Я люблю тебя за то, что твоё ожидание ждёт Того, что никогда не сможет произойти. Наутилус Помпилиус — Утро Полины Жди меня — и я вернусь, Всем смертям назло. Константин Симонов, «Жди меня»
POV Сэм Уитвики, Земля Престранное ощущение — находиться вне четырёх измерений. Ты перемещаешься по пространству, которое когда-то было светом в конце туннеля. Дойдя до него и вступив в него, никуда не падаешь, ни обо что не ударяешься, а свободно перемещаешься в пространстве, как Гордон Фримен при sv_gravity 0 или Почтовый Чувак при тех же условиях. Впечатление собственного одиночества обманчиво: на горизонте две фигуры, одна больше, вторая меньше. Жажда разнообразия побуждает приблизиться к ним, и твой полёт, к удивлению, совсем не долог. Это мужчина средних лет и мальчик лет семи, держащиеся за руку. От черноволосого мужчины с короткой стрижкой, подтянутого, с серо-зелёными глазами и немногочисленными морщинками вокруг них и двумя продольными на лбу исходит ощущение спокойной силы, взгляд вежливо-внимателен, а в глазах — затаённая печаль, надежда, вера, ожидание и отражение немалого жизненного опыта. Мальчик же, темноволосый с непослушными буйными вихрами, кареглазый, внимательно изучает новоприбывшего, буквально прощупывая взглядом, и внезапно здоровается: — Привет. Машинально пожимаешь тёплую протянутую ладошку: — Здравствуйте, — обмениваетесь рукопожатиями с мужчиной, — Мишель, — представляется он, — а это мой сын. Малец молча кивает, не спеша представляться. Отец не торопит его — не считает это важным, по крайней мере, сейчас. — Сэм. Очень приятно, — наконец-то находятся необходимые слова. — Можно вопрос? Где мы находимся? Мужчина — Мишель — уголками губ обозначает улыбку: — Я бы назвал это пространство Местом-Где-Ждут. Моё молчание явно было расценено как непонимание, и мальчик добавил, придя на помощь отцу: — Мы ждём маму, — и сказано это было очень серьёзно. — Мы можем приходить к ней в снах. Этого мало, но и это нам счастье. И ей тоже. Мы скучаем по ней, и она по нам тоже, — малец поник. Отец погладил его по голове: — Ничего не поделаешь, сын, мы ограничены в возможностях. Мы греемся надеждой встречи, но торопить маму не имеем права. У неё много незаконченных дел там. Мальчик поднял глаза к отцу, и их взгляды встретились. Сказанное Мишелем не давало покоя, чем-то беспокоило, пока не ясно, чем, и потому я решился: — Простите за бестактный вопрос, — и повернулся к мальцу. Он ответил тем же, внимательно слушая меня и мой следующий вопрос: — А как зовут твою маму? Взгляд проникал прямо в душу. В нём отобразилась нежность и умело сдерживаемая тоска: — Виола. И вот тут мне резко поплохело, так что не заметил, как шлёпнулся на пятую точку. Если у этой женщины была семья и они все, кроме неё, тут, а я тоже тут, то получается… что же получается?! — Сэм, ты слишком громко думаешь, — приятный баритон прервал лихорадочно формирующуюся цепочку мыслей одна другой краше. Голос принадлежал Мишелю. Я ошарашенно сфокусировал взгляд на мужчине: — А? В серо-зелёных глазах плескались смешинки: — Я говорю о том, что для того, чтобы остаться здесь и ждать столько, сколько понадобится, твой путь не завершён. Это мы с сыном в возможностях ограничены, ты же — нет. О-па… — То есть, я могу… — Можешь, — ответил на незаданный вопрос Мишель. — А можешь пожелать покоя и уйти в привычный тебе мир. И, Сэм, — он положил руку мне на плечо. Тёплая. — Осуждать за сделанный выбор тебя никто не станет. Если что-то ощущаешь правильным, то пусть и будет твоим решением. Я задумался. — Я чувствую, что у меня есть незавершённые дела, — и ведь действительно так чувствовал! — Тогда… — мальчик подошёл и взял меня за руку. — Если увидишь маму, скажи ей, что мы по ней скучаем. Обещаешь? — И что тут можно было ответить? — Конечно, обещаю. — Спасибо тебе, Сэм, — Мишель пожал мне руку, и мы трое постепенно растворились в пространстве. И на этом моменте я проснулся.***
