меня от радостной надежды чуть дыхание не перехватило. Наконец-то я смогу выбраться отсюда! Я ускорила шаг, идя на свет, вскоре я смогла различить, что он исходил от окон дома и фонарей в чьём-то саду. Дом выглядел вполне обычно, и я чуть не сорвалась на бег. Я вышла к ограде, невысокие чёрные прутья, вкованные в широкое каменное основание, мне бы не составило труда перелезть через неё, вскарабкавшись на каменный постамент, но мою голову посетила мысль, что это может оскорбить хозяев, и я, набравшись терпения, пошла вдоль ограды с расчётом рано или поздно прийти к воротам или калитке. К счастью, долго идти не пришлось, и очень скоро я оказалась около входа. Отсюда до дома было рукой подать, и я смогла рассмотреть, что дом двухэтажный, свет горел только в одной из комнат первого этажа, крыльцо дома выходило на широкую не застеклённую веранду. «Чья-то дача», — подумала я. Дверь дома отворилась, и на веранду вышел человек, я несказанно этому обрадовалась и собиралась ему закричать, чтобы он пустил меня, ухватившись за ручку калитки, но калитка оказалась незаперта. И я нерешительно вошла на территорию. Кажется, человек на веранде увидел меня, но ничего не сделал. Наверное, ждёт, что я к нему подойду, — подумала я, и быстрым шагом направилась по вымощенной дорожке к дому, с трудом удерживая себя от того, чтобы опять не сорваться на бег. Незнакомец, это был рано поседевший смуглый мужчина в длинном бежевом почти до пят халате, явно меня уже заметил, но не спешил ничего предпринимать. — Простите, что так без спросу к вам вломилась, — начала я говорить, когда до веранды дома оставалось несколько шагов. — Но я заблудилась, не знаю, где я сейчас нахожусь и вы… не могли бы помочь мне добраться до дома! Пожалуйста! Памятуя о том, как недавно испугалась назойливости того странного типа, я старалась не напугать своим отчаянием хозяина этого дома. Молчание затянулось, и я подняла голову, чтобы оценить его реакцию на мои слова. Может быть, он иностранец и не понимает меня? Меня встретил долгий и внимательный взгляд голубых глаз, после чего незнакомец сказал: — Да, здесь порой многие сбиваются с пути. Это было не совсем то, что я хотела бы услышать, но хоть какой-то ответ уже радовал. — Вы мне поможете? — уже гораздо менее уверенно спросила я. — Уже поздно, переночуй у нас, а утром что-нибудь придумаем, — бросил он куда менее загадочно, развернулся и направился к двери, распахнул её и остановился, пропуская меня. Выбор был небольшой, или броди по лесу, пока с ума не сойдёшь, или оставайся в доме у незнакомца. Я, почти не колеблясь, выбрала второе. К моему облегчению, я оказалась в самом обычном доме. В коридоре горели настенные лампы, около стены притулился небольшой комод, накрытый поверх узорными салфетками, как в доме моей бабушки. — Направо, — произнёс за моей спиной незнакомец, и я послушно свернула к приоткрытой двери в комнату. Это было что-то вроде гостиной, диваны и несколько кресел образовывали полукруг в центре комнаты, у стен стояли несколько комодов и шкафов с стеклянными дверцами, даже имелся большой по моим представлениям камин, в котором весело трескались поленья. Незнакомец обошёл меня, опустился на колени перед одним из сундуков, и вынул оттуда большую подушку и свернутые одеяло и простыню, бросил на диван. — Располагайся, я скоро приду, — бросил он. Я всё ещё немного ошарашенная всем происходящим, сняла туфли, побоявшись запачкать махровый ковёр, аккуратно прошла к дивану и расстелила себе постель. Когда я закончила, вернулся хозяин дома с книгой в руках, незаметно притушил свет в комнате, оставив только огонь в камине и торшер около одного из кресел. Я почувствовала себя неловко, не решаясь даже присесть на диван и ожидая от мужчины ещё каких-то указаний. — Ложись и спи, глубокая ночь на дворе, — усмехнулся он, бросив на меня взгляд, и уселся в кресло, явно намереваясь взяться за чтение. Я не ожидала такого поворота событий, и совершенно растерялась. Но потом мне пришла в голову мысль, что он возможно не доверяет мне настолько, чтобы оставить одну без присмотра в собственном доме. Это объяснение меня успокоило, и я забралась под одеяло в одежде, постеснявшись раздеваться перед незнакомцем. Усталость дала о себе знать, и я мгновенно уснула, стоило голове упасть на подушку.***
