Фиолетовый закат над головой

Дон, Алекс и Роб остановились, застигнутые врасплох этим заявлением. – Наполеон? – недоуменно переспросил Алекс. Робеспьер и Дон же молча переглянулись, и на их лицах было написано ровно такое же удивление. – Но Вик, почему ты так думаешь? Гюго вздохнул, собираясь с мыслями. Понимать-то он понимал, что именно его насторожило в поведении Политика, но вот как это объяснить? Он приобнял Робеспьера, не глядя даже ощутил, как тот сжал руку, в которой был цветок, и продолжил: – Смотрите, насколько я вижу, Баль как-то готов пойти на контакт. Кто его знает, был ли он на той ферме или нет, но он ничего не скрывает и на вопросы отвечает прямо. А вот Нап... стоит Оноре открыть рот, Наполеон лезет его обрывать. Интересно, зачем? Неужели боится, что Баль сболтнет нечто лишнее? Гюго замолчал и с вопросом в глазах взглянул на альфийцев. – В этом определенно что-то есть, – согласился Дюма. – Может, нам лучше ненавязчиво понаблюдать за Напом? А заодно попытаемся подловить Баля, когда он будет один, и разузнать у него, был ли он на ферме, и, если да, что там делал? Впереди показался дом, и альфийцы, не желая, чтобы их кто-то подслушал, замолчали. На втором этаже пока еще было темно, так как все были внизу. – Я на улице, – немедленно объявил Дон и уселся в гамак. Роб не сдержался и хихикнул: – Смотри, не свались! Искатель со смехом оттолкнулся ногами от земли, раскачался, как на качелях – и, потеряв равновесие, чуть не завалился – его успел подхватить Алекс. – Ты тоже на улице? – спросил Гюго у Робеспьера, с интересом наблюдающего за друзьями. – Да, я пока останусь, – Максимилиан задумчиво посмотрел куда-то вперед, где темно-фиолетовое небо, все в звездах, нависало над таким же темным лесом. – Хорошо, подожди меня, я скоро, – Вик легко коснулся губами щеки Аналитика и почти бегом бросился к дому. Робеспьер заулыбался ему вслед, разглядывая траву и камни, разбросанные вокруг порога. О дневнике же, равно как и о цветке сирени, он пока старался не думать. Гюго снова обернулся, после чего толкнул дверь и скрылся в прихожей. – О, Вик, отлично! – Наполеон немедленно обернулся на звук. – Тебя-то мы и ждали. А где Роб? – На улице остался, – ответил Гюго, не понимая пока, к чему клонит Наполеон. По лицу Политика понять что-либо тоже было тяжело, и Виктор невольно насторожился. По своему опыту он знал, что от Напа можно было ждать чего угодно, а при желании и большего. Больше в коридоре никого не было, но из комнат на первом этаже доносились голоса – это говорило о том, что наверх пока еще никто не поднимался. – Ладно, так даже лучше... я как раз хотел поговорить с тобой о Максимилиане. Вот теперь Гюго почувствовал подвох и начал понимать, куда клонит Нап. Стало быть, Наполеон так и не отступился от Робеспьера и во что бы то ни стало решил заставить его замолчать. В высшей степени подозрительное поведение, как сказал бы Дон... – Я вот о чем... – Политик, видя, что Вик открыл уже рот чтобы что-то сказать, поспешно оборвал его. – Следи за своим дуалом, хорошо? А в особенности за тем, что он несет. На щеках Виктора вспыхнули красные пятна. Слова Наполеона его здорово возмутили, а уж о том, что они только добавили подозрительности, и говорить нечего. – А по мне, Роб еще не сказал ничего, что не было бы обоснованно! Ты за собой и за Балем лучше следил бы, чем за Максимилианом! – А чем тебе Оноре не угодил? – с воинственным видом подбоченился Наполеон. – У меня есть все основания доверять Робу и не доверять Балю, – ответил Гюго. – И только попробуй что-то сделать Робеспьеру – тебе не поздоровится! Под конец голос Гюго зазвучал даже как-то угрожающе, а яркая эмоциональность только усилила это впечатление. К тому же, Политик знал, что угроза имела под собой основание – веселый и заботливый Вик терпеть не мог таких вот противостояний и потасовок, но когда требовалось защитить кого-то слабого, а в особенности альфийского инфантила, к которым те же заботливые, как известно, питают особую слабость, вполне мог дать реальный отпор. Одно дело – попытаться запугать Робеспьера, и совсем другое – столкнуться с самым ярким и активным заботливым. Вик почти осязаемо ощутил, как Нап прикидывает, какой из своих многочисленных способов влияния применить сейчас, и с крайним удовольствием отметил, что против него, Виктора, у Бонапарта нет ничего. Понял это и Наполеон, наверно, потому не сказал больше ничего. Наполеон без слов скрылся в ближайшей комнате, откуда, как отметил Гюго, донесся голос Бальзака. Интересно, что он задумал? Вик привалился к стене, едва не свалив все ту же камеру. Обернулся, поправил, и на глаза ему