Октябрь

Ночной Рим был залит золотым светом фонарей. По темно-синему, насыщенному небу плыли черные тучи. Было прохладно, дул легкий ветерок. Хорошо. Савада Тсунаеши шел по улице, наслаждая одиночеством. Четырнадцатое октября, казалось бы, знаменательный день. Ему наконец-то восемнадцать лет, по европейским законам он совершеннолетний… Этот день Тсуна представлял себе не так. Ему казалось, что он проведет его в кругу семьи, со всеми своими хранителями. Мама будет улыбаться, вытирая слезы уголочком фартука, отец навеселе будет рассказывать, какой у него чудесный сын, а Киоко-чан, которая обязательно должна быть рядом, будет смущенно улыбаться ему и мило краснеть… А он, как настоящий мужчина, приобнимет ее за плечи и обязательно предложит встречаться…Наивные детские мечты. Почему-то хотелось курить. Нет, он не курил, но сигареты для него были словно символ успокоения. Гокудера, например, курил всегда, когда был чем-то взволнован. Да многие курили, когда волновались. Сигареты почему-то представлялись Тсуне чем-то теплым, со сладковатым шоколадным вкусом. Бред. Настоящая гадость, после которой раздирает горло, и долго не можешь откашляться. Но даже твердое знание этого не отбивало идиотскую ассоциацию. Эту неделю, да и весь месяц вообще можно было смело записывать в разряд худших в жизни. Так больно, страшно и одновременно хорошо ему не было никогда. Он запутался. Просто не знал, что чувствовать, обидеться или простить, испугаться или обрадоваться… Переживать за себя самого ему было в новинку. Раньше было проще. В Конфликте Колец, в будущем, в битве с Шимон и Битве представителей – он никогда не дрался за себя. Да, было больно и страшно, но от него зависели друзья, их жизни и их счастье – и он во что бы то ни стало хотел выиграть. Стремился к победе. Собственные чувства были второстепенны, на них как-то не было времени. Но сейчас… Он страдал, ему было больно. Но впервые больно было только ему, страдал только он. Раньше было по-другому. Раньше всегда была четкая цель – иди, сделай то-то, и все снова будет в порядке. И все силы бросались на достижение этой цели, и не было времени остановиться и подумать о том, как же ему, оказывается, хреново. Раньше было легко. А что сделать сейчас? Пойди, убить Занзаса? Невозможно. Для Тсуны было слишком сложно убивать. Тем более, босса Варии он хорошо знал. Десятый давно понял, что не сможет убить знакомого ему человека. Ни за что, никогда. Это словно умереть самому. Попросить Джанини стереть память, просто уехать в Японию? Что? Что надо сделать, чтобы вновь стало все хорошо? «Все хорошо». Слова-то какие. Тсунаеши постепенно склонялся к мысли, что эти слова описывают нереальное, сказочное состояние. Какое хорошо, если внутри такая каша? Самокопание стало его любимым занятием. Так и этак перекручивать в голове чувства и воспоминания, с каким-то мазохистским упорством пытаясь понять, как он относится к случившемуся. И раз за разом отрицать свои чувства – не признаваться же, что тебе понравилось! Тсуна был трусом. Но признавать свои чувства не хотел не потому, что это было страшно. Просто это был абсурд. Бред воспаленного воображения, фантазия сумасшедшего мозга. Не может быть и все тут. Сегодня, в день своего рождения, он не выдержал и сбежал. Точнее, сбежал он еще вчера – в одиннадцать ночи. Смотреть на своих хранителей, на Реборна, да и вообще на всех было невыносимо. Они знали. И казалось, что каждый специально смотрит куда угодно, лишь бы не на закрытую горлом водолазки шею, не на натянутые на запястья рукава… Проклятые синяки и засосы никак не сходили с тела. И если отметины на шее смотрелись еще нормально, то ставшие серовато-желтыми оттиски чужих пальцев выводили из себя. Он не мог рассмотреть свою шею без зеркала. Зато прекрасно видел запястья. Ямамото, Мукуро, Гокудера и Занзас разнесли тогда пол-особняка. Тсуна вовремя вмешался, не то точно бы убили кого-нибудь. И даже сам Тсунаеши