Соль и перец

В следующий раз Баки предложил встретиться в Бруклине прямо на улице, между двумя ничем не примечательными домами, в одном из которых была аптека, а в другом — пиццерия. Особенного в местоположении было, пожалуй, только то, что неподалёку находилось здание Бруклинского арт-колледжа, и на улицах бродила молодёжь всех цветов волос, кожи и одежды. Это было… необычно. Стив еле разглядел Баки в этом человеческом потоке. В этот раз сумки у него не было. Зато была смешная шапка на голове и рюкзак сзади. Оба рукава куртки по обычаю оказались заправлены в карманы. — Привет. Долго стоишь? — Только пришёл, — улыбнулся Баки и сразу начал двигаться вдоль по улице. Время шло к десяти вечера, молодёжь рассасывалась по домам и кампусам, остальные забирались в тёплые и недорогие кофейни и забегаловки, чтобы обсудить проекты или просто посплетничать. В этот раз Стив шёл плечом к плечу и очень гордился этим фактом. Ему, наконец, стало уютно просто шагать рядом. Они два обычных парня, которые собрались после тяжёлого дня немного отдохнуть в приятной компании друг друга. Прогуляться по городу, посмотреть на зазывающие вывески рождественских распродаж, учуять носом доносящийся из открытых дверей кафе аромат имбирных пряников и кофе с корицей. Это было прекрасное время — всего два дня оставалось до Рождества. Улицы светились от праздничных украшений, над дорогами, изящно прогибаясь, покачивались припорошенные снегом гирлянды. И на каждом углу поджидал Санта разной степени полноты и белизны бороды, выкрикивая своё зычное, а иногда не слишком: «Хо-хо-хо, счастливого Рождества! Заходите к нам погреться!» — Не хочешь зайти? — спросил вдруг Стив, когда они проходили мимо очередного магазина с беспрецедентными цифрами распродаж на витрине. Внутри было много молодёжи, и Стив посчитал это хорошим знаком. Наверняка, распродают что-нибудь интересное. Баки глянул сквозь стекло, без интереса пожал плечами и… зашёл внутрь. Это больше походило на барахолку, чем на нормальный магазин, вот что подумал Стив, останавливаясь у завалов. Они оказались доступны для троганья, копания и примеривания того, что понравится, прямо здесь же, не отходя далеко. На каждом углу висели разукрашенные рождественскими наклейками зеркала для любителей покрасоваться. Тут было всё: от носков с красноносыми оленями до брелоков с Сантой и автомобильных ароматизаторов. Баки рылся в вещах правее, и Стив прыснул, когда он вытянул из кучи тряпья длинный полосатый свитер. На нём не было оленей, но на груди красовались вышитые венком листики омелы. Стив одобрительно кивнул и показал большой палец. Баки ядовито хмыкнул и в ответ показал… средний. Свитер он, впрочем, кое-как свернул одной рукой и сунул себе под мышку. Ещё спустя пять минут они добрались до развалов рождественской дребедени, которую Баки тут же окрестил «фигня на один раз». Стив, не долго думая, подхватил красный мягкий накладной нос и надел его на свой, настоящий. — Эй, пст, — позвал он Баки шёпотом. Тот что-то увлечённо разгребал рядом в куче мерцающих лампочек. Как только он повернулся, Стиву показалось — весь магазин осветила сверхновая: такая яркая и озорная у Баки была улыбка. — Ну-ка, подожди, — сказал он и снова зарылся в гирлянды на пару мгновений, пока не достал оттуда ветвистые мерцающие оленьи рога, которые прилаживались на голову. И тут же надел их на Стива. И засмеялся на весь магазин. — Рудольф! — выдавил он из себя где-то между «ах-ха-ха» и «я сейчас лопну». — Вылитый Рудольф! Зато никто не узнает. Стив вздохнул, счастливо улыбаясь, снял с себя украшения и сунул их Баки в руку, вытягивая из-под мышки свитер. — Разрешаю подарить мне это на Рождество. Хоть народ повеселю. А я подарю тебе это. Всё честно. Баки замер на мгновение, а потом кивнул и тут же развернулся к кассе. И только в очереди на оплату Стив рассмотрел, как тепло светятся розовым его щёки. Он в который раз за вечер улыбнулся. Хорошо, что