Killugon Alphabet

Крестик этот Гону когда-то подарила тетушка Мито. Помнится, ему тогда было всего ничего, лет шесть или семь, а, может, и того меньше, даже сейчас сказать было сложно. Каждый день тогда казался особенным, насыщенным событиями, совершенно непохожими друг на друга. И времени на подсчет собственных лет как-то совсем не находилось. Но зато Гон прекрасно помнил то, как именно ему сделали подарок. И какое сосредоточенное было в ту минуту у тетушки Мито лицо, будто бы случилось что-то дурное, что-то, в чем совершенно точно был повинен сам Гон. Поэтому тогда он ощущал себя настолько плохо, что даже и глаза больше поднять не смел, боялся увидеть любимую тетушку рассерженной еще больше. А ведь она волновалась каждый день, когда Гон пропадал где-то там в глубинах Китового острова, став достаточно смелым и ловким, чтобы исследовать его в одиночку, и порой даже забывая предупредить о своем уходе. Уже потом, ворочаясь с боку на бок в своей постели — до того непривычно ощущалась на шее тонкая цепочка, — Гон подумал, что, наверное, таким образом тетушка пыталась себя успокоить. Гораздо легче было заниматься делами, зная, что за таким беспокойным ребенком присмотрит кто-то сверху. Хотя сам Гон в это все не очень-то и верил. Крестик был маленький, серебристый и легкий-легкий, совсем не чувствовался при движении, чего Гон боялся в первые дни. А потом и вовсе забыл про него, хотя поначалу и глаза не мог сомкнуть от страха задохнуться во сне. Вспомнил о нем Гон тоже резко, до этого просто легко смахивал с тела вместе с майкой, прежде чем отправиться в душ. А сейчас — так и застыл, промакивая все еще влажные волосы. — Что это? — спросил Киллуа, задумчиво перебирая меж пальцами тонкие звенья. Крестик поблескивал в полумраке, беспокойно качаясь из стороны в сторону Киллуа гостил на Китовом острове не так долго и видел Гона переодевающимся всего несколько раз, чтобы заметить что-то. Да и к тому же, сам Гон не мог поверить, что нечто настолько обыденное сможет его заинтересовать или удивить. А ведь, как оказалось, очень даже может. Гон замялся, не зная с какой стороны вообще стоит подходить, одернул задравшийся край чистой футболки. А Киллуа все продолжал смотреть на него внимательно и пристально, так и не выпуская из рук цепочку. — Подарок, — наконец-то выдавил Гон. И поспешно добавил, заметив, как мгновенно насупился Киллуа. — Это от тетушки Мито. У нас на острове так принято. На удачу, да. Больше в голову ничего толком не пришло, и Гон замолчал, неловко переступая с ноги на ногу. Он смутился, стараясь не думать о том, что теперь будет думать о нем Киллуа, который наверняка считал Гона кем-то сродни себе, сильным, самостоятельным, способным творить свою судьбу без помощи посторонних и уж тем более каких-то дурацких побрякушек. Гон весь напрягся, внутренне сжался, готовый обратить любую колкую реплику в шутку. Только бы Киллуа совсем в нем не разочаровался. Но Киллуа молчал. А затем — резко бросил цепочку обратно в ворох одежды. — Тебе это больше не нужно, — быстро выпалил он. И замер, сверля Гона неподвижным взглядом. — Верь мне, а не какой-то бесполезной дешевке. Он много еще чего сказал. Возмущался, всплескивал руками, предложил избавиться от всего и сразу, окно-то открыть дело недолгое. И смотрел, так долго смотрел Гону в глаза, что тому на какой-то миг стало страшно. А потом — невероятно хорошо. Киллуа ревновал. И ревновал так естественно и бурно к чему-то мелочному и настолько несущественному, что, возможно, и сам пока того не понимал. Но при всей своей радости избавиться от подарка тетушки Мито Гон бы просто физически не смог. Этим вечером они впервые за долгое время почти не разговаривали. А ночью, слушая приглушенное дыхание отвернувшегося от него Киллуа, Гон чувствовал себя таким счастливым и таким растерянным. А еще — немного боялся, что утром Киллуа решит уехать. Быть может, пока сам Гон будет спокойно сопеть в подушку. От этого стало жарко под кожей, и Гон возмутился, тихо, в своих же мыслях. А потом, резко перекатившись на бок, крепко обхватил Киллуа обеими руками, еще такого расслабленного, отяжелевшего со сна. Вот уж дудки. И никуда Гон его не отпустит, не сейчас, тем более получив столь явный намек на то, что возможно Киллуа тоже… и его… Он заснул раньше, чем успел до конца свести обрывки мыслей вместе, убаюканный чужим теплом, теперь гораздо более близким, чем Гон вообще мог себе представить. Цепочка с крестиком на его шее все еще казалась горячей, как если бы это Киллуа все еще водил по хрупким звеньям голыми пальцами.