Слезы войны

У Йорвета есть интересное предложение для нашей полуэльфийки… Примет она его или нет?

      Она спала, но даже тогда голоса Флотзама, казалось, следовали за ней. Кроме того, они принадлежали не тому конкретному городу, а всем живым существам. Шепотки раздавались у нее за спиной, рассуждали обо всех аспектах ее жизни, но все разговоры объединяла одна тема: ее непринадлежность.       И независимо от того, как быстро она бежала, и независимо от того куда она бежала, они всегда следовали за ней. Они всегда были и всегда будут. Ей просто нужно справится с этим, как она всегда и делала. Как и всегда должна делать.       Внезапно, голоса позади нее стали обретать форму. Они сливались, становились громче как раз когда она ускорила шаг. Воплощение голосов росло, становилось выше и оживленнее, пока не обернулось красным и раскаленным. Шепотки стали ревом и пламя распространилось повсюду. Завитки жара кружили вокруг нее, закрывая все возможные пути к отступлению.       Паника вцепилась ей в горло. Рыдание пыталось выползти наружу, но вместо этого она могла издавать только придушенные вскрики. Огонь уже облизывал ее ступени, подбираясь к подолу ее коричневого платья, пока то, в свою очередь, тоже не загорелось.       Она хотела кричать, плакать, и больше всего она хотела выбраться из огня, но будто невидимые веревки приковали ее к месту и она знала, что ей не выбраться — она будет тут, пока ее тело не превратится в прах. Дым вытеснил весь воздух, и напрасно она пыталась дышать. Легким доставалась лишь удушающая порция пыли. Она была уверена, что следующий момент станет последним в ее жизни.       Одновременно распахнув глаза, она вдохнула так глубоко, насколько ей позволил объем легких. Ее грудь поднялась, натянув веревки, которыми было связано ее тело, и в попытке сопротивления она немного наклонилась вперед. Пот стекал по ее лицу, капал на пол. Пол был тканевым, это палатка или шатер, отметила она про себя, но озираться по сторонам у нее просто не хватило сил. Ее тело все еще отзывалось болью на любое движение, да и рассудок еще лихорадил после кошмара. Так что она просто ждала, чуть свесившись вперед, пока ее сердце не успокоится и дыхание не придет в норму.       Очевидно, у кого-то назрело много вопросов, потому что тот проклятый голос раздался почти сразу.  — Я даже не могу представить, от чего кошмары снятся королевским выблядкам. Не досталось мяса цыпленка любимого цвета на последней вечеринке?       Черноволосая женщина усмехнулась, но ничего не ответила. Усмешка на секунду отвлекла от того, насколько голой и беззащитной она себя чувствовала без куска ткани, закрывающей ее уши.       Когда ухмылка спала с ее лица и она успокоилась, скоя'таэль прошел внутрь палатки. Лунный свет на миг заполнил все помещение, прежде чем он снова закрыл откидную створку. Сколько она спала? Где они подобрали ее? И почему же они не убили ее?  — Кто ты и что ты делала в моем лесу? — спросил он наконец. Глубокий тембр нарушил тишину и пробежал дрожью по каждому позвонку женщины.  — Меня зовут Гвен, — еще раз глубоко вдохнув, начала она, — и клеймом неудачи судьба отметила меня с самого рождения, ибо отец мой был человеком, а мать эльфийкой. Они, несмотря на все возражения со стороны их семей, глубоко любили друг друга и подарили жизнь мне. Было тяжело, поскольку мой отец был всего лишь простым фермером и зарабатывал немного, но мои родители меня очень любили и — Приступ хохота прервал рассказ Гвен, и скоя’таэль даже похлопал несколько раз в ладоши.  — И жили они долго и счастливо, не так ли, Гвенфрейи?       Гвен прикусила язык при упоминании того имени и попыталась скрыть свое раздражение, но мужчина успел заметить это, прежде чем ей удалось взять эмоции под контроль. — Твои родители и правда были эльфом и dh'oine, но только вот отец твой был далек от простого фермера. Фактически, он бы не мог быть никем другим, как бы ни старался, — ответил эльф.       К этому времени глаза Гвен уже более менее приспособились к тусклому интерьеру палатки, и она отчетлива понимала, что мужчина глумился над ней, когда говорил. Сузив глаза, она спросила:  — Если ты уже знаешь все, что хочешь знать, какого черта ты спрашиваешь меня?       