Соль и перец

Я расскажу вам историю о специях и засохшем растении в горшке. Вы ведь знаете, что у каждого засохшего растения, которое без задней мысли несут на помойку, есть своя история? Конечно, она есть. Без этого никак. И если бы люди были чуть более внимательны и менее жёсткосердечны, возможно, они бы давали им второй шанс. Наверное, в некоторых из нас слишком много перца и соли. Иногда они чётко разделены тонкой стенкой и не смешиваются, но иногда с человеком происходит что-то, мембрана прорывается, и внутри него всё взбалтывается и перемешивается. Перец с солью, чёрное с белым, и получается что-то, что уже нельзя разделить обратно. Горько-острое, солёное ко всему. Эта история будет не совсем об этом. Она о соли и перце. Белом и чёрном. И о засохшем растении в горшке. Вот о чём она. *** В парке было темно и тихо. Свет от круглых фонарей на чёрных длинных ногах освещал до смешного мало. Но шёл снег — крупный, ленивый и пушистый. Снег, похожий на жирных мотыльков, и этот свет от фонарей привлекал его. Казалось, что в освещённом ореоле снежных хлопьев так много, так густо, что там и дышать нечем. Но он дышал. Стоял под фонарным столбом у лавочки, весь запорошенный снегом, и смотрел куда-то в сторону. Снежные хлопья покрыли длинные тёмные волосы белёсой серебрящейся шапкой, и плечи, и спрятанные в карманах руки — всё было укрыто снежной шалью. Он стоял, не двигаясь, и дышал, выдыхая облачка пара. На лавочке под пушистым сугробом угадывалась мирно стоящая спортивная сумка. У Стива зачесались глаза. Снега было много, он навязчиво лез в лицо и щекотал за шиворотом, пока не стаивал и не стекал по шее. Вдохнуть глубже поверхностных частых вдохов никак не получалось, и он, устав бороться с дыханием и наворачивающимися слезами, прибавил шага. — Баки… Стив бы сам собственный голос не узнал. Вышло вымученно и хрипло. Но он постарался улыбнуться — от всей души. Ему улыбнулись в ответ. — Привет, Стив. Долго же ты… — Прости, — слова никак толком не давались, а щёки стыдно мокли. Стив вытер лицо рукавом куртки. — Этот снег лезет куда не надо. А я никак не мог найти нужную лавочку, весь парк обежал. — Здесь многое поменялось, правда? — улыбнулся Баки. Глаза у него в резкой тени ресниц казались чёрными и блестящими. — Всё, — кивнул Стив. — Но ты нашёл. Всё равно. Стив просто кивнул. Он не мог отвести взгляда от человека напротив. Его подбородок был гладко выбрит, лоб украшали поперечные глубокие морщины, словно он много удивлялся, а у краешков глаз лучиками расходились другие — словно он, ко всему, ещё и много улыбался или щурился. Второе возможно. Но не первое. За столько тяжёлых лет, думал Стив, мышцы лица должны были забыть об улыбке напрочь. Но они помнили. Сейчас он улыбался — легко и непринуждённо. Тепло. Это был другой человек. Совсем не тот, с которым он дрался. С которым отказался драться. Это был вообще другой человек. Но от него веяло теплом и чем-то до чёрта знакомым, от чего у Стива внутри ныло. Это был человек из его прошлого, важный человек. Единственный в своём роде. И Стиву на мгновение показалось, что он согласится с любым положением дел, лишь бы всё оставалось хотя бы вот так, как сейчас: пара шагов между ними, ошалевший снег и едва заметная тёплая улыбка. Баки. — Какие планы? — выдавил он из себя, снова вытирая лицо — снег лип нещадно и тут же таял. — Прогуляться? — пожал плечами Баки. — Выпить кофе. Поговорить, может, — хмыкнул он, прихватывая заиндевевшие ручки спортивной сумки правой рукой в перчатке. — Глупо звучит, конечно. Но мне бы не помешало. — Поговорить? — подхватил Стив с надеждой. Он шёл чуть позади, не осилив сейчас простую и известную ему когда-то науку идти