— Ада-а, — меня настойчиво трясли за плечо, — закрой за мной, пожалуйста, я уйду ненадолго, ключи с собой брать не буду. Я резко села на постели, глупо таращась на Юлю около своей кровати. Недавний сон всё ещё казался таким реальным, что я никак не могла прийти в себя. — Да, сейчас, — выдавила я, вылезая из-под одеяла. Когда дверь за подругой закрылась, я облегченно вздохнула — всего лишь дурной сон. Даже настроение стало приподнятым, и я бодро принялась за выполнение домашних дел. Когда Юля вернулась, я уже жарила на кухне наш с ней завтрак. — Как выступление вчера? — осторожно спросила подруга, заглядывая мне в глаза. — Лучше не спрашивай, — вздохнула я. Ещё вчера мне казалось, что спроси меня кто-нибудь об этом, и я впаду в страшную истерику, но теперь события вчерашнего дня отчего-то казались очень далёкими и давно пережитыми. — Такого позора я ещё никогда не испытывала. А вишенка на торте — я разбила флейту. — Да ладно? Но починить-то можно? Я только покачала головой, было бы что чинить. — Покажи, — потребовала подруга. Я убавила огонь на плите и пошла в комнату, но сумки и футляра на обычном месте не оказалось, не было их и в прихожей. Нам с Юлькой пришлось обыскать весь дом, но вещи мы так и не нашли. — Позвони мне на телефон, — попросила я подругу, поняв, что и сотовый, скорее всего, остался в сумке. — Абонент вне зоны доступа, — пожала плечами Юлька спустя минуту. — Разрядился, наверное, — пробормотала я. — Ты не могла где-то вещи случайно оставить? — начала меня допрашивать подруга. — Вспомни, когда ты зашла домой, сумка была с тобой? От её вопроса по спине побежали мурашки, всё, что я помнила о вчерашнем вечере, было кошмарным сном. В моей памяти не сохранилось ни то, как я добиралась домой, ни что я делала дома прежде чем лечь, просто пустота вместо этого. До сих пор потерями памяти я не страдала, и нынешняя ситуация выглядела донельзя не естественно. — Куда ты поехала после концерта? — продолжала допрос Юлька. — Домой… — Хорошо, ты выходила из консерватории, сумка была с тобой? — Да, я уверена. Она была со мной и на нашей станции метро, я тогда ещё раз проверила флейту. — Уже что-то, куда ты пошла от метро? — К нам домой. — По дороге ты никуда не заходила? Я задумалась, не должна была. Я же хотела побыстрее добраться домой. Разве что покрутилась вокруг того дома, в котором был тату салон. Юля предложила пройтись пешком от дома до метро на случай, если я посеяла вещи где-то по дороге. — Сильно тебя этот дурацкий концерт огорошил, раз ты даже не помнишь, как вещи потеряла, — покачала головой Юля, внимательно прочёсывая каждый куст и лавочку в сквере. Я согласно кивнула. — И всё-таки кое-что у меня не сходится, — продолжала она. — Концерт начался в два, ты выступила вторым номером и сразу убежала, на метро ехать плюс-минус час, так? Я кивала, ещё не понимая, к чему она клонит. — Я пришла домой около пяти, тебя не было. Ты пришла, я уже спала. Где ты была все это время? Второй раз за день я похолодела. Подруга была права. Когда я вышла из метро, было около половины третьего, а когда я шла через сквер, было уже темно, и это в майский день, когда темнеет ближе к девяти вечера. Как ни посмотри, получалась какая-то чертовщина. Куда-то выпали целых два временных куска: пока я шла до сквера, и тот, в котором я приходила домой. — Я не помню, — произнесла я с начинающейся паникой в голосе. — Не кипишуй, — Юля успокаивающе погладила меня по спине. — Может быть, просто напилась вдрабадан с горя, теперь не помнишь ничего, алкашня моя. Может быть, по крайней мере, это звучало правдоподобнее того, о чём помнила я. Стоит ли говорить, что мои сумки и флейту мы так и не нашли, прочесав всю