***
Четыре года спустя.
— Беги! Рви когти! — орал Сехун, неистово надрывая глотку и давясь песчаной золотой пылью, отчего скрипели белые клыки. Если бы он только знал, что это может быть так опасно для них, если бы он только знал, что всё пойдет не так, как они изначально запланировали, то навряд ли Сехун стал бы так рисковать собственной шкурой. Кай, стоявший на высоком склоне и наблюдавший всё это время за своим другом, навострил уши, поднялся и кинулся с места преступления. — О великий Хранитель, спаси наши тела и души, — шепча себе под нос какую-то чушь, Кай ринулся к забору с колючей металлической проволокой сверху, умело зацепился за прутья стального металла выпущенными белоснежными когтями и как птица перелетел на безопасную сторону. — О великий Хранитель! — продолжал бормотать Кай, чувствуя, как по лбу скатываются капли пота. Его взгляд истерично метался из стороны в сторону, но наконец-то он заметил, как Сехун молниеносно перепрыгнул через преграду и оказался рядом с Каем. Стража подоспела слишком поздно, их тяжелые, песчаного цвета одеяния неприлично скакали по их телам, не давая быстро передвигаться, да и к тому же они никогда не смогли бы догнать самого быстрого гарда. — Ну что? — поинтересовался Кай, отряхиваясь от песка и поправляя верхнюю одежду. Они остановились у небольшого кафе в городе, где народу было меньше всего из-за открытого пространства. Ветер гулял через их волосы, жадно лаская, а песок под ногами жарил парней, как яичницу на сковороде. Сехун замялся и стал нервно перебирать пряди на голове, всё ещё пытаясь привести своё дыхание в норму. — Чушь какая-то, если честно. Полный бред, — заключил блондин.***
Сегодняшний день для Чанёля был официально худшим днём его жизни. Он сидел за столом и пытался осознать то, что ему сейчас сообщил отец, но смириться с этим для него было схоже со смертью. Чанёль сцепил пальцы и напряг руки так, что затрещали суставы, а облупившаяся, рассохшаяся краска на столе начинала трещать от исходящего жара рук Пака. Отец посмотрел на сына и обреченно вздохнул, попивая утренний горячий кофе. — Спрячь свои когти, Чанёль. Не пристало такому гарду, как ты, оголять их при других, — как всегда стал наставлять мужчина. — Я всё понял, — Пак младший спрятал когти и выпрямился. Перед его глазами стояла тарелка с только что приготовленным жареным мясом. Обычно он с большим удовольствием набрасывался на еду, но сейчас молодой гард чувствовал, что и кусок в горло не пролезет. Его тошнило и мутило одновременно, казалось, что цвет кожи приобрел бледно-зелёные оттенки. Он, полностью обессиленный, встал из-за стола, поблагодарил за еду и молча покинул столовую. — Свадьба через месяц, Чанёль. За это время постарайся привыкнуть к нему, — крикнул из столовой на прощанье отец. Мужчина знал, что сегодня он уже точно не увидит своего сына. Гарды — самые сильные создания на планете; они способны принимать облик хищных животных — львов. Они могут пережить жару, от которой плавится всё вокруг, — свыше восьмидесяти градусов Цельсия. Даже существуют редкие особи, которые могут воспламеняться и создавать огонь с помощью собственного тела. Гарды могут выжить при температуре ниже девяносто градусов Цельсия. Кожа гардов необычайно толстая, поэтому их очень тяжело ранить в бою — у них быстрая регенерация тела. Они без особых проблем способны пережить такие природные явления, как песчаные бури, смерчи, засуху. И, несмотря на всё вышеперечисленное, гарды испытывают те же чувства, те же эмоции, что и другие существа на планете. Они испытывают ревность, жадность, душевные боли, разочарование, а также любовь. Если гард находит себе вторую половинку, то уже навсегда остаётся с ней, даже после её смерти гарды не ищут замену — они всегда остаются верны и преданы. Чанёль не знал любви, ему ещё предстояло пережить это чувство — его душа ещё спит и нужен толчок, чтобы разбудить её. Пак любил свой дом и пустыню, но что-то всегда не давало ему покоя, и сейчас Пак в бешенстве. Он с отвращением смотрит на всё вокруг: на золотой песок вдалеке, который медленно, но верно плавился в лучах испепеляющего солнца, на ужасно надоевшие его взору перекати-поле, которые время от времени мелькают на горизонте. Он ненавидит отца, который решил за него всю его жизнь, ненавидит за то, что тот расписал всё от начала его жизни до её конца. Как же он ненавидит… Молодой гард залез на крышу своего огромного дома и посмотрел вдаль — в пустоту, — пытаясь разглядеть что-то ценное за этими горами песка. Он стиснул зубы. Казалось, им овладела какая-то ненавистная ему мысль и так крепко держала его, что он не мог сдвинуться