плечом к плечу. — Кофе, — мирно рассмеялся Баки. — Сначала кофе, я слишком долго стоял тут, чуть в snegovika не превратился. Стив уже опустил голову, проговаривая про себя чужое слово. Баки посмотрел на него искоса и повторил: — Снеговик. Ну, такой, из шаров снежных… — Я понял, не идиот, — сконфузился Стив. Баки хмыкнул и продолжил: — Так вот, сначала кофе… — Прости, что заставил тебя ждать. — Ничего. Ты ждал дольше. Стив подавился слюной, потому что хотел сказать что-то, и одновременно с этим дыхание спёрло, слова наскочили на выдох, и он закашлялся. Баки остановился, поставил сумку в снег и ощутимо застучал его по спине. — Всё в порядке? — Да… просто… кх-х… не в то горло… — Ага, бывает. Дальше шли молча. Баки шагал чуть впереди, загребая снег высокими коричневыми ботинками. На нём были обычные синие джинсы и куртка-парка цвета тёмного хаки. С дурацкой опушкой по краю капюшона. — Он тебе тоже не нравится? — Кто? — искренне не понял Стив. — Мех на капюшоне. — Мгм… — неразборчиво выдохнул Стив и снова сник. — Прости, — Баки обернулся и снова подарил ему смешливую улыбку. — Просто я чувствую, куда ты смотришь. Особенно, если долго. Знаешь, там тепло становится. Стив посмотрел на Баки, а потом на сугробы вдоль заметённой парковой дорожки. Ему показалось, что в них сейчас было бы хорошо пересидеть волну неловкости, желательно лицом в снегу. Было непонятно, что этому Баки говорить и как себя вести. Но на вопрос, рад ли он, что сейчас находится здесь, а не где-нибудь ещё, Стив сам себе отвечал однозначным и громким «да». — Мне этот мех тоже не сдался, — сказал Баки, а потом вдруг дёрнулся и резко наклонился вперёд. Капюшон упал на голову, Баки выпрямился и улыбнулся из-за меха и тёмных разметавшихся волос. — Но если вот так, он защищает от снега, правда. Стив смотрел на него, пока не расхохотался. — Что? Так не честно, Стив Роджерс, чего ты… — Ты похож на эскимоса, — наконец, ответил Стив. — На такого, — он обвёл вокруг лица пушистый круг и сложил губы трубочкой. Баки только покачал головой и снова пошагал вперёд. — Тупица, — тихо, насмешливо пробурчал он. — Ничего не изменилось. Стив шёл следом и чувствовал себя мальчишкой. Пришельцы? ГИДРа? Смерти? Война? Всё мгновенно оказалось таким далёким и каким-то ненастоящим, что хотелось ущипнуть себя за нежную кожу в сгибе локтя. Он правда не спит? Но Баки шёл чуть впереди, его ноги оставляли отчётливые следы, а изо рта вырывался пар. Порой он что-то тихо бубнил себе под нос совершенно неразборчиво. Стив не прислушивался. Ему хватало собственного шквала мыслей. Спустя столько времени Баки написал ему — он был уверен, что это Баки, хотя смс пришло с неизвестного засекреченного номера. Стив тихо вытащил старкфон и снова перечитал сообщение: «Сегодня. После 23:00 в Бруклинском парке у той лавочки. Без сопровождения». Это мог быть враг или кто угодно ещё, но Стив едва ли не подпрыгнул там же, где сидел в тот момент. Это случилось в общей кухне Башни Старка, и Наташа покосилась на него с интересом. Они, вообще-то, завтракали. Стиву мгновенно стало не до еды, он почувствовал — Б а к и. Едва дотерпев до вечера, после получасового изнурительного скидывания дружеского наблюдения с хвоста он добрался, наконец, до оговоренной точки. Один, как Баки и просил. И теперь шёл за ним, в задумчивости, как привязанный, и ничего лучше себе представить не мог. Подумать только, столько времени прошло… — Чёрт!.. — вдруг ругнулись спереди, и Стив, выпадая из своих мыслей, увидел: Баки ступил на запорошенный снегом лёд и теперь, смешно вскинув руку с сумкой, поскользнулся, подлетел и как в замедленной съёмке начал заваливаться на спину. — Держись! Он кинулся вперёд и, ухватив