Quе Sera Sera

Эмма знала, что, несмотря на все свои кажущиеся легкомыслие и беззаботность, ее мама обладала невероятной женской и материнской интуицией: на все, что касалось ее дочери, у Мейер-старшей был буквально нюх, не иначе – неприятности, смены настроения, проблемы, ссоры, в общем, все, о чем Эмма хотела бы умолчать, приходилось рассказывать. В такие моменты душеизлияния, девушка думала, что лучше бы ее мама направила свое умение в другое русло, потому что врать она очень не любила, и, во-первых, под пристальным взглядом это делать становилось ну очень проблематично, а во-вторых, такие допросы могли устраиваться внезапно, и придумать отмазку банально не хватало времени. - Эмма, у вас с Антонио все хорошо? – как бы между делом спросила женщина, не отрываясь от готовки. Русоволосая девушка испуганно икнула и чуть не выронила нож, дернувшись от неожиданности. Кровь прилила к голове, а пульс быстро-быстро стучал в ушах, потому что прознать об ее с парнем истинных отношениях ни мать, ни отчим не могли, ибо конспирация была на высоте, и раз уж мама задает такой вопрос, то игра в родственников где-то дала брешь. - Конечно, - наконец выдавила она из себя, с трудом проглотив ком в горле и титаническими усилиями стараясь придать голосу будничный тон. – Он классный брат, готовый всегда выслушать и дать совет, нам есть, о чем поговорить, даже не деремся. Но к чему такие вопросы? Эмма не была уверена, что правильно поняла, что именно ее мама вкладывала в свой вопрос, но пока она может строить из себя дурочку и святую простоту, все нормально. Лишь бы пронесло. - Ох, ну слава Богу! - облегченно воскликнула та и в порыве чувств обняла свою дочь. – А я все боялась, что наше скоропалительное решение со свадьбой и позднее твое знакомство с Антонио не дали вам получше друг друга узнать и притереться, а то вы уже такие взрослые. Мама не видела ее лица, так что Мейер смогла позволить себе отвести взгляд и ухмыльнуться – на момент постановочного знакомства, она с Антонио встречалась почти год, и да, они уже были «такие взрослые», что успели за это время притереться друг к другу во всех смыслах. Из горла вырвался истерический смешок облегчения – возможно, она себя просто излишне накрутила, но не знала, удовлетворилась ли мама этим ответом, и предпочла об этом не думать. В голове тут же созрела крайне опасная идея, восхитительная в своей злобной провокации. Ей, вообще-то, лучше такого не делать, раз она так трясется над сохранением тайны, но чертенку, который внутри нее так соблазнительно подначивал и нашептывал осуществить затею, просто не было возможности и желания сопротивляться. В конце концов, ей очень хотелось развлечься и отказывать себе в удовольствии лицезреть у Антонио полное охреневание от ее действий она решительно не собиралась. Как только ее с мамой объятие разорвалось, Эмма тут же развернулась обратно к столу, чтобы не было видно ее хитрой улыбки, которую не могло подавить даже поджимание губ. Черт возьми, какая же она плохая девочка. *** Ужин в кругу семьи – традиция четы Карьедо-Мейер, и не нарушалась она ни в коем разе, за исключением действительно серьезных форс-мажоров. Эмма сидела прямо напротив Антонио, и это положение было идеальнейшим, чтобы забросить удочку. Выпрямив ногу, она пальцами как бы невзначай легонько пощекотала ступню парня, исподлобья незаметно следя за его реакцией. Но Карьедо лишь выразительно дернул бровью и кинул на нее быстрый взгляд – девушка невозмутимо пережевывала пищу. Фоном за заднем плане что-то обсуждали родители и на них внимания почти не обращали. Придвинув стул ближе к столу, Эмма положила ногу на ногу, вскользь проведя по его колену. «Хули ты творишь?» - крупными буквами читалось в его глазах. Уже по витающей вокруг девушки хитрой и гадливой ауре Антонио сразу догадался, что она что-то затевает, и это что-то будет направлено на него. Когда она провела по его ступне пальцами ноги, он постарался не придавать этому значения, потому что Эмма в их паре ратовала за конспирацию больше. Но когда она дотронулась до его колена, это было, черт возьми, специально. И на все его мысленные проклятия она отвечала самым невинным видом, который могла себе позволить, чтобы никто больше не заметил ее маленькой игры. Все эти движения действительно выглядели случайными, но Мейер видела, что они заставляют его едва заметно беспокоиться, и если он начнет ей отвечать, то все сразу станет заметно. От осознания своей власти над ситуацией и его беспомощности ей хотелось рассмеяться, но она лишь проглотила улыбку и на несколько минут вступила в диалог с родителями, чтобы притупить его бдительность, и когда он окончательно расслабился, пустила в ход последнюю часть. Не меняя положения ног, она стала медленно гладить его голень, но зная, что Антонио уже что-то подобное от нее ожидает, резко выпрямила ногу и немного просунула ее вперед, помещая свою ступню между его ног. Среагировал он именно так, как она и хотела – подавился едой и сильно закашлялся. Отчим тут же стал бить его по спине, мама протянула стакан воды с обеспокоенным выражением лица, а Эмма живо изобразила искреннее удивление. - Просто мама так вкусно готовит, что я не успеваю глотать, - ответил он на немой вопрос остальных и растянул губы в неловкой усмешке. Мейер спрятала свою ликующую улыбку в бокале с вином. Хитер, засранец. Парень знал, что, когда он называет ее мамой, женщина тает и чуть ли не из всех щелей