i hope you stay around for a long, long time i think i want you in my life forever
На часах ровно восемь, когда заспанный Тэхен выползает на кухню. Его волосы растрепаны после сна, смешно торчат в разные стороны, на левой щеке отпечатался шов от подушки, а глаза чуть припухли. Пижама делает его похожим на угловатого подростка. Чонгук сует в рот ложку овсянки, долго ее пережевывая и следя за тем, как его парень наливает в высокий прозрачный стакан воду из фильтра и залпом ее выпивает, только после этого поворачиваясь к Чонгуку. — Я думал, ты уже ушел, — мямлит он, подходит к нему, шаркая потрепанными тапочками, и обнимает за голову, наваливаясь на него сверху. Чонгук чуть сгибается под его весом, начиная недовольно пыхтеть, но Тэхен не обращает на это никакого внимания. — Я совсем не выспался. Во сколько ты встал? — В шесть тридцать, — послушно отчитывается Чонгук, отбросив беспокойство о своей укладке в сторону, потому что укладки после таких объятий там явно не осталось. — Мне выходить через десять минут. Доем и побегу. Тэхен мычит что-то неразборчиво, утыкаясь лицом в копну мягких черных волос, и Чонгук обхватывает его руку, оставляя на ней поцелуй. От Тэхена пахнет молоком и медом, немного кондиционером для белья и довольно сильно самим Чонгуком. Ему нравится. — Ты сегодня идешь куда-нибудь? — спрашивает он, засовывая в рот последнюю ложку каши и умудряясь задеть ею рукав тэхеновой пижамы. Он кривит лицо, кончиками пальцев стирая пятнышко так, что Тэхен этого даже не замечает. Тэхен поворачивает голову, прижимаясь щекой к его виску, наглаживает колючие волоски на втором виске и долго молчит. Чонгук бросает взгляд на наручные часы — ему остается шесть минут, минута на то, чтобы надеть пальто, минута на то, чтобы зашнуровать ботинки. Он может позволить утренним объятиям продлиться еще немного. — Мне ко второй паре, потом в редакцию к Чхве-сонсэнниму, будем дорабатывать первую главу диссертации, — отчитывается Тэхен, тяжело вздыхает, Чонгук понимает, что продолжение его не особо обрадует. — Потом я обещал забежать к матери, помочь ей вынести старые обои и плитку после ремонта. Чонгук не говорит «я бы мог пойти с тобой и помочь», так же, как Тэхен не предлагает ему этого сделать. Они оба знают, как родители последнего относятся к их отношениям, они уже даже успели смириться. Но все еще странно порой осознавать, что родной человек может сказать о любви всей твоей жизни что-то вроде «это как болезнь, пройдет время, и ты перебесишься». Тэхен научился справляться с этим и выслушивать, не прислушиваясь, Чонгук же все еще не может сдерживать себя, и каждая его встреча с родителями Тэхена невольно обрастает скрытым напряжением, порой выливаясь в открытый конфликт. — Во сколько будешь дома? — дежурно интересуется Чонгук, следя за секундной стрелкой на серебристом циферблате. Ему не нравится то, что Тэхен бывает у родителей без него, потому что приходит он обычно в растрепанных чувствах, никогда не рассказывая Чонгуку, какую еще лапшу они навешали ему на уши, замаскировав ее под заботу о будущем и его жизни. — Часам к десяти, — тихо отвечает Тэхен, занятый оставлением маленьких поцелуев вниз по его скуле. Чонгук слишком отвлекается на ощущение его мягких губ на коже, почти пропускает время и едва слышно матерится. Тэхен тут же выпрямляется, отступая на несколько шагов, когда Чонгук вскакивает, виновато поджимая губы. — Тогда ужин сегодня на мне, — торопливо произносит Чонгук, дергая Тэхена на себя и запечатывая его рот мокрым коротким поцелуем, прежде чем вылететь из кухни. Последний расплывается в улыбке, отпуская своего парня и из дверного проема следя за тем, как