POV Арчибальд Баттимер, Фунестис Престранное ощущение — находиться вне четырёх измерений. Я перемещаюсь по пространству, которое когда-то было светом в конце туннеля. Дойдя до него и вступив в него, никуда не падаю, ни обо что не ударяюсь, а свободно перемещаюсь в пространстве, как в холосимах класса ААА. Впечатление собственного одиночества обманчиво: на горизонте две фигуры, одна больше, вторая меньше. Жажда разнообразия побуждает приблизиться к ним, и твой полёт, к удивлению, совсем не долог. Это мужчина средних лет и мальчик лет семи, держащиеся за руку. От черноволосого мужчины с короткой стрижкой, подтянутого, с серо-зелёными глазами и немногочисленными морщинками вокруг них и двумя продольными на лбу исходит ощущение спокойной силы, взгляд вежливо-внимателен, а в глазах — затаённая печаль, надежда, вера, ожидание и отражение немалого жизненного опыта. Мальчик же, темноволосый с непослушными буйными вихрами, кареглазый, внимательно изучает новоприбывшего, буквально прощупывая взглядом, и внезапно здоровается: — Привет. Машинально пожимаю тёплую протянутую ладошку. — Здравствуйте, — обмениваюсь рукопожатиями с мужчиной. — Мишель*, — представляется он, — а это мой сын. Мальчик молча кивает, не спеша представляться. Отец не торопит его — не считает это важным, по крайней мере, сейчас. — Арчибальд. Очень приятно, — наконец-то находятся необходимые слова. — Можно вопрос? Где мы находимся? Мужчина — Мишель — уголками губ обозначает улыбку: — Я бы назвал это пространство Местом-Где-Ждут. Моё молчание явно было расценено как непонимание, и мальчик добавил, придя на помощь отцу: — Мы ждём маму, — и сказано это было очень серьёзно. — Мы можем приходить к ней в снах. Этого мало, но и это нам счастье. И ей тоже. Мы скучаем по ней, и она по нам тоже, — мальчик поник. Отец погладил его по голове: — Ничего не поделаешь, сын, мы ограничены в возможностях. Мы греемся надеждой встречи, но торопить маму не имеем права. У неё много незаконченных дел там. Мальчик поднял глаза к отцу, и их взгляды встретились. Сказанное Мишелем не давало покоя, чем-то беспокоило, пока не ясно, чем, и потому я решился: — Простите за бестактный вопрос, — и повернулся к мальчику. Он ответил тем же, внимательно слушая меня и мой следующий вопрос: — А как зовут твою маму? Взгляд проникал прямо в душу. В нём отобразилась нежность и умело сдерживаемая тоска: — Виола. И вот тут мне резко поплохело. Если у доктора, которого я безмерно уважаю и кому везу важную информацию, была семья и они все, кроме неё, тут, а я тоже тут, то получается… что же получается?! — Арчи, ты слишком громко думаешь, — приятный баритон прервал лихорадочно формирующуюся цепочку мыслей одна другой краше. Голос принадлежал Мишелю. Я ошарашенно сфокусировал взгляд на мужчине: — А? В серо-зелёных глазах плескались смешинки: — Я говорю о том, что для того, чтобы остаться здесь и ждать столько, сколько понадобится, твой путь не завершён. Это мы с сыном в возможностях ограничены, ты же — нет. Повисла пауза. И тут случилось кое-что: — Я люблю её за то, что её ожидание ждёт того, что никогда не сможет произойти, — негромко продекламировал мужчина. Столько нежности и грусти было в этих словах, что и без пояснений было понятно, к кому они могут относиться. «Что я могу сделать для них?» — вопрос не был задан вслух, но меня услышали: мальчик подошёл и взял меня за руку: — Если увидишь маму, скажи ей, что мы по ней скучаем. А лучше, знаешь что сделай? Передай ей папины слова. Как сможешь — сам, не сам — но передай! Обещаешь? И что тут можно было ответить? — Конечно, обещаю. — Спасибо тебе, Арчи, — Мишель пожал мне руку, и мы трое постепенно растворились в пространстве. И на этом моменте я проснулся.***
