Диалоги России

Им удалось встретиться только месяц спустя, в начале июля. - Дурак ты, Саня, - говорит Иван, как говориться, когда ничего не предвещало. Вокруг поле, они на стоге сена, после тяжёлого дня колхозных работ по уборке хлеба. Страна медленно приходила в себя после страшной Великой Отечественной. - Думаешь, коммунизм стоит таких жертв? - продолжал светлый, - Гражданская война, репрессии, голод, теперь вот, Вторая Мировая. Столько ужасов в одно столетие... До этого нечто подобное случалось только при нашествии Орды. Но разве возможно такое сейчас, в двадцатом веке... - Это очередные наши испытания, - мрачно вздыхает Александр, расстроенный тем, что безмятежность вечера нарушена, - равенство их стоило, знания, наука, развитие, всё стоило. Война... Она принесла много горя, но мы вышли из неё достойно, народами героями. Мы быстро восстанавливаемся, и не каждый мог бы так, как мы, - Александр говорит так, но по его лицу видно - он о многом жалеет. - Думаю, ничто не стоит смертей, - тихо и грустно, - но ни у кого не было выбора. - Если бы вы с императором не ввязывались сначала в русско-японскую, а потом в импереалистскую первую мировую, то всё бы не зашло так далеко, - дуется. - Не бери в голову, - отмахивается, - Всё, что я говорил, относится не прямо к тебе, а... - делает стремительно тягучий жест рукой, - всем, кто это всё творил в твоём лице. Прости, сам знаю, что малодушно. Ведь ни ты, ни я никогда ничего не решаем. Когда ты стал главным, думаю, уже это понял. Мы рабы с самого начала. Истории, правителей, наших детей, обстоятельств, а нам ничего не принадлежит, даже мы сами. - А вот здесь ты соврал. Разве сейчас, вот здесь вот, мы не принадлежим сами себе? - Ты ещё скажи, что только друг другу, как в духе сопливых романов, - хохотнул Ваня. - Зачем? Ты сам это сказал. Только что. - Молчал бы лучше, - вздыхает, - лучше посмотри, какие звёзды красивые. Вдали от городов, глубокой ночью, когда свет в деревенских домиках давно потушен, звёзды сияли очень близко. Своей холодной красотой они манили, дразнили, звали куда-то... Так казалось людям. А звёздам было всё равно. Они дарили свой свет бескорыстно, ни от кого ничего не ждали в силу своего величая, и просто были. . . . . . . .       В дверь громко и нахально трезвонили. В утро субботы хотелось поспать подольше, но утренний визитёр всё никак не унимался. Пришлось разлеплять веки и плестись к двери. Саша широко распахнул дверь. За ней оказался Иван. Не успел Александр и рта открыть, чтобы спросить "что ты здесь забыл", как оказался коварно облит из ведра, которое тупой брательник до этого прятал у себя за спиной. С одежды медленно стекали крупные капли, а Ванечка со счастливым воплем "на Иван Купала обливай кого попало!" ускакал по лестнице вниз. Ровно секунда потребовалась Александру, чтобы отойти от шока, молнией метнуться на кухню, схватить бутылку с водой для цветочков, и метеором, перепрыгивая через шесть ступенек, погнался за обидчиком вершить мстю с рёвом "НУ, ВАНЯ!". Сон как рукой сняло от такой экстремальной зарядки. Догнал его на подъездном крыльце и злорадно окатил из бутылки. Что мы имеем в итоге? Двоих мокреньких Брагинских. Один из них гомерически ржёт, складываясь пополам от смеха, второй начинает осознавать, что зря он пошёл на поводу у своего праведного желания мести - теперь нужно искать в два раза больше сухой одежды. Мысленно дал себе поучительную затрещину. Ну, хотя бы Ване весело. Но даже переодевшись в сухое Россия в полном составе не угомонилась. Ты только проснулся? Ничего, позавтракаешь на улице, на ходу, так интереснее. Планы на этот день? Ничего, перенесёшь. Шило в n-ном месте дало о себе знать, и Брагинские, смастерив водомёты из бутылок с дырявыми крышечками, пошли исполнять священные традиции летнего праздника. Вернулись к Саше на квартиру уже под вечер, разумеется, все мокрые. Неожиданно много людей, как