Не знать.

После школьного похода прошло две недели. Дни сменялись чередом. Чимин с Тэ и Хосоком всё те же, только более шумными на уроках стали, хоть и отдельно учились. А альфы наоборот — приуныли как-то. Ни с кем так особо не общались, только… Чонгук. Всё как всегда, ну обычно и ничего больше, ровно до того момента, когда на него не взвесился назойливый омежка с дурным запахом. Чимину было не по себе. После похода Чона как будто подменили, и он стал обратно тем же холодным переведенным учеником из 23-ей школы. Никакого внимания, отчуждение. «Где всё то, что было? И этот человек, после первого секса говорил, что никогда не бросит, а сам?», — разные дурные мысли крутились в голове Пака и бились о стенку, когда тот проходил мимо. Мало того, что не разговаривает, типа, не замечает, так ещё и пересел в другой конец класса. «Не, ну что за блять?». Чимину плохо. Очень плохо. Он скучает. За теми ласками или за подколками от альфы в его сторону? Он и сам не знает. Но знает точно, что влюблён. Влюблён в чёрные глаза, в которых каждый раз утопает. Влюблён в шёлковые и мягкие, как тополиный пух, чёрные, как смоль, волосы, в которые любит зарывать свои пальчики. Влюблён в красивое подкаченное тело, которое заставляет дышать тяжело и выгибаться под ним. Влюблён в улыбку, которая будто свет в конце тоннеля, где нет выхода. Влюблён в нежный и одновременно грубый голос, который ласкает и греет душу до кончиков пят. Влюблён в руки, которые умеют блуждать по телу, даря вздроги и мурашки одним касанием. Влюблён в сущность альфы, он самим собой заставляет Пака вздрагивать и тушеваться, как мокрого котёнка. (И когда только успел так в душе засесть? Глубоко). В общем, уже как ходячий фетиш Пак Чимина. Только сложновато будет. Характер. Как уже подметил омега, он у него очень переменчивый, как, собственно, и настроение. В один момент — грубый и свойственный, зажатый и холодный, но в другой — нежный, тихий, спокойный, ласковый и полный любви, а потом снова — сухой, похотливый, собственный, отчужденный и высокомерный. Непонятно, что у него за тараканы в голове, но Чимин грозит узнать и выкурить их ядом оттуда, ибо мешают. Чувство неимоверного тепла той прохладной майской ночи не давало покоя омеге. Ему хотелось ещё. Ещё большего. Но мешало что-то. И что-то, это то самое чудо, которое висло на моём Чонгуке. «Какого чёрта, он что, специально? Сам говорил, что мы истинные и что не бросит…», — Пак готов был разреветься, им просто воспользовались и бросили. Но не тут-то было. Не на того напал, Чон Чонгук! День был обычный, школьный, впрочем, ничего не поменялось, только погода какая-то слишком переменчивая: то солнце яркое, то тучи тёмные, то дождь льёт, как из ведра, и снова солнце, непонятно. На третьем уроке всё шло, как всегда: учитель что-то бурно разъяснял и разжевывал ученикам тему, которая ну ни к чему им. И после окончания Пак хотел подойти к Чону и всё-всё выяснить. Но не успел. Тот кинул взгляд на омегу и быстро ретировался за дверью. Чимин так и стоял, как вкопанный, несколько минут, и, тут же дернувшись, поспешно собрал вещи и решил проследить за ним. А что? Надо же ему узнать, что не так. *** Спустя пятнадцатиминутной слежки, Пак остановился на полпути и, резко прыгнув, спрятался в кусты (как банально!). Увиденное немного напрягло, но всё же… Ребята разошлись возле парка неподалеку и направились в неизвестном направлении, а Чонгук сам направился в тот самый парк, в котором они впервые встретились. Воспоминания нахлынули на омегу потоком, и на ватных ногах он прошёл дальше. Подходя к нужному месту, Чимин искал глазами Чона, но его не было. — Как? Я же… Где? — Пак вертел головой по сторонам, но его нигде нет. — Я же сзади шёл, куда он делся? — подойдя к той самой старой скамье, где альфа когда-то с книжкой на лице мирно посапывал, и на которой омега с папой сидел в детстве и ел мороженое. Снова всё вспомнив, Чимин с краю присел на лавочку и прилёг на минутку. Посмотрев на небо, «такое чистое и непорочное», прикрыл глаза, пустив слезу отчаяния. «Почему? Почему всё так? Почему меня папа бросил? Почему альфа не замечает? Почему мир такой? Почему люди такие жалкие, как я? Почему?», — мысли варились в голове, как в котле на огне. Ветер продувал прохладный, залетая под кофту, солнце придавало тепло на лице своими лучами и чуть… темно? Хмурно? Пак щурился, так как солнце лицо уже не грело, да и ветер приутих. Что-то не то. Кое-как разлепив глаза, омега вздрогнул и испугался. Напротив, сверху, был тот самый чёрный омут глаз, в котором он тысячу, нет, миллион раз утопал и не выживал, в которые он был влюблён, и не мог пошевелиться. Кровь бурлила, как в первый раз при встрече, атмосфера и место дало толчок на память и Чимин поджал губы, так и уставившись в глубокий, всё тот же темный и холодный взгляд, пустил прозрачную слезу. «Почему мне кажется, что это сон?» Чонгук склонился над головой Чимина, остановился в паре сантиметров от лица и, ухмыльнувшись, взглянул на пухлые, такие мокрые, потресканные губы, которые стянулись в тугую полоску, притянулся ближе и нежно поцеловал со словами: «Это не сон, Минни, прости…». И снова слеза, такая жгучая. Чимин так долго ждал. Целых две недели, даже больше, а это много для него, потому что он не понимал, что с Чоном происходит: почему избегает? Почему не разговаривает? За что? И так хотелось прочувствовать вновь тот самый вишнёвый вкус губ и те самые холодные пальцы на щеках. Чимин закрыл глаза и легко ответил на поцелуй. Чон улыбался на губах, а в душе ревел, рвал и метал искры в землю. Он хотел извиниться за всё, и за ту ночь, которая теперь обоих вскоре свяжет и обременит большой любовью на всю жизнь, и за все ссоры, игноры, пытки… За всё-за всё. Но нужных слов иногда мало, а ненужных — хоть граблями греби. И Чонгук сможет. Сможет разгрести всё то, что мешает, ибо чувствует… чувствует вину перед старшим… чувствует сожаление к старшему… чувствует тягу и притяжение к старшему… чувствует большую, огромную, любовную любовь к его Минни… А Минни… То же самое… Только в разы больше и навсегда.