***
Произошедшее с Теал и Фиолой медленно покидало мою голову, пока я стоял посреди комнаты, оглядывая каждый, попадающийся на глаза, образ. Я столько раз видел эту комнату, что начал игнорировать существование других вещей в ней, помимо кровати. Рухнув на кровать, мои глаза начали двигаться от предмета к предмету, от детали к детали. Осматривали найденное, позволяя мне вспомнить обо всём, что связывало меня с ними. Спустя столько времени, я не чувствовал себя чужим в этой части дома. Ничего не изменилось, не исчезло… не посмело двинуться и на сантиметр. Каждая вещь, оставленная мною со времени моего ухода из дома, продолжала стоять на своём месте целых четыре года. И это не всё, что, попавшись мне на глаза, привязывало меня сильнее к этой комнате. Что делало её уютной для меня, и комфортной. Множество вещей и деталей делало мою комнату необычной. К примеру, странные, серые, переплетающиеся между собой узоры, красовавшиеся на, тёмного цвета, обоях… Или же пол, обитый мягким сереньким ковриком, под которым даже не замечалось твёрдость бетонного пола… Или даже потолок, небесного цвета, который не совпадал с серыми стенами этой комнаты. И, не смотря на все странности – эти вещи завлекали моё внимание, время от времени. Особенно потолок, который был единственной вещью, на которую я постоянно заглядывался, будучи одним в комнате. Ну а кому приятно разглядывать скучные серые стены изо дня в день? Не смотря на всю "серость" моей комнаты – она не была большой, как все остальные, и не была забита декорациями и мебелью. Кроме шкафа, стоящей рядом с дверью в мою "личную" ванную, письменного стола и кровати – мне нечем было похвастаться. В письменном столе я хранил свой ноутбук, которым я пользовался, в основном, для учебы. Ну… или собирал Пасьянс на нем, когда мне было лень учиться. Вспоминая былое, я рухнул в кровать. Не прошло и секунды, как меня затронул старый вопрос: «Кто я такой?». Еще в детстве я пытался понять, почему я был не таким, как все. Два разных глаза, богатая семья, темное прошлое… Я вспомнил о маминых словах, написанных в письме. «Мы еще поговорим»… Но когда? Когда я увижу её лицо? Когда я услышу её голос? Когда я найду ответы на свои вопросы? Задумавшись над этой загадкой, нащупав в своём кармане ключи от дома, оставленные мамой, я начал осматривать их. В них было… кое-что лишнее - брелок с бумажкой, на котором было написано имя моей матери: «Элизабет». С виду – это был обычный, дешёвый брелок, но я смог заметить на гаснущем солнечном свету, что что-то проглядывалось сквозь бумагу. Мне пришлось вытащить бумажку, рассматривая… числа на задней стороне. Это был мобильный номер. Совершенно незнакомый мне оператор и незнакомый номер. Возможно, это было её новым номером телефона, и она припрятала его специально для меня, если мне захочется связаться с ней. Однако сейчас… Я не решался проверить свою теорию. Даже если она поднимет трубку - я не желал разговаривать с ней, особенно после всего, что произошло с Рин и Фиолой. Другими словами, я не был готов.***
Неизвестно, сколько минут, или даже часов успело пройти, пока я лежал на кровати и смотрел в потолок, замечая знакомые, лёгкие перемены цвета, из светлого в тёмный и обратно. Я даже не знал, спал ли я в эти моменты, или же был загипнотизирован игрой света всё это время. Но спустя время, я всё же оторвал свой взгляд от потолка, услышав поворот дверной ручки. «Братик?» - Фиола заглянула внутрь, чуть приоткрыв дверь, рассматривая меня через дверной проём, пока я медленно поднимался с кровати. Она зашла внутрь, спустя секунды, и тихо закрыла за собой дверь, разглядывая меня с небольшим