Драбблы по сериалу Hannibal NBC

— Он заставлял меня стаптывать ноги в вальсах вечера напролет. Ступни потом отекали как у беременной, — жалуется Беделия и отпивает какое-то несложное вино из супермаркета, закусывая подцепленным с блюдца кусочком яблока. Она приподнимает одну из закинутых на банкетку икр, шевелит пальцами совершенно нормального сейчас, — несмотря на занявший полвечера променад, — размера и сварливо добавляет: — Но он не давал мне отдохнуть от себя даже потом, навязывая массаж ступней. А затем припечатывает: — Проклятый фетишист. Сидящая за компьютером Чийо не удостаивает ее комментарием, она даже не поворачивается в ее сторону. Только приподнимает уголок губ в этой своей ласковой, пропитанной презрением улыбке. Беделия уже привыкла и не имеет ничего против. Ей важно лишь то, что она наконец-то может сбросить с себя изысканность — вместе с приставшей к ней ролью жертвы, как надоевшее за день узкое платье, и вздохнуть полной грудью — не боясь за свою безопасность и жизнь. С Чийо она не следит за языком, не направшивается ни на симпатию, ни на снисходительность и жалость, потому что у Чийо нет никакого намерения сдавать ее кому-либо — иначе Беделия лишилась бы всех шансов выйти сухой из воды еще в тот день, когда та застала ее собирающейся сделать (ставку) себе инъекцию. Очевидно, что для Чийо, — кем бы она не приходилась Ганнибалу, — их совместная история чересчур личная. Именно поэтому, с тех пор, как Ганнибал бесследно пропал из Флоренции вместе с Грэмом, она чувствует себя настолько потерянной, что связалась с ней, его бывшей женой и психиатром, лишь бы выяснить, куда делся тот, кого она собиралась посадить в клетку. К счастью, агент Кроуфорд, найденный мертвым за тем обеденным столом, не успел дать ей никаких подсказок — иначе у Беделии не было бы возможности, пропустив бокальчик, брюзжать обо всем, что действительно делало их с Ганнибалом «брак» похожим на брак. ...И все-таки, иногда, — но стоит учитывать, что, как правило, в подпитии, — она почти скучает по их разговорам, его каверзной личности. Однако не достаточно сильно, чтобы забыть, почему она отвергла его. Для того, чтобы закрывать глаза на такие вещи, Беделия пробыла в роли Уилла Грэма слишком недолго. Погруженная в собственные размышления, она оказывается не готова услышать заинтригованное: — Вы были любовниками? — Что? Нет. Бо-оже, нет. — Беделия морщит лоб, не следя за тем, что ее голос берет вульгарную ноту. — Я же была его психиатром, — хотя формально и перестала быть. Возможно, поэтому Беделия уточняет, чувствуя необходимость развить мысль: — Не то чтобы оно... не напрашивалось, но нет. Порой Ганнибал смотрел на нее и так тоже, но, на самом деле, тогда он больше испытывал ее, чем желал; по крайней мере, так Беделия расценивает то, что он никогда не настаивал, когда встречал ее прямую осанку и такой же прямой взгляд. А ведь все просто: она всего лишь не давала демону поживиться сомнением и ему приходилось отступить, забирая свое искушение вместе с собой. Опять же, не в пример Уиллу Грэму. Чийо поворачивается к ней. — Почему? Ганнибал был недостаточно хорош для вас? — несмотря на ядовитые интонации, на ее лице нет уничижительной ужимки, призванной подчеркнуть превосходство. Беделия прищуривается. Опыт показывает, что ее гордая японка очень экономно обращается со словами, и можно было бы даже подумать, что это обусловлено ограниченным знанием английского, но Беделия догадывается, что дело в том, что Чийо вкладывает в речь больше нее самой... Значит, вопрос была ли она подстилкой Ганнибала, не на шутку ее волнует. Стала бы она задавать его, будь уверена в ее трезвости? Покрутив в пальцах яблочный треугольник, Беделия усмехается и отвечает, насмешливо подняв бровь: — Я не подпустила бы его к себе хотя бы, чтобы не разжигать его аппетит еще сильнее, если ты понимаешь о чем я. Чийо склоняет голову на сторону: — А в другом качестве? Это заслуживает смешок. Беделия неожиданно серьезно задумывается о том, стал бы Ганнибал спать с кем-то, кого в своем уме уже разложил на ингредиенты... потому что это по-своему забавная — особенно, под конец бутылки — мысль, но по всей видимости ее затягивающееся молчание толкуют иначе: — Вы предпочитаете женщин? — вкрадчиво предполагает Чийо, и в кой-то веки за ее плотным акцентом можно различить любопытство. Что заслуживает внимания. Как будто бы весьма кстати, Беделия припоминает, что Чийо всегда отворачивается, когда она переодевается в ее присутствии. Но до сих пор она списывала это на азиатскую одержимость приличиями. Возможно, ошибочно? Она поступает как настоящий психиатр: фокусирует взгляд на собеседнице и отвечает вопросом на вопрос: — А что насчет тебя, дорогуша? М? — Точно таким же тоном она пару дней назад спрашивала у нее, стоявшей в проеме: «Ну и? Ты будешь ложиться в постель или останешься спать, где стоишь?», когда им достался номер с односпальной кроватью, и в первую ночь это как будто бы приносило ее спутнице... неудобство. — Мы говорили о танцах. Ты умеешь танцевать? Чийо нахмуривается и морщит нос — что, Беделия убеждена, можно считать актом капитуляции. — Как он терпел вас, когда вы так быстро напиваетесь и начинаете нести чушь? — Кто знает этого Ганнибала! — Беделия решает, что и Ганнибала, и вина с нее хватит на этот вечер, и поднимается из кресла, опираясь на поручни. — Но, как видишь, пока что я все еще могу стоять на ногах. Под колким, недоверчивым взглядом, она делает два шага к рабочему столу на другом конце комнаты. Медленно и плавно покачивая бедрами. Она протягивает руку к Чийо и подзывает жестом: — Иди сюда. Чийо фыркает и качает головой, демонстративно сокрушаясь над ее безнадежностью, но Беделия смотрит на нее тем же прямым, бескомпромиссным взглядом, каким отваживала Ганнибала. Он срабатывает и здесь. Чийо поджимает губы, вздыхает. Холодно интересуется, возвращая прямой взгляд: — Вы так хотите заблевать мое кимоно сегодняшним вечером? — А ты хочешь начать учиться с головокружительного танго? — усмехается Беделия. — Я не понимаю, зачем вам это нужно. Пожалуй, Беделия скучает по ставкам. — С таким подходом к развлечениям, ты никогда не выйдешь на Ганнибала. — А танцуя с вами, значит, выйду? Давайте сюда свои руки, только замолчите, сумасшедшая женщина. Ей порядком непривычно вести, но Чийо такая высокая, что удобнее положить ладонь ей на бедро, чем на плечо — это делает Чийо. До чего же она зажата... Сперва. Когда через несколько минут чужая ладонь осторожно ложится ей под лопатки, — изящная и надежная, — прикрывшая глаза Беделия спрашивает себя, думает ли Чийо, что она слишком пьяна, чтобы заметить эту ее маленькую вольность. Так или иначе, она определенно достаточно пьяна, чтобы касание ей нравилось.