не спеши устраивать бурю, чтоб все разрушить, ведь тогда тебя ждет либо дно, либо чужая суша
Чонгук курит, опершись о подоконник, и ему, честно говоря, с этого подоконника хочется сейчас спрыгнуть. За окном — ночь, мутная, затянутая тучами, полностью соответствующая настроению Чонгука. Он не видел Тэхена всего три дня. Они переписывались, созванивались, Тэхен сам сказал ему не приходить, потому что его мама решила пожить с ним, пока он болеет. Всего три дня. Раньше для него это было ничем — за три дня он мог прочитать книгу, мог пройти игру, мог сделать задания на две недели вперед, мог убрать дом снизу доверху. Ему никогда не было скучно, для него в принципе не существовало такого понятия как «скука», — он мог занять себя чем угодно. Теперь для него есть только одно занятие — думать о Тэхене. Это становится навязчивым, непреодолимым желанием — быть с Тэхеном, смотреть на него, прикасаться к нему. Всего три дня. Он чувствует себя так, как будто его лишили чего-то важного, того, чьего присутствия даже не было заметно, зато отсутствие ощущается очень явно. Сидя на уроках, стоя с ребятами за школой, готовя себе ужин, Чонгук чувствует, как часть его отвлекается на Тэхена. Постоянно. Словно Тэхен проник в него воздушно-капельным путем, нашел себе местечко под черепной коробкой и напоминает о себе очень ненавязчиво каждый раз, когда Чонгук ожидает этого меньше всего. Чонгуку кажется, что он болен. Если бы он решился поделиться этим с кем-нибудь из хенов, они бы быстро вывели ему диагноз. Но Чонгук этот диагноз боится озвучить даже про себя. Он никогда не думал, что попадет впросак именно тогда, когда будет доказывать всем, насколько он не прост. Впервые с того дня, когда они затеяли всю эту грязь, он задумывается над тем, что Тэхен по-настоящему влюблен в него. В Чонгука влюблялись многие, и к окончанию средней школы его шкафчик настолько стремительно наполнялся записками с признаниями, что он даже читать их не успевал. Впрочем, ему не особо и хотелось. Он принимал эти восхищенные взгляды как данность — в конце концов, он не зря работал над своей репутацией. Иногда он соглашался на свидания; когда был помладше, урывал поцелуи и объятия, ничего для него не значащие; когда стал старше — научился получать удовольствия, куда более изощрённые, чем поцелуи. Он умел делать приятно и любил, когда приятно делали ему, но никогда это «приятно» не затрагивало душу, всегда — только тело. Это казалось ему нормальным. Он чувствовал себя нормально, когда не закрывал глаза во время поцелуев, когда его сердце не сбивалось с ритма, когда ладони не потели, если девочка напротив него делала что-то милое. И поэтому сейчас это все кажется безумием, потому что Тэхен — не милая девочка, Тэхен — парень, очень красивый, сказочный, но все же парень, а у Чонгука потеют ладони, и едва не начинается тахикардия, когда Тэхен просто смотрит на него своими невероятными глазами и растерянно хлопает ресницами. Он часто замечал на себе взгляд Тэхена раньше, но обычно только больше бесился из-за этого. Взгляд этот похож был на белый свет мощных прожекторов, словно Чонгук стоял один на пустой сцене и смотрел в черный зал, где за густым мраком не мог разглядеть лиц, но чувствовал, что этих лиц сотни, и все они наблюдают за ним, все видят его насквозь, знают наперед каждое его движение. Еще его бесила эта несгибаемость Тэхена, то, как он спокойно переносил все издевательства, не уходил в другую школу, не жаловался никому. Чонгук в такие моменты вспоминал себя — он был гораздо, гораздо слабее. Даже за его желанием доказать всем свою силу стояла слабость. Тэхен никому ничего не стремился доказать. Он оставался собой, и это был словно плевок