Не знать.

Каждый делает ошибки и старается их исправить. И то, что произошло прошлой ночью, было фатальной и, как казалось, роковой ошибкой для Чимина. Следующее утро было… ну прям пиздец какое «хорошее и солнечное». Ночью-таки пошёл дождь и оставил после себя мокрую траву и лужицы воды. Воздух такой резкий и бьющий по носу, что дух захватывает, а приятные и чуть теплые лучи солнца немножко сочатся сквозь ткань одежды, впитываясь в кожу и согревая холодную кровь. Зябко. Чуть сыро. Но приятно. И такую милейшую «картину Малевича» прерывает ужасная скрутая боль в заднице. Пак не мог сделать лишнего движения, даже вздохнуть нормально, ибо «какого чёрта Чонгук ещё здесь дрыхнет?», «Что он со мной сделал?» и «Я его убью и закопаю прямо тут, в лесу». А Чон, ничего не подозревающий, посапывает как младенец, дуя носом в рыжую макушку. И буквально через минуту-две он смог услышать движение с другой стороны. — М… Проснулся? Доброе утро, — Чон всё ещё с закрытыми глазами внюхивается в легкий нежный запах сирени и обхватывает Пака за талию, заключая в лёгкие объятия. Тот ворочался и пытался встать, но его обратно вернули на плед и уткнулись носом в шею. — Доброе? Какое нахрен доброе? Ты забыл, где мы находимся? Что, если б нас заметили или услышали? И вообще, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ? — Пак почти закричал, но его сразу заткнули поцелуем, таким пошлым и страстным. Чимин, честно говоря, охуел и не выхуел. — Йа, отпусти, — он продолжал толкать альфу своими маленькими кулачками, но тот лишь улыбался. — Чё лыбишься? — Боже, ты ещё не успокоился? — альфа уже в голос засмеялся и пожалел об этом. Пак обижено надул губки бантиком и нахмурил лицо. Чон взял лицо Чимина в руки и, ухмыльнувшись, легонечко чмокнул старшего в носик. — Ты до жути милый, когда злишься, — Пак чуть воздухом не подавился и пнул локтем младшего под рёбра. Чон ещё хохотал и, втыкаясь в бархатистую кожу шеи, «случайно» поставил метку. Такую алую, будто расцветала. — Ауч… Ты чего? — Теперь ты точно не отвертишься от меня, — Чон сразу прильнул к искусанным губам, сминая их нежно и медленно. — Я этфо пфонял… ефё фчера… ночьфю, — Чимин уже не сопротивлялся и только мычал прямо в губы. Чон улыбнулся такому Паку, «ну такой милый» и, притянув того к себе, обнял сильно, и углубил свой поцелуй, толкаясь языком к старшему. *** Не, ну что не скажите, а отдых на природе, да ещё и с друзьями (не говоря уже об истинном), всегда самое лучшее лекарство для души. Но дом, милый дом — еще лучше. Узнав о возвращении, ребята начали собирать вещи и складывать палатки. — Эй, Мин Юнги, не хочешь помочь? — Тэ уже пыхтел от злости, потому что тот «альфач» (как сказал Хосок) уставил свою жопу на табуретку (уже дремал даже) и, словно царь, сидел на троне, отдавал двум лохам-омегам приказы. Ну иначе их не назовёшь. Зачем они сами всё делают? Бросили бы, и тот сам бы всё сложил. А так мучайтесь, придурки. — Э-эй, оглох, что ли? Помочь, говорю, не хочешь? — Тэ уже пальцем возле носа Мина щёлкал и кидал взгляд на ржущих со стороны Чона и Чимина. «А с этими я позже разберусь, что-то там нечисто». — Тэ отошел от дела. — Ну и сиди тут, чтоб к земле прирос, — Тэ фыркнул и направился на помощь к Хосоку. Кое-как справившись со всем, все расселись по своим прежним местам в автобусе и наконец тронулись с места. Дорога длинная и поспать можно. Пак, уже не стесняясь, мирно покоился и посапывал на плече Чона, а тот склонился к омеге на макушку, тоже вздремнул. Тэ с Хосоком музыку слушали, мотая головой в такт и поглядывали за альфачом, который ржал на весь автобус. Короче, весёленький путь будет.