Пока оба живы

      Четверг - странный день. Уже не середина, и еще не конец недели. В клубах скидки на бар, в работе перерывы. Особенно если пасмурно, то хочется, чтоб четверг поскорей кончился.       Ниа некогда думать о днях недели. Дело Киры отнимает много сил. Кроме того, он занят очередной загадкой, подброшенной ему какими-то секретными или не очень секретными службами. Смотрит документы, сопоставляет факты, анализирует события, прослеживает логические цепочки. Строит город из домино. Механические, однообразные движения помогают ему отключиться от реальности и погрузиться внутрь себя, наблюдать взаимосвязи, высчитывать вероятности.       Он уже давно понял, что живых людей невозможно упрятать в идеальную решетку логики. Они часто поступают иррационально, абсолютно нелогично, и мотивы их поступков остаются за гранью красивых теорий. Как говорится в книжках – по велению сердца. И это тоже приходится постоянно учитывать в расследовании. Он даже прошел углубленный курс психологии, чтобы хоть немного приблизиться к пониманию этой иррациональности - человеческих чувств. Очень полезный курс, кстати. Очень расширил границы поля вероятностей.       И, да, конечно он понимает Мелло, такого, каков он есть. Он хочет попробовать это на себе как это – послушаться своего сердца. И старается, задействуя все свои возможности, сделать так, чтоб Мелло не пострадал от собственной несдержанности. Как тогда, с колумбийской группировкой. А обижаться на него он никогда не умел. Даже когда они не ладили в приюте.       Приютское время часто вспоминается Ниа. В большой, солнечной игровой он не один со своим паззлом, но сосредоточен только на нем. Кусочек за кусочком. Это не требует большой загрузки ума, и Ниа, отрешенно подбирая фрагменты, из-под длинной челки незаметно для других, наблюдает.       За тем, вокруг кого всегда суета. Всегда шум и смех. Всегда много народу и что-то происходит. И чувствует абсолютно иррациональную, почти болезненную тоску. От того, что чьи-то голубые глаза, едва касаясь его взглядом, презрительно и злобно сощуриваются. От того, что другие, тот же Мэтт, могут свободно подойти к нему, не боясь получить тычок или колкую усмешку. От того, что для всех остальных он - просто Мелло, приятель, однокашник, товарищ по играм. Не соперник. Хорошо, что Мелло тоже выбирает игровую для своих затей и тем самым позволяет за собой наблюдать.       Ниа тихонько вздыхает, старательно отгораживается от этого чувства и от этого человека своими бесконечными монотонными занятиями.       Еще не назначенный час, но Ниа уже на месте. Одет так, чтоб напоминать себя прежнего: пресловутая безразмерная белая рубашка, правда, накинутая, словно плащ, поверх простой, но стильной футболки. Его стараниями загорается огонь в камине, есть еще время, и Ниа, забравшись с ногами на диван, задумывается. О мотивах поступков, импульсивности, о непонимании, о неистовстве и чудесах.       Он заходит, садится напротив, в то самое кресло. И начинает в лоб.       - Ниа, я тебя знаю. Ты бы не ввязался во все это от нечего делать. У тебя есть свой интерес. Какой?       - Ты не поверишь, если я скажу тебе, Мелло, - в лоб так в лоб.       - Ну, давай, удиви меня.       - Твоя жизнь, Мелло.       Тот ошарашенно замолкает, а потом начинает сопоставлять факты. И картинка получается такой, что не хочется ее осознавать. Она кажется ему абсурдной. Просто невозможной. И Мелло решает прояснить.       - Моя жизнь? С чего тебе вдруг понадобилась моя жизнь, Ниа? Ты что, ты что меня...       - Все просто. Если у меня не получается собрать паззл, то это значит, что я что-то сделал неправильно. И я начинаю собирать его заново.       "Ты ушел из приюта, ушел мой смысл.       Ты ввязался в опасную игру с мафией, я потерял покой.       Ты мало не на смерть сгорел в подвале, я проклял себя за бездействие.       Ты забрал у меня свою фотографию, я боялся никогда тебя больше не увидеть.       Ты играешь со смертью, а я тебя ей не отдам".        - Мы - две части одного целого, ты должен это понимать. Не зря L хотел, чтоб мы работали вместе. L видел это. Мне нужно собрать этот паззл - нас, - и без тебя это невозможно. Я не люблю громких слов, скажу лишь, что ты мне необходим.       