его щёк Баки не видел. Они снова шли по улице, и Стив не успел понять, как они опять оказались между аптекой и пиццерией. * — Я тут работаю, — сказал вдруг Баки в сторону пиццерии показательно безразличным голосом. Но его плечи были напряжены, и Стив уловил, что это важно. — Постоянно толпа, стратегически правильное место. Рядом колледж и аптека за углом. Ну, мало ли что будет не так с пиццей. Стив усмехнулся, но не дал себя сбить с мысли. Он шёл и буравил взглядом висок, пока Баки не повернулся, поправив шапку, и не простонал: — Только не спрашивай, как так вышло. Я сам не знаю. Это всё Элис. Она чёрта рогатого заболтает, а я тогда был не в лучшей форме, и… короче, она меня сделала. Стив всё никак не мог привыкнуть к этому. У Баки была другая жизнь. Совсем другая. Жизнь, которая не имела к его прошлому никакого отношения. В жизни Баки была какая-то Элис, скорая на язык, Мисси, круглая, как луна, и столь же тёмная, как её обратная сторона. Обшарпанный спортзал, где привечают бомжей, РАБОТА В ПИЦЦЕРИИ и невесть что ещё. У Баки была одна только рука и несколько седых волос в его растрёпанной шевелюре — Стив случайно увидел и поначалу принял за снег. Но нет, седина была настоящей. У Баки не было руки, Баки смеялся и зубоскалил, и выглядел… совершенно обычным, знакомым до тупой подрёберной боли. У Баки за спиной было столько всего, что не дай Бог никому пережить, и как он вообще с этим со всем умудрился справиться? Как у него это получилось? Стив шёл рядом с Баки по какому-то одному ему известному маршруту и думал, что если у Баки есть всё это… зачем он, Стив, сдался ему. Они не говорят о прошлом и не вспоминают детство и общие проделки юности. Они просто… гуляют и делают что-то вместе, и… неужели Баки не смог найти человека для такой вот ерунды? Какого, вообще, чёрта? А потом на него внезапно накатило окончание вечера в кофейне у Мисси. И ему стало стыдно. Чертовски стыдно. А ведь он едва не начал себя жалеть, на свою скучную мстительскую жизнь в Башне Старка пенять. Вспоминать все непроработанные комплексы и некоторые мысли, которые ходят в голове по кругу, кажется, годами. А ещё он вспомнил, как легко Баки пропустил его себе за спину в первую же встречу. И как напряжённо оборачивался каждый раз, стоило Стиву чуть забежать вперёд сегодня. Словно опасался за свою неприкрытую спину. Он, чёрт, доверял ему, как никому другому. Спину свою доверял. А он… Стив вздохнул. — Пойдём-ка скорее, — вдруг сказал Баки, и Стив понял, что они зашли в какую-то глушь жилых бруклинских коробок. Тут уже не было таких богатых праздничных украшений, но на дверях кое-где висели венки, а в окнах мерцали гирлянды. — Покажу тебе кое-что. А то она уже скоро спать ляжет. Они едва ли не бегом прошли ещё квартал, и вдруг Баки остановился перед шестиэтажным домом. Он был почти тёмным, видимо, многие уже спали. И только тогда Стив посмотрел на часы и понял, что, вообще-то, час ночи. — Смотри. Третий этаж, правая парадная. Стиву не пришлось долго искать. Это было одно из немногих окон, задёрнутых тонкой тюлевой занавеской, за которой струился ровный желтоватый свет. Вдруг ткань заволновалась, и к окну — к самому стеклу — подошла женщина в скромном пеньюаре. Простоволосая и высокая, она отодвинула тюль и поставила на подоконник небольшую узкую лампу. Она потрясающе имитировала старые масляные. А потом задёрнула тюль и выключила основной свет. — Успели, — проговорил Баки благоговейно. — Доброй ночи, Маргарет. — М? — вопросительно посмотрел на него Стив. Лампа осталась стоять на подоконнике, освещая путь заблудшим. А может, она на самом деле ждала кого-то особенного. — Я жил тут два года назад. Тот ещё райончик, ни дня без того, чтобы кого-нибудь не увозили с передозом или ножевым, но мне тут нравилось. Маргарет была моей соседкой. Сейчас в квартире напротив живут совсем другие люди, но Маргарет так и не съехала. Она ставила эту лампу каждый день в течение не знаю