— Такие вот дела, Юми, — завершил свой рассказ Арчи. Они сидели в уютной кофейне на окраине Ноовилля. Маленькое, размером с комнату, помещение, какого-то тёмного дерева, не более четырёх столиков с небольшими деревянными стульями-скамьями. Больше и не нужно, иначе всё разрушится. Останется на своих местах, но какого-то особого ощущения больше не будет… И — фотографии. Много фотографий на стенах: корабли, города, порты, диковины. Значки. Есть отдельно часть фотографий с благодарственными надписями. Вон и фотоаппарат в футляре висит. Тот самый ещё, с затвором. Турка ходит по настоящему тёмно-шоколадному песку, заказанный напиток изготовляется по всем канонам, и вкуснейшие пирожные, вроде бы простые на вид, но так и тают во рту… — Спасибо, Арчи, — кошкодевушка потянулась через столик и обняла парня, тот ответил на объятия. — Я передам слова дяди Мишеля в точности, как он и просил. Это действительно важно для тёти Виолы. И твою информацию тоже. Доктор Коллайдер свяжется с профессором Касибой. — Она аккуратно разомкнула объятия, отодвинулась и перекинула принесённую парнем информацию себе на датапад — сделала резервную копию, так, на всякий случай, ну и заодно почитать повнимательней: даже то, что нэко увидела мельком, поразило Юми до глубины души. Пирожные и кофе были почти прикончены, и Юми допивала свой напиток через соломинку. Кошкодевушка отставила допитый бокал в сторону и накрыла ладошкой левую ладонь парня. Тот накрыл её своей правой ладонью сверху. Нэко нарушила молчание первой: — Мне пора, Арчи. Нельзя ждать больше. Иначе утро тёти Виолы вновь будет продолжаться сто миллиардов лет, а это не то что ощущать — видеть даже больно. Взгляд её янтарных глаз был печален и серьёзен. — Да, конечно, — без возражений кивнул парень. — Я ведь говорил тебе, что они там тоже очень скучают по ней? Если в наших силах сделать их ожидание хотя бы на самую малую долю легче, то это нужно сделать, — Арчибальд осторожно освободил ладошку Юми из своих ладоней, попутно проведя пальцами по чистой тёплой коже. — И, я хотел спросить, Юми, — она слушала его внимательно, — мы ведь увидимся ещё? Кошкодевушка ответила положительно: — Обязательно. Я буду ждать нашей встречи, — она осторожно коснулась его щеки. — Пока. Уже по пути домой нэко знала, что парню, который принял их такими, какими они есть, а не просто заинтересовался красивой обёрткой, двери их дома будут открыты.***
В комнате Виолы на пороге нерешительно мялся рассвет. Сонные глаза ждали ту, кто войдёт и зажжёт в них свет. — Тётя Багира, пора просыпаться, — воспитанница невесомо касается губами лица самого родного человека на этой планете. Щека тёти опять солёная. Плохо, но сегодня нэко сделает так, что будет чуть легче. — С добрым утром, моя хорошая, — целует женщина в ответ самое дорогое существо в этой Вселенной. — Ты вновь видела его сегодня? — обе знают, о ком разговор, и обе знают, что «видела» — лишь бледная тень ощущений, которые реальнее этой реальности. — Да, — выдыхает Виола и поднимается, усаживаясь на кровати, но не полностью вылезая из-под одеяла: у неё есть ещё несколько минут понежиться не в ущерб основному времени. — Арчибальд его тоже видел. И говорил с ним, — сообщает новость нэко, усаживаясь рядом с тётей на одеяло и прижимаясь к ней боком. Виола просыпается окончательно и выражает заинтересованность. Юми рассказывает всё, и под конец голос дрожит: — А ещё Мишель и сын просили передать тебе вот эти слова. Просили сделать это в точности. Вот они:Я люблю тебя за то, что твоё ожидание ждёт Того, что никогда не сможет произойти**.
