Ты - первый, Кто меня столкнул с моих небес на скалы, Видишь, что со мною стало - Выжила, но пуста...
Пролог.
(1990 год)
— А пусть подожжет Жданов! – азартно кричит Клочкова. Широко открытыми, испуганными глазами Катя смотрит на спичку в его руках. Неужели он сможет? Она простила ему его трусость, и шутку его с Малиновским она пережила, хотя тогда тоже казалось – умирает, а вот этого не выдержит. Медленно, словно во сне переводит взгляд на Сашку – тот смотрит на происходящее с привычным равнодушием, Колька – даже Колька! - и у того в ладони коробок спичек. — Пора. Не просто говорит – отдает приказ Воропаева. Катя, дрожа, встречается с ее жестоким взглядом: довольная, с удовлетворением в глазах. С десяток подожженных спичек летят в одинокое, нелепое чучело… Подол Катькиного платья на чучеле загорается, и алые блики огня пляшут в распахнутых от ужаса глазах Пушкаревой. — Нет! Это пламя жжет ее изнутри, ей надо потушить его, иначе случится страшное, неужели они этого не понимают? Почему не отпускают? Со страшным криком она вырывается из рук Малиновского, бьет его в грудь, бросается к чучелу, и топчет его, пытаясь потушить огонь. — Помогите! - истошный вопль, а в ответ - чей то тихий смех и улюлюканье... ....И она кричала, страшно кричала, как будто бы это не чучело, а она сама горела заживо. А, может, так оно и было, потому что с каждой секундой все, чем она жила до этого, рушилось, разваливалось, оставляя за собой лишь пугающую пустоту и мрак. А внутри было холодно, холодно и тоскливо... А потом мир вокруг Кати закружился, она вдруг обмякла, обессилела и рухнула на колени. Сквозь пелену в глазах она увидела смеющуюся толпу, и с внезапным удивлением поняла, что ей теперь не страшно. Ей все равно.