не знал, кого. Хранителей было трое и все взбешенные, но Занзас тоже не отличался хорошим расположением духа… Вария уехала в тот день. Не слова не было сказано, просто сели в машины, и словно никого не было. Правда, дымящиеся руины опровергали это впечатление. Занзас и Тсуна ничего не сказали друг другу, даже ни разу не встретились глазами. Тсуна старательно избегал зрительного контакта, чувствуя на себе тяжелый взгляд. Казалось, стоит только посмотреть в эти красные, жуткие глаза – и произойдет непоправимое. Страшное. То, что навсегда все изменит. Возможно, он трус. Но он не хотел ничего менять. Лучше было бы, если бы все осталось как раньше – ненависть и пренебрежение Занзаса , его, Тсуны, страх и уважение. Но как раньше уже не будет. А все из-за этой проклятой ночи десятого октября… Тсунаеши снились сны. Мутные, нечеткие, но все похожие, словно копированные друг с друга. Та ночь, их совместная пьянка, секс. Покрытое шрамами лицо, пристально смотрящие красные глаза. Лицо начинало приближаться – и Тсуна просыпался на мокрых от пота простынях, дрожа от страха. И так по нескольку раз за ночь, один и тот же сон, уже ставший кошмаром. Он уже два дня нормально не спал, ходил бледный, с синяками под глазами. Хранители старались не трогать его, Тсуна стал отличаться повышенной раздражительностью. Реборн, наверно от греха подальше, поехал к Девятому. Это было к лучшему. В последние дни Савада вполне мог сорвать злость и на своем репетиторе. Узкая улочка привела его именно туда, куда он хотел – питейное заведение со скромной вывеской. На первый взгляд, да и на второй тоже не было заметно ничего примечательного. Но иногда внешность обманчива… Тсуна толкнул дверь, заходя в шумный, окутанный полумраком бар. Внутри было накурено, пахло сигаретами и алкоголем. За столиками в зале сидели люди самых разных возрастов, звучал ровный гул бесконечных разговоров. На стойку облокотился скучающий бармен, с выражением великомученика внимавший тихому шепоту пьяного в хлам посетителя в богатом костюме. Серые глаза бармена сначала невнимательно скользнули по Тсуне, не заостряя внимания ни на чем. Затем мужчина встрепенулся и посмотрел более внимательно. Взгляд, скользнувший по запястью и выхвативший сверкнувшее на свете кольцо, мгновенно стал внимательным и жестким. Тсуна медленно приблизился к барной стойке, аккуратно залез на высокий стул. Главное сейчас было не навернуться с него, иначе бы это смотрелось невероятно нелепо. Покинув своего собеседника, который продолжал вещать что-то пустоте, бармен приблизился. Это был высокий, смуглый блондин с аккуратной бородкой. Он еще раз внимательно осмотрел Тсуну, который стащил с пальца кольцо и, не показывая знаки на нем, положил в карман. Блондин узнал достаточно для оценки посетителя. Знать, к какой семье принадлежит Тсунаеши и кем в ней является ему абсолютно незачем. - Что синьор желает выпить? – серые глаза вскользь осмотрели зал. Никто, кроме него, не заметил прихода нового посетителя. Дарио давно работал барменом в этом баре. Он мог смело похвастаться тем, что видел многих глав теневой власти Италии – мафии. Он мог рассказать так же, как они, пьяные, изливали ему душу или жаловались на жизнь… Он мог много чего рассказать. Да и это не мудрено, если ты работаешь в одном из самых известных в мире мафии баров. Но такого он еще не видел. Дарио знал, что убийцы бывают любого пола и возраста. Прекрасно знал, да и часто видел таких. Красивые, уродливые, толстые и тонкие – и все со льдом во взгляде. Не имеющие ни доброты, не жалости, ни малейшего отблеска человеческого тепла. Даже те, кто владел пресловутым пламенем – бармен научился различать таких – даже они имели стеклянные глаза. Но этот мальчик, пришедший сегодня, был не такой. Его карие глаза буквально лучились теплом и светом. Такие глаза очень редко можно встретить у обычного человека и никогда – у мафиози. По крайней мере, Дарио считал