Драбблы по сериалу Hannibal NBC

Это было несправедливо по отношению к безутешным родителям жертвы да и просто непрофессионально как ни крути, но в комнате Элис Николс наибольшее внимание привлекала не мертвая девушка на кровати и Беверли не могла это отрицать. Нет, разумеется, она старалась не засматриваться — все они старались, — и выругала себя, когда поймала карательный взгляд Джека и поняла, что стоит с открытым ртом. Но если не обращать внимание на лохматый хвост, свисавший сзади из-под полевой куртки чуть ниже чем до середины бедра, было еще сравнительно легко, то торчавшие над лохматыми кудрями уши особого агента Грэма были просто слишком огромными. И слишком пушистыми. Боже, какие то были пушистые уши. Они так и притягивали взгляд: рыжие, высокие и острые, размером с ладонь каждое, со светлым пухом внутри, сильно напоминавшие лисьи. А сразу за ушами, на задней стороны шеи, прям под темно-каштановыми волосами у него росла жесткая на вид черная шерсть, густой гривой уходившая ему под воротник. То, что Беверли знала про расистское отношение из первых рук, делало все еще хуже, но блин. Азеркинов... было просто слишком мало, чтобы не считать их диковинкой, по крайней мере поначалу. Беверли лично не знала никого, кто когда-либо видел их вживую. И остальные, по всей видимости, тоже никогда их не видели. Джимми, честнейшим образом смотревшему Грэму в глаза, хоть это и было не лучшей идеей, приходилось постоянно одергивать Брайана, который зависал во время своих объяснений, когда Грэм поводил ухом. Это тормозило бы процесс, если бы не другие особенности их нового коллеги, примечательного, как выяснилось в разговоре, отнюдь не только — даже, пожалуй, в последнюю очередь — своими очертаниями гремлина. И стоило отдать Грэму должное: при всей неприветливости он не злился на них. А свои звериные атрибуты носил довольно естественно, хотя Беверли подозревала, что это стоило ему немалых усилий — кому бы не стоило, черт возьми. Но он справлялся, и через пару встреч Беверли заметила, что привыкла к его виду. А почти во всем остальном Уилл был обычным человеком. Ладно, не совсем обычным, но он двигался как человек и у него были нормальные зубы и голос. И единственным, что оказалось по-настоящему сложно уложить в голове даже по прошествии некоторого времени — намного сложнее его расстройства эмпатии и сверхъестественного воображения — была его... защитная реакция, что ли? Его запах, в общем. Хоть то и было очень странно, усталым или напуганным Уилл начинал пахнуть... не псиной, нет. Из-за резкого дезодоранта, наверняка выбранного неслучайно, было довольно сложно определить, да и работа не располагала еще и к такому расследованию, не говоря уже о том, что Беверли зачастую сомневалась, правильно ли по отношению к Уиллу изучать его животные черты... но постепенно ей все-таки удалось определить: нуждавшийся в передышке Уилл пах молочно, щенком. Точь-в-точь как только научившиеся жевать — ремень ее кожаной сумки, аргх! — трехнеднельные щенята у овчарки сестры. Беверли пыталась не умиляться этому, держа в уме, что Уилл взрослый мужчина, старше ее почти на десять лет, профессиональный зануда, тертый коп, что ему самому вряд ли нравится эта своя специфическая особенность... но у нее получалось плохо. Чего уж там, она могла сказать, что не у нее одной. В моменты его защитного ощенячивания — так она называла это про себя, потому что ни с кем не обсуждала, — даже Джек был с Уиллом гораздо мягче чем мог бы быть по опыту Беверли. Он говорил с ним, а не вещал для всех, и делал это умеренно громко и обеспокоенно и, насколько неправильным это сравнение бы ни было, походил на хозяина, пытающегося выяснить, опечален его верный компаньон или заболел. И Беверли радовалась тому, что на Уилла не могли кричать, потому что кто знает, что бы с ним стало при дополнительном стрессе на работе? Все-таки он был таким закрытым и умел хлестко от себя отваживать, а Лектер оказался тем еще профаном... Об этом не хотелось думать, но все указывало на то, что если бы не умение Уилла в стрессовые моменты мимикрировать под щенка, Алана Блум не забила бы тревогу, вскоре после того как он подхватил энцефалит. И все кончилось бы дерьмово. Даже хуже, чем дерьмово. Но, слава Богу, все обошлось. Уилл продолжил помогать отделу, впрочем, намного реже, чем раньше, после того, как отлежал свое в больнице. Иногда они с ним встречались в свободное время — один раз она даже затянула его в боулинг, — и каким бы Уилл ни был — главное, он был Уиллом, ее совершенно замечательным другом. Пусть вовсе и не лисом, как Беверли сначала показалось. Выяснилось это почти случайно. Но вовсе не случайно, конечно же. Они в тот раз пили кофе из пластиковых стаканчиков на ветру и ели еще теплые пончики, пока полиция и коронеры расчищали место преступления. Она жаловалась на медстраховку и многочасовые очереди у своего дантиста, все перешло в разговор о врачах в Балтиморе, Уилл все больше отмалчивался, добросовестно выслушивая ее и что-нибудь уточняя, как и всегда, а на вопрос о своем лечащем враче — не Лектере — замялся и признался, что выбрал его, потому что тот имел квалификацию для работы с его видовыми особенностями. Это вызвало у Беверли неловкость, как вызывали любые напоминания о том, что некоторые осложняющие ему жизнь вещи Уилл просто не мог скрыть от окружающих, сам спрятавшись за дужкой очков. Но Беверли не дала себе застыдиться, как никогда не могла как другие отводить глаза от завернутых в платки мусульманских женщин в супермаркетах: чтобы те знали, что другие видят их. Она пошутила что-то насчет необъятных ушей Уилла во врачебном кабинете, хотя даже не запомнила, что именно, слишком сконцентрировавшись на его реакции, но видимо шутка вышла не слишком грубой: Уилл фыркнул и улыбнулся ей краешком рта. Он ценил, что она не притворялась. И видимо поэтому сказал ей, помусолив стаканчик в руках, — тихо и буднично, так, чтобы она не пропустила мимо ушей, но не услышал никто другой: — Гривистый волк. Если ты спрашивала себя. — Вообще-то... да, иногда спрашивала. Они помолчали и он невесело, будто по привычке, усмехнулся и резюмировал: — Не волк, не лис, не олень. Ни рыба, ни мясо. Это было не ее территорией, но Беверли не смогла удержаться: — Ты просто взял ото всех лучшее, — и перед тем, как залить в себя остатки кофе, серьезно добавила: — как человек так уж точно. А еще — но узнавали это немногие, — Уилл умел смотреть нечеловечески преданно. Беверли гордилась тем, что ей дали это узнать.