Там, где тикают часы

      Ночь летела быстро, и подруги проводили время лучше, чем могла надеяться каждая из них. Руби охотно слушала рассказы Эммы о путешествиях — вроде тех, как прекрасно смотреть на солнце с Ворот на Запад; или как в Монтане, выслеживая сбежавшего из-под залога, она потерялась, а спас её самый что ни на есть настоящий охотник. Руби пересказывала городские сплетни: о том, как однажды, сказав бабушке, что заболела, она тайком вылезла из окна, чтобы встретиться с парнем, а потом в наказание за это целую неделю мыла посуду.       В конечном счете Руби увлекли за собой местные шахтеры — она ушла играть с ними в дартс, а Эмма осталась предоставлена сама себе. Она развлекала себя тем, что наблюдала, как подруга показывая язык и держа выпивку в одной руке, уделывала соперников. Тем временем ее собственный виски закончился, и она направилась к бару. — Что-то ты долго, милая, — с отчаянием в голосе произнес Киллиан, когда она подошла. — Я уж подумал, что ты совсем обо мне позабыла. — Почему-то мне кажется, что ты бы этого не допустил, — ответила Эмма. Она хотела, чтобы фраза прозвучала иронично, но две порции алкоголя, обволакивавшие желудок, сделали ее путаной и почти доверительной.       Не дожидаясь просьбы, он налил ей ещё виски, и она с благодарностью приняла выпивку, обхватывая рельефный стакан двумя ладонями. Она ничего не сказала, но это было и не нужно: Киллиан пару раз провел старой тряпкой по отполированной поверхности и, перегнувшись, вытащил из ряда высоких стульев у бара один для себя. Он устроился на нем по свою сторону стойки. — Итак... — Итак, — повторила Эмма. — Милое место. Он отвесил старомодный поклон: — Премного благодарен, миледи. — Понимаю, почему не видела тебя в городе. — Да, — он поднял указательный палец, — но это не объясняет, почему я не видел тебя здесь. Эмма выдала ему свою лучшую улыбку: — Что-то не нашла твоего бара в путеводителе.        Киллиан достал из холодильника бутылку пива, откупорил ее, зацепившись крышкой о стойку, и сделал большой глоток. Он вытер губы тыльной стороной ладони, а затем чокнулся горлышком бутылки о край стакана Эммы: — За тебя, лапочка. — За тебя. — И я так не услышал твоего оправдания. — Он подмигнул, и Эмма усмехнулась.        Она сделала еще глоток, надеясь утопить в нем свою растущую улыбку. Было здорово просто пить — отдыхать подальше от границ города «с открытки», Сторибрука. Здесь ничего не напоминало о прошлых ошибках, не было Реджины, которая на каждом шагу пытается разрушить ее жизнь. Был лишь хороший мягкий виски и привлекательный мужчина, который наполняет пьянящей жидкостью ее бокал.       Может быть, по этой причине, когда он, почти поднеся бутылку к губам, спросил, как она оказалась в Сторибруке, Эмма не сразу отшила его. Тряхнув растрепанными волосами, Киллиан пристально посмотрел на нее, и, облокотившись на стойку локтями, Эмма смогла чувствовать его запах. От Киллиана пахло солью, специями и пивом. И это было… приятно.        И она ему рассказала. О Генри, внезапно появившемся у ее двери и заявившем, что он ее сын; о том, как привезла его в Сторибрук; о Реджине и том, почему она не может уехать, по крайней мере, пока на нее давит странное чувство ответственности за Генри. Она даже рассказала ему о шоколадном кексе с единственной свечой и о желании, которое загадала, задувая ее. А ведь об этом она никому не рассказывала, даже Генри, который сказал бы что это магия, Предназначение или ещё какая-нибудь ерунда. — Хорошая история, — произнес Киллиан, когда Эмма закончила. — Здесь должен быть взрыв хохота.        Киллиан и в самом деле улыбнулся, а Эмма разглядела лучики-морщинки в уголках его глаз. Опустив взгляд на свой стакан, она взболтала остатки янтарной жидкости и спросила: — А как насчет тебя? Он откинулся на спинку стула: — Это длинная и нудная история. — Ну, она заканчивается тем, что ты держишь бар посреди леса, поэтому я постараюсь не уснуть.       Киллиан сделал паузу, прижал язык к внутренней поверхности зубов, а затем ответил ей едва заметным кивком: — Возможно, в другой раз.       