малолетних, так и взрослых, решили поддержать забытые традиции. Но особенно весело всё же было с детьми. Только подумайте, дядькам уже второе тысячелетие идёт, а они, дылды двухметровые, с гиканьем носятся за малышнёй, изображая водяные войны. Иногда, в редкие моменты Александра посещало ощущение неправильности - взрослому воплощению не пристало быть таким легкомысленным. А потом он понимал, что в подобные моменты ничем не затемнённого веселья можно делать всё, чего только захочется и быть абсолютно свободным от лишних условностей, ограничений и формальностей, выпуская наконец на волю настоящего себя. И такие моменты - настоящее сокровище, которое стоит беречь. А Ивану в то же время чудились в мокрых баталиях картины сражений под Полтавой, Бородиным, на отступных фронтах Первой Мировой и на наступательных Великой Отечественной, где в лицах партизан, добровольцев, рядовых, людей самых разных возрастов и национальностей, проскальзывали черты лица или красноокий взгляд Саши, а губы в беззвучно в воодушевляющем крике произносили с придыханием "держись, я рядом", и Ваня знал, знал, что ему обязательно помогут и прикроют спину, в случае чего. Конечно, наваждения быстро пропадали, и оставались только смех, солнце и вода. Они вошли в закатный полумрак квартиры, комкая насквозь промокшие майки в руках, в липнущих к ногам шортах, опустошённые свалившимся на их обычно серьёзные головы весельем. Распахнулись настежь все окна квартиры. Иван и Саша по-очереди жадно пили прохладную воду, ни сколько не заботясь о том, что по подбородку, шее и груди у них течёт. Сгущались сумерки. Эйфория от прошедшего праздника постепенно растворялась в умиротворённое спокойствие, и время, когда братьям не нужны были слова, подходило к концу. От нечего делать Иван стал осматривать скромное жилище собрата. И вроде квартира как квартира, ничего необычного: две комнаты, кухня, все удобства, оставшаяся ещё с позднесоветских времён старая мебель мешалась с современными предметами обстановки, в общем и целом всё без особых изысков. Что Ваню удивило, так это обилие горшечно-домашней зелени. Она была везде - на подоконниках, висела на стенах, стояла на полу, была и в спальне, и в зале, и в кухне, цвела буйным цветом и выглядела весьма ухоженной. И вроде бы ничего такого - подумаешь, цветы - но Ваня знал Александра. Тот никогда бы не стал бы добавлять себе лишних хлопот - их и так у него слишком много, и он бы не стал заниматься разведением домашней флоры, хоть и хранил в себе знания и умения тысяч российских домохозяек. Разгадав причину озадаченного братского молчания, Александр пояснил: - Тут раньше бабушка жила, так это её увлечение было. Родственники после её смерти квартиру продавали, им как-то не до цветов, а я её почти сразу выкупил, прибиться тогда срочно нужно было куда-то. А оставлять их сохнуть жалко, вот и... - Ладно, можешь не оправдываться, - улыбнулся Ваня, - это даже мило. - Нашёл милашку, - в ответ фыркнул "тёмный" близнец. "Светлый" оставил за ним последнее слово и посмотрел в окно. Вид с четвёртого этажа на пышущий зеленью двор в вечерних сумерках обладает своим очарованием, хотя где бы в промышленном городе найти особую красоту? А вот она, буквально у тебя под носом. Помолчали. Каждый о своём. - А тебе не кажется, что у нас неправильные имена? - Почему? - Иван устремил удивлённый взгляд от окна к брату. - Сам посмотри, ты - Иван, с простым русским именем, его носили и цари, но простые люди тоже его любят. В сказках есть и Иван-царевич, и Иванушка-дурачок, и имя - самое что ни на есть народное. А я? Александр - слишком благородно для меня. Такое носили только императоры, да царевичи. Так почему тебя зовут Иваном а меня Александром, а не наоборот? - Хм...