***
Молодой человек сидел в кафе под открытым небом на шестидесятом этаже. Его утро всегда начиналось с лёгкой разминки и последующего похода в это кафе ради молочного коктейля с имитацией кофе и шоколадной крошкой. Этот ритуал он исполнял с завидной постоянностью, и сегодня так же сидел на крыше дорогущего отеля и любовался окрестностями своими стальными глазами с зелёной каёмкой. На нём был дорогой серый костюм от Гуччи, чёрные лакированные туфли и длинный тёмно-синий шарф с шотландским принтом. Парень сидел в одной позе, и можно было подумать, что он просто не может двигаться, или же он восковая фигура из разряда тех, что часто устанавливают в дорогих заведениях для украшения интерьера. Ничто не могло разрушить его спокойствия. Потому что каждое его утро было идеальным.***
Мою комнату, как и мою бедную голову, взорвал вой будильника. У кого — что, а я просто ну вот не могу разлепить зенки под дзэновскую мелодию! Меня будит вой пожарной тревоги. И плевать, что я настолько привыкла к этому сигналу, что уже не тревожусь от настоящей. Ну и что? Подумаешь, сгорим? Мне не привыкать выползать из самой жопы. Где наша не пропадала? К моему большому удивлению, сегодня меня разбудила именно тревога. По привычке я скинула гугл-фон из-под подушки на пол. Но противный визг и верещание дамочки с ПМС не прекратились. Более того, в коридоре началась суета. Пришлось вытаскивать своё тельце из объятий любимой кроватки и тащиться на всеобщий сбор. Должна ли я выражать своё негодование в особо грубой форме тому идиоту, который в очередной раз решил поэкспериментировать на общажной кухне? Да, к тому же, умудрился взять МОЮ переносную панель. Да ещё и в МОИХ лабораторных очках?! Моих ЛЮБИМЫХ лабораторных очках?! Скотина-сука-падла!! Я тебе, гондон ебучий, кишки выпущу и на них же вздёрну! Ой, а ведь забавно получится! Хаха, сдохнет, а дерьмо не вывалится, потому что кишочки-то в узел завязаны! Вот ведь оказия! Это всё Штирлиц виноват… Мой не очень хороший и совершенно не вежливый друг. Скорее даже не друг, а извечный враг. Наверное так. На самом деле его свали Сергей. Но «Штирлиц» как нельзя кстати подходило его дебильному характеру двуличного засранца. — Штиииир, — вплыла я с фразой вся такая в одеяле, — ты какого чёрта творишь? — А? Чё? — из самой гущи событий и дыма на меня вывалилась двухметровая куча дерьма, жутко воняющая аммиаком, подгоревшая и спалившая свои брови. — О! Крис! Доброе утро! А я тут у тебя слегка позаимствовал. — Не лыбся мне тут! Я сейчас задам тебе маленький вопросик. И если ты на него правильно ответишь, то останешься мужчиной на ближайшие пару дней! — я бесилась, как могла, потому что сил на адекватность не оставалось. А сами подумайте, каково просыпаться на полчаса раньше нужного, да ещё и обнаруживать порчу моего драгоценного имущества. — Очень внимательно слушаю, — кивнул он. — Первое! С чего ты взял, дорогой мой человек, что имеешь хоть малюсенькое право трогать МОИ вещи?! Второе! Какого ХУЯ ты подорвал кухню? И третье! Выруби, блять, тревогу!! — Ну, я, это… того… — замялся Штир, — Мне отчёт по лабам сдать надо было…, а тут твоя плитка… и халатик… и вот, — он мялся долго, но не основательно, — тут, как его… ну, типа… Я не выдержала, пнула его под колено, тот свалился и завыл от дикой боли. Но зато злость была удовлетворена. Я стащила с него свои гугл-гласс, схватила пострадавшую панель для готовки и царственно удалилась в свои покои (вынесла дверь хлопком и слегка обрушила стенку). На самом деле, мой характер не всегда был такой нервный. Сегодня был тот самый день, когда я поздно вернулась с задания и нуждалась хотя бы в трёх часах спокойного сна. Но не дали ведь даже двух. Поэтому я и сорвалась на товарище. Наверное. Или потому, что он говнюк. Хотя я, кажется, уже говорила это. Не люблю говнюков. Досыпать уже не было смысла, и я отправилась завтракать.***