волнением в глазах. – «Я-я… пришла извин-». «Забудь про извинения на минутку. Ты в порядке? Ничего не болит?» - Фиола не ожидала этих вопросов от меня. Прижимая кулаки к своей груди, она отвела взгляд в сторону, кивая мне в знак согласия. Моё беспокойство за неё… смущало её, как мне казалось, но она всё ещё была ведома своими желаниями. Медленно подойдя к кровати, она села рядом, неспешно обустраиваясь рядом с лёгкой боязнью на сердце. Я видел всё, что изображалось на её приятном лице, тусклым светом почти полностью зашедшего солнца. Не знаю, чего она остерегалась, но скоро она сама обо всём мне расскажет. «Не злись на меня». – Настороженно просила она меня, хотя во мне не держалось и капли негатива. Я даже не видел причины быть злым на что-либо сейчас, и я, задавшись этим вопросом вслух, наблюдал за лицом лежащей рядом Фиолы, вслушиваясь в её тихие объяснения: - «Я прослушала твои предупреждения и побежала в сад. Потрогала розу, которую ты говорил не трогать… даже попыталась сорвать парочку, для Рин, и-» «Не надо. Просто… Забудь про их существование и не заходи в лабиринт более. Хорошо?» - Аккуратным шёпотом, я заставил её замолчать. Я не желал, чтобы она терзала себя, и меня, этим событием. Получив от неё лёгкий кивок, я лишь дал ей возможность расположиться поудобнее на кровати, пододвинувшись поближе к окну для неё, и вновь обратил свой взор в потолок, пока Фиола находила в себе смелости заговорить со мной, не зная, с чего начать и чем закончить. «Прости меня». – Прошептала она осторожно, дав места лёгкому трепету в своём голосе, но я, продолжая смотреть в потолок, лишь улыбнулся, спросив её спокойным тоном: - «Разве ты не хочешь поблагодарить меня, вместо извинений?» «Хочу! Я готова!» - Фиола встрепенулась, с серьёзным лицом обратив на меня своё внимание. Чуть приподнялась с кровати и, разглядывая меня, показывала мне свою готовность и рвение: - «Я-я готова на всё для тебя! Как и раньше!» Мне нечего было желать от неё. Моё молчание успокоило её, а руки, обхватившие её талию, заставили её вновь лечь рядом со мной и расслабить голову на моём плече. Она волновалась, ожидая моего возможного приказа, но я был спокоен, как удав. Этот покой достиг и её вскоре. «Тебе эта комната не кажется странной?» - Она не совсем поняла моего вопроса, оглядывая комнату, пытаясь найти хоть что-то выходящее за рамки «обыденного». Обратить внимание не стены, а после – и на потолок, на который я так безмятежно смотрел. – «Я не помню, чтобы тут кричали, или же винили меня за что в ней. Пока я тут лежу – никто не пытается меня потревожить. Тут я чувствую себя… мёртвым, наверное». Фиола не совсем понимала, что я подразумевал под словом "Мёртвый", разглядывая меня с приподнятыми бровями. Она даже хотела сказать что-то, но промолчала, спокойно продолжая слушать всю эту… ненужную связку слов, выходящую из моих уст: - «Эта комната была для меня единственным местом, где меня никто не трогал, а если я и был нужен, то никто не повышал на меня тона, пока я находился тут. В этой комнате я переставал плакать, не решался кричать… Я лишь лежал на этой кровати, словно мертвый, и глядел в потолок. Прямо как сейчас, с тобой». Всё это время, рассказывая ей о столь мистической особенности моей комнаты – Фиола лежала рядом, рассматривая потолок вместе со мной. Конечно, столь драматическая и бессмысленная история была лишь примером. А за этим примером был смысл. Повернувшись к ней, сомкнувшись с ней взглядами, я объяснил ей суть моего небольшого рассказа в лёгкой улыбке: — «Вы для меня — как эта комната. Рядом с вами не хочу кричать, плакать, бояться или стесняться чего-то. Кто бы рядом