Баки под левую руку в кармане… эпично свалился вместе с ним лицом в снег. Благо, его надо льдом было много. — И что это было? — пробубнил Стив, отплёвываясь от сладковатых снежных хлопьев и переворачиваясь на бок. Баки лежал на спине, в пушистом белом крошеве, и оно на просвет переливалось всеми оттенками радуги. Он беззвучно хохотал, раскинув руки. Сумка улетела куда-то в сторону. Его левый рукав был… пуст. — Ты схватился за левую руку, тупица, — сквозь смех выдавил он из себя. Снежинки оседали на его лицо и таяли, делая кожу мокрой. — У меня нет левой руки. Он всё смеялся, а Стив не знал, что делать. Сидел рядом, пялился на пустой — теперь это стало очевидно — рукав и чувствовал себя совершенно паршиво. Баки отсмеялся и затих. — Видел бы ты себя в момент полёта, — сказал он с закрытыми глазами. Стив смотрел на чёрные, слипшиеся ресницы. — Такое лицо… не изобразить даже. Удивление и… м-м, обида? — он снова издал смешок и вдруг открыл глаза. - Эй. Чего ты? Только слезу не пусти, Роджерс, — сказал он и принял сидячее положение, сноровисто затолкал рукав в карман, создавая иллюзию. — Всего лишь рука. Не голова, не задница. Без неё даже проще, знаешь ли. Не так тяжело. Стив кивнул и встал. Протянул руку, и Баки принял её, чтобы подняться. Стив так же поднял и отряхнул сумку, прежде чем подать её Баки. Отряхнул самого Баки. И молча пошёл следом, когда тот снова зашагал вперёд. Вокруг было так непривычно тихо, что Стив слышал, как падает снег и путается в меху на капюшоне Баки, с каким звуком он тает на волосах. Даже шорох их шагов не мог заглушить это. — Что стало с твоей рукой? — спросил он, когда впереди, далеко, замаячили гирлянды, раскинутые на голых ветках старых клёнов. Там был выход. — Понятия не имею, — легко ответил Баки. — Я больше не Зимний Солдат, и у меня нет руки. Разве это не логично? Это было логично, подумал Стив. Как и то, что если руки нет у Баки, она есть где-то… у кого-то другого. — Я позволил им снять её. Это было основное условие, при котором меня отпускали на все четыре стороны. Она в надёжном месте у надёжных людей, а если где-то вдруг всплывёт что-то, можешь знать со стопроцентной уверенностью — Америка прогнила насквозь. Руку забрали люди, которые стоят так высоко, куда мне и не дотянуться бы никогда, даже чтобы одним глазком заглянуть. На таких я смотрел преимущественно в прицел винтовки, — выпалил Баки и тут же осёкся, ссутулился. Стив придушил порыв забрать у него сумку. Она была легкой. Выход из парка всё приближался. Они снова шагали молча, и снова в глазах щипал снег. — Что в сумке? — спросил Стив, когда они оказались под мелкими разноцветными гирляндами, словно попались в радужную паутину из веток и мерцающих огоньков. Хотелось улыбаться и вспоминать мотивы рождественских гимнов. Оставалось всего несколько дней до праздника. Улыбаться не получалось. — Ничего особенного. Потные шмотки. По вечерам я иногда занимаюсь в спортзале. Он очень старый, обшарпанный и… для особенных людей. Таких же фриков, как я, — снова прозубоскалил Баки в вполоборота. — Многие приходят и стучат груши по ночам. У кого-то нет жилья, но они исправно платят членский взнос. Квотерами, — улыбнулся он, намекая, откуда бродяги берут деньги. — Хозяин — хороший человек. Никого не гонит. Всегда наливает бесплатно кофе и чай, паршивый, конечно, но многие и за это благодарны. У всех есть своя доля грязной работы, и все довольны. Мне нужно поддерживать форму. Там никто не обращает на меня внимания. Стив кивнул. Он пытался представить, как Баки колотит грушу одной рукой, и что-то внутри ломалось. Картинка никак не шла, мельтешила помехами и разваливалась. Он читал его дело, едва сдерживая