именно так. Его мнение оказалось ошибочным. Мальчик был даже не похож на итальянца – черты лица у него были абсолютно нетипичные. Невысокий, тонкий, с длинными ресницами и большими глазами, в глубине которых плясало неукротимое пламя. Дарио никогда не видел столько пламени у одного человека. - Что-нибудь покрепче, - голос оказался мягким, приятным. Мальчик произносил слова итальянского с легким, каким-то рокочущим акцентом, слегка запинаясь на букве «л». «Японец» - решил про себя бармен, начиная смешивать один из самых крепких коктейлей. Спаивать ребенка, конечно, нехорошо, но желание клиента – закон. Особенно клиента, одетого в такой дорогой костюм. Тсуна решил, что отметить день рождения, проще говоря, напиться, можно в одиночестве. Воспоминания о похмелье слегка притупились, а авантюризм, взявшийся неизвестно откуда, подталкивал к необдуманным решениям. Слишком много мыслей и переживаний за такой короткий отрезок времени. Душу тешила мысль, что эмоции и мысли не вернутся не только вечером, но и утром, так как с раскалывающейся после от похмелья головой не особо-то и подумаешь. Первый стакан пошел плохо, почти заставил закашляться. Тсуна упрямо выпил его – потом станет легче. Голова начинала легонько кружиться, его слегка повело в сторону. «Неплохо» - мелькнула вялая мысль, и он жестом попросил повторить. День рождения надо отмечать достойно, тут одного стакана не хватит… Вскоре стало легко. Тсуне казалось, что он себя прекрасно контролирует, вот только стакан никак не желал становиться на выбранное Десятым место, блуждая по всей столешнице. Хотелось петь, танцевать и обниматься – ну как же без этого, ведь вокруг такие хорошие, добрые люди… Вертя стакан в руках, и наблюдая, как он почему-то дрожит, Тсуна слегка хихикнул. В голове почему-то крутился гимн школы Намимори, желание спеть становилось все невыносимее. Уже всерьез раздумывая, а не забраться ли на стойку, что бы оттуда начать свой концерт, Тсуна внезапно почувствовал тяжесть на плече. Запрокинув голову, он макушкой уткнулся в белую рубашку. Чихнул, когда свисавшие вниз перья пощекотали нос. На лице расплылась блаженная улыбка идиота – как оказалось, именно этого человека не хватало для счастья… - Савада? – пораженно спросил Занзас. Наше чувство времени – довольно странная штука. Иногда время идет для нас быстро, его катастрофически не хватает. А иногда – медленно, тягуче, словно стрелка часов снизила скорость для черепашьей. Занзас никогда не обращал внимания на такие вещи. Это было ему не нужно. Зачем? Дни были на удивление однообразны, рутинны. Разве что он отправлялся на задание – да и то слишком редкий случай. Он жил по единому образцу, шаблону, который придумал сам и который всецело одобрял. Он ненавидел, когда менялся распорядок вещей. Как бы странно не звучало, Занзас любил однообразие. Хотя, скорее, не так. Он любил делать то, что ему нравилось, и ничего более. А круг его интересов был довольно узким. Они уехали от Савады три дня назад, после того как он чуть не убил его ебанутых хранителей. О, с каким удовольствием он бы размазал их мозги по стене! Мадонна, как же он тогда был зол, и эта злость только увеличилась за три дня… Эти три дня, тупые три дня изменили все. Время. Появилось чувство, четкое ощущение времени, медленного и неумолимого. Слишком медленного. Каждый день был вечностью, а ночь казалась бесконечной. Ночные сны, то ли кошмары, то ли чудные ведения мучили его. Всего за три дня он дошел до состояния, когда хочется приставить пистолет к виску и взорвать голову нахуй. Ибо даже собственные мысли приводили его в неконтролируемую ярость. Он пил больше, чем когда-либо раньше. Его выбили из колеи, и виноват в этом был он сам. Зачем? Зачем он тогда это сделал? Он не знал. А теперь пил, смотря в темноту и стараясь не думать. Не вспоминать, не чувствовать. Не думать об этом… Перемена в однообразии дней нервировала, бесила его. Но ничего невозможно