со мной не стоял - Ты, Рин, Рэд – мне одинаково приятно видеть ваши тёплые улыбки и слышать ваши голоса. Потому я, наверное, и не отказываю вам ни в чём. Соглашаюсь на всё, что бы вы меня не попросили, и бегаю возле вас, как заводной, чтобы почаще видеть вас, радостных и счастливых». В тишине, мы смотрели друг на друга. Впитывали и переваривали всё, что пролезло в наши уши, пытаясь утрамбовать каждое слово в своей голове. Вскоре, в сияющих глазах Фиолы появилось место слезам, что скатились по её розоватым щёчкам, а её ладони аккуратно сжали мою. «Я… недостойна… стоять рядом с таким добродушным и щедрым человеком, вроде тебя. По сравнению с тобой я – никчёмная, глупая девочка. Пятнышко на полу. Я… чувствую себя грязной и испорченной, рядом с тобой. Даже не знаю, как ты нашёл себе место среди таких тупиц, как мы». – Её лицо постепенно краснело, но она не отрывала от меня глаз, тщательно подбирая свои слова с улыбкой на лице. Мне было неприятно слышать, как она понижала себя и называла себя «никчёмной», но для неё – это было правдой. И, не смотря на своё смущение и стыд, она продолжала, аккуратно обустраиваясь на моей груди, пока её голос становился теплее, мягче, и тише: – «Потому я тебя и люблю. Люблю безгранично, вечно, и очень сильно. Как и мои сёстры. Люблю твоё доброе сердце, твой ум, твою лёгкую наивность… Каждую капельку и каждый кусочек тебя, каждый сантиметр и миллилитр – обожаю». Я чувствовал себя неловко от её слов. От тона её голоса, наполненного теплом и мягкостью, и от её пальцев, гуляющей по моей щеке. От её спокойно бьющегося сердца, аккуратно постукивающего в ответ моему. Возможно, она тоже разделяла со мной эту неловкость, поглаживая мои губы большим пальцем, словно желая попробовать их. «Я даже не знаю, что со мной происходит, когда ты рядом». – Продолжила она спустя пару секунд молчания, бегая по моему лицу пальцами. – «У меня постоянно появляется желание… потрогать тебя, чем дольше я на тебя смотрю. Я чувствую себя маленькой и беспомощной, завоёванной и скованной цепями… И я по уши влюбилась в это чувство. Я не могу противостоять твоим сильным рукам, когда ты меня касаешься меня… Не могу оторваться от твоих удивительных глаз. Один, словно кромешная тьма, заставляет меня дрожать, а второй греет теплом, как ясный день… Это сложно объяснить словами». Никогда ещё я не слышал, чтобы кто-то описывал мои глаза… так. Её описание заставило меня вздрогнуть и повернуть голову в сторону, смущаясь, ибо мне не нравилось быть "необычным". Хоть я и родился таким - я всегда забывал про свою "особенность". Что мои глаза - не такие, как у всех. Что один - светло-серого цвета (ни белый, ни серый), а второй - цвета Карие, как у всех нормальных людей. Даже моя мама всегда восхищалась моими необычными глазами, называя их "Восходом и Закатом". «Обещаю… только тебе, братик, обещаю…. Я не сделаю ничего без твоего разрешения. Буду всегда и всюду слушаться только твоих слов, и сделаю для тебя всё, что пожелаешь». – Коснувшись моего подбородка, она повернула мою голову обратно. Она отводила взгляд и едва заметно ёрзала на мне, чуть опустив веки своих глаз. Я даже мог услышать её лёгкие, возбуждённые вздохи, сквозь приятный, щекочущий мои уши, шёпот: - «Мне… стыдно даже думать об этом… Но я мечтаю о постыдных вещах. Ты будешь ругать меня, я знаю, но моё испорченное воображение…» - «Фиола». Только я произнёс её имя, спокойно и тихо - она замерла. Зацепила своё внимание на мне, сверкая своей фиолетовой радужкой в лёгкой темноте комнаты, пока я поглаживал её щёку пальцами. Я даже позволил себе коснуться большим пальцем её губ, и Фиола, возбуждённо