с места. В этот раз приказ отца переходил все границы. Чан схватился грубыми ладонями за свои чёрные, блестящие, словно налакированные волосы так, что чуть не выдрал пару прядей. Жаль, что это было невозможно. В нём шла борьба всех пережитых им чувств. Ненависть, боль, нетерпение и гнев бурлили в его душе, из-за чего Чанёль стал даже захлёбываться горячим воздухом. В этот момент где-то недалеко от него послышался шум скользящих по металлу когтей и Чанёль, даже не оборачиваясь, уже знал, кто проник в его тихое место. Пак глубоко и обреченно вздохнул, в его взгляде появилось что-то циничное и жестокое, упрямое и решительное — он смог обуздать зверя в своей душе и вернул себе самообладание. — Хэй, Чанёль! — с тяжёлой улыбкой на лице произнёс Сехун, быстро взбираясь на крышу чужого дома. — Как т-ты… — Сехун замер, чувствуя, что воздух на крыше чрезвычайно горяч, казалось, что его собственные волосы сейчас станут подобны черному пеплу. — О великий Хранитель, как тут печёт! Что за ужасное место, — пробубнил блондинистый гард, обмахиваясь воротником своей тонкой накидки. — Я что, уже в аду? — промычал он, вспоминая все свои поступки и преступления. — Чанёль, у тебя тут что, костёр? Что за фигня на крыше происходит? — О чем ты? — обернулся Пак на мольбы друга, по лбу которого уже стекали капли пота. — В смысле, о чем я? — возмутился Сехун, опускаясь на корточки. — Я словно в невидимой лаве решил искупаться… Но, если честно, не помню, чтобы у меня когда-то возникало такое желание! — Не знаю, — Чанёль посмотрел на солнце. — Может из-за того, что мы выше обычного и тут жарче? Брюнет поднялся с края крыши и подошёл к своему другу, который и правда выглядел не очень хорошо. Когда только послышался скрежет когтей, Пак подумал, что никого не хочет видеть, но сейчас он действительно рад видеть Сехуна; тот хоть и неосознанно, но помог Чанёлю вылезти из негативной реальности. — Ну как? — поинтересовался Чанёль, опускаясь на корточки рядом с другим гардом. — Тебе легче? — Вроде да, — ответил Сехун, когда смог отдышаться и, наконец, набрать воздуха в лёгкие, не боясь их расплавить. — Как ты тут сидишь? — Ничего не чувствовал, — спокойно ответил Чан и скромно улыбнулся. Сехун посмотрел на него снизу вверх и тоже широко улыбнулся, показав белые, как морская пена, зубы. — У нас для тебя такие новости! — безумным голосом повторил Сехун. В этот момент на краю крыши показалась ладонь с острыми, как лезвия, когтями. После показалась недовольная морда Кая, который дышал так, будто бежал целый день без остановки. — Какого черта, Сехун? — проскрипел тот недовольно. — Я больше не собираюсь играть с тобой в догонялки! Хватит издеваться надо мной! — грубо и отрывисто бросил он. Кай шипел как недовольный котяра, которому не дали мяса с утра. — Привет, — протянул Чан, подавляя смешок, смотря на Кая. — Всё ещё не можешь догнать Сехуна? — Ты сам не можешь его догнать! Никто никогда не сможет догнать этого монстра без тормозов! — уже тише, но всё также озлобленно, пыхтел Кай, тяжело ворочая языком, усаживаясь на пятую точку. — Что насчет сходить в бар вечером? — предложил Чанёль и выпрямился в полный рост.***
Трое молодых гардов уже не следили за временем. Они знали только то, что нельзя останавливаться. Нельзя. Ведь если они остановятся, всё вернётся в прежнее русло — однообразное, бессмысленное и пустое время, когда они втроём только и делают, что разглядывают палящее солнце, висящее над их головами. На улице уже во всю ходил сильный песчаный ветер, готовый забрать в могилу любого, кто выйдет на улицу, и похоронить заживо. Вечное солнце скрылось за песчаной бурей; похолодало. Словно высеченные из гранита черты лица и тёмные глаза озаряло пламя камина. Кисти пламени играли в воздухе в такт бушующим юным сердцам веселящихся гардов, которые опрокидывали в себя огненную воду. — Я не могу поверить в то, что отец выдаёт теб-бя замуж! — грубо сказал самому себе опьянённый Сехун. Он опрокинул в себя ещё одну рюмку и злостно кинул её на стол, будто его пьяная ярость смогла бы остановить помолвку Чанёля. Пак посмотрел на огненную жидкость у себя в стакане и немного поник, вспоминая утренний разговор с отцом. Как же он облажался! Как же он слаб! Если разговор прошёл бы сейчас, то Чан всё бы высказал ему — всё, что накопилось за столько лет проживания под одной крышей. Но, с другой стороны, где-то глубоко в душе Чанёль понимал, что всё это воздействие алкоголя в крови. Гард был зол на самого себя и своё бездействие. Он проглотил жидкость, которая тут же обожгла его горло. Пак нервно поморщился, тяжело вздохнул, опёрся спиной на стул и всё-таки