себя. В какой-то момент гнев и отчаяние сменились жгучей печалью, и Стив долгое время не хотел никого видеть. Не мог. Было сложно примириться с реальностью прочитанного. Он помнил его другом — верным, преданным, кому не опасаешься доверить спину. Он вспоминал его опасным убийцей с промытыми мозгами и смертоносной железной рукой, который чуть не прикончил его. Который спас его. И пропал. И этот человек, что легко шёл сейчас чуть впереди, взбивая снег носками ботинок, с засунутым в карман пустым рукавом, никак не соотносился с ним. Стив чувствовал себя очень странно. Почти неуютно, если бы не такое ощутимое присутствие знакомого дружеского тепла. — Хочешь, угощу тебя лучшим кофе в Бруклине? Стив улыбнулся и почти сказал, что он наверняка пил лучший кофе и знает, куда они направляются, но… Баки завернул совсем в другую сторону, прошёл улицу, нырнул в подворотню и оказался у неприметной дверцы со стеклянным верхом. «Работаем до полуночи», — было размашисто начеркано на табличке за стеклом, и Баки толкнул дверь и скинул капюшон, отряхиваясь от снега, как бродячий пёс. Пронзительно дзинькнул колокольчик над его головой, и из глубины помещения Стив услышал глубокий грудной голос: «Закрыто! А, это ты, дорогуша? Проходи, для тебя у меня ещё будет на чашечку». — Я с другом, — ответил Баки и покосился на Стива. «Без проблем, дорогуша, для твоего друга я тоже что-нибудь найду». Стив улыбнулся, стряхнул с волос и плеч снег и, оббив его же с ботинок, прошёл вслед за Баки. Он не знал, что рай выглядит как-то так — тихо и немного потёрто. Тут было просто и пусто, но так уютно и тепло, что мигом захотелось расплыться, оставить тревожность на улице и просто погреться в редком ощущении. Стив огляделся. Небольшая витрина, вдоль которой шла стойка с высокими стульями в ряд. За стеклом прямо под светом от вывески валил хлопьями снег. «Как бы к утру город к чёрту не занесло», — подумал Стив и усмехнулся. В нынешней ситуации ему было всё равно, где проводить ночь. Разве что послать сообщение своим, что жив и помирать не планирует. Справа, напротив двери, тянулась небольшая барная стойка, а в глубине помещения горел настоящий — подумать только! — живой камин. Языки пламени танцевали за решёткой, доносился тихий треск, и Баки, недолго думая, присел рядом и протянул руку к огню. — Ого, какой здоровяк, — пробасили из-за стойки, и Стив перевёл взгляд. — И красивенький. Конечно, разве у дорогуши могут быть другие друзья? Баки у камина покачал головой и что-то сказал под нос, но Стив не расслышал. Он улыбался как идиот очень толстой афроамериканке, видимо, владелице кофейни. На её огромном лице двигались полные губы, а ноздри крупного носа раздувались при дыхании. Она улыбнулась ему в ответ, и от неё повеяло теплом — самым прямым и чистым, так похожим на материнское. Её радушие и гостеприимство чувствовались совершенно осязаемо, но Стив был уверен — такой приём не для всех. Хозяйка кофейни различала людей получше счётчика Гейгера. — Проходи, детка, выбирай любой стул — сегодня они все в вашем распоряжении. Только переверни табличку на «закрыто» и заставь дорогушу снять куртку. Не люблю, когда сидят у меня в верхней одежде. Стив кивнул взгляду тёмных-тёмных, почти чёрных глаз и подошёл к табличке. Перевернул, заодно задвинул щеколду — чтобы наверняка. Под ногами скрипели доски исшарканного тысячей ног старого паркета. Он давно стал однородным, тёмным, и рисунок не угадывался. Зато над головами висела большая хрустальная люстра, и в другой раз Стив бы улыбнулся безвкусице, вот только… вот только люстра была здесь чертовски на месте. Как и высокие стулья с потёртыми сиденьями из мягкой кожи, как небольшая стойка, за