и ежели я ночью отыскивал звезду на потолке, она, согласно правилам сгорания, сбегала на подушку по щеке быстрей, чем я загадывал желание
Тэхен замирает на выходе из квартиры Чонгука, когда Чонгук обхватывает его за запястье. Он оборачивается, мягко улыбаясь, и младший проводит пальцами по его скуле. Тэхен чувствует, как по коже разбегаются мурашки, а сердце сбивается с ритма, и задается вопросом, когда его тело перестанет так реагировать на каждое прикосновение Чонгука, на каждый его нежный взгляд, на каждую улыбку. Он никогда не осмелится признаться, насколько в него влюблен. Никогда не расскажет, как давно любит его. Ни за что не промолвит ни одно из тех слов, что замирают на кончике языка, что распирают изнутри, когда он рядом с Чонгуком. Ему кажется, что, пока он не произнес это вслух, он не настолько уязвим. Пока Чонгук не знает, как глубоко проник в сердце Тэхена, он не может его разбить. Тэхен жил так всегда — не позволял никому приближаться, пересекать невидимую, но непреодолимую границу, которой он окружил себя. Он привык к тому, что его пытаются ранить, и все, что ему оставалось, это надеть на себя латы, отгородить себя от мира. Но, как бы Тэхен ни убеждал себя в том, что Чонгук не сможет сделать ему больно, он понимает, что Чонгук пересек все границы уже очень, очень давно. Просто Тэхен никогда не думал, что он начнет делать попытки сблизиться. Все было проще, когда Чонгук был на расстоянии. Любить его на расстоянии было легко — как любить айдола или актера, который не сможет тебя ранить. Тэхен всегда держал всех на расстоянии вытянутой руки, а с Чонгуком взял и отпустил руку. Без особого сопротивления, без попыток отстоять свою безопасность. Ему и страшно, и хорошо, состояние на грани адреналина с эйфорией. Стоять вот так, без щита, без доспехов, с распахнутой грудью, предлагать свое сердце тому, кто уже много раз доказывал, что не способен хранить нечто настолько хрупкое. Это смахивает на игру, и Тэхен очень боится проиграть. Он столько всего вынес, — справился, не сломался — и он знает, что, если Чонгук решит сделать ему больно, это станет единственным испытанием, которое он не пройдет. Поэтому он ждет, — постоянно подсознательно ждет, — ударит Чонгук или нет. Но Чонгук смотрит на него с нежностью. Он берет его лицо в ладони и целует в губы с трепетом, и Тэхен с таким же трепетом отвечает. Чонгук шепчет: — Я люблю тебя, Тэхенни, — и смотрит так серьезно, без притворства. Тэхену очень хочется ему верить.***
На следующее утро Тэхен просыпается на полчаса раньше будильника. Он потягивается в постели, сворачиваясь в клубок под одеялом и планируя еще немного понежиться, но живот начинает сжиматься от неприятного предчувствия. Он не любил это чувство, особенно по утрам, потому что предчувствия Тэхена имели свойство сбываться. Он сейчас был так счастлив, как еще никогда в жизни, и неужели он не заслужил этого счастья после всего того, что перенес до этого? Он жмурится, выворачиваясь из одеяла, и трет пальцами глаза, пытаясь отбросить невеселые мысли. Тэхен выбирается из кровати, первым делом проверяя уведомления на телефоне. Что-то из твиттера, новые трансляции в ви-лайв и ни одного сообщения от Чонгука. Тэхен тяжело вздыхает, отбрасывая телефон в сторону, и старательно убеждает себя, что для Чонгука это не имеет такого значения. В конце концов, Чонгук не обязан писать ему милые сообщения, далеко не все пары так делают, правда? Тэхен упорно ограждает себя от неприятных мыслей. Если встречать новый день с плохим настроением, то день тоже пройдет плохо, не так ли? Не то, чтобы это работало, но Тэхен привык верить в лучшее так, как люди привыкают не есть после шести или бегать по утрам. Он потягивается, заправляет постель и идет в ванную, умываясь, а потом долго смотрит в зеркало на свое отражение. На растрепанные волосы, припухшие после сна глаза, потом кривится, высовывает язык. Он вспоминает Чонгука, всегда выглядящего так, словно он только что сошел с обложки глянцевого журнала, и от одной мысли о нем сердце сбивается с ритма, а улыбка становится неприлично широкой. Тэхен никогда не считал себя