дыша, приоткрыла свой рот. Терпеливо ожидала моих указаний, пока я водил кончиком пальца по её языку и зубам, вслушиваясь в каждое её дыхание. Во мне… проявлялось желание помочь ей. Успокоить её. Прямо как Рин… когда Фиола не могла уснуть. Поворачиваясь, я укладывал её на бок. Чуть двигался к самому краю кровати, пока она лежала рядом, у стены, под окном, разглядывая мой образ на тусклом свету. Она не двигалась, не отворачивала своих глаз, и молчаливо ждала. Даже когда я прошёл рукой по её ножкам, гладким и нежным – она продолжала смотреть на меня, поджимая губы, ожидая услышать хоть что-то от меня. «Можешь рассказать, о каких вещах ты мечтаешь? Какие пошлости бегают у тебя в голове?» - Я мог увидеть, как она краснела и вжималась к стенке спиной. Моя просьба поделиться с ней своими тайнами и мечтами смущали её, но она не стала удерживать эти тайны, только я попросил рассказать мне о них. «Я… Я мечтаю… сидеть возле твоих ног. Сидеть на коленках возле тебя, пока ты возвышаешься надо мной… Лежать под тобой, пока ты прижимаешь меня руками, не давая подняться…» - Медленно, в лёгком смущении, она шептала о своих мечтах и желаниях, пока я двигался ближе к ней, двигая пальцами по её ногам, чуть задирая край платья. Может, порою, она и отводила от меня свой взгляд, но она моментально зацепляла его на мне спустя секунды, продолжая: - «Мечтаю беспомощно ёрзать, пока ты исследуешь моё тело… Пока ты щекочешь меня, гладишь меня… целуешь…» «А если честно?» - С этим вопросом, я наблюдал за выражением её лица, пока я дергал край трусиков, слегка натягивая их на неё. Фиола раскололась моментально, с первым же вздохом, невольно вытянувшись и сдержанно произнося, с желанием в голосе: - «Связана тобой! Мечтаю быть сжатой в твоих руках, как мячик! Хочу стоять на четвереньках и скулить, прося косточку!» Нетрудно было догадаться, о какой "косточке" шла речь. Что же… эта девица и вправду была извращена, но я был готов сильнее удивиться её испорченному воображению, в любой дальнейший момент. И я захотел вызволить из неё все эти мыслишки. Мне пришлось… слегка поддаться чувству величия, ей же на радость. «Как собачка?» - Сглотнув, она ответила мне кивками, пока я поглаживал её промежность пальцами сквозь намокшую ткань трусиков. – «И кем ещё ты желаешь стать для меня?» Фиола начинала тихо постанывать, пока я водил пальцами по краям её трусиков, словно балуясь с ней. Она поджимала свои ножки и ёрзала на кровати, но не пыталась коснуться меня руками, или же двинуться ближе… без моего разрешения. «Я желаю быть твоей игрушкой. Твоей… служанкой. Рабыней, послушницей, заложницей… подопытным к-кроликом, послушным питомцем…» - У неё и вправду было довольно богатое, практически безграничное, и испорченное воображение. Если бы у меня был целый день и желание слушать её, она могла бы придумать себе любую роль. А если на то будет моя воля – эти роли на себя она примерит. «И о чём же думает… мой любимый щеночек каждую ночь? Моя любимая девочка?» - Я едва мог сдержать улыбку, наблюдая за её умилительным видом и беспомощными глазками, пока она, с трепетом, повиновалась мне. Только я пролез под трусики, аккуратно растирая кончиками пальцев её крохотный клитор – Фиола начала тихо поскуливать, прикрыв свои глаза от удовольствия. Её губы сами шевелились, выполняя мою волю, желанно высказывая каждую пошлую мысль, летающую в её голове: «Я дум-маю о члене моего хозяина. Пульсирующем от возбуждения, растущим и твердеющим прямо на глазах… Готовом наполнить меня безмерным счастьем. Только я-я… представляю его в своей голове… Я растекаюсь от одной только мысли. Как он лежит на моём лице… как я