было сделать. Слишком неожиданным было расширение его интересов. А контролировать свои чувства он так и не научился. Ему это не было надо до этого момента. Черт. Чтоб сдох этот мир, и Савада заодно! Мелкий сученыш. Никогда, никогда бы не встречать этот жалкий, ничтожный мусор. Ненавистный, презираемый. Тогда какого хуя?! Он сломал мечты и смысл во второй раз. Такой же, как и этот чертов старик. Разрушил. Уничтожил. Второе существо в мире, которое Занзас ненавидит всем сердцем, и которое так стремиться убить. Сжечь. Наблюдать, как сгорает кожа, как лицо искривляет гримаса боли, как кривиться в диком крике рот и гаснут проклятые, оранжевые глаза. Как мальчишка корчиться от боли, как от дикого жара начинает вздуваться пузырями и лопаться кожа, как исчезают в огне ненавистные черты… Он мечтал увидеть, ощутить это. Но видел перед собой совершенно иную картину. Хрупкое, худое тело в руках. Запах алкоголя и легкий, неуловимый аромат этого мальчишки. Его невозможно описать – ибо Занзас не знает таких запахов. Наверно, так пах только он один. Его кожа, волосы, даже одежда – все пропитано этим невесомым, неуловимым запахом. Манящим и возбуждающим, но легким, приятным. Проклятым запахом. Савада стонет и изгибается, содрогается под ним. В огромных глазах страх, боль и наслаждение. Он не понимает, что происходит, он хочет вырваться и убежать. Нельзя. Не отпускать, прижимать сильнее, и все равно, что ты делаешь ему больно – главное не это. Главное чувствовать, ощущать. Солоноватый вкус кожи, привкус виски на губах, его охренительную узость и жар. Ощущать, что он рядом. Здесь. И то, что он не сможет убежать. Стакан со звоном врезался в стенку, дождем осколков падая на пол. В комнате еще сильнее стал запах алкоголя, хотя он и так давно пропитал все вокруг. Встать, накинуть пиджак и выйти из душного, темного помещения. Нельзя оставаться здесь. Его комната, своеобразная берлога, сейчас давила на него. Надо выпить, но не здесь, не в этом месте. Где угодно, лишь бы не здесь. И тяжелые шаги эхом отдавались по коридору. Счастье мусору, так как их не было внизу, в гостиной. Иначе бы убил, не задумываясь, после первого же вопроса. Он устал. Он невероятно зол из-за того, что устал. Рука сильно, до побелевших костяшек стискивает рукоять пистолета. Выпить. Надо поехать куда-нибудь и выпить, напиться в хлам. Не думать, не чувствовать. Не вспоминать, как хрупкое тело извивается под тобой… Зачем он тогда это сделал? Хотел унизить, выместить злость? Унизил, бля. Так, что самому хуже стало, твою мать. Чтоб ты сдох в муках, Савада. За все хорошее. Машина мчалась вперед на огромной скорости, приближалась к Риму. Занзас не боялся разбиться, он вообще не думал об этом. Быстрее. Еще быстрее. Он словно вымещал свою ярость таким способом. Пейзаж за окном мелькал размытой полосой, никто не пытался его остановить. Поздно. Дорога пустынна, и машина мчится вперед. Руль под руками уже нагрелся, может и загореться. Быстрее. Куда, зачем? Похуй. Просто ехать вперед, набирая скорость, вдавливая педаль газа в пол. Когда он въехал в город, скорость все же пришлось сбросить. Освещенные фонарями, прямо-таки залитые светом улицы Рима проносились за окном, мелькали вывески магазинов. Кажется, он знает, куда поедет. Да, точно. Поворот. На огромной скорости проехать на красный свет. Выкрутить руль, стараясь вписаться в новый поворот. Быстрее. Еще быстрее. Он захлопнул дверь машины осторожно, чтобы не вмять ее внутрь. Усилием воли погасил пламя на ладонях, стараясь хоть чуть-чуть успокоиться. Куча трупов в центре Рима явно будет лишней. Выпить. Ему срочно нужно выпить, и как можно больше. Узкая улица, скромная вывеска одиноко бара. Занзас выбрал это место специально. Если там еще и обнаружатся враги семьи, можно будет наконец-то вышибить мозги какому-нибудь жалкому мусору. Пламя металось внутри, соглашаясь с этим. Возможно, кровь и виски наконец-то утихомирят тупые чувства. Не