тот набрасывает на себя пальто, влезает в ботинки и хватает с полки кашемировый серый шарф. Тэхен поднимает ладонь, и Чонгук салютует ему двумя пальцами, выбегая из квартиры и захлопывая за собой входную дверь. Он еще некоторое время стоит так, мечтательно улыбаясь самому себе, потом потягивается, разминая застывшие мышцы, и шумно зевает. Щелкает кнопкой на электрическом чайнике, бросает тарелку Чонгука из-под каши в раковину и, подумав немного, сразу же ее моет. Они живут вместе уже шесть лет, если считать последний год старшей школы, когда Чонгук перетащил почти все свои вещи в квартиру Тэхена, каждый день напрашиваясь на переночевать под разными предлогами. Потом они поступили в один университет, Тэхен сдал свою квартиру, Чонгук начал работать, и они смогли снять однокомнатную почти в центре, близко к учебе. Места было значительно меньше, но их это не стесняло, им нравилось, когда пространства между ними оставалось по минимуму. Иногда, когда они ссорились или не разговаривали, Тэхен со страхом думал о том, что они истощили себя, приелись друг другу, и это конец. И каждый раз эти мысли заставляли его бежать к Чонгуку, заглядывать в его лицо, проситься в его объятия, чтобы найти доказательство тому, что это просто глупый страх. Иногда, когда они занимались сексом, когда вместе смотрели фильмы, когда ужинали, рассказывая друг другу о том, как провели день, когда Чонгук внезапно брал его за руку посреди их встреч с друзьями, Тэхен думал о том, что если в мире и существуют родственные души, то ему повезло найти свою. Тэхен проверяет время и размышляет, стоит ли ему помыть голову, или она не настолько грязная, и он выдержит еще один день. Он всегда собирается быстрее Чонгука, который проводит по целому часу у зеркала, стремясь выглядеть идеально, но младший, в отличие от него, хорошо рассчитывает время и никогда не опаздывает. Тэхен так никогда не умел. Он бездарно тратит минуты, пялясь в стену и принимая жизненно важные решения, вроде того же мытья головы или «действительно ли пары стоят того, чтобы на них идти», хотя за это время вполне мог бы уже и голову помыть, и одеться, и даже позавтракать. В итоге он моет голову, но не завтракает, решая перехватить по пути кофе с сэндвичем в ближайшем круглосуточном. В последнее время у него слишком меланхоличное настроение, хочется расстроиться по любому поводу, как подержанное пианино. Тэхен догадывается, в чем дело, но отказывается признаваться в этом самому себе. Чонгук замечает его состояние, но пока не трогает, потому что на серьезные разговоры ни у одного из них нет времени, а решать все это на бегу младший не любит. Тэхен надеется, что Чонгук будет занят до тех пор, пока это настроение не пройдет. Сегодня ему нужно идти к родителям, и ему уже сейчас тяжело от этой мысли. Он любил своих родителей, просто не был с ними близок, а то, как они вели себя по отношению к Чонгуку, выводило его из себя, хотя он был довольно терпеливым. Что ж, ему предстоит долгий день. Тэхен мысленно готовит себя к предстоящим испытаниям, запрыгивая в подошедший автобус.***
— Как дела с твоей диссертацией? — ненавязчиво интересуется мама, собирая обрывки обоев в одну кучу, чтобы потом запихнуть в пакет, который Тэхен должен будет вынести к мусорным бакам. — Хорошо, — пожимает плечами парень, отмывая полы в тех местах, где обои и плитка были уже убраны. Его отец сегодня в ночную смену, поэтому мать попросила его помочь с уборкой, но Тэхен подозревает, что это не единственная причина, по которой она позвала его посреди рабочей недели в другой конец Сеула. — Я дописал первую и вторую главы, сейчас мы с сонсэннимом редактируем их. Думаю, я