в лицо Чонгуку, спрятавшему себя на угоду другим. Соглашаясь на аферу Юнги, Чонгук хотел проверить, сможет ли он так же спокойно принять то, что любимый человек поспорил на него, втоптал в грязь, унизил перед всеми. Унизил перед самим собой. Как всегда, нет никаких причин унижать неудачников, вряд ли они этого заслуживают, но остановиться ведь невозможно. Даже Намджун, самый добрый из их компании, никогда не пытался заступаться за Тэхена. Но теперь Чонгуку хочется повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда все это началось. Ему хочется отказаться от спора, — нет, даже не слушать предложение Юнги, — побежать за Тэхеном, помочь донести ему учебники до дома, а потом предложить погулять. Не потому что ему нужно выиграть, а просто так. А еще он думает о том, что, возможно, Тэхен не влюблен в него. Возможно, ему просто льстит целоваться по углам с самым популярным парнем школы. Может быть, он даже жалеет его, считает одиноким и безнадежно глупым. Чонгук хотел бы, чтобы это было так, чтобы Тэхен использовал его так же, как он использует Тэхена. Но он знает, что Тэхен не такой. Что в карамельных глазах Тэхена — настоящая любовь. Что его улыбка всегда искренняя. Что его слова — не ложь. Лжет только Чонгук. Точнее, он думает, что лжет, потому что теперь граница между настоящими чувствами и игрой стерлась настолько, что Чонгук не уверен, что она вообще когда-то существовала. Возможно, единственный, кого Чонгук обманывает, — это он сам. Но теперь, даже если он откажется от спора, ему придется рассказать Тэхену правду, и он не уверен, что широты души последнего хватит на то, чтобы его простить. Чонгука от этой мысли безбожно мутит, он запрокидывает голову, глядя сквозь стекло на ночное небо. Он не знает, что делать дальше, как себя вести, не знает, чем обернется этот спор. Одно он знает точно — от Тэхена сейчас он отказаться не сможет, даже если ему заплатят за это гораздо больше, чем сто долларов. Поэтому он выбирает молчать и ждать.***
Утром Чонгук едва поднимается с подушки — голова гудит нещадно. Горло дерет, как будто он проглотил горсть репейника, перед глазами все плывет. Даже без градусника он понимает, что у него поднялась температура, потому что его прошибает ознобом, несмотря на то, что все окна в доме плотно закрыты. Он доползает до ванной, переворачивает аптечку в поисках жаропонижающего, мельком смотрит на себя в зеркало и мысленно содрогается. Он выпивает лекарство и возвращается в комнату, чтобы одеться, хотя его желание идти в школу тает от высокой температуры его тела. Но сегодня должен прийти Тэхен, и это поддерживает в нем угасающую силу духа. Где-то между натягиванием на себя брюк и попыткой расчесать волосы ему становится безбожно плохо, и он садится на кровать, зажимая в руках гудящую голову. — Давай же, — шепчет он, — ну пусть мне станет получше, пожалуйста… Он поднимается, и его шатает так, что приходится ухватиться за угол комода. Он разочарованно стонет, дотягиваясь до телефона. Очевидно, в школу он не пойдет. Сейчас ему едва ли хватит сил выйти из комнаты. На телефоне один процент. Чонгук набирает сообщение Хосоку, молясь, чтобы на это хватило зарядки, потому что искать провод сейчас у него нет никакого желания. Сообщение отправляется в тот момент, когда экран мигает в последний раз. Чонгук выдыхает, откидывая телефон в сторону, стягивает с себя одежду и ложится в кровать, заворачиваясь в одеяло и молясь, чтобы жаропонижающее помогло. Он проваливается в тяжелый, беспокойный сон. Ему снится Тэхен — связанный, в каком-то подвале. Рядом с Тэхеном стоят Сокджин, Хосок и Намджун. Они смотрят на Чонгука пристально, недобро и что-то ему говорят, тихо и одновременно — Чонгук не разбирает ни слова. Тэхен смотрит на него огромными испуганными глазами, и вместо слез по его щекам течет кровь. Чонгук рвется вперед и понимает, что он тоже связан. Он чувствует на губах металлический привкус и видит перед собой появившегося из ниоткуда Юнги. Тот сжимает в кулаке купюру в сто долларов и кровожадно улыбается. «Четыре дня, Чонгук, — говорит Юнги почему-то голосом Тэхена, — у тебя осталось четыре дня. Ты же не хочешь закончить в самом низу, правда?». Деньги в его руках превращаются в нож, и он склоняется над Чонгуком, занося оружие над его головой. Чонгук слышит откуда-то скрипящий шум и содрогается от страха. Просыпается он в тот момент, когда нож почти касается его головы, и понимает, что в дверь звонят — именно это спасло его во сне от смерти. Он весь мокрый от пота, но чувствует себя гораздо лучше — температура спала. Сон оставляет неприятный осадок, и Чонгук поднимается с постели, вяло двигаясь к двери, с таким чувством, как будто его окунули в грязную лужу. — Да сейчас я, сейчас, — бормочет он себе под нос, раздражаясь от беспрерывного дребезжания. — Кого там, блять, принесло… Он распахивает дверь и изумленно открывает рот. — Тэхен? Тэхен выглядит смущенным и растерянным, как будто сам удивлен, что пришел. На нем теплое кремовое пальто и широкий вязаный шарф, которым он обмотался чуть ли не до ушей — только кончик покрасневшего носа торчит. Он бегает глазами по полу, по стенам за чонгуковой спиной, переминается с ноги на ногу, а потом оттягивает шарф, чтобы очаровательно улыбнуться и пробормотать: — Я просто хотел… ну, ты знаешь, поблагодарить тебя и… — мнется, сжимая в пальцах пакет с просвечивающими сквозь полиэтилен апельсинами, Тэхен. — А если бы я в школе был? — спрашивает Чонгук и сам пугается своего голоса — горло нещадно дерет. Тэхен хмурится, хочет сделать шаг в квартиру, но замирает, вопросительно уставившись на Чонгука. Чон кивает, отходя в сторону и пропуская Тэхена. — По времени ты уже вернуться должен был из школы. Ты спал весь день, что ли? — беспокоится Тэхен, оглядывая его с головы до ног. — Приболел, — чешет голову Чонгук и морщится — затылок мокрый, волосы слиплись. — Ты правда просто так пришел? Тэхен улыбается, чуть склонив голову набок, и прищуривает глаза. — Я по тебе соскучился, — произносит он и немного краснеет. Чонгук чувствует, как в животе становится щекотно, и тянет руки к Тэхену, обнимая его за талию и притягивая к себе. — Я тоже по тебе скучал, — шепчет он ему в губы и легко целует, тут же отстраняясь. — Но сейчас мне нужно в душ. Тэхен кривит рожицу, и Чонгук улыбается, быстро чмокая его в щеку. — Проходи в мою комнату, я скоро, — говорит Чонгук, оставляя Тэхена в коридоре одного. Чонгук стоит под душем, моет голову и думает только о том, что в его комнате Тэхен. Сидит на его кровати, преданно ждет его, не подозревая ничего. Не думая о том, что Чонгук в душе возбуждается от одной мысли о том, что Тэхен на его кровати. Чонгук осознает, что забыл полотенце, только когда выходит из душа. Решение приходит быстро и кажется абсолютно глупым. Чонгук уверен, что оно обречено на провал, но все же пытается. — Тэхен! — кричит он в приоткрытую дверь и, дождавшись, пока Тэхен откликнется, просит: — Принеси полотенце, пожалуйста! В шкафу, рядом с белыми футболками! Спустя минуту дверь приоткрывается снова, и в узком проеме появляется смуглая рука Тэхена с зажатым в ней полотенцем. Недолго думая, Чонгук хватает его за руку и тянет внутрь — Тэхен вваливается в ванную, недоуменно распахнув глаза, и не успевает даже двинуться, как Чонгук захлопывает дверь и прижимает Тэхена к ней спиной, склоняясь над ним. Тэхен утыкается взглядом в его