попалась пара листков бумаги. Это оказались рисунки Алекса, видимо, Дюма просто не глядя положил их сюда еще днем, когда отправился искать Штирлица. Гюго с интересом принялся разглядывать рисунки. На одном из них было в точности воспроизведено поле, которое было хорошо видно с горной тропинки – трава, кое-где уже пожелтевшая, а кое-где только начавшая желтеть, зеленый сосновый лес, река, отсюда, сверху казавшаяся тоньше, чем была на самом деле, и та самая ферма – поле с какими-то кустами, не то что пожелтевшими – покрасневшими и побуревшими, мельница, чуть поодаль дом, отсюда даже видно, что чуть обгоревший, и сиреневого оттенка горы, темные внизу и светлеющие ближе к вершине. И над всем этим – небо необыкновенной красоты, многоцветное и яркое. Оставалось только подивиться прекрасной памяти Посредника, который сумел передать все это буйство красок, увидев его всего один лишь раз. Второй рисунок изображал ту же местность, но с другой стороны – со стороны реки, которая как раз на выбранном отрезке образовала небольшую запруду, поросшую камышами. А вдали был нарисован маяк – высокая вышка, выкрашенная в красные и белые полосы. Разглядывая рисунок, Гюго невольно поймал себя на том, что иногда начинает мыслить математическими терминами – это было уже влияние Робеспьера, которое так нравилось Энтузиасту. Но что-то в рисунке насторожило Гюго. Что же?.. Он никак не мог ухватиться за нужную мысль. Поле, мельница, дом, маяк... да нет, вроде все нормально. Зато мысль о Робеспьере напомнила Виктору о том, что пора на улицу. Вик решил не заходить в комнату и вернуться к Максимилиану. А заодно было бы неплохо спросить у Алекса про тот второй рисунок... Рассудив так, Гюго вернулся во двор и тихо прикрыл за собой дверь. Дона он увидел сразу – тот лежал в гамаке, положив одну руку под голову, а другую свесив вниз. Дюма же устроился внизу, под деревом. Он сжимал руку Искателя, гладил ее и о чем-то говорил, да так, похоже, и заснул – трава здесь была настолько мягкой, что успешно заменяла матрас. Вик ласково погладил по искрящимся рыжим волосам спящего Дона, после чего поправил неудачно упавшую на лицо Алекса прядь – и замер, прислушиваясь. Где-то рядом послышался низкий, протяжный звук. Он был настолько низкий, что почти сливался с общим ночным шумом, но в какой-то момент звук этот вдруг сорвался почти на визг и так же резко оборвался. «Собака! Как я мог забыть об этой собаке? Роб...» Гюго бросился к воротам. Он помнил, где сегодня лежали Дон и Роб, а потому без труда нашел это место. Максимилиан оказался именно там, где и предполагал найти его Вик. Роб озирался по сторонам – похоже, и он слышал этот вой – но с ним было все в порядке, и Гюго заулыбался, глядя на Аналитика. – Кто там? – Робеспьер обернулся на звук шагов, но тут же увидел Энтузиаста. Вик бросился к нему и заключил в объятья. – Ты слышал этот вой? – тихо спросил Максимилиан, крепче прижимаясь к Гюго, словно ища защиты. – Как думаешь, может, Томас прав, и это – местная собака Баскервилей? – Не бойся, Роб, с тобой все будет хорошо... может, Том и прав, но что с того? Кто сказал, что эта собака должна охотиться именно за нами? К тому же, мы далеко от леса. Вспомни, собака Баскервилей появлялась только на болоте и только в определенное время. Поэтому вполне возможно, что и у этой собаки есть ее собственная территория, лес, за пределы которого она не выходит. Робеспьер принялся обдумывать слова Гюго, тот же не сумел сдержать смеха при виде серьезного выражения лица дуала. – Роб, – тихо позвал Вик. – Да? – Робеспьер поднял голову и ощутил, как теплые губы коснулись его губ, заставляя забыть обо всем. О фигуре в окне, о собаке, о рассказе Томаса... впервые за весь вечер Максимилиан чувствовал себя таким счастливым и умиротворенным. – Вик, – Робеспьер чуть отстранился и внимательно посмотрел в глаза заботливого. – Давай мы сами наведаемся на ферму и прочитаем тот дневник. Мне кажется, в нем есть ответы на многие вопросы, в том числе и на вопрос, что здесь творится. – Обязательно, – с веселой улыбкой подмигнул Вик. – И Дона с Алексом тоже возьмем с собой. С ними мы точно все найдем. Робеспьер молча кивнул и прикрыл глаза, вдыхая вечерний воздух и обнимая Гюго. Вик склонился над ним, снова целуя мягкие губы, и Роб с готовностью ответил, не отрывая рук от теплого тела дуала. Гюго приподнялся, и Робеспьер, как-то пропустив этот момент, зажмурился, ощутив спиной мягкую траву. Максимилиан обхватил дуала за пояс ногами, и счастливо заулыбался, глядя в его большие голубые глаза. А рядом, случайно выроненный из раскрытой ладони и не замеченный Робеспьером, лежал цветок сирени.