Мне бы в небо

      Альбус устало прикрыл глаза:       — Не ожидал, Гарри, что услышу от тебя такое когда-нибудь.       — Вы это говорите с таким укором в голосе, директор. Не стоит, сэр. В вашем исполнении этот укор выглядит, как прямое неуважение к моему, как вечно орет Снейп, скудному, но все же интеллекту.       Парень встал и, не глядя на директора, подошел к клетке с фениксом, аккуратно пощекотав довольно закурлыкавшей птице пальцем горлышко. Дамблдор молчал прикрыв глаза, а потом спросил:       — Как это произошло? Инициация. И почему так рано?       — Почему — не знаю, но первые признаки появились уже летом. А вот как — это отдельный вопрос. Было нелегко. Первого сентября Моуди окончательно спятил и напал на меня, хотел убить Авадой, уже не считаясь с возможными последствиями, должно быть, искренне считал, что делает великое благое дело. Притягательность и очарование света, жестокость и своенравие тьмы — он бормотал это постоянно, пока гнал меня по замку, как дикого зверя. Подозреваю, что эта фраза приведена в описании Избранника в каком-нибудь из аврорских информаториев и, по сути, означает способность таких, как я, обаять и повести за собой толпы, а также принимать решения, руководствуясь только своей собственной, довольно жесткой, своеобразной моралью… Может, так оно и есть, может, такие, как я, после инициации вообще теряют всякую человечность и творят, что хотят и действительно есть смысл уничтожать их, отправив на смерть какого-нибудь добровольца, пожелавшего принять на себя последствия убийства пусть еще и неинициированного избранника магии, но я что-то искренне сомневаюсь. Старые обиды меня больше не трогают и я сомневаюсь, что после объявления моего изменившегося статуса появятся новые. На крайний случай у меня в запасе всегда есть целая армия воздушников, которые просто горят желанием защитить свою обретенную ценность.       Гарри хмыкнул и вернулся в кресло.       — Знаете, директор, а я ведь прыгнул с Астрономической башни. Решил, что не хочу в очередной раз попасть под Аваду и предпочитаю хоть что-то выбрать самостоятельно, а в тот момент свободное падение мне показалось более привлекательным вариантом конца. Но шагать в темноту, зная, чем окончатся короткие мгновения полета, было довольно страшно. Но это, по сути, был мой единственный шанс выжить, потому что инициация проходит только через добровольный шаг в бездну. В короткие мгновения полета призыв моей пробуждающейся сущности ощутили все создания и маги, связанные со стихией воздуха и чем дольше падение, тем выше шанс, что кто-то из них успеет явиться и подхватить. Мерлином клянусь, я почувствовал прикосновение травы, растущей на земле, прежде, чем меня подхватили чужие надежные руки. Высоты Астрономической башни едва хватило, чтобы спасти меня.       — А где Моуди?       — Трудно сказать точно. Судя по звукам, где-то в Запретном лесу, причем в нескольких местах. Местные вейлы явились на мое спасение вторыми, подхватить не успели, но были рады показать, как именно собираются меня защищать от посягательств на мою жизнь, — парень вздохнул. — Мне потом эти вопли два дня мерещились и остается только удивляться, что тут в замке случилось настоящее побоище, а никто не в курсе. А еще утверждали, что Хогвартс — самое безопасное место!       — Это и будет самое безопасное место, Гарри! Нужно только победить Темного Лорда! Или ты и в самом деле намереваешься просто сидеть и смотреть, как Волдеморт со своими Пожирателями Смерти явится сюда и будет убивать учеников, твоих друзей, Гарри, Рона и Гермиону?! Или тебе и до них теперь нет никакого дела?       — Ну, во-первых, с чего бы ему сюда являться, особенно после нашего маленького пакта о ненападении? Школа у нас что — стратегический важный объект? Зачем ее вообще захватывать? — Гарри вдруг хмыкнул. — Хотя, теперь он сюда может заявиться только для того, чтобы высказать свои претензии вам. Например, чтобы сказать: «Сдавайся, проклятый Дамблдор, попортивший мне столько крови, а то я начну убивать беззащитных деток (кроме Поттера, с ним у нас договор)!». Вот тогда и посмотрим пределы самопожертвования отдельно взятого мага во благо своих подопечных. А, во-вторых, что Рон и Гермиона? Если они будут в Школе и никуда не будут лезть, то ни у кого претензий к ним не будет. Не собираетесь же вы, директор, прятаться за спинами учеников и выпихивать их на передовую?       — А твои родители? Он убил твоих родителей! Это ты тоже ему спустишь?       — Так я его тоже убил пару-тройку раз. Око за око, так сказать. Моя жажда мести, в целом, удовлетворена. А, как я уже говорил, для предотвращения всяких злодеяний полоумного психа надо напрягать профессионалов, а не школьников.       Дамблдор молчал, сгорбившись в кресле и пытаясь осмыслить ситуацию. В принципе, это не конец света, но как же он устал. Придется менять все планы, задействовать новые фигуры в борьбе. И он с ужасом предчувствовал, что придется все же последовать совету Поттера и сообщить в Аврорат о Крестражах — самому ему их не собрать. А это значит, что ему придется оправдываться перед Фаджем и Скримджером, а они, хоть и идиоты, но отнюдь не дураки и прекрасно почуют свою выгоду, вцепившись, как шакалы, в ослабевшего льва. Дорого ему обойдется решение придержать информацию о Крестражах в те годы, но тогда идея начать Большую Игру показалась ему более привлекательной. Что ж, теперь ему придется заплатить за это потерей репутации и, скорее всего, большинством должностей в магическом мире. Хорошо еще, что с поста директора его сместить никто не сможет. Голос мальчишки вывел его из задумчивости.       — Знаете, директор, теперь, впервые с моего прибытия в Школу, у меня есть кусок информации, не прошедший вашу цензуру. Так что теперь, когда я осмысливаю мою жизнь, мне видится, что вы — жадина и немножечко расист. Скажите, директор, мой отец ведь похвастался перед вами, своим уважаемым наставником, что его сын родился Избранником Магии стихий и после совершеннолетия пробудится? Узнали, что у вас под боком появилась некая сила, поняли, что лично вам от нее никакой пользы, а эта самая польза будет только для кучки магов-стихийников и магических существ… а потому, как говорится, то ли — «С паршивой овцы хоть шерсти клок!», то ли — «Так не доставайся же ты никому!» и совершенно ювелирный труд по стравливанию бесполезного Избранника и неугодного Темного Лорда. И кого волнует, что там в итоге с ребенком станется? Выживет — хорошо, не выживет — что ж, тоже неплохо, — легкая полуулыбка, сопровождавшая его слова, резко сменилась недоброй усмешкой. — Нельзя было прикончить Темного Лорда сразу? Нет, надо было затеять трехэтажную интригу, чтобы Волдеморт явился по мою душу, а попытка убить меня Авадой вышибла его покалеченную душу из тела, потому что мое предназначение уже тогда потихоньку начинало защищать меня. А потом вы поняли, что, поскольку возле моей кроватки труп Лорда не валяется, это может грозить его возрождением и догадались о Крестражах. Значит, интрига не окончена и еще долго можно играть людьми. Не наигрались в шахматы в детстве, решили наверстать позже?       — Гарри, что ты такое говоришь? Откуда такие мысли?       — Я, в принципе, могу понять вашу позицию. Волдеморт после своего возрождения на моем четвертом курсе пострадал бы в любом случае, и если бы убил меня, и если бы я убил его, но, Мордред задери, единственное, чего я не могу понять даже сейчас, так это — зачем? Ладно, вы сыграли так, чтобы он явился меня убивать на Хэллоуин восемьдесят первого года, он ведь был бы мертв, если бы не Крестражи, но зачем было продолжать стравливать нас снова и снова? Не могу поверить, что вы — такой бездушный человек, чтобы использовать ребенка в таких целях. Неужели вы не могли найти другой путь?       — Не стану оправдываться, мальчик мой. Вижу, что ты просто сейчас меня не услышишь, сейчас в тебе говорит только твоя надуманная обида. Мы еще раз постараемся поговорить позже, когда ты успокоишься и приведешь мысли в порядок, — Дамблдор пытался выиграть немного времени, чтобы оценить, что собирается предпринять Гарри и как уменьшить предполагаемый ущерб, если мальчик начнет разносить свои теории среди других.       — Не стоит, сэр, от приведения моих мыслей в порядок у меня только начинают возникать в голове все новые и новые вопросы — и о смерти родителей, и о становлении Волдеморта, и о моем воспитании, и о моей жизни… А я об этом думать совершенно не хочу, все-таки вы и мой уважаемый наставник. Предпочитаю сохранить хоть какие-то иллюзии… даже если они ложные, — он печально вздохнул. — Не обращайте особого внимания на то, что я тут вам наговорил. Это все так — глупые измышления. У магглов считается, что откровенный рассказ о том, что тебя беспокоит, помогает «преодолеть плохие эмоции и отпустить прошлое». Так что… все эти речи — что-то вроде терапии, я выговорился и, правы были магглы, успокоился. Теперь у меня будет все хорошо — меня больше никто не преследует, надо мной не висит больше дамокловым мечом необходимость убийства, меня защищают, холят и лелеют, завтра выйдет мое интервью в «Известиях Британских Магов» (надеюсь, Скитер удавится от зависти) о моем новом статусе и что обижать меня теперь чревато очень большими неприятностями. И у вас все будет хорошо — придумаете новый план, победите Темного Лорда. Прошу только, не надо больше играть судьбами людей, даже с самыми благими намерениями. Сделайте все, как положено, через Аврорат, без помощи школьников. Собственно, на этом все, директор. Спокойной ночи!       Поттер подхватился из кресла, в очередной раз потрогал феникса и пошел к двери.       — Гарри, — Альбус остановил его, когда мальчик уже взялся за ручку, — я надеюсь, ты не станешь делиться своими измышлениями с друзьями?       Больше-уже-не-Герой чуть улыбнулся:       — Конечно нет, сэр. Это всего-навсего мои глупые измышления, совершенно бездоказательные… А если я буду, как сейчас, счастлив и доволен, то у меня и мысли не возникнет эти доказательства искать.       Он выскользнул за дверь.       Что ж. Дамблдор погладил бороду, неприятно, конечно, было слышать такое. Он, похоже, действительно немного увлекся играми и манипуляциями. Как раз самое время их прекратить и действительно сообщить о Крестражах в Аврорат или Отдел Тайн, тем более что новоявленная змеиная морда Риддла как раз покажет, почему раскол души — это плохая идея. В конце концов, что мешает ему сказать, что он узнал эту маленькую тайну буквально накануне и сразу поспешил с докладом? Он уже далеко не молод, чтобы начинать строить репутацию с нуля.       Гарри стремительно поднимался на Астрономическую башню. Он чувствовал необычайную легкость в душе — все-таки выговориться было хорошей идеей. Умиротворение окончательно смыло слабо трепыхавшуюся мысль докопаться, что же из всех его измышлений правда, а что нет. Пусть все идет, как идет, а сейчас ему сильно хотелось полетать. Теперь для него прыжок с башни означал полет в небо, а не вниз, теперь у него были крылья, а то, что эти крылья росли не на его спине, было совершенно неважно, главное — что они никогда не подведут. Конец.