скольких лет. Всё то время, что я тут жил, так точно, и вот сейчас… Знаешь, это очень здорово, возвращаться поздно, смотреть на эту лампу и представлять, что это тебя там ждут. Тебя. И сразу всё становится другим, важным и преисполненным смысла. Мы не особо с Маргарет общались, но как-то раз столкнулись на лестнице, пока она выносила мусор, а я уходил куда-то. И я осмелился спросить про лампу. Знаешь, что она ответила? — Что? — Посмотрела вот так, — Баки хитро прищурился и криво улыбнулся половиной рта, — и сказала: «Узнаешь». И, чёрт, я и правда узнал через несколько недель. Это было жестоко. Вернулся её мужчина, и в доме все про него говорили разное. То ли он моряк дальнего плавания, то ли вольный байкер, то ли чёрт пойми кто ещё, но он возвращался, и весь дом ходуном ходил, как громко и искренне они трахались. Серьёзно, даже я заводился, — хмыкнул Баки. — Маргарет несколько дней из квартиры не выходила. Из-под двери несло сладким. Отвечаю, они только курили травку и трахались. И всё. Лампа исчезала с подоконника на несколько дней, и мне было немного грустно возвращаться, не видя её света. Но я был рад за Маргарет. По-человечески рад. Я тогда даже не знал, что умею так. А потом он уезжал, и всё повторялось по новой. Первую неделю Маргарет цвела и выглядела помолодевшей лет на десять, потом краски медленно сходили с её лица, и возвращалась привычная для всех соседей Маргарет — чуть неловкая, слишком высокая и потому неуклюжая женщина за сорок. Она симпатичная и очень милая на самом деле. Но после месяца его отсутствия никто бы так не сказал. И лампа. Она возвращалась. До следующего раза. — Странная история, — выдохнул Стив. Он слушал, затаив дыхание. И сейчас подглядывать в чужие окна казалось чем-то неуместным и от этого ещё более заманчивым. — Странная, — кивнул Баки и развернулся, уходя в обратную сторону. — Для кого-то свет в окне символ надежды, а для кого-то — метка печали. А кому-то и то, и другое одновременно. Забавно, правда. Но мне он помог, этот свет. Я много чего вспомнил тогда, и благодарен этой лампе за эти воспоминания. Стив шёл рядом и едва заметно улыбался. Баки не сказал ни слова про их довоенный Бруклин и про то, как Стив ждал его порой точно так же — рисуя у окна под светом единственной лампы. Баки не любил эти разговоры. Но он сказал — «я многое вспомнил», — и Стиву стало так тепло и хорошо, что захотелось подпрыгнуть как можно выше. Он опять чувствовал себя на двадцать с плюсом, а никак не на свой реальный возраст. Чудеса, да и только. — Какие у тебя планы на Рождество? — спросил он вдруг Баки. — Работа, — ответил тот без раздумий. — У всех семьи, друзья и любимые. Я их подменяю. Ну, не я один, конечно, остальные будут работать согласно ежегодному графику. А я доброволец, — Баки хмыкнул и поднял в воздух носком ботинка особенно пушистый край сугроба на тротуаре. — А у тебя? Стив задумался ненадолго. — Вообще у нас обычно проходит Грандиозная Рождественская Вечеринка у Старка, но я, как правило, после полуночи просто сплю. — Не изменяешь своим вкусам, да, Стиви? — Баки покосился на него хитро и широко улыбнулся. А потом стал серьёзным. — Не люблю такие мероприятия. Хотя, у нас в пиццерии тоже бывает шумно. Так, что еле держусь. Стив вздохнул. Помял губы, а потом спросил с надеждой: — Можно, я встречу это Рождество с тобой? Баки не замедлил шага. — Я буду работать, — сказал он ровно. — Я могу просто посидеть за одним из столиков и повеселиться со всеми. Мне будет достаточно, если я буду просто видеть тебя, Бак… Баки остановился на пару мгновений, уставившись себе под ноги, а потом снова пошёл вперёд. — Прости, — ссутулился Стив. — Дурацкая идея, да? — Да нет, — вдруг сказал Баки с усмешкой. — Но только если ты весь вечер будешь изображать Рудольфа. Стив счастливо улыбнулся, а потом понял условие и взвыл: — Чёрт, нет, скажи, что ты шутишь! — Никаких шуток. Рождественский чудо-талисман нашей пиццерии, олень