В ответ скоя’таэль пожал плечами. Его лицо не выражало ни одной эмоции, в то время как единственный глаз скользил по ней с целью уцепить информацию, которую он еще не знал или которой она еще не поделилась. Она смотрела прямо ему за спину, не отводя взгляд, словно бросая вызов, пытаясь продержаться так долго, как сможет, хотя и чувствовала, что остатки энергии стремительно исчезают вместе с ее желанием сопротивляться и пусть уже делают с ней, что соизволят.  — Меня сослали. Выгнали за пределы государства в чем была одета. Посадили на корабль, который должен был меня доставить до Флотзама. Понятия не имею, что бы они со мной могли сделать — я просто сбежала. Бежала до тех пор, пока ты не нашел меня в лесу, — пробормотала женщина, позорно склонив голову. Несмотря на бегущую по ее венам голубую кровь, она оставалась просто нежелательным выблядком. И ей следовало бы быть благодарной уже за то, что много лет назад ей не отрубили голову в тот момент, как только скончался ее отец.       Эльф фыркнул, а Гвен впилась в него взглядом. Он проигнорировал это и развернулся, собираясь покинуть палатку. Она услышала, что он сказал несколько приглушенных слов кому-то снаружи, прежде чем исчез. Но сразу после этого пара эльфов — мужчина и женщина — зашли внутрь, неся с собой всевозможный скарб.       Она молча наблюдала, как они избавили ее от пут, державших ее в подчинении, и сняли одежду, так что теперь могли спокойно заняться ее ранами. Все это время она только и хотела, что уползти куда-нибудь подальше от них и свернуться калачиком, чтоб они не смогли увидеть ее покалеченную кожу, но она не осмелилась сказать что-либо из страха лишиться жизни. Хотя и не задаться вопросом она не смогла — стоила ли ее жизнь вообще хоть что-то?       Начали они с ее спины, предварительно очистив всю грязь и кровь перед тем как обрабатывать раны на самой коже, которая и без того ужасно саднила. Закусив губу, ей удалось не издать ни звука. После того, как эльфы закончили перебинтовывать верх спины Гвен, они принялись за ее ногу, угодившую в капкан, все время бормоча друг другу на Старшей Речи о сломанных костях и затраченных припасах и прочих расходных материалах. Как будто она не могла понять язык, на котором выросла, которому мать старательно пыталась ее научить даже тогда, когда они жили в городе, в окружении людей, говорящих только на Всеобщем.       Когда эти двое закончили заботиться о Гвен, они подняли ее на ноги, но она оступилась и упала бы, если бы женщина не поймала ее вовремя. В то время когда эльфийка придерживала Гвен, ее спутник снова связал запястья пленницы веревками, прежде чем вывести ее из палатки. Он отогнул полог палатки так, чтоб женщины могли выйти, и Гвен пришлось моргнуть несколько раз из-за слепящего света факелов, расставленных вокруг так называемого лагеря.       Она с трудом сглотнула, пытаясь согнать приступ паники, толкающий на еще одну попытку вырваться на свободу. Нельзя проявить ни одного признака слабости, ведь она все еще находится среди незнакомцев, о чьих намерениях и мотивах она не имела ни малейшего представления. Казалось, это работает. Пока ее сопровождали, она еще ни разу не запнулась. К своему ужасу, Гвен поняла, что доставили ее к кострищу. Несмотря на боль в раздробленной ноге, ее каблуки вкопались в землю и эльфам пришлось силой тащить ее ближе.       Там собралось много эльфов, и многие из них наблюдали за заварушкой, устроенной отказом Гвен сделать шаг в направлении огня. Сопровождающие ее эльфы разразились проклятиями, и мужчина решил просто поднять ее на руки вопреки протестам пленницы. Он усадил ее на одно из бревен, разбросанных вокруг кострища, и Гвен сразу же попыталась встать и сбежать, но как только она дернулась, чья-то ладонь с размаху приложилась к ее щеке.       Из-за пощечины Гвен отлетела назад и с мягким стуком шлепнулась на землю, растянувшись в грязи. Кто-то поставил колено ей на спину, прижав ее тем самым к земле, и она подавила крик отчаяния, пригвожденная и вынужденная в опасной близости от огня смотреть на языки пламени. Запах земли и тлеющих поленьев наполнял ее легкие, вызывая волну тошноты и отвращения. Гвен изо всех сил попыталась избавиться от давления на ее спине, но поняла, что ей не хватит силы сделать это.  — Voe'rle, — раздался голос, и в одно мгновение Гвен поняла, кто говорил с ней все это время.       Колено исчезло, вслед за этим грубые руки схватили ее за шкирку и подтянули вверх. Прежде, чем у нее появился еще один шанс для сопротивления, эти руки оттащили ее подальше от огня и подтолкнули к другому бревну, вынудив присесть. Гвен смутно осознала, что кто-то присел рядом и твердой рукой удерживает ее бедро, препятствуя даже мысли о новой попытке к бегству.  — Пожалуйста, прости мне мое негостеприимство. Мой лагерь, должно быть, гораздо меньше,чем то,к чему привыкло твое bloede arse высочество, — проговорил не кто иной, как легендарный Йорвет, даже не стараясь прикрыть свой сарказм.       Брови Гвен сначала приподнялись в удивлении, а потом так же резко нахмурились, и женщина сплюнула на землю. — Ты что, и правда думаешь, будто я просто купалась в каком-либо уважении или достоинстве?! Люди не оставляли нас в покое! А для нелюдей наибольшим удовольствием было показывать, за какое дерьмо они нас считают. Вы, скоя’таэли, считаете себя такими жертвами, благородными и многострадальными, но на деле вы ничем не лучше, чем ваши угнетатели.       Она покачала головой, вроде как для того, чтоб подчеркнуть свою мысль, но на деле постаралась встряхнуть головой так, чтоб волосы закрыли ее уши. Эти ее проклятые уши, которые были постоянным предметом осуждения. Слишком заостренные для людей, и недостаточно заостренные для эльфов. Когда она начала прикрывать их, люди, еще не знавшие ее, не выказывали особого презрения. Но только не эльфы. Те с первого взгляда были в состоянии разглядеть ее человеческое наследие, несмотря на то, что мать Гвен всегда утверждала, что ее эльфийская кровь господствовала в ней над ее человеческой стороной. По большому счету, это не имело никакого значения для кого-либо, но только не для нее.       Йорвет просто сохранял молчание. Гвен предполагала, что если бы кто-нибудь захотел возненавидеть ее, то это гарантировано был бы он, с его абсолютной и беспощадной ненавистью к людям, но он оказался единственным, кто смотрел на нее и в его взгляде не читалось ни презрения, ни отвращения. Она ясно ощущала взгляды других эльфов, прожигающих ее спину, но изо всех сил пыталась игнорировать их и держаться прямо и уверенно. — И что ты планируешь делать теперь? — спросил Йорвет, когда наконец отвернулся от огня и снова взглянул на нее.       Расстроившись, Гвен просто уставилась на мужчину. До сих пор она не думала о том, что делать дальше. И хотя у нее не было ничего ценного, будучи просто выдворенной из своего государства, у нее появился второй шанс. Она могла начать все снова, начать строить свою жизнь с чистого листа.       Но когда она попыталась вообразить себе свое будущее, заметила взгляды окружающих ее глаз, преисполненных скуки, и Гвен ощутила бурно поднимающуюся внутри волну гнева. Она сжала руки в кулаки, как будто это могло помочь успокоиться и отпустить гнев, ведь она поняла, что никогда не сможет начать сначала. Только не после того, что с ней случилось, того, что она не забудет и никогда не сможет забыть, как бы сильно не старалась.       Помня о том, что другие уже решили за нее, где ее место в этом мире, женщина повернулась к сидящему рядом эльфу, от которого не могла укрыться ни одна эмоция на ее лице. — Если ты полагаешь, Йорвет, что я присоединюсь к тебе, то ты очень ошибаешься. Почему я должна помогать тем, кто был бы доволен видеть меня бездыханной? — Ха! Кажется, моя репутация меня опережает, — эльф коротко ухмыльнулся и после все следы веселости пропали с его лица. — Не пойми меня неправильно. Я хорошо знаю о твоей ненависти к другим расам, как и тебе хорошо известно о моей — к людям. Я не так уж упрям, чтоб отталкивать ту, кто и не эльф, и не человек, ведь мы могли бы использовать твою…вражду в высших целях.       Гвен, глядя на него, сузила глаза, хорошо зная о том, что хитрость Старого Лиса была могущественной силой, с которой стоило считаться. Он бы даже и не думал о том, чтобы предложить ей место в своем отряде, ей, полукровке, если бы не полагал, что это может быть полезно или даже выгодно. Чем бы она могла пригодиться, Гвен не знала, однако, в тот момент присоедиться к нему было, пожалуй, наилучшим решением. Она не ела несколько дней, боль во всем теле едва можно терпеть, потеряла цель в жизни, но все же сохранила в себе всю свою ненависть. — И кроме того, — добавил Йорвет, как будто прочитал ее мысли, — ты не сможешь справиться сама.       Полуэльфка уставилась на свои связанные руки, пожевывая губу. Она боялась последствий, если уступит. Боялась последствий и если не уступит. Неважно, что она выберет, она все равно проиграет.       Наконец, ее плечи сникли и она кротко кивнула головой. Тихо, не поднимая глаз, она ответила. — Хорошо, я останусь. На данный момент.