А всё-таки у нас подходящие нам имена, стоит только вспомнить их значение. Твоё означает "мужчина", "защитник". А моё... - "Благодать" или "милость Божия", - выудил из недр памяти Саша. - Сложи одно с одним - получишь наши с тобой отношения. Санёк прикинул - с одной стороны, да, благодать. Ваня красивый, добрый, щедрый, весёлый и интересный. Но с другой - иногда властный, жестокий, эгоистичный циник. Да и Саша когда ярый защитник, а когда бездумный разрушитель порядка и сложившихся устоев. Всё как всегда неоднозначно. Но в целом... да, всё подходит. После недолгого разбирательства, хозяин квартиры пошёл в душ первым, потому как времени на водные процедуры у него уходило меньше. И когда уже Ваня плескался в его ванне, он как раз успел постелить ему на диване и подготовить уже второй по счёту комплект сухой одежды. Без ворчания под нос не обошлось - тягой набивать свой гардероб вещами Александр не страдал, и на переодевание уходили последние футболки и шорты. Но вот, всё сделано и он снова сидит на кухне. Свет включать до сих пор не хочется. Света уличных фонарей и окон стоящей напротив хрущёвки хватает. Свежий и тёплый после душа Ваня застаёт близнеца в холодной кухне задумчивого и ни о чём не думающего одновременно, с одухотворённым взглядом, устремлённым в темноту. Безумно притягательного. - А давай в этот раз опять поспим вместе? - спросил Иван, когда брат обратил на него внимание. Саша догадывался, откуда у этого предложения растут ноги, и от этих догадок ему становилось не по себе. Отказывать же, как ни странно, не хотелось. Просто пойти каждому на своё место и просто заснуть... Нет, после такого дня и в такую ночь это немыслимо. Перетащить подушки и одеяла с дивана на кровать - дело пяти минут. После чего воплощения с огромным облегчением одновременно плюхаются в одну постель. Ничто не прерывало безмолвного блаженства, пока с кухни не раздались громкие торжественные ноты. Иван дернулся от неожиданности. Спустя мгновение он с изумлением узнал в торжественной музыке гимн во имя себя любимого. - А...? - вопросительный взгляд в сторону Александра. - Играет каждый день за несколько минут до полуночи, - будничный ответ, - Достаточно хреновая попытка привить патриотизм населению, надо сказать. Странно, что ты не знаешь. Хотя нет, вру. Откуда взяться радиоточке в твоём-то особняке. - Только в машине радио слушаю... А что, правда каждый день? - Ага, как раз перед сном. Колыбельная так себе. - Зато его теперь, может, выучат наконец, - развеселился Ваня. - Слу-ушай, - от возбуждения он приподнялся на локтях, - а спой мне его. - Нахрена? - Родину порадовать. - А я всегда знал, что ты страдаешь манией величая. - А вот и нет. Я не любуюсь своим величием, я к нему стремлюсь. - По-моему, ты только и делаешь, что любуешься. - Ну пожалуйста, спой. Я же знаю, что у тебя хорошо получается. Саша недолго поразмыслил. С кряхтением поднялся с нагретого места, уселся, скрестив ноги по-турецки. Ваня расцвёл и весь обратился в слух. Саша закрыл глаза, набрал диафрагмой воздуха и начал петь совершенно другую песню: - Разрушатся рамки, исчезнут пределы, Далекое станет близким. Глубокий, с лёгкой хрипотцой голос завораживал, и мысли возмутиться совсем не возникало. - Услышу я то, чего знать не хотел я, В спешке и в шуме, и в качестве низком. Настоящие вещи всегда так некстати И так постоянны - не раз и не два. И хочется голос подальше послать, Который достал, повторяя слова... Тут плавность сменяется чуть более быстрым темпом, и апатичность в голосе - нежностью, так непривычно звучащей из уст Александра. Контраст всего, что только можно, заставил трепетать Ивана от полноты чувств, новых ощущений, то пером, то ножом касающихся его возбуждённого разума и тела: - Пожалуйста не сгорай, Ведь кто-то же должен гореть. За углом начинается Рай - Нужно только чуть-чуть потерпеть. Шагни обратно за край - Тебе рано еще сгорать. За углом начинается Рай - Нужно только чуть-чуть подождать. Пожалуйста, не сгорай, Спаси все, что можно спасти, Прости все, что можно простить, Иди, пока можешь идти, Шагни обратно за край... За углом начинается Рай... Но вот интонация снова меняется, в голосе сквозит горечь: -Такой тихий голос - он тише любых голосов. Чем тики и таки часов, шаги и скрип тормозов. Сражайся, борись. Ты зачем все измял, всё изгадил, а? Знать бы мне где выключается это радио... Такой тихий голос - Изнутри и из вне, наяву и во сне, Он что-то плохое заглушает во мне. И я закрываю глаза, выбирая из двух, Пытаясь понять: от меня что ты хочешь, Дух? Александр повторил припев, вкладывая в него, казалось, всю свою душу. - ...