Killugon Alphabet

На смятых бумажных листах рисунков полным полно. Киллуа перебирает их медленно, ходит по комнате, пиная полупустую корзину для бумаг. Вчитывается в идеально-ровные строчки и медленно звереет от раздражения. Но, наверное, так злиться на себя самого десять лет спустя вполне себе обыденный случай. Кому еще понравится знать, что когда-то давно ты мечтал о всякой ерунде? Рисовал на полях учебников и тетрадей всякую дичь, вырывал клочками листы, чтобы переброситься записками, ну, а к черту вообще нужны эти книжки! Возможно кому-то это и показалось бы милым, но только не Киллуа. Ему уже давно не тринадцать и не четырнадцать, да и семнадцать порядочно времени как минуло. Но, вот же удивительно, сколько с того времени накопилось хлама. Совершенно ненужного, бесполезного, настолько дурацкого, что у Киллуа уже скулы сводит от злости. И какой-то криво нарисованный якорь на самом краю листа с нерешенной задачей едва ли не выводит его из себя. Только спустя несколько минут взглянув на него еще раз Киллуа понимает — рука, делавшая этот рисунок как будто совсем другая. Более уверенная, резкая, большая часть линий, оставленных ею, едва ли не пронизали бумагу насквозь. Киллуа бы никогда так не стал рисова… Под якорем роится целый сонм чисел. Таких же резких, таких же кривоватых, но теперь-то Киллуа слабо припоминает того человека, что осмелился их оставить. Того, кто сидел долгие-долгие годы в одной классной комнате, кто видел Киллуа каждый день до самого выпускного, а потом… Интересно, живет ли он точно так же в том самом крошечном домике на самой окраине города? В получасе езды на велосипеде, и это если еще достаточно активно крутить педали! Киллуа гладит рисунок пальцами, и остатки грифельной пыли противно оседают на самых кончиках. Они не виделись уже так мучительно долго, что Киллуа и не уверен, а вспомнят ли его. А захотят ли встретиться снова, захотят ли ворошить прошлое, ведь в настоящем-то, быть может, Киллуа совсем не к спеху! Или, а вдруг… Вдруг оставивший этот номер только и ждет, когда Киллуа найдет проклятый листок и наберется храбрости? Пальцы дрожат, скользя по крошечным кнопкам. В ухе плещутся гудки и, кажется, собственное биение сердца. — Дом Фриксов, — улыбчиво раздается на том конце. — Говорите, я слушаю. Даже спустя много лет интонации Гона перепутать нельзя ни с чем. Киллуа хочется широко-широко улыбнуться в ответ. Но вместо этого — он говорит: — Можешь радоваться, идиот. Рыба заглотила твою наживку. Ему уже давно не было настолько хорошо. И смятый в ладони бумажный якорь дрожит синхронно с чужим смехом на той стороне трубки. Далекой-далекой стороне, сократить которую они с Гоном попробуют, уже больше ничего не дожидаясь.