закончу к середине мая. Мне нравится выбранная тема. Мать угукает, но ничего больше не уточняет. Тэхен знает, что ей это не особо интересно. Он всегда хорошо учился, за ним не нужен был контроль, никого не удивило, что он легко поступил в магистратуру после бакалавриата, но к тому, что не поступил Чонгук, у родителей Тэхена нашлось миллион претензий. Бесполезно было объяснять, что Чонгуку это не нужно, что он этого не хочет, что он прекрасно зарабатывает и без дополнительных двух лет учебы. Бесполезно было говорить, что это жизнь Чонгука и они не имеют права диктовать ему, что делать. Тэхен, в общем-то, и не говорил особо. Пропускал все обвинения мимо ушей, но они все равно неизменно портили ему настроение, подтачивали его самообладание, как вода точит камень. Работу они продолжают в некомфортной тишине. Еще в школе Тэхен из-за этой тишины съехал в квартиру, которую ему завещала бабушка. Теперь от этой тишины Тэхен хочет сбежать в объятия Чонгука, потому что она стала другой. Невысказанные упреки звенят в ней, давят Тэхену на нервы. Он уже хочет, чтобы матушка быстрее начала разговор, из-за которого все это устроила, чтобы он мог с чистой душой уйти и не приходить сюда еще месяца три. Впрочем, она не заставляет себя долго ждать. Тэхен выносит мусор, и она усаживает его пить чай, внимательно смотря на него красивыми глазами поверх белой фарфоровой чашки, которую подносит к губам. У Тэхена ее губы и ее глаза. Характер, к счастью, не ее. — У твоей двоюродной сестры родился сын, — сообщает она, и Тэхен мгновенно напрягается, хоть и не показывает этого внешне. Мама ставит чашку на стол с негромким звоном и деланно печально вздыхает. — Хани, должно быть, безумно рада внуку. Тэхен сдержанно улыбается. — Вероятно, так и есть. Он прокручивает в голове следующее предложение, которое, по его мнению, матушка должна сказать, и она озвучивает его точь-в-точь, будто читает его мысли. — Я бы тоже очень хотела внука. Тэхен стискивает зубы и стискивает в пальцах чашку. В его крупной ладони она кажется совсем крошечной, и, если он приложит чуть больше сил, разобьет ее вдребезги. — Жаль, что ни я, ни Чонгук не способны выносить ребенка, — цедит он, вперив взгляд в стол. В другой раз он бы постарался быть мягче, но сегодня он слишком вымотан, чтобы строить из себя образец вежливости. — Тэхен-а, понимаешь ли ты, чего себя лишаешь? — мягким тоном, словно разговаривает с буйно помешанным, произносит его мать. — Ты ведь так любишь детей. Тебе судьбой предназначено стать отцом, но ты уродуешь свою жизнь, связываясь с парнем, да еще и с… таким. Тэхен дышит глубоко и медленно. Он не хочет ругаться с матерью. Никогда этого не хотел. Но упоминание детей — удар ниже пояса, потому что Тэхен действительно всегда мечтал о том, как будет растить своих сына и дочь, потому что он очень любил возиться с мелкими. Но если сейчас ему предстоит сделать выбор между вполне реальным Чонгуком, с которым он делит половину своей души, и какой-то мифической семьей с кучей детворы и безликой женщиной, то выбор будет вполне очевиден. По крайней мере, для него. — С каким — таким, мама? — холодно спрашивает он, и женщина мнется, неуверенно поводя плечами. — Необразованным, грубым, развязным… — перечисляет она, и где, блять, ее неуверенность сейчас? Она готова вылить тонны дерьма о Чонгуке на Тэхена, словно это способно изменить то, что они любят друг друга больше жизни. Матушка не знает и третьей части того, через что они оба прошли, чтобы сохранить эту любовь. Она не знает, через что прошел Тэхен, чтобы он мог сейчас спокойно выслушивать такую ересь о своем парне. — Чонгук закончил университет с красным