голую грудь, и он чувствует, как его прошибает дрожь. Тэхен дышит громко, рвано и горячо, и кожа у Чонгука покрывается мурашками, и контроль утекает, как вода сквозь пальцы. — Я тебя хочу, — выдыхает Чонгук ему на ухо, кончиком языка облизывая мочку. — Очень хочу, Тэхен. — Я ч-чувствую, — выдавливает из себя Тэхен, отчаянно краснея. — Ты можешь отказаться, — глухо произносит Чонгук и заглядывает в его глаза, приподнимая подбородок пальцами. — Если не хочешь — скажи сейчас, потому что потом я… остановиться не смогу. Тэхен облизывает сухие губы, и Чонгук внимательно следит за мокрым алым языком, скользящим по нежной коже, чувствуя, как ему медленно сносит крышу, и на место боли в голове приходит боль в другом месте. — Думай быстрее, — рычит Чонгук, окольцовывая запястья Тэхена и ведя носом по его скуле. — Ну же! Тэхен рвано выдыхает, а потом накрывает губами пульсирующую венку на шее Чонгука. Он осторожно, на пробу ведет самым кончиком языка по чувствительной коже, пока Чонгук пытается осознать то, что происходит. Он ожидал от Тэхена чего угодно, — что тот откажется и уйдет, что будет стоять, ожидая действий Чонгука, что не даст никакого ответа. Но то, что он начнет действовать сам, — этого Чонгук не ожидал. Тэхен отстраняется, и глаза у него влажно блестят. Чонгук смотрит на его приоткрытые губы и не может ничего сделать, чувствует себя до унизительного беспомощным. Кожа в тех местах, которых коснулся Тэхен, горит. — Поцелуй меня, Чонгук, — почти жалобно просит Тэхен, и это словно снимает невидимые оковы с Чонгука. Чонгук целует медленно, нежно, без языка — заново изучает губы Тэхена, поглаживает пальцами шею, обводит большим пальцем острую линию челюсти. Тэхен цепляется ладонями за влажные после душа плечи Чонгука и отстраняется, прислоняясь лбом к его лбу. — Чонгукки, — мягко зовет он, кончиком большого пальца собирая влагу с нижней губы Чонгука, — поцелуй меня. А потом обхватывает его руку и поднимает к лицу. Чонгук широко распахнутыми от возбуждения глазами смотрит на то, как он вбирает указательный палец в рот и нарочито медленно вылизывает. Во рту у Тэхена горячо, влажно, и Чонгук глухо стонет, убирая руку и впиваясь в вишневые губы жарким, несдержанным поцелуем. Он хотел быть нежным. Тэхен напросился сам. Чонгук сжимает ягодицы Тэхена сквозь жесткую ткань джинсов и целует, целует, почти яростно отвечая на каждое движение тэхенова языка, вбирая в себя каждый тихий стон, каждый жалобный всхлип. Он, не глядя, открывает дверь, поддерживая одной рукой Тэхена за спину. — Чонгук… — на выдохе зовет Тэхен, но Чонгук не слушает — подхватывает его под бедра, заставляя обхватить ногами талию, и вновь находит губами его губы. Он благодарит сейчас небеса за то, что его комната так близко к ванной. И за все часы, проведенные в спортзале, тоже. Он аккуратно кладет Тэхена на кровать, нависая сверху, любуясь его припухшими после поцелуев губами и затуманенными от наслаждения глазами. — Футболку? — спрашивает он низким от возбуждения голосом. Тэхен кивает, приподнимаясь, и Чонгук стягивает с него одежду, отбрасывая ее в сторону. Тэхен откидывает голову на подушки, обхватывая Чонгука за плечи, пока Чонгук покрывает мокрыми поцелуями его шею. Он кусает, чуть оттягивая кожу, место под ключицей, и Тэхен закусывает запястье, чтобы не застонать, когда Чонгук потом мягко вылизывает метку. — Знаешь, что это значит? — шепчет он, обжигая мочку Тэхена, ведя носом по виску и вдыхая приятный аромат шампуня. Он расстегивает ширинку на его джинсах, продолжая горячо шептать на ухо: — Ты теперь мой, Тэхен. Тэхен выгибается, когда Чонгук произносит это, и приподнимает бедра, помогая ему снять джинсы. — Тебе нравится