смог выдавить из себя короткую улыбку: — А я не могу поверить в ваших людей, — Чанёль слабо откашлялся; его голос стал ещё грубее чем обычно, а тёмные глаза стали такими бездонными чёрными дырами, что в них можно было увидеть своё отражение. — Я в эту ересь всё равно никогда не поверю, ребята, — отмахнулся самый большой гард из трёх. — Ты думаешь, мы верил-ли? Я даже сейчас-с не до конца понимаю, что я слышал там, но! — Сехун гордо поднял указательный палец прямо перед лицом Пака, шатаясь из стороны в сторону как неваляшка. — Я точно слышал слово «люди» и «ночное неб-бо»! — Сехун опёрся локтями на деревянный стол, чтобы вконец не потерять последнее равновесие. — Это я тебе г-гарантирую, Чанни! Чанёль рассмеялся в голос. — Что ты ржешь, идиот? Я не вру тебе! — Что значит «ночное небо»? — «Ночное небо» — это типо… — Сехун притих, пытаясь собрать все свои мысли воедино. — Это типо… ну, небо… как наше, только тёмное. — Как наше, только тёмное? — Да! — Ты сам в это веришь? — Откуда мне знать? — промямлил Сехун. — Я просто говорю тебе то, что сказал тот страж-лев. Люди существуют! Это не выдумки и не сказки! Люди реальны. — И где же твои люди? — ехидно спросил темноволосый гард. — От-ку-да мне знать? — дерзко ответил Сехун, а потом он замолчал на пару секунд, вероятно, обдумывая свои же слова. Верил ли он сам в них? Он даже этого сказать не мог. Блондин раскинулся на стуле, вытягивая ноги и жадно занимая всё пространство. Он было поднёс стакан ко рту, но остановился. Задумчиво и тихо он продолжил: — Чанёль, ты только представь себе, — воодушевленно начал он. — Если эти существа действительно реальны, то всё, чему нас учили в школе, — сплошная ложь. Всё образование полетит к чертям. И да простит меня великий Хранитель. Это будет открытие! А мы будем открытием для них, если они не глупые создания конечно, — Сехун усмехнулся своим же словам. — Утром они смотрят на такое же небо как у нас. А ночью у них белое солнце, на которое можно спокойно смотреть, а само небо чёрное, как твои волос-сы. А ещё у них есть эти, как их там… сосны на небе… зосны…гвозди. Ррр, чёрт, звёзды! Да, звёзды! — Это как? — еле слышно пробормотал Чанёль, который всё это время смотрел на играющее в воздухе пламя. — Это как перхоть на твоей чёрной шевелюре, — рассмеялся блондин, качаясь на стуле. — У меня нет перхоти, — глухо произнёс Чан, полностью одурманенный огнём. — Не важно. «Ночное небо» — это черное, как твоя грива, небо с перхотью. То есть с маленькими белыми точками на небе. — Всё это похоже на чей-то глупый анекдот, — наконец добавил валяющийся на столе Кай, который всё это время слушал их интересный разговор, но не влезал, так как сил разговаривать у него как таковых не имелось. — Как и твоя помолвка, Чанёль, — грустно пролепетал Кай, говоря в стол и крутя в руках пустой стакан. — Мне больше не наливать. Мне уже плохо, — добавил последний. — Ты через пять минут будешь трезв! — завопил крикливый Сехун. — Ну, почти через пять, чуть-чуть поб-больше. — Я больше не буду, мне плохо! — Кай яростно поднялся со стула, чуть ли не опрокидывая стол на ребят. Он был злым, но в его глазах была видна чаша, до краёв наполненная неизлечимой болью и тихой грустью. По сравнению с остальными ребятами, Кай всегда говорил сравнительно мало, особенно если сравнивать с блондинистым другом, но он всегда с наслаждением слушал их. Он не был общителен по природе, да и выразительных качеств льва у него не было. Он не обладал такой же скоростью, как у Сехуна, и не обладал такой же мощью, силой и самой прекрасной, единственной в своём роде, чёрной гривой, как у Чанёля. Как он сам считал, он не был таким же отважным, смелым и, в конце концов, таким же красивым как Чанёль. — Всё нормально? — поинтересовался Сехун, пока Чан ловил падающие со стола пустые стаканы, ошарашенный таким поведением Кая. — Слушай, — уже более спокойным, но всё равно немного дрожащим и пьяным голосом начал говорить Кай и уставился в тёмные глаза гарда напротив. — Если не хочешь выходить замуж, то ты должен сказать об этом отцу. Если ты правда не хочешь, не молчи! Кай оставил двух друзей наедине друг с другом и остатками огненной воды на столе. Он удалился прочь, выходя прямо в песчаную бурю на улице. Чанёль и Сехун остались сидеть на своих местах и не шевелились до тех пор, пока Кай достаточно далеко не отошёл от бара вглубь бури. — Это о своих чувствах не надо молчать, идиот последний, — так безумно тихо промолвил Сехун, чтобы Чанёль не слышал его неконтролируемый водопад слов. Он потупил взгляд в сторону только что закрывшейся двери; песок залетел в бар и опустился бесшумно на пол.