округу. В расстроенных чувствах мы ни с чем вернулись домой. Ладно флейта, инструмент можно взять напрокат в консерватории, но сумка с телефоном, карточками, деньгами и документами это уже огромная проблема. Я заперлась в ванной и включила полный набор воды, чтобы Юлька не слышала моего плача. И что, черт возьми, мне теперь делать? О помощи попросить теперь некого, до провального выступления я иногда могла попросить Игоря Владимировича помочь мне в каких-то житейских вопросах, он с радостью шёл навстречу талантливым ученикам, но после случившегося я сомневалась, что всё ещё могу рассчитывать на его помощь. Еле как успокоившись, я вышла из ванной в халате и чуть не закричала, передо мной был не знакомый коридор моей квартиры, а вчерашняя гостиная, я шагнула обратно, но ванны позади меня не было, только коридор вчерашнего дома. — О, вернулась, — раздался за спиной знакомый голос. Вчерашний мужчина всё в том же длиннополом светлом халате спускался по широкой лестнице в конце коридора ко мне. — Что за ерунда? — дрожащим голосом начала я. — Как я здесь оказалась? — Вчера ты почему-то этим вопросом не задавалась, — спокойно констатировал мужчина, остановившись на небольшом удалении от меня. Он действительно был прав. Вчера я оказалась тут тоже непонятно как, но так рада была оказаться рядом с кем-то нормальным и так устала, что ни о чём толком не спросила. — Это ведь сон, да? Я просто сплю, — я глуповато улыбнулась, ожидая от хозяина ответной улыбки, но не дождалась ничего, кроме всё того же внимательного взгляда. — Можешь думать об этом так, — наконец произнёс он. — Это не ответ! — горячо возразила я. Хозяин дома приблизился и, аккуратно взяв меня за плечи, завёл обратно в комнату. — Правда тебе в любом случае не понравится, — прошептал он. — Ну-ка, ложись спать. На диване со вчерашнего дня всё осталось расстеленным, но сегодня спать мне не хотелось, надо было выяснить, что здесь творится. Я хотела вывернуться, но незнакомец держал крепко, он без особого труда подтащил меня к дивану и заставил лечь, даже одеялом укрыл, когда понял, что сопротивляться я перестала. — И всё-таки как я тут оказалась? — не отставала я. — Спи, — произнёс хозяин дома, глядя мне прямо в глаза.***
Проснулась я от того, что Юлька на кухне гремела посудой, времени было семь утра. Опять дурацкий кошмар, такими темпами от моей нервной системы ничего не останется. В комнату заглянула Юля и, извинившись за шум и попрощавшись, убежала на занятия. А я осталась наедине с невесёлыми мыслями, быстро обнаружив, что и вчерашний день я помню весьма отрывочно. Мы с Юлей вернулись домой с прогулки, я заперлась в ванной … а дальше? Что мы делали в оставшуюся часть дня? Во сколько легли спать? Разговаривали ли о чём-то перед сном? Ничего этого я не помнила, и это уже не могло быть простым совпадением. Не выдержав, я принялась строчить сообщения Юле. Очень быстро выяснилось, что Юля и сама не знала ответов на все эти вопросы. Её воспоминания о вчерашнем дне, как и мои, обрывались на том моменте, когда я сказала, что приму ванну. С одной стороны, это выглядело жутко, но с другой, я была не одна в этом кошмаре, и это придало мне сил. После таких открытий Юлька проигнорировала оставшиеся занятия в сетке расписания и прибежала домой. — Это же хрень какая-то! — возбужденно начала она с порога. — У меня в жизни таких проблем с памятью не было. — И у меня, — кивнула я. — Скажи, а как хорошо ты помнишь позавчерашний день? — Нормально, — пожала плечами подруга: — по крайней мере, я могу вспомнить всё, что происходило до того, как я легла спать. — А ты не слышала, как я вернулась? Ты же иногда просыпаешься. Юля отрицательно покачала головой. Она только утром, проснувшись, обнаружила меня. Все это выглядело странно, словно я притащила домой какую-то заразу, вызывающую временную амнезию. Совместным мозговым штурмом, решено было сегодня пойти к Юлькиным друзьям, чтобы как можно больше людей видели нас сегодня со стороны. — А что мы будем