которой колдовала хозяйка, как витрина, на которой уже не было ничего, кроме наклеенных вырезанных из салфеток снежинок. Это было странное место. И Стиву было тут так хорошо, что он впервые за долгое время почувствовал напряжение, стекающее с плеч по позвоночнику до самых ног. Ему ощутимо полегчало. — Так-то лучше, детка, — хозяйка подмигнула ему из-за стойки, и Стив залился румянцем. Он не сразу понял, что это было сказано не потому, что он непозволительно расслабился тут. А потому, что он перевернул табличку. Или всё же?.. Стив прищурился и посмотрел на негритянку пристальнее. Баки у камина расхохотался. — Прямо вижу себя два года назад, — сказал он сквозь смех. — На меня ты, Мисси, тоже произвела неизгладимое впечатление. Хозяйка кивнула, и между тёмных губ сверкнули жемчужные зубы. Она улыбалась им. На стойке оказалась тарелка с россыпью пончиков под сахарной пудрой и пара чашечек кофе, совсем маленьких, по виду — на пару глотков. Но аромат от них стоял такой, что на него можно было смело повесить куртку Баки. Убойный и очень пряный. Стив втянул носом запах и выпалил: — Снимай куртку, дорогуша. Баки у камина хрюкнул и снова засмеялся в голос. — Мисси, ты его сломала. — И думать не думала ломать твоих друзей, дорогуша. Пейте кофе, ешьте пончики и выметайтесь. Мне завтра рано вставать. Скоро Рождество, особое меню. Если, конечно, ты не хочешь стоять у плиты и помогать мне. И плевать я хотела, что у тебя одна рука. У меня вон две, и что, думаешь, мне легче? Мисси широко, заразительно зевнула и сняла фартук. Она была очень полной, Стив чуть не присвистнул, когда увидел её без прикрытия стойки. — Челюсть подбери, детка, — съязвила Мисси, направляясь к незаметной лестнице на второй этаж. — А не то я подумаю, что ты со мной заигрываешь. Баки уже снял куртку и даже успел повесить её на обычную стойку-вешалку. Он не переставал улыбаться, наблюдая за пунцовым лицом Стива. — Мэм, прошу прощения, мэм, — перешёл на армейский слэнг Стив. — Спасибо за кофе и простите за беспокойство. — Называй меня Мисси, детка. И закройте тут всё хорошенько после себя. Свет выключите. Я позже спущусь — проверю. Хорошей ночи. Она говорила это под размеренный скрип ступеней, пока поднималась на второй, жилой этаж. Стив растерянно посмотрел на Баки. Баки хитро глянул в ответ и подмигнул: — Ты ей понравился. — Она называет тебя «дорогуша», — потрясённо проговорил Стив, принимая тарелку с пончиками в сахарной пудре и свой кофе. Они сели за небольшой круглый столик, единственный посередине помещения. Баки надкусил пончик, пожевал с мечтательным выражением на лице и укоряюще наставил на Стива огрызок: — Она называет тебя «детка». Что можешь сказать в своё оправдание? Стив замер с распахнутыми глазами. Он давно отвык, чтобы собеседник так резко менял тему. И отмер, только когда Баки, смотревший на него с жадным интересом, широко улыбнулся. — У тебя такое глупое выражение лица бывает порой, — честно признался он с набитым ртом. — Уморительно. Стив предпочёл есть молча. Он, не разбирая вкуса, прожевал первую пару пончиков, пока не понял вдруг, что они очень свежие и вкусные. Словно были оставлены специально для Баки. А потом он опрокинул в себя первый глоток кофе и немножко умер. На языке взорвалась феерия из крепкого кофейного вкуса, приправленного таким непередаваемым букетом специй, что захотелось бегать по стенам. Стив проглотил — со второй попытки — и уставился на Баки. Тот невинно пожал плечами. — Люблю с солью и перцем. И специями. Меня только такой бодрит, — сказал он, подмигнул и снова принялся жевать пончик. Последний. Кофе он тоже успел допить. Стив посмотрел на свою ополовиненную кружку, словно она могла