так? — продолжает Чонгук, покрывая поцелуями нежную кожу груди. Тэхен всхлипывает и кивает, жмурясь. Чонгук прикусывает сосок, наслаждаясь мгновенной реакцией на каждое свое действие. Тэхен такой чувствительный, такой отзывчивый рядом с ним, словно его тело создано для того, чтобы быть обласканным Чонгуком. Из одежды на Тэхене — только боксеры, и Чонгуку не терпится их снять, но он держит себя в руках из последних сил. Сегодня он хочет сделать все идеально. Он спускается ниже, устраиваясь между разведенных ног Тэхена, и целует в острую коленную чашечку, ведя линию поцелуев до самого бедра. Тэхен жалобно хнычет, метаясь по подушкам, и цепляется пальцами за скомканные простыни. Чонгук оставляет нежно-розовую метку на его бедре, у самой кромки задравшихся боксеров, а потом еще одну — на шее. — Чонгукки, — шепчет Тэхен, — пожалуйста, Чонгукки, сделай что-нибудь… Чонгук накрывает его губы жарким, чувственным поцелуем, и одновременно с этим накрывает его член ладонью через ткань боксеров, и Тэхен дергает бедрами, надломленно всхлипнув. От того, насколько Тэхен отзывчив в его руках, сносит крышу, и Чонгук прикладывает все свое самообладание, чтобы не вытрахать из Тэхена всю душу прямо сейчас. Он скользит ладонью под резинку боксеров, сжимая его член. Чонгук повторяет это несколько раз, пальцы влажнеют от естественной смазки, скользят легче. Чонгуку хочется поцеловать Тэхена, так соблазнительно он выглядит сейчас, но мягкие стоны, срывающиеся с его губ, звучат так прекрасно, что Чонгук не хочет лишать себя удовольствия слушать их дольше. Он накрывает губами пульсирующую венку на его шее, едва ощутимо проводя по ней зубами, и водит рукой по члену издевательски медленно. Тэхен подается бедрами вперед, утыкаясь лбом в плечо Чонгука, и обхватывает его ладонь своей, останавливая движение. — Тебе не нравится? — напрягается Чонгук, но Тэхен мотает головой, оставляя поцелуй на ключице Чонгука. — Я хочу… больше, — шепчет он, закусывая губу и глядя на Чонгука из-под пушистых ресниц. — Я хочу тебя… внутри… пожалуйста. Чонгук стонет, отстраняясь, и потягиваясь к тумбочке. Он вытаскивает из нее смазку и презерватив, осторожно стягивая с Тэхена боксеры и на миг замирая от того, насколько Тэхен прекрасен сейчас. Он вновь нависает над ним, мягко целуя в губы. — У тебя кто-нибудь… — начинает он, но Тэхен качает головой, нежно глядя на Чонгука. — Ты первый, — выдыхает Тэхен, и сердце у Чонгука замирает, прежде чем забиться в два раза быстрее. Он выдавливает на пальцы смазку и медленно вводит первый. Тэхен вздрагивает и сжимается, и Чонгук другой рукой ласкает его член, шепча ему какие-то успокаивающие глупости. Когда Чонгук добавляет второй палец, он целует его в губы, сплетая их языки, чтобы отвлечь от тянущего чувства внутри. Он мягко давит пальцами на стенки, подготавливая его аккуратно и тщательно. Он хочет, чтобы среди воспоминаний Тэхена о первом сексе не было ни одного, связанного с болью. Он вводит третий палец, одновременно с этим лаская языком соски Тэхена, и обещает, что все будет хорошо. Тэхен хнычет, вплетая пальцы в волосы Чонгука, и выгибается, хрипло застонав, когда вместе с четвертым пальцем Чонгук нащупывает простату и начинает мягко ее массировать. Тэхен смаргивает влагу с ресниц и просит, рвано дыша: — Чонгук, пожалуйста… Чонгук вынимает пальцы, раскатывает по члену презерватив и вновь склоняется над Тэхеном, сжимая рукой тонкое запястье. Он целует Тэхена в сплетение вен, толкаясь вперед, и это оказывается настолько невероятно, что с губ обоих в унисон слетают стоны. Чонгук прижимается лбом ко лбу Тэхена, находя его губы, и замирает ненадолго в таком положении, чтобы дать Тэхену привыкнуть. Тэхен