думать, не вспоминать, ни за что. Ярость требовала выхода, сжигая все внутри. Успокоиться. Нужно успокоится. Там как всегда пахло куревом и алкоголем. Осмотрев зал, он остался недоволен – никого подходящего на роль жертвы. Может, сжечь кого-нибудь просто так? А что, хорошая идея. Но старпер опять будет промывать мозги насчет убийств… Взгляд скользнул к барной стойке, и Занзас замер на мгновение. Такого просто не могло быть. Что бы Савада сидел и напивался в баре? Да нереально. Подойти ближе, положить руку на плечо. Он откинул голову – и Занзас на мгновение онемел. Шальные, полуприкрытые глаза с длинными ресницами, приоткрытые губы… Сука. В лицо ударил запах алкоголя – что, неужели напился? Мысль о том, что это отличный шанс, мелькнула в голове. Может, ему наконец-то станет лучше. Сейчас все равно, что будет после – главное, Савада рядом и вполне доступен. Почти нереальное везение. - Ты идешь со мной, мусор, - сказал он, сжимая локоть Тсуны и не давая ему упасть. Савада был не против, скорее даже за то, что бы уйти отсюда. Все вокруг казалось забавным, нереальным. Занзас зовет куда-то, ну и что? Почему бы не пойти с ним? Ведь это весело. Ничего не случиться плохого, просто не сможет. Все будет хорошо. Сегодня все будет хорошо… Из горла вырвалось нервное хихиканье. Да, определенно, сегодня все будет хорошо. Хорошо… Мир качнулся, размазываясь. Что-то не так. Тсуна понял, что падает, но не мог этому помешать – тело действовало не так, как он привык. Падение закончилось внезапно. Горячие, сильные руки подхватили его под колени и спину, резко вздернули вверх. Голова закружилась, мир смазался вновь. Горячо. Он прижимался к невероятно горячему, словно раскаленный металл, телу. Как тогда, три дня назад… Занзас оплатил счет Савады, успев подхватить этот пьяный мусор прежде, чем он встретился с полом. Посмотрев на совсем осоловевшие глаза и оценив степень опьянения, подхватил на руки. Сильно прижал к себе худое, теплое тело, ощутил легкий запах. Бля. Тело весьма недвусмысленно начинало реагировать на близость мелкого мусора. Он быстрым шагом вышел на улицу и пошел к машине, стараясь отвлечься от ощущения небольшой тяжести и теплоты тела мелкого мусора. Савада, словно издеваясь, положил голову ему на плечо, уткнувшись в шею носом. Черт. Черт-черт-черт. Занзас грубо запихнул Тсуну в машину, на заднее сидение. Если бы посадил вперед, вести точно бы не смог. Черт. Он почти возбудился оттого, что просто подержал на руках этого мелкого! Пальцы невольно коснулись шеи там, где ее опаляло дыхание этого мусора. Руки опустились на руль, на пальцах все еще осталось ощущение тепла Савады. Вздрогнув, Занзас резко нажал на газ, срываясь с места и слыша визг резины. Быстрее. Еще быстрее, вперед. Руки едва ли не дрожали. Наконец-то сны станут реальностью, исполниться все, о чем он не переставал думать эти три дня… Он выебет его так, что этот мусор ходить не сможет. Он обязательно это сделает. По салону автомобиля кружил легкий, не имеющий названия запах Тсуны. Машина остановилась возле аптеки – Занзас вспомнил, как туго проходили смоченные слюной пальцы. Глубоко вздохнув и стараясь не смотреть назад, вышел из машины. Мусор в таком состоянии никуда не денется, а смазку все-таки лучше купить. Черт, он такими темпами не дотерпит до поместья… Когда они приехали в особняк, Савада мирно сопел на заднем сидении, свернувшись калачиком. Перед глазами Занзаса все буквально потемнело от ярости. Он своего добьется сегодня, несмотря ни на что. Хочет того этот мусор или нет. Он слишком долго, целых три дня этого ждал… Подхватив спящего на руки, он, выбив дверь ногой, зашел в особняк. В гостиной никого не было, и Занзас сразу же пошел наверх, не задерживаясь. Встретил бы кого-нибудь – пристрелил бы. Чтобы не мешали, сволочи. Открыть дверь в комнату проверенным способом – ногой, пройти в ванную. Придерживая Саваду одной рукой, наклоняя его голову над