красивым, но Чонгук одним своим взглядом заставляет его чувствовать себя самым желанным парнем на свете. Тэхен до сих пор не может поверить во все, что с ним сейчас происходит. Он ощущает это неземное счастье, распирающее изнутри, как огромный воздушный шар, и наслаждается этим почти так же сильно, как и боится, что оно вот-вот лопнет. Тэхен был влюблен в Чонгука с самого первого дня учебы в младшей школе, когда он был дежурным и остался после уроков, чтобы убрать кабинет, и к нему на помощь привели хмурого красивого мальчика из параллели, наказанного за хулиганство. Чонгук вряд ли помнит, как весело им было, как они кидались тряпками, обливали друг друга водой, как им потом влетело за то, что кабинет они так толком и не убрали. Чонгук вряд ли помнит, как Тэхен подвернул ногу и не мог идти, и он обхватил его крепко-крепко, довел до самого дома, а перед уходом заботливо поцеловал в лоб. В тот момент маленький и не понимающий, что такое любовь, Тэхен почувствовал непонятную теплоту в своей груди, которая с годами превращалась в жар и сжигала его изнутри. Чонгук стал первым другом Тэхена, но пробыл им совсем недолго. Тэхен был полненьким, неуклюжим и нелепым, а на Чонгуке и так было клеймо мальчика для битья — усугублять свое положение он не хотел. Чонгук абсолютно точно не помнит, как равнодушно взирал на то, как над Тэхеном издевались, не делая ни единой попытки вмешаться, мгновенно забывая проведенные вместе веселые часы. Тэхен помнит — не в силах забыть. Расскажи он кому-нибудь о том, что влюблен в того, кто унижал его сильнее всех, его бы назвали сумасшедшим. Но только Тэхен видел, как Чонгук подобрал однажды сбитую машиной собаку, как купил нищему еды, как помогал потерянному ребенку найти маму. Он никогда не следил за Чонгуком специально, это получалось само собой, словно все дороги вели Тэхена к нему. Видя это, Тэхен понимал, что за маской жестокости Чонгук прячет мягкую душу, и он не мог винить его за попытки защититься от внешнего мира. В конце концов, Тэхен тоже защищался, просто делал это по-другому. Чонгук, унижая Тэхена, понятия не имел, что надламывает его, причиняет боль не физическую, ранит не его гордость, но его сердце. И когда Чонгук позвал его на свидание, когда впервые поцеловал, черт возьми, Тэхен не мог поверить в то, что это происходит на самом деле, но ему так хотелось поверить, что он бросился в эти чувства, как в омут, забывая о всякой предосторожности. Тэхен трясет головой, возвращаясь в реальность, и пытается забыть о плохом. В этой реальности Чонгук шепчет ему по утрам о том, как он красив. В этой реальности нет места предательствам и разочарованиям. — Так, Ким Тэхен, — уверенно говорит он своему отражению, и отражение послушно повторяет за ним. — Сегодня ты перестанешь прятаться в своих свитерах. Он возвращается в комнату и распахивает дверцы шкафа, скептично оглядывая царящий там бардак. Он вытаскивает с полки ворох свитеров и откидывает их в сторону, нашаривая на самом дне давно забытую черную рубашку, вспоминает о подаренных мамой узких светло-голубых джинсах и примеряет все на себя, придирчиво глядя в зеркало. Потом он долго выпрямляет растрепанную копну волос и отставляет в сторону очки, вставляя в глаза линзы-однодневки. Через полчаса отражение начинает полностью оправдывать все его ожидания, и он удовлетворенно кивает, довольно улыбаясь. Он быстро перекусывает, собирает сумку, проверяет уведомления на телефоне. Его ослепительная улыбка тускнеет всего на секунду, потому что сообщений от Чонгука все еще нет. И в этот момент неприятное ощущение того, что что-то должно случиться, возвращается. Тэхен поднимает в воздух руку и смотрит на дрожащие пальцы, пытаясь понять, откуда взялось это чувство. Ничто не предвещает беды. Ну да, Чонгук не написал ему с утра, но ведь они были вместе последние четыре дня, может, Чонгуку пожелание доброго утра просто не казалось чем-то важным. Тэхен не особо любит всякие штуки, вроде провидения и предчувствия, потому что они редко приводят к чему-то хорошему, но ему сейчас так не хочется думать о плохом, ведь он… Разве он не заслужил хорошего? Он ведь не просит о многом, правда? Всего капельку счастья рядом с Чонгуком. — Это совсем немного, — кивает сам себе Тэхен и выходит из квартиры.***