делать, если они тоже начнут терять память? — спросил я, уже обуваясь в прихожей. — Что-что, пойдём все вместе в Кащенко сдаваться, — проворчала Юля. Я торопилась выйти из сквера, после последних событий он меня пугал, но в этот раз всё прошло гладко. Мы спокойно дошли до места встречи с ребятами. Им Юля ничего о нашей проблеме не сказала, побоявшись, что они посчитают нас за сумасшедших раньше времени. Я сначала напряжённая, постепенно расслабилась. Вот уж не думала, что когда-нибудь большое количество людей вокруг будет меня расслаблять. Я даже начала отвечать на глупые заигрывания Юлькиного одногруппника. Ничего похожего на предыдущие дни не происходило, время шло своим чередом, часть компании даже начала уже расходиться по домам. Оставшиеся решили продолжить общение дома у одного из нас. — Так вот, где ты живёшь, — радостно воскликнула Юлька. — А мы с Адой тут недавно татуировки делали, могли бы зайти. — Где тут? — непонимающе спросил друг. Юля нашла глазами заколоченный вход в подвал, который и меня недавно ввёл в замешательство. — Я, наверное, ошиблась… — с сомнением проговорила Юля, и уже мне: — Ты не помнишь, где это было? — Здесь, я сама удивилась, что они так быстро свернулись. — Такое ощущение, что они и не открывались, — проговорила Юля, вглядываясь в обветшалый вход. — Живу тут с пяти лет и не помню никаких тату студий. Вы что-то напутали, девчонки. — Вы б внимательнее выбирали место, где татуировки будете делать. Это явно была какая-то шарашкина контора, может, они вам всю работу запороли, кому жаловаться пойдёте. — У меня всё в порядке, — фыркнула Юля. — Хорошо получилось. — Ты сначала анализы на гепатит сдай. Юля в ответ только глаза закатила. — Покажи хоть, что сделали. — У меня на бедре, — ответила Юлька. Она была в джинсах: показать татуировку и соблюсти приличия было трудновато. — Пускай Ада покажет. Я невольно дотронулась до заклеенной пластырем повязки под ключицами. — Ты что до сих пор бинты не сняла? — удивилась она. — Уже давно можно было. Я и сама удивилась этому факту, видимо, в свете последних событий мне было совсем не до татуировки. Юлькины друзья совместными усилиями уговорили меня содрать повязку прямо сейчас, и я, устав отпираться, сдалась на их милость. Пластырь, которому было уже несколько дней, легко отклеился, и послышались восторженные вздохи. Я решила, что ребята немного переигрывают, узор, который я попросила нанести, действительно был красивый, но не настолько. Причина, по которой я решила сделать эту татуировку, было желание своеобразно отдать память погибшей три года матери. Это был один из ее рисунков. Юля это знала и особенно не голосила, только иногда посматривала на татуировку с непонятным выражением лица. Мне не терпелось и самой посмотреть на татуировку. Я вся извертелась, пока мы не зашли в подъезд к другу, где в лифе оказалось большое зеркало. И тут я, наконец, поняла, что так восхитило ребят. Татуировка и впрямь смотрелась волшебно, создавалась иллюзия, что сине-голубой узор с вплетенными в него белыми облачками сверкал и переливался. — Ты разве цветную делала? — отвлёк от меня созерцания голос Юльки. Я резко обернулась к ней. Нет, татуировка совершенно точно не должна была быть цветной. Я хотела, но цена у такой работы была слишком высокой, и я решила, что даже если ещё подкопить, оно того не стоит. В памяти чётко всплыл момент, как я в тату салоне вскакиваю и бегу к зеркалу — татуировка в отражении чёрная. — Скажи мне, что я не рехнулась, — прошептала я Юльке. — Может быть, краски какие-то особенные, со временем прокрашиваются? — вяло предположила Юлька. Я так же вяло усмехнулась. Возможно, я бы и поверила в такое объяснение, если бы до этого не было всей этой истории с потерей памяти и моими кошмарами. Становилось всё больше не по себе, я застегнула кофту до конца, чтобы видневшиеся тёмные хвостики татуировки лишний раз не напоминали о себе. Мы с Юлькой вели себя до глупости похоже в гостях, обе стремились влиться в разговор и обе