расслабляется, отдаваясь поцелую, и, когда Чонгук вопросительно смотрит на него, кивает, давая разрешение двигаться. Чонгук двигает бедрами сначала плавно, пытаясь найти нужный угол, и, когда с губ Тэхена срывается несдержанный стон, увеличивает темп, размашисто втрахивая его в кровать. Тэхен цепляется пальцами за его плечи, откидывая голову и жмурясь, и Чонгук не может удержаться от того, чтобы поставить еще один засос на шее. Он замедляется, чтобы продлить удовольствие, когда чувствует, что уже близок к тому, чтобы кончить. — Смотри на меня, — просит он Тэхена, и Тэхен послушно распахивает глаза, обхватывая Чонгука за шею. Чонгук накрывает ладонью его член, не отводя взгляда от его глаз, и увеличивает темп. Тэхен закусывает губу, сдерживая стоны; Чонгук продолжает смотреть ему в глаза, и Тэхен завороженно смотрит на него в ответ. Они кончают почти одновременно, и Чонгуку кажется, что он допустил величайшую ошибку в своей жизни, когда просил Тэхена смотреть на него, потому что теперь его глаза — все, что Чонгук хочет видеть. — Чонгукки, — всхлипывает Тэхен, и Чонгук напоследок целует его в губы и выходит из него, падая рядом и крепко прижимая к себе. Тэхен дрожит и тяжело дышит, переплетает пальцы с Чонгуком и утыкается носом в его шею. — Вау, — выдыхает он спустя некоторое время. — Знал бы я, что будет настолько хорошо, попробовал бы раньше. У Чонгука не остается сил даже на то, чтобы засмеяться, он притягивает к себе Тэхена, утыкаясь носом в мокрую макушку, и чувство собственничества растекается у него в груди. Такой Тэхен — мягкий, разнеженный, ласковый, как котенок, принадлежит только ему. Я бы никогда не позволил тебе попробовать с кем-то другим, лениво думает Чонгук, но произнести вслух не успевает, потому что проваливается в сон.***
Просыпается в очередной раз он, когда в комнате уже темно. Шторы остаются открытыми, и за окном наступил либо поздний вечер, либо ночь. Тэхена рядом с ним нет, и он сначала беспокоится, но потом видит полосу света из кухни и слышит какую-то возню, и облегченно выдыхает. По квартире Чонгука распространяется приятный аромат чего-то съедобного, и у него сводит живот от голода. Он встает, чувствуя себя посвежевшим, словно и не валялся все утро с температурой, оглядывает комнату в поисках штанов, но в темноте ничего не видно, а свет включать ему лень. Он идет на кухню голышом. Тэхен тихонько напевает себе что-то под нос и нелепо пританцовывает, вертясь у плиты и переворачивая блины. Чонгук застывает в дверях, любуясь его гибкой фигурой, невольно вспоминая, как он совсем недавно гнулся и таял в его руках, и довольно улыбается. Услышав шум, Тэхен разворачивается и за долю секунды становится красным, как помидор. Чонгук сдерживает смешок, проходит мимо Тэхена к шкафчикам со стаканами и по пути быстро прикладывается губами к его голому плечу. Тэхен аж подпрыгивает, следит за ним широко раскрытыми глазами и забывает даже о шипящих на сковороде блинах. Чонгук невозмутимо тянется за стаканом, наполняет его фильтрованной водой, залпом выпивает, чувствуя, как одна непослушная капля стекает по подбородку, видит, как Тэхен жадно прослеживает глазами ее путь, а потом все-таки не выдерживает и начинает ржать. Тэхен отводит глаза, прикрывая лицо ладонью от стыда. — Ты что себе позволяешь? — глухо возмущается Тэхен. — Ой, да чего ты там не видел, — глупо хихикает Чонгук и чувствует себя зеленым восьмиклассником — в животе у него танцуют бабочки, и сердце сладко замирает. В груди щемит от нежности, такой сильной, что Чонгук не сдерживается и тянется к Тэхену, целуя того в губы. Когда он отстраняется, Тэхен открывает и закрывает рот, как выброшенная на берег рыба, пребывая в