Тэхену просто стоит привыкнуть, что в его жизни нет места счастью. Он думает об этом, пока стоит перед стендом со школьными объявлениями, чувствует толчки волнующейся за спиной толпы учеников и смотрит на большую фотографию, закрывающую половину листовок. На фотографии он. Тэхен бы подумал, что вышел тут довольно неплохо, посмеялся бы, если бы не вся трагичность ситуации. На фотографии он, в квартире Чонгука, в кровати Чонгука, завернутый в одеяло Чонгука. Чонгука, который только что предал все, что было между ними. Если между ними хоть что-то было. Интересно, думает Тэхен, хорошо ли ему сейчас, когда мне так плохо? Тэхен не понимает, что он чувствует. Он пытается распутать клубок эмоций, застрявший внутри, и не может найти кончик нитки. Смех, насмешки, оскорбления доносятся до него словно сквозь толстую вату. Все, что видит Тэхен сейчас — это его фотография, сделанная в тот момент, когда он был наиболее уязвим, человеком, которому он доверил всего себя. Тэхен растерянно моргает, обнимает себя за плечи, пытаясь не рассыпаться прямо тут на потеху толпы. Тэхен чувствует крепкую хватку на плече, чувствует, как его тянут за собой, куда-то ведут, но не видит ничего, не может понять, что происходит и происходит ли это все на самом деле. Он переставляет ноги на автомате и думает только о той фотографии. Было ли Чонгуку весело, когда он делал ее? Думал ли Чонгук о том, что он делает? Хотел ли он причинить Тэхену столько боли? Тэхен не чувствует боль сейчас, находясь в каком-то амебном состоянии, но он знает, что больно будет. Чуть позже, стоит только немного подождать. Тэхен хочет забраться на крышу и спрыгнуть с нее до того, как станет невыносимо жечь разбитое сердце. Может, это сон? Просто кошмар, из которого Тэхен вынырнет прямиком в теплые объятия Чонгука, так надежно закрывающие его от всего мира. Объятия, в которые Тэхен бросился с завидной наивностью, отбросив все свои предубеждения, разрушив до основания постулаты, на которых строил свою жизнь. Теперь разрушили его — и он, наверное, этого заслуживает. Это станет ему уроком, самым жестоким из всех, уроком, что никому нельзя доверять. Он вдруг чувствует прохладный ветер, проникающий сквозь тонкую ткань рубашки, и возвращается в реальность, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Вместе с реальностью приходит та жуткая боль в районе груди, которой он так боялся, как будто кто-то настойчиво и безжалостно сверлит дырку на месте его сердца, и Тэхен громко охает, складываясь пополам и прижимая ладони к разваливающимся ребрам. Глаза горят от жгучих слез, Тэхен оседает на землю, пытаясь закрыть эту дыру в груди, судорожно сжимая пальцы на рубашке, и ему кажется, что его сжигают заживо, рубят на части и избивают одновременно. Тэхену никогда не было так больно. Он перенес много дерьма, но с такой болью не сталкивался — и он не уверен сейчас, что сможет выжить после этого столкновения. Чонгук предал его, растоптал, для него ничего не значили поцелуи, близость, тихие, проникающие под кожу «я люблю тебя». Тэхен не имел для него никакого значения. Перед ним садится на корточки друг Чонгука, Сокджин, обнимает его за плечи и что-то говорит; Тэхен видит, как шевелятся его губы, но не понимает ни слова. Парень вздергивает Тэхена, грубо встряхивая, и Тэхен с трудом фокусирует взгляд на его лице. — Что происходит? — едва шевеля губами, выдавливает из себя Тэхен. — Почему он?.. — Он поспорил на тебя, — с унизительной жалостью в голосе отвечает Сокджин, смотрит на него сочувственно и крепко держит за плечи, когда Тэхен пошатывается. — Поспорил? — переспрашивает Тэхен, и Сокджин невесело усмехается. — Что переспит с тобой, — и, предугадывая вопрос Тэхена, добавляет: — На сто долларов. — Уходи, — просит Тэхен. Ему противно от Сокджина, противно от каждого, кто знал, что собирается сделать с ним Чонгук, и спокойно смотрел на это со стороны. Кто такой Тэхен, чтобы думать о его чувствах? Всего лишь школьный неудачник. Сто долларов, думает Тэхен, когда Сокджин оставляет его, и тяжесть осознания пригибает его к земле. Моя девственность стоит сто долларов, понимает Тэхен. Я стою сто долларов, захлебывается в слезах Тэхен. Моя любовь для него — ненужная дешевка, осознает Тэхен, и боль в его груди становится практически невыносима.***