Рудольф собственной персоной! Да Элис меня повысит. Стив хмыкнул. — Ты гнусный вымогатель. — Ни разу. Просто привык совмещать приятное с полезным, если есть такая возможность. Они шли в сторону метро — наконец понял Стив. Это означало, что их сегодняшняя прогулка окончена, и Баки провожает его до турникетов. Он всегда следил, чтобы Стив входил внутрь и терялся в толпе. А потом он осознал, что Баки назвал его общество приятным. А его образ оленя Рудольфа — полезным. И всё вокруг снова вспыхнуло и заиграло мерцающими огнями, ароматами приправ для глинтвейна и стеклянными бликами на боках ёлочных игрушек. — Так, значит, — замялся Стив у входа в метро, кутаясь в шарф до самого носа, чтобы спрятать алые щёки, — я приду? — До встречи, — улыбнулся Баки и впервые смешался с людьми на тротуаре, не дожидаясь, пока Стив отомрёт и начнёт двигаться. * Смотреть на работающего Баки в элегантной праздничной форменной одежде и с красным колпаком Санты на голове было невыносимо. Вдвойне невыносимее — ничего не делать при этом, только сидеть за угловым столиком в окружении гирлянд и еловых лап и приветливо махать всем входящим варежкой-копытом, желая счастливого Рождества. Кто бы его узнал — страшный вышел бы конфуз. Но людям до Оленя Рудольфа дело было ровно в первые пять минут. С ним разговаривали, смеялись, щёлкались на память и проходили дальше, чтобы занять свои столики. Стив мрачно думал, как скакнут эти полупьяные фотографии в ценностной шкале, когда вскроется, кто был Оленем Рудольфом. Чёртов Баки. Стив предполагал, что пиццерия в Сочельник будет пустовать. Как бы не так. Тут отмечали целыми компаниями, и, судя по тому, что Баки только и делал, что мотался туда-сюда с подносом в руке, без заказов они не обходились. — Не пялься ты так, у меня уже рукав горит, — прошептал Баки на ухо, когда принёс ему очередную порцию грилль-пиццы и пряного глинтвейна. Что-то произошло со Стивом ещё в кофейне у Мисси, его рецепторы словно перезагрузили и заставили жаждать острых, играющих разными оттенками специй вкусов. — Это просто протез, кусок пластика и резины. — Я думал, ты им не чувствуешь, — отбрил Стив, не в силах отвести взгляда от неживой белой руки, выглядывающей из длинного левого рукава. Протез просто висел вдоль тела, чтобы клиенты не отвлекались на инвалидность Баки, и ничем ему не помогал. Даже, кажется, мешал больше. Но Баки стойко переносил это. И вот ведь, заметил. — Я тоже думал, Стив. Но твой взгляд бьёт все рекорды по ощутимости. Посмотри вон лучше на тех милых девушек. Познакомился бы. Стив скосил глаза туда, куда качнул головой Баки, и увидел столик, сплошь забитый очаровательными красотками чуть за двадцать. Пока он пялился, Баки уже ушёл снова разносить заказы, и некому было высказать своё негодование. Стив смотрел на красивые, живые, молодые лица. Девушки пили, ели, общались и смеялись в своей тёплой компании; и бесконечно щёлкали друг друга на телефоны, тут же, видимо, выкладывая фотографии куда-то в социальные сети. Им было весело и замечательно в обществе друг друга. Стив смотрел на них и чувствовал себя бесконечно старым, почти мёртвым. Внутри что-то смутно трепыхалось лишь тогда, когда он общался с Вандой, да вот сейчас, во время их странных встреч с Баки. Только тогда он чувствовал хоть что-то — волнение, радость от того, что воздух прохладный, снег колючий, а небо, вообще-то, уже тёмное, и самое оно, чтобы запускать салюты. Всё остальное время проходило словно в дымке внутри его собственной головы. И Стив честно не знал, что с этим можно сделать. Он слишком много всего помнил. Он бы очень хотел забыть, но его память была идеальна и требовала от него чёрствости и стойкости духа. Иначе бы его уже давно снесло к чертям лавиной чувств, что он должен был испытывать по этому поводу. Он не испытывал. Он уже давно привык к этому, и так и жил — шёл вперёд, вставал по утрам, бегал трусцой и действовал как по накатанной. Ванда, потерявшая