дипломом, — чеканит он, резко поднимаясь и глядя на мать сверху вниз. — Груб он только с теми, кто меня обижает. Подумай дважды, прежде чем назвать его развязным, потому что именно он тащит пьяного меня домой после вечеринок. Столько лет мы не давали вам ни единого повода усомниться в крепости наших отношений, и ты предлагаешь мне сейчас бросить его ради неизвестного будущего с возможными детьми, на которых вам будет похуй так же, как было похуй на меня? Мать оскорбленно округляет рот, и Тэхен подается вперед, упираясь ладонями в стол, нависая над ней. — Мам, знаешь, — он прищуривает глаза, — я готов выслушать много дерьма обо мне, Чонгуке и наших неприемлемых отношениях. Шесть лет уже выслушиваю, успел привыкнуть. Но, если мне придется выбирать между вами и ним… Он делает паузу, вглядываясь в точную копию своих глаз, распахнутых сейчас в возмущенном шоке. — …я без колебаний выберу его. — Убирайся отсюда, — севшим голосом говорит мама. Тэхен отшатывается, случайно смахивая ладонью чашку со стола. Она разлетается на осколки с почти оглушительным звоном, но женщина даже не дергается, смотрит на Тэхена пустым взглядом, не моргая. — Пошел вон отсюда. Тэхен пятится назад, и воздуха становится меньше, как будто кто-то сжимает его легкие в ладонях. Ему удается не издать ни звука, пока он одевается и выходит из квартиры, но, стоит двери захлопнуться за его спиной, как слезы тут же начинают струиться по его лицу. Он дрожащими пальцами вытаскивает из заднего кармана джинсов телефон, набирая Чонгука. Парень отвечает спустя два гудка, пока Тэхен сильно кусает губу, пытаясь не разрыдаться в голос. Сильные порывы ветра раскрывают подолы его куртки, забираются под свитер, треплют волосы. Голос Чонгука в трубке кажется болезненно далеким. — Солнце? — он звучит таким обеспокоенным, и Тэхену невольно становится совестно, что он заставляет его волноваться. — Тэхен-а, что случилось? — Забери меня, — хрипит он, мертвой хваткой вцепляясь в телефон. Чонгук коротко выругивается куда-то в сторону, а потом принимается нести какую-то ересь, чтобы его отвлечь, не дать ему провалиться в пучину самобичевания. Тэхен сосредотачивается на его дыхании, на голосе, чтобы не думать о том, что теперь его отношения с родителями окончательно разорваны. Не то чтобы они раньше были, эти отношения. Но все-таки… все-таки это его отец и мать. Тэхен не готов прощаться с ними навсегда, поэтому терпел все эти годы пренебрежительные высказывания в сторону самого дорогого. Рыдания душат, ледяной ветер остужает дорожки слез на щеках, и в какой-то момент Тэхен теряется в пространстве, приходя в себя только тогда, когда оказывается в теплых объятиях и слышит знакомый аромат. Он судорожно хватается за пальто Чонгука, сжимая толстую ткань на плечах, и громко плачет, пока младший гладит его по голове, путая пальцы в растрепанных от ветра волосах. Они стоят так не очень долго, Тэхен быстро успокаивается в родных руках. Он отстраняется, и Чонгук вытирает слезы с его щек рукавами кардигана, натянутыми на пальцы. Его глаза взволнованно блестят в желтом свете фонаря, когда он вглядывается в расстроенное лицо своего парня. — Солнце… — Как ты оказался тут так быстро? — перебивает его Тэхен, не давая ему спросить, не желая сейчас говорить об этом, не тогда, когда они стоят перед дверью дома его родителей. — Я был неподалеку, — в голосе Чонгука отвратительно много сожаления, хотя ему не за что сожалеть. Вот еще одна причина, по которой Тэхен не хочет рассказывать Чонгуку — младший будет сожалеть, что из-за него Тэхен попрощался с родителями навсегда, а Тэхен не сможет подобрать слов, чтобы объяснить, что ради него он попрощался