то и дело теряли нить беседы, обе слишком сильно налегли на алкоголь и, кажется, постепенно это помогло нам расслабиться. Время шло своим чередом, стемнело, как и должно было, около девяти, я не оказалась ни в лесу, ни в странном доме, и теперь могла немного расслабиться. Кажется, история с кошмарами заканчивается. В комнате было накурено, и какая-то мерзлячка снова прикрыла открытую форточку, я поднялась с ватной головой на ноги и стала осторожными шажками пробираться к балкону на кухне. На кухне за столом трое парней вели какой-то оживленный околонаучный спор. На балконе, судя по силуэту, кто-то уже стоял: то ли проветривался, то ли тоже курил. Я отодвинула тюль и встала рядом. Юльке, видимо, одновременно со мной захотелось глотнуть свежего воздуха. — Кажется, сегодня пронесло, — сказала я, но Юля пребывала в состоянии глубокой задумчивости и так мне и не ответила. Я ещё пять минут постояла рядом с ней и решила вернуться в комнату. Почему-то стоило мне открыть балконную дверь, как один из парней сидевших напротив подскочил и не своим голосом заорал: — Что ты творишь?! Я вздрогнула, в растерянности оглянулась на Юлю и успела боковым зрением заметить подругу, уже стоявшую во весь рост на бортике балкона. Секунда, и она, не колеблясь, шагнула вниз с седьмого этажа, я рванула к ней, и тут все пропало: балкон, квартира, наш район. Я оказалась в том мрачном лесу, который пару дней назад приняла за наш сквер. Меня трясло, слёзы помимо воли хлынули из глаз. Это ведь тоже будет просто очередной кошмар? Юлька на самом деле не прыгала с балкона, и когда утром я проснусь всё будет, как прежде? Подступающую истерику задушил вовремя проснувшийся инстинкт самосохранения. Лес был наполнен странными звуками, и некоторые из них мне совершенно не нравились, словно кто-то шастал поблизости, каждый раз подбираясь всё ближе. Я поднялась на ноги и побрела, как мне казалось, подальше от этих звуков. Сейчас я бы многое отдала, чтобы снова очутиться в доме того незнакомца, который хоть и не собирался мне ничего объяснять, но по крайней мере в его доме было безопасно. Вот и сейчас я пробиралась через лес в надежде, что снова упрусь в знакомую ограду. Ветки то и дело норовили уколоть лицо, ноги спотыкались о кустарники и торчащие из земли коряги. Эта чаща была слишком густой, возможно я оказалась в совершенно другой части леса, но вот впереди замелькали огоньки, я радостно ускорила шаг. Мысль оказаться в знакомом доме придала сил. Но когда я подошла ближе, радость испарилась. Свет, который я видела, исходил от огромного костра, у которого плясали люди. Я присела на корточки и опёрлась локтями на торчавший из земли огромный пень, оставаясь тени деревьев, решила сначала понаблюдать за здешними обитателями. В основном, судя по длинным волосам и тонким силуэтам там водили хороводы девушки в платьях, которые чересчур свободно скользили по телу и обнажали то их плечи, то ноги, то грудь. Было и несколько мужчин. В какой-то момент фигура их танца начала меняться, они стали строить что-то вроде ручейка и подходить всё ближе ко мне. «Так не пойдёт», — подумала я, — «они могут меня заметить», — и собралась отойти подальше в лес, но зацепилась одеждой за торчавшую из пня корягу, я нагнулась, чтобы выпутаться без лишнего шума, но не тут-то было. Коряга сплошным кольцом обхватила мою руку на уровне локтевого сгиба. Это было неестественно, здесь не было петли из веток. Я попыталась вытащить руку из кольца, но оно вдруг стала сжиматься, сильнее сдавливая руку. Я в ужасе почувствовала, что на лодыжках тоже начинает что-то сжиматься. Я оказалась прикована к несчастному пню, а ручеёк из людей продолжал быстро ко мне приближаться. Я перестала дёргаться, и путы больше не сжимались. Замерла, уставившись на приближающихся. И когда они подошли достаточно близко, поняла, что с ними было что-то не так. Их лица были неразличимы, словно кто-то добавил на них слишком много ретуши, они растягивались и сужались, одинаковые длинные