Чонгук несется по коридору к стенду с объявлениями, расталкивает собравшихся там школьников и сдергивает фотографию, разворачиваясь и окидывая всех пылающим от ярости взглядом. — Пошли вон, — рычит он, сжимая кулаки, а вместе с ними фотографию. — Все, убирайтесь, тут не на что смотреть! Ученики перешептываются, бросая на Чонгука косые взгляды, но послушно расходятся. Чонгук сползает по стене прямо на пол, в бессильной злости разрывая лист на мелкие клочки. Он видит напротив себя знакомые ноги и поднимает взгляд, презрительно глядя на Юнги. — Я бы, блять, убил тебя, — честно говорит он, и Юнги пожимает плечами. — А чего ты хотел? — Юнги садится рядом с ним, и Чонгук смотрит прямо перед собой — если переведет взгляд на хена, точно его придушит. — Он бы все равно узнал. — Но не так, — воет Чонгук, ударяясь затылком о стену. — Я бы сказал ему сам, я бы смог объяснить… — Так объясняй, — слышит он голос Сокджина. Он подходит ближе, складывая руки на груди, и сверху вниз смотрит на Чонгука. — Иди, объясняй, Чонгук, только не думай, что он тебя простит. Ты сделал для этого все, что мог. Чонгук поднимается, на негнущихся ногах идет к выходу. Внутри у него все сжимается от страха. Он знает, что Тэхен ответит ему, и он не имеет права ждать чего-то другого. Он боится просто увидеть Тэхена сейчас, увидеть разочарование в его глазах, увидеть в его глазах боль. Чонгук выходит на улицу и вздрагивает, когда находит взглядом съежившегося на скамейке Тэхена. Маленького, до безумия одинокого Тэхена. Тэхена, которого он собственноручно уничтожил, хотя все, что должен был делать, — это беречь его.***
Когда Тэхен открывает глаза, кажется, будто прошла целая вечность. Перед ним мелькает обеспокоенное лицо Чонгука, и Тэхен пытается найти в его глазах опровержение всему. Он хочет, чтобы Чонгук сейчас обнял его, утешил, сказал, что фотография ему просто померещилась, и что все хорошо. Что он, Чонгук, любит Тэхена по-настоящему, и это никакой не спор. Чонгук обхватывает его за плечи, поднимает и куда-то ведет, Тэхен едва переставляет ноги, потому что сил нет, сил не осталось совсем, они ушли на то, чтобы не дать сердцу рассыпаться в пыль и развеяться по ветру. Они идут долго, и Тэхен путается в коридорах, не узнает стены школы, как будто очутился в параллельной вселенной. Чонгук открывает какую-то дверь, и Тэхен понимает, что он привел его на крышу. Парень заботливо укутывает его в свой пиджак, и Тэхена тошнит от этой заботы, потому что она ему нахрен не сдалась. Все, чего он хотел от Чонгука, это ответа на свои чувства. Все, что он получил, это невыносимую боль в груди. Чонгук усаживает его на низкую скамейку, прижимает к груди, а у Тэхена нет сил его оттолкнуть. У Тэхена совсем нет сил. — Тэхен… — начинает Чонгук после долгой паузы. Тэхен хочет закрыть уши руками, сбежать отсюда, спрыгнуть с этой чертовой крыши. Тэхен не хочет слушать Чонгука, он уже наслушался. Но он не двигается. Он не может. Под разваливающимися ребрами его сердце бьется в ритм Чонгукова дыхания, и так будет всегда, этого не изменить. Любовь Тэхена к Чонгуку не изменить. — Эту фотографию туда повесил не я, слышишь? Я понятия не имел… Я хотел все объяснить, я не хотел делать тебе больно, — Чонгук подбирает слова осторожно, мягко гладит Тэхена по дрожащим плечам, несет такую ерунду, что Тэхену почти хочется засмеяться. — Не хотел? — хрипло спрашивает Тэхен. — Не хотел спорить со своими друзьями? Не хотел отправлять им мою фотографию? Делать меня игрушкой своей не хотел? Чего ты не хотел, Чонгук? Чонгук молчит, и его рука сжимается на плече Тэхена. Тэхен вздрагивает, отстраняясь. Ему противно сейчас чувствовать его прикосновения, потому что они все лживые. — Что? — выдыхает Чонгук. Тэхен смотрит перед собой, на шершавое покрытие крыши, снизу