дышу им, щекоча яички моего хозяина своим носиком… Как хозяин шлёпает меня им по лицу и губам, щекам и шее. Дразнит меня… и-им…» Ей уже сложно было терпеть мои шалости. Дыхание учащалось, рот раскрылся, а руки начинали сжимать её грудь сквозь платье. Я изначально собирался помочь ей успокоиться… и этим я занимался. Фиола увидела, как я раскрыл свой рот для неё. Как я подзывал её к себе, двигаясь ближе. А как только наши губы соприкоснулись – она не стала показывать мне всю свою охоту и нетерпеливость. Она поддавалась моим губам аккуратно, послушно, постанывая в них как можно тише и слаще, ёрзая в постели. Повиновалась каждой моей безмолвной просьбе, не стесняясь моей близости. Вместе со мной она наслаждалась переплетением наших языков, словно игрой, и не обращала внимания на каждую капельку слюны, падающую с их кончиков, аккуратно облизывая мои губы порою. И как только я оторвался от её губ, наблюдая вместе с ней с прикрытыми веками, за едва заметной ниткой слюны на кончиках наших языков – она коснулась моего языка губами, неспешно обсасывая его. За её послушание - я наградил Фиолу. Аккуратно ввёл свои пальцы в её влагалище, заставив выпустить тихий, сладкий стон. И пока пальцы неспешно двигались внутри неё, надавливая на пылающие, влажные стенки – Фиола раскаялась. Выпустила каждую свою пошлую мысль наружу, извиваясь в моих руках: - «Как бы со мной не обращался со мной мой братик… мой х-хозяин… Будет ли он н-наказывать меня, пороть меня… дразнить меня, не слушая моих мольб… или же ц-целовать м-моё тело, вылизывая и покусывая меня, как мороженное… Я буду наслаждаться им! Его дуновениями, касаниями… каждым укусом… б-болью, наслаждением, усталостью…» Чем больше она делилась со мной своими желаниями и мечтами – тем больше я награждал её. Задвигал пальцы глубже внутрь влагалища, вызволяя из неё сладкие стоны. Я даже заставил её вытянуть шею, пока я целовал её, а после нежно укусил, услышав от неё негромкий писк. Мурашки пробегали по её коже от подобного обращения и игр… и я почувствовал это на себе. Своими собственными губами и пальцами. Она была готова кончить. Вызволить из себя всю грязь и похоть и окропить ею мои пальцы… но она сдержалась. Терпела, по какой-то причине. Внезапно для Фиолы, я оказался над ней. Повернул её на спину и, сидя на её ножках, продолжал насиловать её пальцами, не отводя взгляда от её румяного лица. Даже когда она извивалась подо мною, поджимая ножки, царапая ткань своего платья, в попытках сжать свою грудь сильнее – она высказывала мне всё, что лежало на самом дне её пошлого разума. «Я хочу бесп-помощно стонать в руках… своего хозяина… пока он н-насаживает меня на свой вол-лшебный жезл! На свою т-толстую кол… колбаску… маленького п-п-принца… Захлёб-бываться в его жидкостях, тёплых… в-вязких… пока он насилует м-м-моё… мой ротик! Кончить от каждого толчка, шлепка… щ-щипка…» - Просьбы, мольбы и желания Фиолы набирали не только обороты, но и громкость. Сквозь стоны, она желала испытать боль. Быть использованной. Я… никогда ещё не видел столь легкомысленных, нелюбящих себя, девушек. Но если она заводилась от подобных вещей – пускай заводится. Её идеи лишь помогут мне успокоить её… особенно сейчас, когда она перестала следить за своим тоном. - «Будь он больше – я дам ему порвать меня! Будь он длиннее – я дам ему пронзить мо-!» Я закрыл её рот ладонью. Прижал к подушке, разглядывая её сверкающую радужку, читая в глазах каждое её скрытое желание… быть изнасилованной мною. Если не сейчас, то в любой другой день – это желание сбудется, как ни крути. Мне этого не избежать. Но одно из её желаний я мог исполнить. «Не сдерживайся, но