Quе Sera Sera

- Уверен, что не хочешь пойти? – Эмма посмотрела через зеркало на Антонио, который развалился на диване и пристально наблюдал, как она собирается. – Поможешь? - Более чем, - усмехнулся парень и поднялся, чтобы помочь ей застегнуть платье. Последние пол часа сборов Мейер казались ему абсолютно нечестными, будто она определенно решила над ним поиздеваться, потому что расхаживать по комнате в чулках и легком платье, верх которого спокойно болтался на талии, отчего ее голая спина с трогательно выпирающими лопатками и то и дело проступающим позвоночником просто просила осыпать ее прикосновениями. Ах да, там еще виднелось белое кружевное бра, но не суть. Так вот, это было вопиющей провокацией. - Почему? – последний звук Эмма простонала, потому что Антонио провел по ее позвоночнику пальцами, едва касаясь кожи. Ей было щекотно, и это было против правил, потому что спина – ее эрогенная зона. И это было последней каплей, потому что она все время чувствовала на себе его голодный взгляд, медленно и до абсурда осязаемо очерчивающий все линии ее тела, что заставляло ее чувствовать себя немного странно. И Дьявол ее забери, если она не предвкушала сладкую истому возбуждения. В низу живота завязался узел, и вслед за его движением вместе с мурашками по телу прокатилась волна возбуждения, а у нее совсем нет времени отвлекаться, если она хочет успеть к церемонии, играя там далеко не последнюю роль. Карьедо растянул губы в нехорошей лукавой ухмылке, наблюдая, как она закатила в удовольствии глаза и вцепилась в стол, пытаясь унять дрожь. Она такая чувствительная, что он не может заставить себя не дразнить ее. И, эй, вообще-то она первая начала его соблазнять, расхаживая почти топлесс! К тому же, родители уехали по делам, поэтому никакая сила сейчас не удержит его от небольшой шалости. Боже, как он по этому скучал. Ухватившись за собачку, он медленно потянул ее вверх, скрывая спину за белой легкой тканью. Дойдя до верха и закрепив маленькую петельку, чтобы молния не расстегнулась, Антонио, обняв Эмму, сжал ее плечи и уткнулся носом ей в волосы, жадно вдыхая ненавязчивый, но манящий аромат ее цветочных духов. Поцеловал выпирающий шейный позвонок, едва касаясь кожи, и провел дорожку влажных поцелуев от одного плеча до другого, не скрытых под одеждой. Исподлобья он наблюдал, как она одной рукой зарылась в его волосы (от этого хотелось громко замурчать), а другой все еще держалась за столешницу. Ему бы хотелось еще сжать ее бедра, впиться губами в шею, чтобы оставить засос, снять нахрен ее красивое платье, стянуть зубами чулки, но Эмма с разочарованным стоном оторвала его от себя, смотря на него с упреком сквозь немного затянувшиеся похотливой поволокой глаза. Знал бы он, как ей хотелось забить на все и шикарно провести с ним время, особенно учитывая, что для снятия конспирации хотя бы для полноценного объятия возможности уже довольно давно не предоставлялось, но опоздание на такое важное событие было слишком большой и неравноценной платой. Потрахушки надо оставить на другой раз. - Потому что сейчас я не в особо хороших отношениях с Эдельштейном, - тяжело вздохнув, ответил на ранее заданный вопрос Антонио. – Он, конечно, ни словом, ни видом своего недовольства не покажет, как и всякий хороший парень, но не стоит проверять глубину чаши его вежливости, особенно в такой день. К тому же, меня не звали. То, что дело, в конце концов, окончится свадьбой, Эмма ни минуты не сомневалась. Она не была близко знакома с Родерихом, но непродолжительной встречи ей хватило, чтобы понять, что он из себя представляет. Настоящий аристократ, не смыслящий жизни без искусства, особенно музыки, но до нелепости рассеянный и до умиления покладистый, хотя и довольно скуп – в общем, самое то для ее озорной и волевой Лизхен. - Позвони или напиши мне ближе к концу, я тебя встречу, - он солнечно улыбнулся, казалось, вернувшись к своему обычному состоянию. Мейер улыбнулась ему в ответ, видя в его глазах отражение собственной тоски. Не то чтобы Эмма видела много невест и гуляла на