доносится визг вышедших на прогулку младшеклассников, прохладный ветер забирается под пиджак, накрывший плечи, и пробирает Тэхена до костей. Весь мир живет своей жизнью, а Тэхен застрял здесь, рядом с Чонгуком, обреченный вечно плестись за ним, словно жалкий продрогший пес. — Я знаю о споре, — говорит Тэхен, и сам удивляется тому, как спокойно звучит его голос. Словно это не из его груди вырвали сердце, потоптались на нем, а потом бросили сверху спичку, оставив дотлевать на ледяном ветру. — Тэхен, это не… Тэхен, наконец, находит в себе силы подняться, скидывает с плеч чужой пиджак, практически чувствуя, как все изнутри покрывается тонкой коркой льда то ли из-за ветра, то ли из-за сидящего напротив человека. Чонгук кажется растерянным, испуганным, жалким, и если бы у Тэхена была сейчас возможность чувствовать хоть что-то кроме глубокого разочарования и ноющей боли, он бы рассмеялся — так это выражение лица не подходит Чонгуку. — Это не то, о чем я подумал, да? — спрашивает Тэхен, растягивая бескровные губы в усмешке. — О, тут не о чем было думать. Тут все сразу было понятно. Чонгук смотрит на Тэхена широко раскрытыми глазами, и у Тэхена под его взглядом перегорает что-то внутри. Он так любит Чонгука. Он любит эти его бесконечно-черные глаза, едва заметный шрамик на щеке, мягкие волосы, так не похожие на его собственные жесткие пряди. Он любит, как Чонгук улыбается, как становится серьезным, как идет по улице так, словно весь этот чертов мир лежит у его ног. В Чонгуке есть что-то, что раз за разом притягивает Тэхена, притягивало на протяжении тех долгих лет, что он был в него влюблен. Тэхен тянулся к нему, бежал за ним, падал, разбивал в кровь ладони и колени, снова поднимался, тянулся — словно бесконечный замкнутый круг. И когда ему показалось, что он схватил его, взял за руку, оказался чуть ближе, Чонгук оттолкнул его с такой силой, что Тэхен больше никогда не найдет сил подняться. — Понятно? — едва шевеля губами, переспрашивает Чонгук. В его глазах читается страх, боль, но Тэхен ему больше не верит. Тэхен отводит взгляд, потому что смотреть на Чонгука невыносимо, от этого все внутри скручивается, сгорает, бьется в агонии. Когда он смотрит на Чонгука, все, что ему хочется, это обнять его, зацеловать белую шею, утонуть пальцами в волосах. Ему совсем не хочется уходить. Никогда не хотелось, но остаться, видимо, не его судьба. — Сто долларов, — глухо смеется Тэхен. — Сто долларов — это поразительно высокая цена для такого, как я. Думаю, ты бы продал меня и за десятку. Чонгук вздрагивает, приоткрывая рот, а потом вскакивает, больно хватает Тэхена за плечи и шипит в его равнодушное лицо: — Не говори так, слышишь? Дело не в споре! Я правда… — Любил меня? — выплевывает Тэхен, прищуривая глаза, и в этом столько яда, что Чонгук отшатывается. — Ты любил меня? Брось, Чонгук! Не будь таким жестоким. Ты выиграл сто долларов — поздравляю. Теперь просто оставь меня в покое, потому что я не железный, понятно? Я устал, мне больно, и я не понимаю, чем это заслужил, поэтому оставь меня, блять, в покое! Тэхен сам не замечает, как начинает кричать, истерика снова накрывает волной, его мнимое равнодушие терпит крах, и он со злостью вытирает рукавом горячие слезы. Чонгук держит его крепко, до побеления сжимая пальцы на его предплечьях. — Ты должен был оставить меня в покое еще в магазине, — рыдает Тэхен, увядая, теряя силу в руках Чонгука. — За что, Чонгук? Что такого я тебе сделал? Чонгук прижимает его к себе, тяжело дыша в макушку, и Тэхен дрожит, пытаясь найти в себе силы оттолкнуть его. — Прости меня. Прости меня, Тэхенни, — повторяет он, и его голос угасает, как огонек свечи на ветру. Тэхен рвано вдыхает, впитывая в себя аромат Чонгуковой кожи в последний раз, а потом яростно качает головой, выбираясь из его объятий. — Я не могу, — шепчет он, глядя Чонгуку в глаза. — Не могу простить. И уходит с крыши, оставляя растерянного Чонгука позади. Тэхен готов принять пулю, заготовленную Чонгуку, но не готов к тому, чтобы пулю пускал сам Чонгук. Тэхен стоял перед ним, открытый и беззащитный, и ждал — ударит или нет. И Чонгук ударил.