Взрослая женщина обнимает кошкодевушку и вновь катятся слёзы, но Виоле становится легче. Что тут сказать? Пожалуй, лучше ничего и не говорить. Слова здесь слишком истёрты и потому не нужны. Можно разве что упомянуть, что они станут для Прекраснейшей и Мудрейшей якорем в новой реальности, в которую из-за действия артефакта она попадёт. Можно сказать, что они не дадут ей угаснуть и сойти с ума, дадут силы прожить и дождаться возвращения домой, к тем, кто составляет её Внутренний Круг. Ну а пока сегодня доктора Виолу Коллайдер ждут в Институте нейронаук Медицинской академии Эль Дорадо. Именно там проходила реабилитацию и окончательное восстановление нейросети Наоми, и сегодня нужно было делать доклад. Руководство факультетом биомедицинской инженерии Ноовилльского университета фратер Антоний постепенно передавал ей: сказывался возраст, да и его уже давно звали на место профессора-консультанта в Медицинской академии Эль Дорадо. Нет, университет и медпрактику доктор Касиба не оставлял, но зато административная нагрузка снималась. Виола поняла и приняла решение наставника. День начинался.***
POV Сара Леннокс, Земля У меня на руках посапывает одно из двух самых дорогих для меня существ на этой планете и в этой Системе. Моя умница. Моё солнце. Моё счастье. Аннабель. Вон как бегают ресницы, наверняка же что-то снится, пусть же ей приснится сон цветной… Вы спросите, возможно, что для нас остаётся важного после всего, что доводится пережить? Охотно отвечу: важна семья; важны друзья, на которых ты можешь положиться; остальные — не так уж важны. Нужно относиться нейтрально ко всем, пока они относятся к тебе так, как в категорическом императиве Канта. Но горе тому, кто посмеет посягнуть на здоровье и жизнь моей семьи и моих друзей. Вне зависимости от того, во имя каких целей это делается. Да, вы можете назвать нас эгоистами. Можете попробовать, если точнее. Но я не гарантирую, чтоб вы избежите каких-либо последствий. Понимаете ли, в чём дело… У меня ужасный характер. К сожалению. Если я встречаюсь с чем-то, что противоречит моим представлениям о здравом смысле, порядочности, взвешенности, я не обижаюсь и не переживаю. Я запоминаю. Мне нет нужды обижаться на это или испытывать какие-то эмоции. Но я обязана запомнить это. Изучить, как это себя ведёт. И в конечном итоге знать это. Потому что это «это» — то, что наступает на то и тех, что мне дороги. На то и тех, что и кого я люблю. Потому что я хочу, встретившись с этим в следующий раз, быть готовой лучше. Не пустить его в те места, где живу я и те, кого я люблю. А для этого это нужно знать. И не забывать, какое оно. Всё просто. И — необходимо. Необходимо помнить об «этом». Необходимо помнить о тех, кто тебе и тем, кем ты дорожишь, помог из этого выбраться. Просто — помнить. Это же ведь не так уж и сложно… Само существование Уильяма даёт мне силы на всё перечисленное. Сегодня я вновь видела его. Мы общались по скайпу. Как он радовался тому, как выросла Аннабель! Я буквально таяла, когда слышала его «Я скучаю по своим дорогим девочкам» и тонула, тонула в его голубых глазах. Всегда притягивают — чисто омуты, и всё тут. Потом я и дочка касались экрана компьютера рукой, а Уил касался в ответ экрана ноутбука с той, дальней стороны — так нам хотелось коснуться друг друга. Потом он отстранился, хотел ещё что-то сказать, но тут изображение тряхнуло, послышался грохот, что-то посыпалось, кто-то забегал. Уил забеспокоился, Аннабель тоже что-то почувствовала, заёрзала, захныкала негромко. Мы пообещали друг другу держаться, а затем изображение исчезло. Страшно ли мне? Очень. Сегодняшней ночью я определённо не буду спать. Просто не смогу. Я знаю примеры, когда среди неизвестности своим ожиданием родные спасали родных. Да, звучит как иррациональное, концентрированное, чистое безумие, но если это всё, что я могу сделать — я буду это делать. И пусть скажут те, кто так не ждал, что — «повезло». Пусть. Нам на это нечего смотреть.