Мелло молчит, нервно шурша оберткой. Он чувствует, что сейчас произойдет нечто настолько из ряда вон выходящее, до чего в этой жизни можно было и не дожить. И он напряженно ждет. Не делает попыток уйти, не кричит, не размахивает оружием. Даже не ухмыляется. Просто молчит и смотрит. И это так пугает.       Тогда Ниа, отбросив страх, неслышно встает с дивана и подходит вплотную. Он поступает сейчас совершенно нешаблонно, практически невероятно, словно это и не Ниа даже.       И Мелло так и не разгадал его, сколько не пытался.       А Ниа тем временем наклоняется, осторожно заводит руку к его затылку, впутываясь пальцами в светлые пряди. Согревает дыханием щеку.       Мелло напрягается.       "Ты никогда не смотрел на меня, я злился.       Ты был бесстрастен, я пытался разморозить тебя.       Ты играл в свои игрушки, я устал конкурировать с ними.       Ты никого не подпускал к себе, я не смел мечтать об этом.       Ты хотел только интересного соперничества, я сам тебе был не нужен.       И тогда я решил тебя ненавидеть.       Какого черта ты делаешь теперь?!"       И отстраняется.       Но тот настойчив и касается уже смелее, второй рукой, щекой, носом, лбом. Смотрит сверху вниз, и в его глазах белая пленка ночного помрачения. Этот взгляд сильнее всех аргументов ломает сопротивление. Безумный, жалостно-страстный, невозможный.       Мелло по какому-то наитию разом понимает бесполезность своих амбиций, постигает вдруг, что за ад столько лет носил его соперник в себе. Боль насмешек, своего одиночества, тяжесть щита, которым он отгородился от всех. Глупость собственной гордыни обжигает Мелло стыдом, и что с этим делать, он не знает.       «Я сейчас оттолкну его» - упрямо обещает он себе, но его руки недвижимо как плети лежат на подлокотниках.       Не потому ли, что гладкая щека, словно дорогая ткань, скользит по лицу и приносит опьянение, не потому ли, что чуткие пальцы самыми кончиками поглаживают шею и затылок? Оторвать себя уже невозможно. Хочется сделать противоположное – притянуть, забрать себе. Оказывается, что быть чьей-то половиной совсем не унизительно, наоборот, это снова быть целым, это словно возвращаться домой, туда, где тебя так ждали.       Часы показывают начало двенадцатого. На стенах играют оранжевые пятна от камина, тишина смягчает и прячет все неровности, открывает и обостряет все тайны. Осторожно отвечает на ласку и, в попытке скрыть волнение, тихонько спрашивает, касаясь его белой рубашки:       - Ты специально?       - Да, - выдыхает ему в щеку Ниа.       Сначала мелькает злая мысль о том, что этот автомат не способен что-то сделать от души, все просчитывает, что это все – часть какого-то странного плана, но потом, на смену ей приходит другая, больше соответствующая тишине камину и теплой щеке рядом. И мысль эта изменяет все.       "Он думал обо мне, когда надел эту рубашку. Чтоб мне было комфортнее. Видеть его прежним".       - И я безоружен, - добавляет Ниа тихо.       И тогда Мелло, повинуясь шепоту и полумраку, порывисто разоружается тоже. Остается лишь в тонкой черной водолазке, которую носит под курткой. Снова подходит к Ниа. Близко. Вплотную. Упиваясь этим запретным, и оттого безумно сладким, плодом. Ниа вдевает свои пальцы в его. Сначала на одной руке, а потом на другой. И то, что казалось невероятным и даже непристойным, кажется единственно возможным сейчас и здесь. В этой комнате, полной покоя и теплоты.       Ниа едва поглаживает его пальцы своими, чуть-чуть, очень аккуратно сжимает его ладони, и эта странная игра на грани, не отводя глаз, смешивая дыхания, безумно заводит Мелло. Он еще цепляется за внушенные принципы, ищет какие-то обоснования. Но не врет себе: все доводы и запреты не кажутся такими уж убедительными по сравнению с теплом рук Ниа, с глубиной его глаз. И он сдается. Да и ответы ему уже не нужны. А зачем они? Что они изменят, эти ответы?       Если б можно было сохранить момент, со всеми его запахами, чувствами, образами и ощущениями, то Ниа сохранил бы именно этот момент. Навсегда. Прикосновения других людей ему неприятны, но Мелло - это совсем другое. К Мелло он ощущает что-то. Что, четко не осознает - он интроверт, к тому же эмоциональная сфера его существенно проигрывает в развитии сфере интеллектуальной. Но понимает, держа Мелло за руки, что так и должно быть. Именно так. Хоть это и невозможно объяснить.       