бы с кем угодно. — Знал, что так и будет, — бормочет Чонгук себе под нос, но Тэхен слышит, и от этого ему становится еще хуже. Младший тянет его к машине, и всю дорогу до дома они молчат, только Тэхен сжимает ладонь на его бедре, чтобы убедить себя, что он здесь, рядом, и это останется неизменным. Дома Чонгук готовит зеленый чай, кладет в глубокую миску овощной салат и ставит все перед уставшим, немного бледным Тэхеном. Его глаза покраснели, а нос распух, и у Чонгука сжимается сердце, когда он смотрит на него и понимает, что ему нечем его утешить. Родители есть родители. Чонгук представить не может, что бы он чувствовал, если бы его мать после знакомства с Тэхеном неосознанно поставила его перед выбором — хорошие отношения с ней или Тэхен. Он садится напротив него с чашкой черного чая с бергамотом и тянет руку через стол, обхватывая его пальцы своими. Тэхен поднимает на него потемневший взгляд и смотрит, долго-долго, будто пытаясь найти что-то в его лице, ответ на какой-то свой вопрос. Чонгук не отводит взгляда ни на мгновение, и, в конце концов, Тэхен отмирает, улыбается уголками губ, неуверенно и устало. Чонгук едва заметно выдыхает. — Давай заведем собаку, — говорит вдруг Тэхен, и Чонгук давится чаем, который успел глотнуть. Он откашливается, пока старший невозмутимо подносит свою чашку к губам. — Тэхен… — сипло начинает он, когда вновь может дышать, но Тэхен перебивает его, становясь внезапно взволнованным. Он крутит в пальцах палочки, не притрагиваясь к салату, кусает губу, пока Чонгук с опаской ждет продолжения. — Мне нужно заботиться о ком-то, — почти отчаянно признается он, поднимая на своего парня горящий взгляд. — Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья. Детей завести мы не можем по понятным причинам, на кошек у тебя аллергия. Так давай заведем щеночка. Пожалуйста! — Достойная альтернатива, — растерянно тянет Чонгук. — Ребенка не можем, давай хоть собаку. Смешно. Тэхен хмурится. — Я не шучу. — Солнце, — мягко начинает Чонгук, — ну, послушай, я работаю с утра до вечера. Ты учишься и подрабатываешь. А собаке нужно время, которого у нас нет, и силы, которых не остается. Ты же понимаешь, что мы не можем. Тэхен поникает, сам становясь похожим на щеночка. Чонгук понимает его, ему жаль до боли в груди, но кому-то из них нужно быть рассудительным, и, кажется, эта доля отведена Чонгуку. Тэхен часто просил его о собаке, когда ему было грустно, но раньше он не казался таким подавленным из-за отказа. Чонгук перегибается через стол, прижимаясь к нему грудью, чтобы взглянуть в лицо Тэхена. — Тэхен? — Я понимаю, — Тэхен натянуто улыбается и проводит кончиками пальцев по татуировке на запястье Чонгука, прежде чем встать и направиться к выходу из кухни. — Я пойду в душ, ладно? Он уходит, и Чонгук смотрит ему вслед, задумчиво кусая губу.***
— Чем занимаешься? — спрашивает Чонгук, когда Тэхен берет трубку. Он снимает очки, устало потирая глаза и откладывая книгу в сторону. — Читаю информацию по теме диссертации, — говорит он, перебирая в пальцах уголок пушистого белого пледа, которым накрыты его ноги. — Ты скоро будешь? Он бросает взгляд на часы — короткая стрелка почти доползла до восьми. Он вспоминает, что готовил вчера на ужин, и прикидывает, хватит ли этого Чонгуку сегодня. — Я приду к ночи, — извиняющимся тоном говорит Чонгук. — Я обещал сходить с Юнги в бар. Знаешь, Кихен уехал на благотворительные концерты в Кванджу, и хен теперь страдает, как будто мужа на войну проводил. Весь мозг мне на работе чайной ложкой выел. Тэхен слышит, как Юнги где-то в стороне кричит «не пизди, ничего такого не было!», и усмехается. Для него оставалось загадкой, как