Драбблы по сериалу Hannibal NBC

Светлый и хмурый, словно образ с картины Мане, доктор Дю Морье движется по полумраку аудитории. С усами «карандашом», с красивым изгибом бровей, романтически зачесанными назад волосами, он роняет в воздух одну ложь за другой — бледным, отстраненным голосом; и пресное вранье цветет в умах завороженных слушателей яркими образами. Когда он упоминает сопровождавший доктора Лектер аромат свежих цветов, Алан вспоминает, что Микаэла любит мяту и львиный зев, и стискивает набалдашник своей трости. Он больше не может ходить без нее, как слепой, каким и пробыл долго, так долго. Теперь он наконец-то прозрел, но воспоминания о собственном невежестве по-прежнему навещают его — темнотой во снах: уже четыре года Алан снова и снова обнаруживает себя в непроглядной холодной ноябрьской ночи, дезориентированным и парализованным, неспособным сделать ни вдоха. Он не знает, сколько таких лет еще впереди. А Дэсмонд Дю Морье прямо перед ним возвышенно рассуждает о тех инсайтах, которыми оказался обязан Микаэле Лектер. С этим мужчиной Миша по-настоящему проявляла себя, пока занималась с Аланом... скотоложеством, и в итоге он единственный поднялся на пьедестал общественного признания, а не был смешан с грязью и кровью. Даже если на безупречном облике бывшего психиатра Микаэлы Лектер не осядет и пылинки правды, Алан должен попробовать это исправить. Он подходит к доктору Дю Морье после лекции и тот принимает его за жаждущего автографа студента, за очередного зеваку, которому он может отрыгнуть свою безвкусную ложь. Будь на месте Алана Уилл, или Джек, или Фрида, он был бы узнан, но он всего лишь Алан Блум. По этой же причине он не тратит время на предисловия. Алан не может сказать, как долго трясет своей тростью перед римским носом Дэсмонда Дю Морье и гневно обличает, стараясь превратить каждое свое обвинение в выпад шпагой с отравленным острием. Он ни на что не расчитывает, только говорит и говорит о своей ненависти, пока воздуха не перестает хватать, пока темнота не наползает перед глазами, и проклятые уродцы Босха не выскакивают из презентационного слайда над головой Дэсмонда и не пляшут за его висками жгучий танец святого Вита. Когда темнота рассеивается, Алан видит, что белки за стеклами очков доктора Дю Морье влажно блестят. Психиатра Миши мелко потрясывает, когда он отвечает ему, но тихий и хриплый, его голос не дрожит: — Я думаю, что способен предложить вам один ответ. Может быть, он сможет удовлетворить вас. Если вам интересно знать, почему она не съела меня, Алан... я сам постоянно задавался этим вопросом все то время, что находился рядом с ней, и привык считать, что дело было в уважении Микаэлой моего интеллекта. Пока однажды не понял, что... Господи, прошу вас, поймите: вас ослепили, потому что Микаэла знала, что с вашей отвагой придется считаться!.. Я же, с другой стороны, видел все время, но так ничего и не предпринял... Так вот, однажды я понял. Точнее, я вспомнил... Вы знаете, что становится с мясом напуганного животного, верно?.. Страх делает его вкус совершенно отвратительным. Именно поэтому сейчас вы говорите со мной.