Вы когда-нибудь задумывались над смыслом фразы «Надежда умирает последней»? Разве это логично? Разве Надежда умирает вообще? И как она это делает? А кто тогда умирает вторым? Почему Вера? И почему перепутали порядок казни сестёр? Так как история трёх малолетних мучениц была одной из моих любимых, меня всегда возмущало такое кощунство по отношению к порядку их смертей. Ведь Надежда умерла второй. А Вера первой. И почему их имена имеют такие странные значения? Что появилось раньше: их имена или их нарицательные значения? Вопросы разрывали мою голову весь день. А всё из-за одной дебильной фразы, брошенной преподом. Сегодня на практике я закосячила виртуальный эксперимент, схлопотала за это не только неуд, но ещё и небольшой разряд. Позвольте пояснить, бил меня не неудачный результат эксперимента, но специальный браслет, удерживающий студентов от прогулов и ошибок. Хотя разряд был одним из самых лёгких наказаний. Наш универ был включён в экспериментальную программу обучения. И теперь любая ошибка или пропуск карались не просто плохой оценкой, но и небольшими, но всё же, болезненными ощущениями. Будь то маленький разряд или лёгкий укол, приятного мало, согласитесь? Такие казни среди бела дня воспитывали в студентах здоровую любовь к обучению. Естественно, никто не мог отказаться от участия в этой программе, потому что это грозило исключением. Если уж карать, так всех и сразу. Вторая попытка смешать имитации соединений закончилась уже кровопусканием при помощи того же браслета. Спать хотелось даже не смотря на болезненные тычки. Препод похлопал меня по плечу и язвительно, исключительно в своей особой манере, поддержал, сообщив такую неприятную новость, что, оказывается, Надежда умирает последней. А то я думала! Вот уж и не подозревала… Сейчас же я сидела в кабинете декана как заместитель старосты. Хотя я им и не была. Но так уж получилось, что эти два придурка ушли в далёкие миры запоя вот уже на три дня. Я была хорошим, но мстительным другом. Сейчас-то я отмучаюсь перед деканом, а вот потом устрою им какую-нибудь гадость! Большой босс с не менее большим самомнением, в коротенькой юбочке и с зализанными волосами предстал передо мной. Это счастье педофила служило науке уже не первый десяток лет. Женщина, дышавшая мне буквально в седьмой позвонок, являлась чуть ли не страхом всех студентов и младших преподавателей. Её стервозный характер пробивал любые стены. И голос, наверное, тоже. — Добрый день, дорогуша, — пропищала она, чем заставила встать дыбом мои волосы на загривке. — Здравствуйте, — было холодно брошено. С ней можно только так. Только максимум безэмоциональности. Иначе реакция становилась непредсказуемой. Особый талант говорит с закрытым ртом, носом и ушами появлялся у всех студентов, волею судеб сталкивавшихся с деканшей более чем на пять минут. — Должна вам сообщить, дорогуша, что ваша группа одна из самых отстающих на потоке! Вы только третий курс (курсов было семь вообще-то), а уже совершенно расслабились! Люди бессовестно прогуливают и скапливают долги на годы! Годы вперёд! Разве ж это дело? Ваша группа выставляет университет садистским сборищем, право слово! — кудахтала женщина. «Как будто это не так,» — думала я. — Влада Карловна, так в чём, собственно, суть проблемы? Зачем старосту-то вызывали? — Как это?! Вы не знаете? — она подскочила со своего кресла и оббежала стол. — Разве вы не в курсе, что один студент с совершенно нулевым посещением взломал браслет? Из вашей группы, между прочим! — И что вы предлагаете? — Как минимум, вы должны разыскать его и привести ко мне на беседу! Очень серьёзную беседу, дорогуша, — её мордашка хорька помрачнела, как бы намекая на болезненный исход этой самой беседы. Что ж, розыск, так розыск. Только вот до своих оболтусов дозвонюсь, чтобы взять данные по группе, и тут же займусь! И почему никто не платит зарплату за мои страдания? На одной любви далеко не уедешь ведь.***