куче свадеб (честно, это только вторая), но она думала, что Элизабета Хедервари по праву может называться самой красивой невестой. И нет, это не было ее субъективным мнением, потому что они друзья… ну ладно, разве что только чуть-чуть предвзятости на этот счет, но факта оно все равно не меняло – Элизабета и вправду была очень мила и, просто глядя на нее, внутри расцветало приятное тепло, как становится тепло от вида абсолютно счастливого человека, будто светящегося изнутри. Честно говоря, Эмма была приятно удивлена таким размахом праздника: и торжественное венчание в церкви, и банкет на природе, столы с едой, столы для гостей под шатрами, раздувающимися и треплющимися под порывами ветра, снующие туда-сюда официанты, меняющие блюда и добавляющие кончившийся алкоголь, живая классическая музыка, иногда разбавляемая нотами джаза – вся атмосфера дышала дороговизной, слегка отдавала богемностью, и Мейер даже предполагать не решалась, в какую сумму обошлась свадьба. Но какой бы она ни была, со ску… экономным Родерихом Эдельштейном она бы совершенно не вязалась. И, тем не менее, все было так, как есть, и Эмма лишь наслаждалась праздником, искренне радуясь за Элизабету, с лица которой улыбка не сходила весь день. Единственное, что немного омрачало этот день для Эммы – присутствие на нем Тима, ее двоюродного брата. Она понятия не имела, откуда он и Родерих друг друга знают, причем состоят в таком знакомстве, чтобы приглашать на свадьбу. Не то чтобы ей было особо любопытно, у нее-то с Тимом отношения напряженные, как и со всей семьей. Вернее, с людьми, с которыми она имеет кровную связь – уз, делающих их семьей, попросту не существует. Поэтому она и испытала некоторую неловкость, выхватив его высокую крепкую фигуру из толпы гостей. Тим же, тоже ее заметив, лишь стал еще мрачнее, чем он был до этого, и сделал вид, что с ней не знаком. За это она была ему благодарна – о большем бы и не просила. - Извини за это, - неловко улыбнулась Лизхен, когда они в какой-то момент остались с ней вдвоем. – Ну, за Тима. Я тоже немного удивлена его присутствию. Единственным посторонним человеком, которого Эмма посвятила в тайны ее кровных разборок, была Элизабета Хедервари. Для нее она была лицом доверенным и близким, к тому же, поделиться своим настоящим и прошлым иногда хотелось. Как и Антонио с отчимом, Лизхен знала, что ее мама – паршивая овца их семьи, а сама Эмма – выродок, бастард, кем-то иначе ее и не считает никто из них. Они были изначально против отношений ее мамы с биологическим отцом Эммы, что уж говорить о свадьбе, а когда те сбежали и втайне поженились, то вообще вычеркнули ее из семейного круга, будто такого человека никогда и не существовало среди них. Поэтому ее мама взяла фамилию отца, и даже после того, как ее бросили, оставила все как есть – теперь их семья состояла из двух человек – она и ее маленькая Эмма. - Все в порядке, - махнула рукой Эмма, расслабленно сидя стуле. – Мы ведем себя как незнакомцы, беспокоиться не о чем. Элизабета игриво боднула ее головой в висок, и девушки, не в силах удержаться, рассмеялись. Все и вправду было в порядке. Густые темные сумерки опустились на землю незаметно, погрузив все в полумрак, свадьба клонилась к своему завершению, и оставалось лишь последнее – праздничный фейерверк. Эмма сидела на стуле, изредка зябко передергивая плечами – вечер принес с собой прохладу, остужая разогретый июньским солнцем воздух – и крутила в руках пустой бокал из-под вина. Рядом с ней на столе стояла целая армия пустых бокалов, но Мейер не помнила, сколько выпила за день, и, тем не менее, была абсолютно и бесповоротно трезва – молодое вино ее не берет, обидно даже. Желтой змеей взвился первый сноп искр, и громкий хлопок, с которым небо окрасил первый распустившийся огненный цветок, заглушил звук шагов, поэтому, когда на ее плечи внезапно легла кофта, Эмма испуганно встрепенулась. Задрав голову, она увидела нависшего над ней Антонио. Фейерверки расцвечивали его лицо в желтый, красный, синий и зеленый цвета. - Привет, - усмехнулся он