будь тихой, как мышка». – Попросил я её тихо, поцеловав её горящую щёку после, начиная наблюдать за тем, как она, сомкнув веки своих глаз, тихо стонала через нос. Пыталась поджать свои дрожащие ножки, невольно сгибая их в колени, пока мои пальцы двигались в её влагалище в быстром темпе. Она смогла сдержаться в первый момент оргазма, но теперь, когда я сжимал её грудь, покусывал её нежные плечи и насиловал пальцами без остановки… Она вызволила из себя все объёмы своего липкого, горячего сока. Позволила своей похоти вытечь из тела на мою руку, вздрагивая и часто дыша подо мной, разглядывая меня с новой яркостью и желанием в глазах. И я одарил её своей тёплой улыбкой, поцеловав мочку её уха, прошептав в него ласковое: - «Умничка». Новая волна дрожи прошла по её телу после моих слов. С новой яркостью она наблюдала за мной, стеснительно ёрзая на кровати, растягивая на своём милом личике довольную улыбку. Когда я вынул из неё свои пальцы, пытаясь разглядеть тусклых блеск её жидкостей на свету луны – она не двинулась. Лишь после того, как она коснулась моей руки пальцами, ожидая, когда я позволю ей очистить её, слизывая каждую капельку… её рот аккуратно раскрылся, заводя внутрь мои, испачканные её соками, пальцы. Аккуратно двигая языком, она вылизывала их. Водила меж пальцами, покусывала и самовольно вжимала кончик языка в мой ноготь, словно стараясь поцарапать его им. А после пальцев – пошла ладонь, которую она целовала и вылизывала, везде и всюду, не стесняясь моего взгляда. Соки на моей руке быстро дали место её слюне, пока она пыталась очистить мою ладонь досуха. Только когда я убрал свою руку – она остановилась, облизывая свои губы с довольной улыбкой. «Хорошая девочка». – Румянец на её щеках разгорелся ярче от моих слов, а улыбка растянулась шире. Фиоле понравилось проведённое со мною время, и она показывала это всем своим видом, не скрывая от меня ни яркости своих радостных глаз, ни тихого смеха, невольно выползающего из её рта, пока я щекотал её шейку. – «Надеюсь, ты вдоволь наигралась со мной. А то мне не хочется, чтобы остальные волновались за тебя… а потом бурчали, что я – извращенец – насилую беспомощную сестричку каждый день». «Не будут». - Ответила она, тихо смеясь и мотая головой, поцеловав меня в щёку после. Моя причина для беспокойства за неё даже не смущало её. Она была лишь рада уделить мне время, с сёстрами или без. – «Спасибо, братик. За то, что заботишься о нас… и обо мне». Поблагодарив меня за заботу и проведённое время - Фиола неспешно слезла с кровати, поправив на себе платье. Её довольный вид не уплывал от меня, даже когда она отстранялась от меня, скрываясь в тенях от лунного света, открывая себе дверь. Но перед тем как выйти из комнаты и оставить меня одного… она остановилась. Повернула ко мне голову и, посмотрев на меня коварным взглядом, произнесла в улыбке: - «Наступит время, и я отблагодарю тебя так, что ты запомнишь каждый момент, проведённый со мной». Я был слегка ошарашен её возгласу, широко раскрыв глаза, пока Фиола, смеясь, бежала вниз по лестнице, крикнув мне вскоре: «Вот увидишь!». А после, за её криком, последовала тишина. Я остался один, позволяя серым стенам укрыть меня своими длинными тенями. Но я не чувствовал ни холода, ни одиночества. По всему моему телу бежало чужое тепло, а в уши проникал едва различимый смех и голоса сестёр. Даже когда я находился в абсолютно другой комнате – они были рядом, ожидая нового утра вместе со мной. Готовы отдать мне своё тепло и любовь, в любое мгновение. Похоже, я и вправду дал им себя испортить. Меня тоже терзает странное желание… потрогать их... И мне оно нравится.