ванной, второй включить холодную воду. Ему не нужен абсолютно невменяемый в постели. Струя холодной воды выплеснулась вниз, стекая по встрепанным волосам… Вода. Холодная вода затекала в нос и в рот, мешая дышать. Отчаянно кашляя и отплевываясь, Тсуна рванул назад, подальше от проклятой воды. В носу неприятно свербило. Холодные струйки затекали за шиворот, неприятно щекотали кожу. Мокрые волосы липли к лицу. Откуда вода? В глаза ударил яркий свет, они начали слезиться. Неприятно. Протерев глаза и оглядевшись, он страшно удивился. Ванная. Но он же был в баре… Сзади раздалось чье-то хмыканье, и Тсуну подхватили под подмышки. Пьяный мозг соображал плохо, от резкой смены положения закружилась голова. Перед глазами мелькнула темная комната – и Тсуна спиной упал на что-то мягкое, придавленный сверху тяжелым, горячим телом. Кровать. На него внимательно смотрели два красных глаза, щеку опаляло горячее дыхание. Нет, не может быть… - Занзас, чт..- окончание потонуло в поцелуе. Босс Варии грубо впился в губы Тсунаеши, прикусывая до крови, проникая языком внутрь. Шершавые ладони забрались под пиджак и рубашку, поглаживая бока. Савада вцепился в плечи Занзаса, чувствуя, как мнется рубашка под пальцами, как скользит во рту чужой, горячий язык. Жарко. Катастрофически не хватало дыхания, но поцелуй все никак не заканчивался. Горячие руки ослабили ремень, провели по пояснице, грубо проникая в трусы, сжимая ягодицы и приподнимая Тсуну. Занзас потерся своим стояком о пах Тсуны, прерывая поцелуй. На него смотрели огромные, затуманенные глаза. Припухшие губы были чуть приоткрыты, Савада облизнул их розовым язычком. Блять. Вариец начал быстро избавлять Десятого от одежды, проводя руками по нежной коже. Жарко. Чувствовался запах Савады и алкоголя. Мусор извивался под ним, слегка постанывая. Сука. Какая же ты сука, Савада… Горячо. Обжигающие руки были практически везде, заставляя пылать кожу. Влажные, обжигающие губы скользили по шее, оставляя на ней новые засосы. Жарко. По вискам бисеринками стекал пот, сердце билось как сумасшедшее. Воздух обжигал легкие, его вечно не хватало, а губ срывались едва слышные стоны. Хорошо, хорошо… Чужая рука схватила запястье, осматривая желтые синяки. Словно извиняясь, Занзас нежно поцеловал кожу, провел по ней языком, лизнул указательный палец. Тсуна следил за его действиями, чувствуя, как краска смущения приливает к щекам. Слишком эротично, слишком приятно это было. Заметив такую реакцию и ухмыльнувшись, Занзас впился губами в рот Савады, посасывая нижнюю губу. Охренительно. Наконец-то, наконец-то это не сон. Руки путались в одежде, а тонкие пальчики этого мусора, расстегивающие пуговицы на рубашке, сбивали с мыслей. Отстранившись, Занзас сам стянул с себя рубашку, отбрасывая в сторону. А чертовы штаны Савады никак не хотели поддаваться… Он наконец-то стянул с Савады брюки, проводя руками по заднице, по внутренней стороне бедра. Тсуна тяжело дышал и подставлялся под горячие прикосновения, вглядываясь в покрытое шрамами лицо. Горячо. Ками-сама, как же горячо… Развести худые, машинально сжатые колени в сторону. Нащупать в кармане тюбик со смазкой, выдавить себе на пальцы холодную, вязкую жидкость. С ароматом клубники, блять. А ведь Савада пахнет похоже… Сразу два пальца, смоченные в чем-то холодном, проникли внутрь Тсуны. Он хрипло вскрикнул от неожиданности, ощущая, как они начинают двигаться внутри, проталкиваясь все глубже. Вспышка удовольствия пронзила его, словно током, заставляя выгнуться до хруста в спине. С губ сорвался громкий стон, член болезненно пульсировал. Кажется, только одно прикосновение, и он кончит. Пальцы с хлюпаньем двигались внутри, то и дело надавливая на простату. Все помутнело перед глазами, мир сузился до ощущения двух пальцев внутри. Быстрее, еще чуть-чуть… Тсунаеши стал сам насаживаться на них, стараясь подвести себя к пику. Перед глазами уже плавали цветные круги. Жарко. Дыхание с