его убить. — Смелее, Стив, — хмыкнул Баки. — Это просто кофе. — Кофе, что ядернее атомной войны, — сглотнул Стив, примериваясь к керамике губами. — Вот уж не наговаривай. Стив зажмурился, вдохнул и очертя голову опрокинул в себя второй глоток. Замер… и почувствовал нежность. И тепло. Словно глотнул летнего медового воздуха. Насколько первый рассаднил ему глотку, настолько второй глоток исправил ситуацию. Да что не так с этим кофе? И с этим местом? — Вкусно, правда? — спросил Баки. Он ещё немного посмотрел на Стива со странной улыбкой, а потом отвернулся к камину. Его профиль вычерчивался алым, был точен и спокоен. — Мисси варит лучший кофе, что я пил в своей жизни. И всегда разный. Точь-в-точь под настроение, словно душой чует. Я не знаю, как у неё это выходит. — Почему она тебе так доверяет? — спросил Стив, когда оправился от кофейного шока. Баки молчал долго. Но всё же ответил. — Два года назад я помог ей кое с чем. Теперь у нас есть общая тайна. Но это тебя не касается, уж извини, — Баки повернулся и мягко, тепло улыбнулся. Стив и не подумал обижаться. Ему просто было любопытно. — Мы закроем кофейню и выйдем через чёрную дверь. Она просто захлопывается. Удобно. Стив кивнул. Они просидели в тепле и редко нарушаемой тишине ещё около часа, пока не догорели дрова в камине. — Бак, — сказал Стив и положил свою руку на руку Баки на столе. Левый рукав пуловера был пуст чуть ниже плеча, и без куртки это бросалось в глаза. — Пойдём со мной. Пожалуйста. Баки хмыкнул. — Куда? — Домой… Стив не знал, как именно донести свою мысль. Но он представить не мог, что сейчас они могут расстаться. Снова. Только не так. — Позволь прояснить, — ответил вдруг Баки, разворачиваясь лицом, и только тогда Стив осознал свою ошибку. Глаза Баки были холодные и пустые. — У меня есть свой дом, Стив. И мне не нужна твоя жалость, твои деньги или твоя помощь, что бы ты там себе ни напридумывал. Мне не нужно от тебя ничего такого, понимаешь? Меня всё устраивает, всё, что у меня есть сейчас. Стив вздрогнул и убрал руку с руки. Отклонился на спинку стула. Он долго смотрел на Баки, а Баки смотрел в ответ, а потом вздохнул и отвёл взгляд. Но заговорил первым, всё же, Стив. — Тогда зачем я тут? Ты мог оставить меня там. В прошлой жизни. Баки громко втянул воздух и тоже откинулся на спинку стула. Он в мгновение стал выглядеть уставшим и измученным, и Стиву вдруг стало стыдно. Ненадолго. — Я так и планировал. Серьёзно, — Баки зарылся рукой в волосы. Его плечо под тканью, левое, двигалось в такт живой руке, и это смотрелось жутковато. — Я не собирался объявляться вот так, вдруг, как чёрт из табакерки. Хотя слышал, что ты искал меня. У меня было тяжёлое время, Стив. Я честно не был уверен, что справился бы ещё и с тобой, — он горько хмыкнул, а Стив вдруг понял. Он встал, обошёл крохотный столик и наклонился над Баки, обнял его через грудь, неуклюже, неловко, прижимая к себе и касаясь пустого рукава. Это было странно и очень, очень тепло. На языке плясал яркий привкус от недавно выпитого кофе. — Но я так соскучился по тебе, — проговорил Баки еле слышно. — У меня ведь не осталось никого больше, кто бы меня… знал, кто бы… понял, с кем не нужно… притворяться, — его голос сел совсем, и Баки судорожно выдохнул. Стив сжал крепче, уже обеими руками, и прошептал в волосы успокаивающе: — Я знаю, Бак. Знаю. Я тоже очень скучал. Я чертовски по тебе соскучился. * Стив ушёл из кофейни первым. Это было условие Баки. Они не приходят и не уходят вместе, оставляя свою другую жизнь за порогом. Они не говорят о войне, о ГИДРе, о Мстителях и Капитане Америка. О Зимнем Солдате и прочей «херне», как выразился Баки, потому что это больше не имеет