Пожалуйста, не сгорай, Спаси все, что можно спасти, Прости все, что можно простить И иди, пока можешь идти, Шагни обратно за край... За углом начинается Рай... - на последних словах песня становилась всё тише и тише, мягче, и завершилась нежным шелестом. - Эта песня так близка тебе, что может считаться неофициальным гимном, - пояснил Александр, хотя всё было и без того понятно. Иван молчал, выражая согласие всем своим видом. Его глаза лихорадочно блестели в полумраке, в животе и груди поднималось нечто светлое, очень горячее и печальное, чему он не мог подобрать названия. - Стихи сочинили дети Украины, но согласись, они нам очень подходят. Вместо ответа Ваня тоже сел и стал выводить кстати всплывшие в памяти строки: -Так хочется остановиться, Сказать своим светлым порывам - хватит. Легко заблудиться В мире хитрых стратегий и тактик Душа трепещет и плачет От того, что творится в уме Но я твержу, что всё будет иначе Ах, кто бы твердил это мне! Саша нашёлся и подхватил: - Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно Но ошибся дорогой, не рассчитал траекторий полёта И мне так понравилось быть для тебя этим "кто-то". Они ненадолго замолкли. Открыто смотрят друг другув газа. Сначала улыбнулся Иван, вслед за ним Саша, но уже не так уверенно. Вдруг, внутри него что-то щёлкнуло и на него горячей волной накатило смущение. - Ну всё, хватит разводить сопли! - он с силой толкнул брата на подушки. - Расчувствовались тут, понимаешь ли. И, противореча своим же словам, уткнулся в грудь близнеца. - Просто признай, - повторил присказку родича Ваня, посмеиваясь, - что ты несмотря ни на что обо мне заботишься. - Как будто ты - нет, - не поднимая головы, буркнул Саша. Опять воцарилась мягкая тишина. Немного погодя снова приглушённый голос Александра: - Я никогда такого не говорил, но... ты для меня настоящее сокровище. Я просто знаю, что должен тебя защитить. Не представляю, как бы без тебя обходился. И... - Саша заткнулся. Подобрать правильные слова оказалось очень сложно. - ...И просто знай, что я буду рядом и делать всё что в моих силах, чтобы с тобой было всё в порядке. Пристыженно замолк. Вышло и в половину не так красиво, как должно было быть. Почувствовал, как широкая ладонь скользит от шеи к макушке, взъерошивая влажные волосы. - Сашка, - ласковый голос. Плавный перекат - теперь он распростёрт под нависающим над ним Иваном, прислушивается к собственному замирающему сердцу. - Сашка, - повторяет Иван, проводя пальцами по братской, чуть колючей щеке, - я тоже буду рядом и делать всё возможное. И Александр утонул в этим прожигающим насквозь взгляде, расплавился и целиком отдался в руки этого нежного чудовища.Точно так же случалось не раз и не два, а на протяжении практически всей их истории, стирая границы условностей между ними. В наше время особенно не ясно где заканчивается один и начинается второй. Кто знает, как повернётся жизнь - может границы не станет вовсе, может первый и второй снова разойдутся по разным полюсам. Это не от них зависит, зато никто не вправе отнять у них такое сладкое и томительное "сейчас". Омаке - Слушай, а откуда ты достал то ведро, из которого меня облил? Не из Москвы же пёр, - спрашивает, когда всё случилось. - Тебе это сейчас так надо? - еле пробормотал Иван, он почти спал. - Вообще... нет. Нафиг, - сладкий зевок. Через секунду - мерное сопение дуэтом.