искреннем шоке от такой беспардонности Чонгука. — У тебя горит, — замечает Чонгук, и Тэхен охает, вновь поворачиваясь к плите. — И не только на сковороде. Тэхен тихо матерится под нос, отскребая подгоревший блин от сковородки, а Чонгук ухмыляется, наблюдая за его возней. А потом он вдруг ловит себя на мысли о том, что хотел бы каждый день, просыпаясь, видеть у себя на кухне напевающего что-то себе под нос Тэхена, и эта мысль такая ясная, словно луч солнца в дождливый день, и Чонгук вновь не может сдержать в себе эту внезапную нежность, обвивая Тэхена руками со спины и крепко прижимая к себе. Тэхен сначала каменеет, а потом расслабляется, откидывает голову Чонгуку на плечо и улыбается уголками губ. — Я люблю тебя, — шепчет Чонгук ему в шею. И громкие слова — больше не ложь.***
— Останься у меня? — просит Чонгук, когда они допивают чай. Тэхен поднимает на него круглые глаза и растерянно просит повторить вопрос. — Останься у меня. На несколько дней. — Мне нужно взять вещи… — теряется Тэхен, но Чонгук лишь отмахивается. — У меня все есть. Даже щетка запасная. Давай прогуляем школу? Будем только вдвоем. Только ты и я. Тэхен закусывает губу, чтобы сдержать нежную улыбку. — Заманчивое предложение, — отвечает он спустя несколько долгих минут, за которые Чонгук успел перебрать сотни мыслей. — Пожалуй, соглашусь. Чонгук обхватывает его ладонь и прижимает теплые пальцы к губам, чтобы спрятать рвущийся наружу счастливый смех. Они вместе идут в магазин, закупаясь продуктами. Тэхен упорно клал в корзину фрукты и овощи, но они тонули в шуршащих упаковках чипсов и мармелада, выбранных Чонгуком. Чонгук чувствует себя счастливым, но тяжелая мысль набухает на краешке его сознания, словно грозовая туча. У него есть четыре дня, которые Тэхен будет принадлежать ему. Всего четыре дня, пока он не узнает о споре. У него есть четыре дня, чтобы решить, хочет ли Чонгук этот спор выиграть. В любом случае, при любом исходе точно ему известно одно — через четыре дня он Тэхена потеряет. Они бесцеремонно прогуливают школу, пропускают все звонки и сообщения, потому что выключают телефоны, и теряются в их личном маленьком и безумно уютном мирке, где есть только секс, объятия, долгие посиделки на кухне с чаем, сладостями и бессмысленными разговорами, и ленивые поцелуи у телевизора. Чонгук чувствует себя так, словно нашел свой дом. У этого дома теплые глаза, теплые пальцы и теплая улыбка, и Чонгуку хочется спрятаться в нем навеки, как улитка, скрыться от внешнего мира, в котором слишком много противоречий, предрассудков и мнений, до которых, по сути, не должно быть никакого дела. Но Чонгуку есть. Чонгук боится его, это общественное мнение.***
Поэтому в последний день, когда Тэхен засыпает после секса, Чонгук аккуратно прикрывает его одеялом и делает несколько кадров на телефон, отсылая их Юнги. Его руки трясутся, кадры получаются чуть смазанными, но на них ясно видно лицо спящего Тэхена. Ответ ему приходит практически мгновенно — Юнги делает селфи со стодолларовой купюрой, а потом шлет несколько смайлов с подмигиваниями. Чонгука тошнит, и он хватается пальцами за письменный стол, чтобы не упасть. Он долго смотрит на сладко сопящего и чуть улыбающегося во сне Тэхена и не может понять, что сейчас чувствует. Его просто тошнит. Очень-очень тошнит от самого себя. Чонгук вырубает телефон, ложится рядом и медленно умирает, когда Тэхен доверчиво жмется к нему, утыкаясь носом ему в плечо. Тэхен не ожидает от него предательства. Тэхен и вправду любит его. Чонгук целует его в макушку, зная, что он не имеет никакого права вот так сжимать это чудо в своих руках. Он потерял это право в тот момент, когда сжал руку Юнги, соглашаясь на этот спор.