Историческая правда

      "На первое занятие я опоздала. Безнадежно – это я поняла, когда позже взглянула на расписание. Тогда же, стоя перед дверью аудитории и думая, что занятие должно начаться только через пятнадцать минут, я со спокойной душой постучалась и вошла.       Людей было много. Больше, чем я ожидала увидеть за пятнадцать минут до начала занятия, и это меня смутило. Может, я не очень умный человек, но о том, что лекция уже началась и началась не только что, я умудрилась догадаться. Для меня, не опаздывающей никогда, это казалось немыслимым, и, хотя уже перешло в разряд свершившихся фактов, я продолжала размышлять о немыслимости этого самого факта - вместо того, чтобы принять его и тихо пробраться на занятие.        - Можно? -осторожно спросила я, стоя на пороге и стараясь держаться в падающей от открытой двери тени.       - Можно, - она бросила на меня насмешливый взгляд из-под рыжеватой косой челки и, не задерживаясь на мне этим взглядом, указала на последнее свободное место.       Я пробиралась за партами, стараясь не создавать лишнего шума; впрочем, на меня все равно никто не обращал внимания. Все взгляды были устремлены на нее. Она, к слову, тоже не смотрела на меня до того момента, пока я не расположилась на месте и не успела скатать начало конспекта у сидящей по соседству девчонки.        Временами она задавала вопросы, не конкретно кому-то, а всей аудитории. У нее была насмешливая улыбка, но во взгляде, как мне показалось, скользила временами растерянность, сменявшаяся, впрочем, выражением готовности ко всему, неким вызовом, если это можно так назвать. Я решила, что у нее редко бывает занятие с столькими людьми сразу.        Иногда она смотрела на меня, и смотрела именно тогда, когда мне казалось, что я что-то могу ответить на заданный ей вопрос, отчего мне становилось несколько неловко и даже жутковато. Высказать свои предположения мне очень хотелось, но я не решалась, не доверяя своим догадкам и даже знаниям и стесняясь притом такого количества людей. Но она смотрела, и мне становилось трудно сдерживать мысли – тем более, что, озвученные после кем-то другим, они в большинстве случаев принимались ей благосклонно, то есть оказывались в конечном итоге верными. Тогда я, все еще не желая говорить, принималась гадать, какого цвета ее глаза, показавшиеся мне сначала золотистыми, а после – серыми. В итоге я пришла к выводу, что у нее зеленые глаза – потому что разглядеть детально было невозможно; потому что они блеснули зеленью в рефлексе от шторы; потому, что у настоящего историка должны быть короткие рыжевато-каштановые волосы и зеленые глаза – образ, внушенный еще с пятого класса; потому, что это мой любимый цвет. С тех пор ее глаза виделись мне зелеными в любом освещении.       Историком она действительно была самым настоящим – внушенный с пятого класса образ оказался вполне себе верным. Я, ненавидящая с седьмого класса (то есть с того момента, как у нас поменялся преподаватель) уроки истории, только в прошлом году осознала, что предмет интересен независимо от учителя, но на том занятии я почувствовала, что буду любить все, связанное с историей – даже школьные уроки.       Возможно, я неправильно оцениваю или вспоминаю свои чувства тогда; если учесть, что после мне случалось раз или два пропускать историю, скорее всего я оцениваю свои чувства неправильно. Да, тогда история еще не стала для меня всем, но уже успела внушить не только смутный интерес, но и любовь к себе. История тогда еще не была неразрывно связана для меня с образом этой хрупкой зеленоглазой женщины – это случилось после, не внезапно, сращение этих вещей прошло органично и закономерно. Самые сложные – для меня почти все тогда было невообразимо сложным – вещи она объясняла с восхитительной простотой, шутила над различными явлениями и пропускала через призму легкой иронии исторический процесс. Тогда я решила – вот достойный уважения учитель, вот женщина, которой я буду восхищаться.       Сейчас мне это представляется диким и невозможным, но тогда я к концу лекции успела даже устать, хотя, как потом выяснилось, я опоздала на сорок минут и в результате провела в аудитории всего полтора часа.       Но, несмотря на усталость, выходя из аудитории, я знала, что вернусь.       Вернулась. На следующий же день. Сверившись с правильным расписанием и придя действительно на пятнадцать минут раньше. Ее там еще не было, и позже я выяснила, что она имеет милую – ну, так я решила впоследствии, когда мне уже все в ней казалось милым и восхитительным – привычку опаздывать. Однако же этой женщине было присуще определенное коварство – это я тоже поняла уже позже, уже будучи совершенно влюбленной в нее, когда перед новогодними праздниками, потратив слишком много времени на поиск подарка для нее, опоздала на какие-то пять минут и попала на уже начавшуюся лекцию. Впрочем, невежливо с моей стороны уходить в такое далекое будущее – для меня это уже прошлое и имеет смысл, поэтому трудно писать менее сумбурно, не забегая вперед в описаниях этой во всех отношениях прекрасной женщины и моих чувств к ней.        Итак, она опоздала. К слову, вовремя кроме меня пришло только два человека, а прямо перед приходом ее – еще двое. Это позволило мне сделать вывод, что такие опоздания, скорее всего, имеют регулярный характер, а эти двое учатся у нее уже не первый год. Такое предположение почему-то заставило меня ощутить смутную зависть, если не сказать ревность; к счастью, я определила в себе это чувство и вовремя отдала себе отчет в его абсурдности. Тогда же удалось выяснить природу этих ощущений: я привыкла, что учителя обыкновенно бывают расположены именно ко мне и уделяют мне свое внимание, а для нее я была просто новенькой девчонкой – одной из многих. И, конечно, я не собиралась оставаться на этих позициях всегда – завоевывать симпатии учителей стало одной из черт моего характера. В общем, тогда я совершенно не сомневалась в том, что самое большее через полгода выбьюсь в число ее «любимчиков» .       Если бы я знала тогда, как сильно ошибаюсь относительно нее… Но я не знала и не могла знать, что она не заводит себе любимцев, а я тоже умею влюбляться.