значения. Они просто встречаются, гуляют, разговаривают и живут, они пытаются быть обычными людьми — вот такой был у него план. Стиву он понравился. «В знак благодарности я покажу тебе Бруклин, каким ты его ещё не видел. Или успел забыть об этом», — сказал Баки со светлой улыбкой. Его глаза стали влажными, но лицо казалось гладким и спокойным. — «Но только ни слова обо мне своим мстительным друзьям. Иначе они своим неуёмным любопытством превратят мою новую жизнь в ад. А я терпеть не могу сниматься с насиженных мест и вдруг менять то, к чему успел прикипеть душой, на что-то другое. Не надо, Стив». Он и это пообещал. Рот на замок, и перестать, наконец, глупо улыбаться. Разве великая плата за то, чтобы снова стать друзьями? Пускай пока так, на фантомных правах — это было неважно. Стив добрался до кровати только через полчаса и ещё долго не мог уснуть, взбудораженный встречей. Перед сном с неопределённого номера пришло смс: «доброй ночи, детка. Спи крепко». «И тебе сладких снов, дорогуша», — подумал он и улыбнулся. Стив спал в эту ночь, как убитый. * У Мисси была проблема. И Мисси никогда не говорила о ней, пока однажды её новый постоянный посетитель не стал свидетелем неприятного разговора. Сначала эти мальчишки с едва проклюнувшейся щетиной просто вымогали деньги — за крышу. Старые группировки занялись более крупными делами, подросла смена, и к Мисси впервые пришли за деньгами. Она дала от ворот поворот — в её забегаловке подавали только кофе и пончики, много ли тут наторгуешь? Хотя бы концы с концами свести — уже хорошо. Молодняк не понимал. В ход пошли угрозы с ножом и первый урон — разбитая витрина. Мисси как раз заклеивала её полиэтиленом и скотчем, тихонько ругаясь под нос, когда вдруг подошёл он и молча помог заклеить с другой стороны. Стекло превратилось в рваную мутную кляксу, но с улицы хотя бы не дуло и не капало, а это уже было маленькой победой. У него не было руки — Мисси хорошо запомнила это. Поэтому в один прекрасный день, обнаружив поутру под дверью своей квартирки три спелёнутых верёвками куля без сознания, которые, ко всему, ещё и обмочились со страха, не подумала на него. На каждом из юных «гангста» покоилась бумажка с чистосердечным и подписью, и после того, как Мисси вызвала полицию и сдала дрожащих — кажется, они были совсем не против попасть за решётку на несколько недель — ребят с рук на руки копам, больше проблем у неё и её заведения не было. Словно Ангел-Хранитель мимо пролетел. Мисси любила размышлять об этом. Кому могло понадобиться помогать ей? Она привычно смотрела внутрь своих клиентов, заглядывала в глаза каждому, улыбалась, грела добрым вниманием и словом, а не только свежесваренным кофе. Она слушала — и слышала людей, которые в паре фраз открывали себя интонациями, печалились или радовались, делились с ней сокровенным, сами того не понимая. Она долго не думала на него, пока однажды не поймала его взгляд за стекло — уже новое, поменянное. Взгляд был мёртвым, ледяным и чрезвычайно опасным. Словно кто-то другой смотрел из этого патлатого однорукого парня. Она не испугалась, нет. Но сложила раз и раз, получив два, и запомнила. Она не чувствовала угрозы для себя, но чувствовала её внутри него, будто уснувшую. А ещё надёжность. И безысходную тоску по чему-то несбыточному. Мисси жалела его. Только не той навязчивой жалостью, от которой хотелось в петлю залезть. Её жалость была сродни материнской любви к непутёвому чаду — светлая и наполненная верой. Жизнь Мисси сложилась так, что своих детей у неё не было, но это не мешало ей любить каждого своего посетителя как чадо в той или иной мере. И она любила этого парнишку, как умела. А он впервые улыбнулся ей в ответ. *