хрипов вырывалось из приоткрытого рта вместе с пошлыми стонами. Ну же, ну же… Ему не хватило совсем чуть-чуть. Пальцы внезапно исчезли изнутри, заставляя протестующе застонать. Нет… Согнутые в коленях ноги внезапно начали прижимать к груди, заставляя приподнять попу. К анальному отверстию прижалось и слегка потерлось что-то пульсирующее, горячее. Рука смазала дырку смазкой – и большой, влажный член вошел в Тсуну с пошлым хлюпом. Жжется. Больно. Но потом станет лучше, правда? Он охватил Занзаса немеющими ногами, чувствуя, как сильно сжимаются чужие пальцы на бедрах. Больно, быстро, он двигается слишком быстро… Переход от боли к наслаждению остался незамеченным. Горячо и безумно приятно чувствовать, как движется член внутри. Тсуна до крови закусил костяшку пальца, стараясь сдержать крик. Перед глазами начали мелькать какие-то вспышки, да, вот сейчас… По телу прошла волна дрожи и он кончил с громким стоном. Занзас и не подумал остановиться. Движения стали только грубее, резче. Тсуна почти кричал, умоляя дать ему передохнуть, перед глазами все кружилось. Боль и наслаждение накатывали волнами, было плохо и одновременно очень хорошо… Пальцы скользили по влажным от пота, узким бедрам. Занзас уже буквально вколачивался внутрь, чувствуя, как начинает развязываться узел внизу живота. Савада громко стонал и извивался внизу, прибавляя яркости ощущениям. Внутри было охрененно узко, после оргазма мышцы мелкого то и дело сжимались. Ну же… Он толкнулся как можно глубже, чувствуя, как потряхивает тело от оргазма. Толчки стали грубыми, рваными, а после одного особо глубокого Занзас замер. Тсуна почувствовал, как разливается горячая жидкость внутри, а после член с влажным звуком выходит из него. Было жарко, кожа была липкой от пота. По бедру начала стекать теплая жидкость, струйкой скользя вниз. Не было сил даже шевельнуться, перед глазами все плыло. Жарко. Кровать рядом прогнулась, когда на нее опустилось чужое тело, сильные, горячие руки заключили в стальные кольца объятий. Тсуна вяло дернулся – не вывернешься даже… К спине прижалось горячее тело, чужое дыхание пощекотало ухо. - Попробуешь сбежать с утра, мусор – найду и прибью. Глаза закрывались сами собой, фраза была еле слышна. Куда он убежит, из таких-то объятий? Скуало крался по коридору по направлению к комнате босса, нерешительно замер у двери. Раньше было хорошо – распахнул дверь с ноги, проорал «Врооой!», получил стаканом по голове и удалился. Но в последние дни босс приобрел вредную привычку сразу же палить из пистолета на поражение, а быть поджаренным с утра пораньше никому, естественно, не хочется. Вот и приходилось сначала на цыпочках красться в комнату, находить и прятать пистолеты, а вот потом уже… Глубоко вздохнув, Суперби аккуратно приоткрыл дверь и замер. В комнате стоял запах перегара, виски, почему-то клубники и секса. На полу были хаотично разбросаны вещи, причем мужские. Глубоко вздохнув и чувствуя неприятности, Скуало приблизился к кровати. Занзас спал, стискивая в объятиях Саваду. Голова последнего покоилась у него на плече, от этих двоих прямо-таки разило перегаром. Выматеревшись, капитан осторожно вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Потом без единого звука направился в гостиную, все еще пребывая в шоке. Когда, блять, успели?! Мобильник зазвонил неожиданно, заставив подпрыгнуть. Скуало вытащил его, недоуменно пялясь на экран. Звонил Ямамото. - Вроооой, че надо?! -… - Да, он у нас! - … - Нет, никаких приедем, врой, вам жить надоело?! -… - Да Занзас вам мозги вышибет! Вроой, ты меня слышишь, придурок?! – из трубки раздались короткие гудки. Скуало произнес прочувствованную матерную тираду и поплелся наверх, будить босса. Сейчас заявятся эти придурки вонгольские и разгромят уже их особняк, бля. Защищают своего любимого босса, а босс этот, похоже, и не против спать с Занзасом, иначе второго бы раза не было… Долбаебы, все они. А влетит сейчас Скуало…