Юнги и Кихен умудрялись сохранять отношения, потому что характер у обоих дай боже. Он уверен, что Юнги беспрестанно ныл Чонгуку о том, как скучает по Кихену, а самому Кихену рассказывал, как классно он тут «тусит с парнями», пока его нет. — Конечно, — легко отвечает он. — Я тебя подожду. — Если хочешь, — он слышит в голосе Чонгука улыбку и улыбается сам. — Люблю тебя. Тэхен улыбается шире. — Я тебя тоже. Он отключает телефон, бросая его в другой конец дивана, и откидывается головой на подушку, прикрывая глаза. Он уже отошел от ссоры с мамой, успел успокоиться, смириться, осталось только легкое неприятное чувство в груди, но — Тэхен уверен — рано или поздно и оно сойдет на нет. Вот только желание завести щенка никуда не делось, превратилось в какую-то навязчивую идею. Он бы не завел его, если Чонгук против, но ему не удавалось скрыть своей тоски от внимательного взгляда своего парня. Чонгук был прав, конечно, он был прав. У них нет времени на то, чтобы ухаживать за кем-то, кроме них самих. Черт возьми, да у Тэхена даже растение сдохло недавно, о чем тут вообще может идти речь!.. Но настроение отказывалось прислушиваться к доводам разума. Меланхолия съедала его изнутри, и это едва ощутимо подтачивало их отношения с Чонгуком. И Тэхену становилось страшно, потому что кроме Чонгука у него, по сути, никого и не было. Это словно висеть над пропастью, держаться за одну руку и ждать — отпустит или удержит. Чонгук отпустил уже однажды, но после этого каждый день доказывал, что больше никогда не разожмет руку, но иногда… Иногда Тэхену все равно было сложно поверить.***
— Тэхен хочет собаку, — говорит Чонгук. Он выпил совсем немного, а вот Юнги напротив него был почти в сопли. Отсутствие Кихена явно не шло ему на пользу. — Если Тэхен хочет собаку, — едва ворочая языком, выдает Юнги, — значит, он получит собаку. — Это неразумно, — возражает Чонгук, крутя в пальцах шот с текилой. — Да срать, — отмахивается Юнги, подпирая щеку кулаком и то и дело соскальзывая с него. — Они вертят нами, как хотят. Мы можем, блять, хоть сколько говорить им нет, а они просто посмотрят, и ты такой — блять, я все, что угодно для тебя сделаю, все, мать твою, что угодно… Под конец его бормотание сходит на нет, и он падает лицом в стол. — Мда, — Чонгук тычет пальцем в его голову и вздыхает. — Этому столику больше не наливать. Он вызывает такси, сажает хена в машину, сам садится следом. Отводит старшего, почти не стоящего на ногах, в квартиру, раздевает, заботливо укрывает одеялом, находит в аптечке на кухне какие-то таблетки от похмелья, наливает воду в стакан и ставит все на тумбочку. Иногда ему кажется, что без Кихена Юнги напрочь забывает, как функционировать, и тогда ему становится тревожно за хена. Никогда нельзя зависеть от человека настолько сильно, потому что человек всегда может уйти, а ты останешься с вырванным сердцем, не зная, что делать и как вообще дальше жить. Хотя кому бы рассуждать. Будто сам Чонгук не привязан к Тэхену сотнями стальных цепей. Домой он решает пойти пешком — от квартиры Кихена с Юнги до их всего минут двадцать ходьбы. Жалеет об этом он на десятой — ливень начинается неожиданно, сильный и холодный, хлещет по щекам, как хорошая пощечина, и Чонгук добегает до ближайшей остановки, хотя смысла в этом уже нет, он за пару мгновений вымок насквозь. — Твою мать, — ругается он, стряхивая с ворса пальто не успевшие впитаться капли. Волосы намокли, теперь неприятно липнут ко лбу и к задней части шеи. Чонгук разочарованно смотрит на стену дождя перед собой, жалея, что не попросил таксиста подождать. Что ж, зато он протрезвел, пусть и не был особо пьяным. Он подходит к скамейке