и сжал ее плечи. Его руки были теплые, это ощущалось даже сквозь одежду, и Эмма почувствовала, что от того места, где лежали его руки, стали распространятся волны тепла и уюта. Она улыбнулась, коснувшись его пальцев. - Готова? – Мейер кивнула. – Тогда подожди немного, я должен поздравить жениха и невесту. Еще раз сжав ее плечи, Карьедо направился в сторону Элизабеты и Родериха. - Эмма, - раздался рядом с ней глубокий мужской голос, и она снова вздрогнула, резко повернув голову. Справа от нее сидел Тим, буравя ее своим хмурым взглядом. «Какого черта?», - хотелось ей спросить. Какого черта он решил под самый конец явить свою персону перед ней, когда так удачно и весьма успешно разыгрывал игнорирование? Но Эмма прикусила язык и вместо этого в тон ему сказала: - Тим. - Хорошо выглядишь. У тебя все хорошо? - скупой комплимент, но девушка чуть челюсть не потеряла… …но потом взяла себя в руки – это все алкоголь. Трезвый, как стеклышко, Тим никогда бы к ней не подошел и разговаривать не стал, как и истинный сын своей семьи. - Не жалуюсь. - Как тетя? - Замечательно, - сама того не желая, Эмма добавила в голос вызов. – Мама вышла замуж во второй раз, и сейчас вполне счастлива. Мейер хотелось съязвить, мол, с чего бы такое повышенного внимание к их жизни после стольких лет игнорирования. Она упрямо, даже пренебрежительно смотрела на кузена, словно пытаясь сказать, что и без их поддержки они могут быть более чем довольны своим положением. Собственно, именно так оно и было без лишних прикрас и сглаживаний. - Эмма? Девушка перевела взгляд на подошедшего Антонио, взирающего на них с немым вопросом в глазах. Подавить облегченный вздох ей не удалось. Поднявшись со стула, она приблизилась к нему и развернулась в пол-оборота. Знакомить их ей не очень хотелось. - Антонио, это мой двоюродный брат Тим, - она указала рукой на вставшего кузена, который сделал шаг к ним. Черт возьми, он даже немного выше Карьедо. - Тим, это мой… - и тут она запнулась. Она должна назвать его своим сводным братом перед почти родным братом, и это показалась ей до боли абсурдным. А еще большим абсурдом ей показалась мысль о том, что она хочет назвать Антонио своим парнем. О таких их отношениях знали только ее Лизхен и, возможно, Родерих, но им она доверяет и знает, что они никому не расскажут об этом, а со стороны Антонио – два его друга, но и те тоже не из болтливых. - Брат, - прервал паузу Карьедо до того, как она стала неловкой, и протянул руку холодному, как ледышка, Тиму. – Антонио Фернандес Карьедо. Тим, отвечая на рукопожатие, видел его солнечную улыбку на губах, но бесы, плясавшие в его глазах, когда он сказал «брат» с такой особой интонацией, совсем с ней не вязались. Сердце у Эммы екнуло, и в груди завязалось неприятное ощущение, осевшее внутри горечью и… обидой. Нет, он, вообще-то, все правильно сказал, и ей тоже следовало сделать также, не тратя время на раздумья. Чем меньше людей знают об их настоящих отношениях, тем лучше. Правильно. Правильно. Т а к н а д о. Но женская гордость дорогого стоит, а уязвленная – тем более, и Мейер не была уверена, что замешательство и доля раздражения не отразилось на ее лице. Вынырнула она из своих мыслей от поцелуя в висок. Очнувшись, она увидела, что они вдвоем идут по почти пустой улице с изредка проезжающими машинами и спешащими домой людьми. - Очнулась? – Антонио крепче переплел их пальцы, сжав ее ладонь. - Ты назвал себя моим братом, - вырвалось из нее прежде, чем она успела прикусить язык и сказать что-то нейтральное. Все-таки вино на нее очень даже действует – за языком она следить не в состоянии. От раздражения ничего не осталось, Эмма знала, что ничего неправильного не произошло – все разрулилось так, как и должно было. Антонио молодец, в отличие от нее. Она бросила на него взгляд и замерла: парень смотрел прямо перед собой, и выражения его глаз она не видела, но видела улыбку, нагловатую и самодовольную, больше напоминающую оскал, и голосом глубоким, пронизывающим и многообещающим он произнес: - Уверен, он понял меня правильно.