брата и выглядевшая юной старухой, что-то ломала в этой стройной системе. Как и Баки, кажущийся старым юнцом. Они были разными, но одновременно слишком похожими в мелочах. Они тревожили что-то внутри. И сейчас Стив сидел за своим пустым столиком и был рад, что никому не было дела до Оленя Рудольфа. Он мог смотреть на Баки прямо, столько, сколько его душа пожелает, и он смотрел. На крепкую фигуру, затянутую в узкие чёрные брюки и одетую в бордовую жилетку поверх белой рубашки, на живую руку и кондовый протез вместо смертоносной железной конечности с другой стороны. Мысли его плавали то туда, то сюда, нигде надолго не задерживаясь. Он думал, что мог бы попросить Старка сделать Баки руку, нормальный действующий протез, такой, какой он сам бы захотел. И тут же отметал эту мысль как нереальную. Баки ни в жизнь бы не согласился. Он тут же думал, как мило сегодня у Баки зализаны волосы и собраны в смешной хвостик, и размышлял, кто именно помог ему убрать их так. Ведь с одной рукой это нереально. Он смотрел, как Баки улыбается, говорит что-то клиентам, возвращается за стойку, уходит на кухню и идёт оттуда с огромным круглым деревянным подносом пиццы. Как говорит со своими напарниками по несчастью работать в Сочельник, и снова смеётся, отчего его скулы приподнимаются, а щёки кажутся тёплыми и чертовски мягкими. Стив так выпадал из реальности, что не заметил, как вся компания персонала во главе с Баки и какой-то мелкой и чрезвычайно бойкой девицей приземлились за его столик. В пиццерии стало непривычно тихо и пусто, а на двери повисла табличка стороной «закрыто» на улицу. И когда он всё проспал? — Итак, познакомишь нас с очаровательным Оленем Рудольфом? — широко улыбнулась бойкая девица, едва достающая Баки до груди. Но Стива не проведёшь — было ясно, она тут главная. Он выхватил с бэйджа должность — так и есть, администратор Элисон МакКоффл. Элисон… Та самая языкатая Элис? — Счастливого Рождества, хр-хр-хр, — протянул он гундосо в накладной нос и устало улыбнулся, махая им всем варежкой-копытом без пальцев. И они все как один начали ржать, заливисто и жизнеутверждающе. — Он прекрасен, Джим. Где ты его откопал? — Старый друг, — улыбнулся Баки и посмотрел на Стива так, словно не видел сотню лет и безумно соскучился. — Что ж, Рудольф, — девушка поставила на середину стола большую бутылку с ярко-зелёной жидкостью. Справа от девушки, прямо напротив Стива, сел Баки, слева — другая девушка с явными азиатскими корнями, слева от Баки примостился на стуле темнокожий паренёк, который стоял на кассе и был баристой — разливал и подавал напитки. — Может, познакомимся? Я Элис, администратор и… — Большо-о-ой человек, — подхватили девушка-азиатка и темнокожий парень. Стив усмехнулся. — Именно, — кивнула Элис. — Это я заарканила Джима здесь работать. Если честно, это была сущая случайность. — Судьба, — вставила девушка-азиатка. — Это ЛуАнь. Она из Китая, учится тут по обмену. Во всём видит судьбу. А это Джек, — темнокожий парень помахал ему, а Стив протянул руку в варежке и крепко пожал ладонь. — Он уже отучился, но я всё никак не могу найти повода уволить его и найти кого-нибудь порасторопнее. Джима ты знаешь. Ну что, теперь можно вместе выпить? — А ты не представишься? — спросила вдруг ЛуАнь заинтересованно. Стив пожал плечами и снова выдал самое глупое выражение на оставшемся открытым лице: — А я Олень Рудольф, хр-хр-хр, счастливого Рождества! Баки хрюкнул, а Элис рядом засмеялась так, что Баки пришлось поддержать её за спину, чтобы она не свалилась со стула. — Он неподражаем, — простонала она откуда-то из-под стола. — Думаю, половину выручки мы сделали только благодаря ему. — Повышение, — вдруг вставил Баки и говоряще изогнул бровь. — Будет тебе повышение, — стеная, пообещала Элис. Она уже почти успокоилась и осторожно утирала слезу из уголка накрашенного глаза. — До официанта второго ранга. Идёт? — По рукам, — кивнул Баки и по-мужски