и почти усаживается, как слышит вдруг тонкий скулеж. Он замирает, прислушиваясь. Дождь яростно хлещет по асфальту, заглушая даже шум машин автострады, но сквозь него все равно снова доносится этот тихий звук. Чонгук оглядывается и натыкается взглядом на мокрую картонную коробку, которая больше похожа на ворох темно-коричневой бумаги. Она стоит в двух шагах от остановки, и Чонгук удивляется, как сразу ее не заметил. Он колеблется пару секунд, но скулеж раздается вновь с той стороны, и он не выдерживает. Выбегает под дождь, хватает ее, прижимая к груди и стараясь не думать о том, насколько она грязная, и в мгновение ока возвращается под спасительный навес. Он сгружает ношу на скамейку, брезгливо раздвигая размокшие стенки коробки, и подавляет удивленный возглас, когда видит крошечную мордочку и два блестящих печальных глаза. — Блять, ну нет, — бормочет он себе под нос, вытаскивая щенка из мокрого убежища, больше похожего на издевательство над бедным животным. Он дрожит так сильно, что дрожь эта расходится по рукам Чонгука, и прижимает уши к голове. Он совсем маленький, легко умещается на двух ладонях Чонгука, и такой мокрый, что, если выжать шерсть, можно кастрюлю воды получить. Щенок смотрит на Чонгука загнанно и настолько жалостливо, что, будь он трижды более черствым, не выдержал бы такого взгляда. Решение приходит в считанные секунды и оказывается не таким уж сложным. Чонгук расстегивает верхние пуговицы пальто одной рукой, засовывая под него щенка и морщась, когда рубашка мгновенно промокает. — Думаю, это судьба, да? Щенок предсказуемо не отвечает, прижимаясь ближе к теплому телу, и Чонгук усмехается, выходя из-под остановки и бегом устремляясь домой.***
Тэхен просыпается от хлопка входной двери. Он и не заметил, как задремал, перед глазами до сих пор мельтешат строчки статей о классической литературе, и Тэхен откладывает книгу, поднимаясь и потягиваясь. На часах почти двенадцать ночи. Ну вот, хотел дождаться Чонгука, и не выдержал. Он слышит какую-то возню в коридоре и выходит, прищурившись, глядя на мокрого насквозь Чонгука, прижимающего ладони к груди. Младший смотрит на него как-то испуганно, влажные пряди волос иголками прилипли к лицу, и Тэхену на мгновение становится страшно, он готов броситься к своему парню, схватить его за бледные ладони, которые он судорожно сжимает, — тебе больно? что случилось? где болит? А потом он слышит еще кое-что и застывает, распахивая глаза. Чонгук растягивает губы в слабом подобии улыбки и осторожно расстегивает пальто, вытаскивая из него щенка и бережно держа его в одной ладони. Тэхен переводит ошарашенный взгляд с одних виноватых черных глаз на другие и не знает, что сказать. Они до смешного похожи — цвет волос Чонгука такой же, как цвет шерсти щенка, оба мокрые, дрожащие и неуверенные. Первые несколько секунд. Потом он вскрикивает, прижимая ладони ко рту, и бросается к Чонгуку, который распахивает руки, чтобы его обнять, выхватывает у него щеночка и прижимает его к себе, заглядывая в мордочку. — Боже, какая прелесть, какой маленький, — скулит он, наглаживая кончиками пальцев шерсть между ушами. — Я уже готов вернуть его обратно на остановку, — недовольно ворчит Чонгук, с ревностью следя за тем, как его парень сюсюкается с щенком. Он стягивает с себя мокрое пальто, ботинки, в которых хлюпает вода, а потом пошатывается, потому что на него налетает Тэхен, крепко его обнимая. Он чувствует тепло щенка между ними и посмеивается, обнимая их обоих. — Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, — шепчет Тэхен ему на ухо, а потом отстраняется, и в глазах у него блестят слезы. — Спасибо, — одними губами произносит