выпускает тонну цветочков и при этом почти забывает причину обращения, что составляло для него великолепнейшую отмазку. И хотя горящие праведным гневом глаза напротив обещали ей жестокую кару, Эмма ни разу не жалела о своем поступке – в конце концов, это не последний ее ход. *** Следующий свой диверсантский набег она не планировала – обстоятельства сыграли не то чтобы против нее, но, по крайней мере, ускорили процесс. Может быть, каким-то третьим силам тоже было интересно поглядеть, чем окончится ее маленькая игра и насколько еще хватит терпения Антонио. Но как бы то ни было, желаемый эффект оказался достигнут. Эмма ужасно боялась пауков – до дрожи, истерики, превращения в глыбу льда, желания переехать в другой дом, спалив предыдущий, порывов покинуть нахрен планету, причем размер паука не обязательно должен был соответствовать уровню страха. Так что в момент, когда она увидела тихо-мирно ползущего по своим делам паука размером с ноготь мизинца, у нее резко сперло дыхание, и девушка буквально взлетела с места, как осой ужаленная. Краем глаза заметив подошедшего сзади Антонио, Мейер наскочила на него с размаха и крепко оплела руками и ногами, тесно прижавшись к его спине, а на все расспросы лишь тыкала дрожащим пальцем в уже пустой пол – несчастное членистоногое само испугалось ее неожиданного кульбита больше, чем она его вида, и поспешило ретироваться от греха подальше. - Эмма, паук уже уполз, - вздохнула Мейер-старшая, прекрасно зная об арахнафобии своей дочери. – Отпусти брата, задушишь же - он уже красный весь. Внутренне Карьедо радовался, что не придется придумывать причину собственной красноты, ведь он еще не отошел от ее выходки за тем ужином, так что гладкая нежная кожа ног Эммы и ее прижимающаяся к его спине упругая грудь воспринимались острее. *** Когда они всей семьей вечером смотрят дома кино, удобно расположившись на диване, Эмма любит завернуться, как в кокон, в плед и лежать с краю, примостив голову на мягкий подлокотник. Ее накрывает волной спокойствия, умиротворения, погружает в пучину лени и расслабления, так что по окончании фильма она настолько напоминала себе желе, что подниматься с нагретого места и тащить свое тело на кровать совершенно не хотелось. - Бро, отнеси меня, - она уставилась на Антонио своими самыми жалостливыми и несчастными глазами и протянула к нему руки. Карьедо посмотрел на нее с сомнением и плохо скрываемым нежеланием – у него сразу возникли подозрения, что это будет очередной ее попыткой соблазнить, но под тяжелым в-чем-проблема взглядом отца сдался. Если бы он понес ее на руках, то его мачеха выдала бы какой-нибудь супер-милый по ее мнению комментарий, и тогда стало бы очень палевно, поэтому он взвалил ее себе на плечо как мешок с картошкой и совсем неаккуратно подбросил. Ради Бога, должен же он показать этой девчонке, что не собирается так просто сносить ее выходки. И уже хотел злобно рассмеяться, как неожиданно замер. Эмма мягко, но ощутимо ущипнула его за ягодицу. Ущипнула. За ягодицу. Чуть ли не на глазах у родителей. Мейер не могла полностью продумать поведение Антонио и предугадать его дальнейшие действия, но то, в каком положении она оказалась, открыло ей блестящую возможность. И задница у него действительно шикарная, да. А осознание того, что она может вполне законно ее лапать, несравненно ей льстило и повышало тонус. *** Глядя на все удлиняющийся список продуктов, Эмма горестно вздохнула. Ее мама была, может и не асом, но уж точно крайне талантливой в готовке – практически любое блюдо было ей по плечу. Так что и в этот раз она решила сотворить какой-нибудь кулинарный шедевр. Не то чтобы она была особо против, но не была полностью уверена, что сможет дотащить такое количество продуктов даже с помощью Антонио, которого, впрочем, не пришлось уговаривать помочь. Взгляды, которые он на ее кидал, не оставляли сомнений в идеально продуманном плане мести. - И не забудь купить побольше помидоров, - напомнила женщина, провожая детей в прихожей. Мейер скептически наблюдала, как при упоминании томатов Карьедо радостно встрепенулся. О да, конечно, этот парень обожал томаты, и ел их с любым приемом пищи – в салатах, как добавление к основному блюду, в супах, даже просто так. И если бы была такая возможность, он бы вводил их себе, мать его, внутривенно. Маньяк, не иначе. Когда за ними со скрежетом закрылась дверь лифта, девушка оказалась прижатой к стенке кабины. Глаза у него зеленые, как малахит, и Эмме очень нравится наблюдать, как в разных ситуациях его радужка начинает светлеть, становясь изумрудной, или темнеть, приобретая нефритовый оттенок. Сейчас на нее смотрели чисто малахитовые глаза, и сколь бы грозный и недовольный вид он не принимал, она знала, что это напускное. Ей было весело, затея удалась на славу. - Засранка, - рыкнул он, прежде чем поцеловать ее, проникая языком в приоткрытый рот и заглушая ее смех. Они живут на самом верхнем этаже, так что у них есть примерно секунд двадцать. Антонио этих крох времени, конечно, мало, но достаточно для того, чтобы наказать свою девушку, у которой для французских поцелуев до сих пор выносливости не хватает надолго. Так что как бы она его не отталкивала, как бы не пыталась выпихнуть его язык, пока он не захочет, ничего не прекратится. Не сказать, правда, что это можно назвать прямо-таки «наказанием», скорее способом показать надломившуюся выдержку, но у него нет времени придумывать что-то получше.