сошёлся с Элис в рукопожатии. — Ну что, Олень Рудольф, будем пить зелёную фею? Уже разбавлена сиропом, как я люблю. И холодненькая. М? Стив пожал плечами, а потом посмотрел на Баки и… кивнул. Пока Баки, которого все почему-то называли Джимом, разливал ядерно-зелёную смесь по стопкам, Стив наклонился через стол к Джеку и тихонько спросил: — А что, бывает официант второго ранга? — О, — многозначительно округлил глаза тот. — Это их личная игра на повышение, туда лучше не лезть. Судя по всему, бывает даже нулевого, но это высший пилотаж. Лишь бы в минус не ушли. Стив кивнул и прыснул, потому что Джек, разогнувшись, тоже рассмеялся и подмигнул ему. Пили все задорно и весело. Стиву было чертовски приятно находиться в этой компании совершенно незнакомых ему людей и хлестать горько-сладкий зелёный компот из стеклянных напёрстков. Алкоголя не было ни в одном глазу ни у него, ни у Баки, но его вело с самой атмосферы и тепла, которое эти люди расплёскивали вокруг себя. Они подшучивали и подкалывали друг друга, а Стиву уже безумно натёрли голову эти переливающиеся разноцветными огоньками рога, так что он просто снял их и положил рядом на стол, чем вызвал новый взрыв хохота среди уже подвыпивших и уставших после долгого дня людей. — Хочешь, расскажу, как Джим начал работать здесь? И уже целых полтора года треплет мне нервы с повышением? Стив закивал. Ему и правда было интересно. Особенно, потому что Баки закачал головой и закрыл лицо ладонью. Элис была уже навеселе, её светлые волосы, забранные в высокий хвост, растрепались, а щёки горели. У неё был тонкий длинный нос и живые круглые глаза зеленоватого цвета, и Стиву она показалась хорошенькой. Очень хорошенькой. — У нас был бум! Ажиотаж! — начала Элис, размахивая пустой стопкой. Джек закивал, ЛуАнь лениво потягивала свой абсент, она не пила его залпом. — В колледже объявили день открытых дверей, а я забыла уточнить это на сайте в расписании. Мы очень зависим от потока студентов, знаешь ли. И вот этот чёрный день настал. Очередь была такая огромная, что люди стояли даже на улице в ожидании своей пиццы и напитков. Не справлялись ни повара, ни разносчики. И вот я заприметила скучающего парня. Он сидел вот за этим самым столиком, уныло пялился в окно, и словно его вообще не волновал происходящий вокруг армагеддец. Короче, я подошла к нему и попросила пройти с собой на минутку. Он почему-то пошёл без вопросов, и за стойкой я без слов всучила ему фартук и поднос. Говорю — «помоги нам разнести заказы. Видишь, что творится? Студенты на лекции опоздают из-за этих ротозеев. Оплата сдельная в конце рабочего дня». То есть, он не только получил бы оплату отработанных часов по тарифу, но и процент от выручки, и все свои чаевые. Любой другой послал бы меня и назвал сумасшедшей, но Джим… почему-то постоял, прикинул что-то и принялся работать. Я обалдела, но мне было некогда размышлять на эту тему, и через полчаса я уже забыла про него в рабочем бедламе. Вспомнила только вечером, когда пора было закрываться. Джим никуда не делся, стоял вместе со всеми и ждал своей обещанной платы. И только тогда я увидела, что он, вообще-то, без руки. Я сдёрнула с места и принудила работать парня-инвалида, — Элисон упала лицом в ладони, а Баки и ЛуАнь утешающе похлопали её по спине: — У тебя талант, Элис. Ты прирождённый администратор. И слепого заставишь вкалывать, и безрукого, — сказал Баки, и Стив улыбнулся. Элис застонала в ладони. — В общем, я не смогла помахать ему ручкой и сказать: «Хорошо поработал, парень-инвалид, а теперь вали отсюда». Я предложила ему постоянную работу, а он согласился. — У нас тут вкусная пицца, — кивнул Баки. — Мне нравится. — Ещё бы, — согласился Джек. — И аптека рядом. На всякий случай. Мало ли что? Они снова захохотали и стали разливать последний круг зелёного компота, а Стив смотрел на всё это и медленно въезжал в то, почему Баки вообще задержался здесь. Люди. В этом всегда была его слабость. И