Эмма хотела надавить — вытрясти историю, как она поступала, работая поручителем, но внезапно осознала, как долго она уже сидит в баре. Она крутанулась на стуле, выискивая Руби — в этом случае подруга была своего рода часами. — Эмма? — рука Киллиана оказалась на ее запястье. — Прости, — быстро ответила она, поворачиваясь к нему лицом, — просто поняла, что уже поздно. — Нет, — автоматически начал спорить он. Киллиан выправил положение, взглянув исподлобья и с обольстительной улыбкой добавив: — Пока нет. Есть время, чтобы пропустить ещё по стаканчику.        Его пальцы на ее тонком запястье стучали в ритм ударов сердца, и Эмма непроизвольно запустила свою руку под его ладонь. Она знала, что забрела на опасную территорию, но в тот момент и не подумала беспокоиться по этому поводу. Его рука была теплой; большим пальцем он водил по запястью, легко надавливая на пульсирующую вену. Эмма медленно выдохнула. — Я пришла с Руби, — сказала она тихо, неуверенно кивая на бар за спиной. — Я должна идти. Он почти нахмурился, а на лбу появилась складочка: — Правда должна?        Она опустила взгляд. Они держались за руки так долго… слишком долго. И было в нем что-то почти знакомое… Но это было невозможно! Она раньше его никогда не видела… — Идём, Эмма?       Она подпрыгнула и ударилась коленками о нижнюю часть барной стойки, чем едва не опрокинула стакан. Она схватила его двумя руками, чтобы не расплескать, а рука Киллиана соскользнула со стойки. Она уставилась на подругу: — Как тебе удается неслышно подбираться в такой обуви? Оскал Руби был решительно волчьим: — Практика.       Руби вытащила из заднего кармана внушительную пачку купюр, отсчитала оттуда несколько банкнот и подтолкнула их Киллиану: — За нас обеих. — Снова обобрала их партией в дартс, дорогая? Она пожала плечами и ухмыльнулась: — Ничему они не учатся.       Эмма поднялась. Одним глазом наблюдая за Руби, которая склонилась над баром чуть более, чем нужно, она натянула куртку, залпом допила остатки своего виски и протянула стакан Киллиану. — Увидимся.       Он печально улыбнулся, а Эмма, направляясь к выходу, обдумывала, что именно он имел в виду касаясь своими пальцами ее руки, когда она передавала ему стакан. — Ты знаешь наверняка, где меня найти, — прокричал им в след Киллиан.       Они прошли уже полпути по лесу, когда Эмма поняла, что все ещё улыбается, и поспешила убрать улыбку с губ. — И что ты можешь о нём сказать? — спросила она, позволяя Руби обнять себя за плечи. — Я здесь уже несколько месяцев, но его не видела ни разу. — Вообще-то в городе он появляется редко. Раз в пару недель забирает поставки, покупает пирог «У бабушки» и всё такое, — ответила Руби. — Он живет над своим баром. Так было всегда, сколько я его помню.       Она вздохнула, приподняв голову, чтобы посмотреть на проглядывающие сквозь листву полумесяц и мерцающую россыпь звезд. Эмма остановилась и тоже взглянула на небо. — И я немного завидую, — пробормотала Руби, — здесь классно.       Не то чтобы Эмма не любила природу — несколько пар приемных родителей пытались завлечь ее в летние лагеря герл-скаутов лишь бы избежать первых бунтарских порывов. Но конкретно в этих лесах было что-то мирное; как и весь Сторибрук, они казались погруженными в сон, отгородившимися от всего мира. Как будто здесь никогда не обитали волки или более опасные создания. Нетрудно представить, почему кто-то захотел здесь жить.       Они возобновили путь домой; Руби с ленцой направляла Эмму, когда она сходила с незнакомого маршрута. — Так значит, он просто разбойник-ирландец, который живет в глухом лесу штата Мэн и управляет баром? — Ещё у него есть корабль, кажется. Он стоит на якоре в бухте. Хотя я никогда его там не видела. Эмма тряхнула светлыми волосами и фыркнула: — У него бар под названием «Смотровое гнездо», и он не выходит в море на своем корабле? Слабая отговорка для пирата, как считаешь? Руби только рассмеялась, — В мой порт он может войти в любое время. Эмма охнула: — То что ты пьяна не прощает тебе пошлых каламбуров. И каламбуров вообще. Никогда. — Я не пьяна, — с издевкой усмехнулась Руби (вероятно, так оно и было), но Эмма не хотела провожать ее до кафе «У бабушки». — Хотя с другой стороны, ты, — она подчеркнула свои слова сильным толчком по плечу Эммы, — считай, вообще не пила. — Некоторым на работу утром. — Ах, да! Сторибрук же кишмя кишит преступниками. — Замолчи, а?