узковатые глаза у всех, то появлялись на лице, то превращались в неясную темную дымку. Когда жуткие безликие создания подошли ещё ближе, я заметила появляющиеся и исчезающие на их лицах широкие неестественные улыбки. Я ещё раз попробовала дернуться, но пень держал крепко, ручеёк из безликих людей приблизился почти вплотную к месту, где я до сих пор пряталась. Я попятилась назад, но мне прилетел такой удар в спину, что я почти кувырком вывалилась на поляну к ногам танцующих. Они ловко подняли меня, схватив под руки и потащили к костру, откуда-то стала доноситься музыка, неприятная и резкая на слух и ускоряющаяся с каждым тактом. Существа закрутились в хороводе в ритм с ней, и я вместе с ними, не имея возможности вырваться из крепких рук. Голова гудела от нарастающей громкости мелодии, в глазах рябило из-за проносившихся слишком быстро мимо меня людей, ноги очень быстро стали заплетаться, но это ни разу не сбило никого с танца, стоило мне споткнуться, как меня подхватывали и швыряли снова в хоровод. Вначале я ещё пыталась думать, как выбраться отсюда, но потом голова стала настолько тяжёлой, а мысли крутились так медленно, что я сдалась, просто дрейфуя в хороводе. Музыка стала стихать и замедляться, и наш танец тоже, туман в голове стал понемногу рассеиваться. Кажется, начало светлеть. Я заметила, что стало уменьшаться количество участников хоровода. Секунда, и парень, танцевавший напротив меня, растворился в утренней дымке, раз и исчез один из тех, кто крепко держал меня за руку. Музыка остановилась, и безликие люди тоже, они по очереди исчезали. Самым последним растворился тот, кто держал меня за другую руку. — Спасибо за танец, — услышала я напоследок, и поляна окончательно опустела, костёр брызнул последний раз искрами и тоже погас. Я устало упала на траву, надеясь, что я чуть-чуть так полежу и проснусь. Я проснулась, но не в своей постели, как обычно после таких снов, вокруг меня по-прежнему была лесная поляна с пепелищем от костра. Я впервые увидела лес при дневном свете, и хорошо, что он не показался мне таким страшным, как ночью. Пели птицы, солнечный свет пробирался сквозь высокие сосны. Может быть, чтобы проснуться, мне надо оказаться в том доме? — подумала я. Других теорий на тему того, как можно выбраться отсюда у меня не было, поэтому я с трудом поднялась на гудящие ноги и пошла куда глаза глядят, надеясь рано или поздно выйти к тому месту. Очень скоро я уткнулась в знакомую ограду. Оказывается, ночью мне не хватило каких-то ста метров, чтобы оказаться в безопасности. Я устроила себе небольшой привал около забора — ноги ужасно ныли после сумасшедшей ночи. На ум пришла мысль, что ощущения не должны быть такими острыми во сне и вполне вероятно, что я всё-таки рехнулась. Сейчас я восприняла эту мысль удивительно спокойно, хотя раньше даже боялась рассуждать на эту тему, боясь, что правда мне не понравится. Физическое перенапряжение не оставило сил на эмоции, и реальность воспринималась мною удивительно равнодушно. Засиживаться было нельзя, у меня слипались глаза. Если есть возможность спать в безопасном месте, надо ею воспользоваться. Кряхтя, я поднялась на ноги, огляделась по сторонам — вокруг никого не было, что уже радовало. Люди в этом месте были слишком странные, чтобы хотеть лишний раз с ними встречаться. Пробираясь вдоль забора, я сумела по достоинству оценить размеры усадьбы хозяина дома. В моём скромном представлении, они казались гигантскими. Небо постепенно окрасилось в розовые тона, и в лесу стало значительно тише, когда я наконец достигла ворот. Калитка, к моему большому облегчению, оказалась открыта, и я, не теряя времени, прошла к крыльцу. Затормозила только перед самой дверью. Наверное, даже если и тут не заперто, вежливее всё-таки будет постучать, что я и сделала. Дверь распахнулась почти мгновенно, едва не задев меня по носу, словно хозяин дом только и ждал моего стука. — Что ты здесь делаешь? — медленно, почти по слогам произнёс он, не верящие глядя на меня.