его же сила. Здесь было тепло и уютно, и Баки, почуяв это, решил остаться. Верное и хорошее решение, чтобы собрать себя заново по кусочкам. — А ещё кормят и платят, — прошептал Баки, наклоняясь к нему через стол перед тем, как проглотить последний шот. Он усмехнулся и подмигнул ему, и Стив в который раз удивился — ну неужели у него всё на лице написано? Баки утвердительно покачал головой и одними губами сказал: «Да». Стив закрыл лицо рукой. — Ну что, детки, по домам? Такси вызвать? Сегодня за счёт заведения. — Я до общежития пешком дойду, — ответила ЛуАнь и медленно поднялась. — Спасибо за компанию, Рудольф. Стив улыбнулся и помахал рукой на прощание. Они ушли вместе с Джеком — тот вызвался проводить до общежития. — А вы? — На такси, — ответил за него Баки. — Только сначала проветримся немного. — Отлично. Тогда идите, а я потихоньку всё закрою. До послезавтра, Джимми. Пока, Рудольф. Было здорово с тобой познакомиться. Элис белозубо улыбнулась, а Стив снова помахал своей варежкой, едва удерживаясь от навязанного Баки «хр-хр-хр». Оно уже как-то само собой выходило. Потом устало поднялся, подхватил с сидения куртку, и Баки потянул его на улицу за руку. Они какое-то время просто шли рядом, а потом Баки всё же отпустил его, и пальцам стало холодно. Пошёл пушистый снег, точь-в-точь как в первую встречу в парке. — Ты далеко живёшь? — спросил Стив. — Я уже вызвал такси тебе. Оно будет ждать у следующего квартала. — Предусмотрительно, — оценил Стив. Баки пёкся о секретности места своей работы, чтобы таксист даже не знал, кого он вёз и откуда. — Сними уже этот дурацкий нос, — сказал Баки со смешком. — Оу, — Стив только после замечания понял, что так и шёл с красной мягкой накладкой на носу. — Мы с ним сроднились. — Я вижу. Ты был отличным Рудольфом. — Просто. Перестань. Говорить об этом, — сказал Стив, как отрезал. Баки рассмеялся. — Кстати. Твой подарок, — Стив достал из объёмного внутреннего кармана небольшой свёрток с упакованным в цветную бумагу тонким свитером. — С Рождеством, Бак. Баки остановился и долго смотрел ему в глаза. А потом забрал свёрток. — Ты оставил свои рога в кафе, — сказал он. — Значит, ещё вернусь, — улыбнулся Стив. Они прошли ещё полквартала, и Стив решился: — Ты не приглашаешь меня к себе… — Потому что никого не приглашаю к себе, — нехотя отозвался Баки. — Мой дом и моя жизнь вне него никак не пересекаются. Просто… тебе не понять, Стив. У вас там камеры, охрана, искусственный интеллект на страже. У меня нет ничего из вышеперечисленного, позаботься о себе сам. Пара камер и программа, которая следит за простейшими алгоритмами несанкционированного нарушения периметра в подъезде. В мой маршрут всегда заложено получасовое плутание по переулкам и скидывание гипотетического хвоста, а из квартиры есть три пути отхода. Я… просто я никого не вожу туда. Вообще. Никогда. Но это не значит, что я не сделаю для тебя исключения. Только… не так, а когда сам… не дави на меня, ладно? Стив глубоко затянулся воздухом и кивнул. — И девушек не водишь? — зачем-то спросил он. Баки вдруг встал, как вкопанный. — У меня, вообще-то, руки нет. Ты не представляешь, что за дерьмо там, под тряпками, и как это вообще выглядит. Да и… а, к чёрту… — он снова пошёл вперёд, ускоряя шаг. — А ты сам? Много девушек в Башню Старка водил? Или трахаешь кого-то, кто уже живёт внутри? Стив кашлянул, и на этом разговор замялся, сошёл на нет. Он опять почувствовал себя дураком, и только сжатый в ладони красный нос оленя Рудольфа ещё немного фонил Рождественский магией. Хотелось продолжения праздника, но стало до омерзения отчётливо ясно — его не будет. Баки посадил Стива в такси и без слов растворился в ночных тенях бруклинских улиц. А потом потерялся на долгие две недели, и Стив ясно и отчётливо понял, что такое жёсткая ломка. Что такое — остаться без общества Баки, когда снова втянешься и поверишь, что так теперь будет всегда. Это было отвратительно. *