он, и Чонгук склоняется к нему, обхватывая пальцами подбородок и прижимаясь к его приоткрытому рту поцелуем. Они целуются до тех пор, пока щенок в руках Тэхена не начинает беспокойно ерзать. Тэхен тут же отскакивает, принимаясь суетливо нарезать круги по прихожей. — Нужно его высушить, согреть, завтра отведем к ветеринару, еще корм купим, помоем, утром вместе гулять пойдем… Чонгук качает головой, наблюдая за ним. — Легче ребенка было бы завести, ей-богу, — бормочет он себе под нос, когда взволнованный Тэхен скрывается в ванной. Но все равно улыбается.***
— Мерзкая животинка, — ворчит Юнги, когда любопытный щенок забирается к нему на колени, принимаясь деловито обнюхивать его толстовку. Юнги ломается недолго — спустя уже пару минут принимается чесать его за ухом, нежно улыбаясь. — Сегодня же вечером скажет мне, что нам тоже необходима собака, — делится Кихен переживаниями с Чонгуком, нарезающим фрукты. — Кихен! — кричит Юнги из гостиной, а через секунду появляется на пороге кухни, отдавая щенка Тэхену. Кихен переводит взгляд на парня, выгибая бровь в немом вопросе. — Давай собаку заведем, а? Кихен закатывает глаза, поворачиваясь к Чонгуку, который заливается смехом. — Давай, Гугу, папочке нужно готовить, — Тэхен опускает щенка на пол, и тот тут же принимается деловито сновать между их ног. — Фу, — Кихен морщит нос. — Вы такие сладкие, что кошмар. Юнги подходит к нему со спины, обнимая за талию и устраивая подбородок на его плече. — Так что насчет собаки? — бормочет он куда-то ему в шею. — Тэхен, — Кихен поворачивается к стоящему у плиты парню, — спорим, что уже через пару недель Чонгук с Юнги будут жаловаться друг другу на то, как тяжело держать собаку? Тэхен бросает лукавый взгляд на напрягшегося Чонгука и прикусывает губу. — На сколько? Кихен ухмыляется. — На сто… — Блять, ради всего святого! — взвывает Чонгук, откидывая в сторону яблоко, которое начинал резать. — Сколько можно! Шесть лет прошло, забудьте уже об этом! — Чонгук, — строго говорит Юнги, отлипая от Кихена и хватая яблоко, тут же с хрустом вгрызаясь в него. — Есть вещи, которые забывать нельзя. Чонгук смотрит на него со смесью раздражения и испуга. Он боится, что атмосфера станет натянутой, потому что для него тема спора даже спустя столько времени была болезненной, в отличие, кажется, от Тэхена, который не упускал случая Чонгуку это припомнить. Вполне справедливо, конечно, но от этого не менее неприятно. — Например, тот случай, когда мы ездили к пруду, и ты разнылся, что тонешь, стянул в порыве истерики с Хосока трусы, — Чонгук краснеет до корней волос, пока Юнги невозмутимо продолжает. — А потом оказалось, что вода доходит тебе до пояса. — О, замолчи, — стонет Чонгук, закрывая пылающее лицо ладонями, пока Тэхен с Кихеном громко и с чувством смеются. — Я боялся воды! Я думал, что тону! — Конечно, никто и не спорит, — серьезно кивает Юнги, догрызая яблоко. Тэхен подходит к нему, целуя ладони, за которыми Чонгук прячется. Атмосфера разряжена, Чонгук унижен, остальным весело — все как всегда. Он чувствует, как мокрый нос Гугу тычется в его голую стопу, и поднимает щенка на руки, прижимая к груди. — Только ты меня любишь, — жалуется он щенку. — Вот серьезно, — возмущается Тэхен, обращаясь к Кихену и Юнги. — Щенок от Чонгука не отходит! Чонгук для него царь и бог, а я… Дальше Чонгук не слушает. Он чешет песика за ухом, глядя сначала на Юнги, который завороженно смотрит на смеющегося Кихена, а потом на Тэхена, гневно размахивающего лопаточкой, и думает, что тогда, в баре, Юнги все-таки был прав. Для Тэхена он сделает все, что угодно. Все, что тот только захочет. И это его самая сильная слабость.