Мелло подрагивает и чаще дышит, сжимая ладони Ниа в ответ. И если раньше это можно было выдать за вычурную попытку выражения дружбы со стороны Ниа, то чем дальше стрелка катится к полуночи, тем меньше это похоже на дружбу. Черное и белое не дружат. Они сплетаются в страстном танце, в противоестественной имитации истинного акта творения.       - Скажи это снова, - хрипло просит Мелло.       Ниа - гений, ему ничего не нужно объяснять, он все понимает сразу. Как это удобно.       - Ты нужен мне, - повторяет он, чувствуя, как убыстряется до шального ритма сердце. - Без тебя я не полон.       Реальность распадается на множество мелких кусочков белого, оранжевого, черного, коричневого и голубого. К Мелло приходит кусочек белого и шелк: отросшие волосы Ниа щекочут его по лицу, когда тот осторожно водит губами по его губам. Врывается кусочек оранжево-черного и нежность: заглядывает в глаза и не выдерживает голубизны. Кусочек белого потолка заменяет небо. Темнота закрытых глаз усиливает ощущения. И... Черный и белый уходят, уступая место телесному. Кусочек телесного и гладкость, кусочек телесного и время, кусочек телесного и страсть, кусочек красного и волна, волна, волна и...       Взрыв!       Вспышка под веками глаз. Планета замедляется.       И атомы Мелло уплывают во вселенную. Он растекается, сливается с мировым океаном и погружается в долгожданную безмятежность. Ощущает теплую тяжесть другого тела на себе, чувствует дыхание в свою шею и понимает, что что-то должен сделать в ответ, но пошевелиться не в состоянии. Лишь немного перемещает голову, чтоб дышать в белую макушку. Черт его знает, почему это кажется ему важным сейчас... Важным.       Но Ниа не уйдет без своего. Осталось только разогреть вечную тягу Мелло к соперничеству и потом сладостно отдаться, наслаждаясь его порывистой властью. И он нетерпеливо садится сверху, трется, дразнится, целуя, и вдруг пребольно кусает Мелло за ухо.       Ах ты!       И тут же оказывается на ковре, покрытый сеточкой прикосновений, словно летним дождем, страстными поцелуями, словно драгоценной инкрустацией, сладко-болезненно подрагивает в такт. Сдавленно стонет. Мелло жесток в своих проявлениях страсти.       И словно уловив их разряд высокого напряжения, в районе вдруг отключается электричество. Гаснут окна в домах, и милосердно гаснет жучок Ниа, искусно спрятанный в комнате с камином.       Устало-довольный Мелло, изогнувшись, стягивает валик с дивана и удобно располагается у камина прямо на ковре. При этом, не отпуская другой рукой прильнувшего к нему Ниа.       - Поговорили, называется, - говорит он в пушистую путаницу белых кудрей. То ли зло, то ли весело. И поглаживает его бархатную спину. - Мне понравилось. Ты из меня гомосека сделал, Ниа.       - Гомосексуализм и анальный секс - это разные вещи, Мелло. Совсем разные. Гомосексуализм - это болезненное влечение к представителям...       - Ниа!       - ...своего пола, а мы с тобой...       - Ниа! - более угрожающе.       - ...исключение из правил, Мелло, - заканчивает он мысль и тихонько вздыхает. - Ты хочешь спросить меня зачем?       Тишина. Риторический вопрос. Это всем понятно.       - Мы вдвоем стОим одного L. L больше нет, а Кира все еще с нами. Поэтому у нас может не быть завтрашнего дня. Ты, как никто, это знаешь, - Ниа поднимается на локте и осторожно чертит пальцем контур страшного шрама на лице Мелло. Тот морщится: кожа на ожоге свежая, тонкая и неприятно реагирует на прикосновения, даже на такие. Недовольно встряхивает золотой головой.       - Поэтому я решил это сделать сегодня, - улыбается ему Ниа, уперев рукой подбородок. - Пока мы оба живы. Нужно ценить каждый отпущенный день.       Он лежит на животе рядом с Мелло, болтает ногой и рассеянно поглаживает его пальцы в своей руке. И добавляет совершенно отстраненно:       - Кстати, я купил эту квартиру. Несколько недель назад, через подставное лицо. Так что это уже давно моя территория.       И наслаждается, наблюдая реакцию.