По улице шёл прекрасный молодой человек. Каждое его движение сквозило лёгкой иронией над городской суетой. Он словно был выше всего, что происходило вокруг. Маглевы на огромных скоростях рвали пространство и время. Но вокруг этого юноши даже они, казалось, замедлялись. Он шёл по мосту между зданиями, построенному как раз для маглевов, но поезда там ещё не ходили, потому что строительство было заброшено на неопределённый срок. Ведь в этом месте находились исторические памятники. И никто не знает, повезёт ли им остаться в живых в этой борьбе цивилизации с культурой. Путь парня пролегал от высотки с многочисленными офисами к ещё не достроенному будущему сити-молу. Но не ради прогулки по мосту самоубийц он пришёл сюда. На этом мосту, пожалуй, на одном из немногих, имелся спуск в самый низ города, где была настоящая земля. В этом районе люди ещё пользовались ею ради передвижения на своих двоих. А кто-то даже жил в старинных домах, не желая расставаться с подарками от прадедушек. Как раз к такому субъекту юноша и направлялся. Томск давно забыл, каким он является на самом деле. Урбанизация делала ставку на удобство. Однако в некоторых местах таинственные узоры ещё сохраняли душу старинного города, восхищавшего когда-то своей благородной интеллигентностью. В одном из полуразвалившихся домов обитал субъект, который имел кое-что необходимое. Кое-что, что невозможно купить в магазине или заказать в сети. Этот субъект ждал молодого человека каждые две недели в одно и то же время. Между ними свершалось таинство обмена, которое как раз должно было состояться прямо сейчас. — Рад видеть вас в добром здравии, мой дорогой друг, — улыбнулся субъект. — Здравствуйте. Сегодня я принёс кое-что особенное для вас, господин Михаэль. В руках Михаэля, а так звали хозяина старинного дома, оказался свёрток, в котором его ждали три потрёпанных книги. Вещь крайне редкая в век технологий. И ещё более запретная в век повсеместной слежки со стороны правительства. К слову сказать, правительство существовало независимо от выбора граждан. Единственным живым человеком во всё государственном аппарате являлся президент. Но он был фигурой подчиняющейся, а правили миром ИИ. Да, человечество дошло до той стадии, когда подчинение собственным игрушкам оказалось наиболее эффективным управлением. Но кое-кто всё же тихо бунтовал против системы, наслаждаясь прочтением книг. Михаэль принадлежал как раз к таким людям. Он был ещё студентом, но уже успел возненавидеть эту повсеместную промывку мозгов. Он был умён, и даже слишком. А ещё, он ненавидел боль. Поэтому в первую же неделю, когда ввели эксперимент над студентами в его университете, он взломал браслет, выкинул в реку и перестал ходить на занятия, предпочитая отсиживаться в старом доме, доставшемся ему от дедушки и бабушки после их перевоза в дом отходящих. Так назывались заведения для людей, близких к смерти. Не только старики, но и все смертельно больные содержались здесь. В обмен на книги гость получил уникальное изобретение Михаэля — особое вещество, способное залечивать абсолютно любые раны. В подполье его называли «Вечность», намекая этим на возможность жить долго и, возможно, счастливо. Мало того, что вечность заживляла даже самые опасные случаи, она ещё и каким-то удивительным образом омолаживала организм принимавшего. Отсюда напрашивается вывод, что зелье вечной молодости было открыто. Да, Михаэль был медиком от бога. Но он не собирался вот так просто отдавать своё творение правительству. Он не хотел, чтобы такое опасное вещество было в доступе у многих людей. Не чувство власти, но природная осторожность заставляла Михаэля молчать о своих способностях. Состав хранился в строжайшем секрете на обыкновенной бумаге. Её невозможно было взломать. А чтобы найти записи, потребовалась бы невероятная смекалка. Ведь люди уже и не помнят о том, что можно использовать второе дно в ящике стола. Скорее уж они поставят кучу дополнительной защиты на свои файлы. Нда, издержки времени. Юноша в сером костюме и клетчатом шарфе удалился в темноту, а Михаэль отправился поглощать чужие миры страницу за страницей.