is the only way of being?

Сидя на ступеньках, Юнги отбивает ногой знакомый ритм, складывая небольшой листок бумаги в незамысловатую фигуру. Заострённая внимательность к мелким деталям экспрессивно отражалась в границах спектра оттенков его глаз. Одну сторону согнуть под углом в сто двадцать градусов, эту деталь повернуть сюда, а лишнюю вовсе оторвать. Пурпурная бумага была своеобразным антидепрессантом, послушно гнущаяся в ловких руках, и давала шанс на некоторое время уйти в другую реальность, насыщенную жидким азотом и кобальтовым оттенком. Всё, что сейчас требуется – это дождаться. Тёмно-бордовая толстовка защищает от настырного северного ветра, проворно пробирающегося в любую щель, неприкрытую одеждой. Весь день по небу скользят тяжёлые пепельные тучи, коварно обещающие дождь, но каждую секунду обманывающие каждого, кто опасался промокнуть, вспоминая, что не взял зонт. Юнги плевать на то, промокнет он или нет. Главное – дождаться. Серое здание частной клиники на зависть хорошо вписывалось в игру сегодняшней палитры и формы: приземистое и с большими окнами, атмосферно нейтральное. Лишь изредка поглядывая на молчаливые двери, Юнги тяжело вздыхал, сдерживая себя, чтобы не смотреть на часы, лишний раз напоминая о том, что он сидит здесь сорок с лишним минут. Вторник проходил в своём обычном режиме: тяжёлый будний день, несущий лишь рутину и осознание того, что неделя только началась. Мимо здания проходят или пробегают люди, следя за временем, успевая сделать за сегодня всё, что планировали: отчёты, бухгалтерия, новый проект, новое блюдо от шефа, конференции, семинары. И только Юнги кажется, что он отстаёт от всех, просиживая минуты на холодных ступенях и прогуливая занятия в колледже. Но сейчас это не важно. Главное – дождаться. Голову Юнги посещают мысли о предрассудках. Иногда он считает, что жить с ними бок о бок – скучно. Забывать о том, что человеку свойственно испытывать те или иные эмоции – равносильно абсурду. Осуждение интересов другого входит в пункт "забудь и избавься от этого дерьма", но почему-то люди не хотят этого понимать. Почти каждой букашке кажется, что его моральные, политические или религиозные устои единственно верные, и никакое чудо не имеет прав на иное изложение трактата о правде. И речь вовсе не о старшем поколении, которое якобы настроено против молодёжи, всюду и всячески сеющей семена похоти, разврата, современных течений, новой музыки и пропаганды к изучению собственного разума. Клонирование? Никогда! Однополый брак? Ни за что! Сексуальное удовлетворение? Забудьте! И тому подобное. Юнги кажется, что кусочек пурпурной бумаги соглашается с ним во всём, даже если он начинает думать в абсолютно другом ключе, рассматривая иную сторону проблемы. Иной раз он задумывается, сколько раз нужно напороться, чтобы хоть что-нибудь усвоить. Когда же закончится череда разочарований и ночных страданий? Миллион чётких вопросов. И парочка размытых, стёртых, использованных не по праву, ответов. Насколько очарователен сам человек, отдельно от группы, когда находится в кубизме собственной любви. Отчего кубизм? На данный момент модно любить не одного человека. Моногамия стара, она устала от лжи и предательств, ей хочется спокойно умереть в гнилом гробу, гвозди которого ржавые настолько, что крышку решили просто выбросить, а старушку закидать сырой землёй. Размышлять можно о чём угодно, лишь бы дождаться. - Я же просил не ждать меня, - позади рассыпается невесомо лёгкими перьями глухой тон голоса. - Вредничаешь? - Желание услышать тебя так, а не по телефону, оказалось сильней. Без сожаления выкинув потрёпанную пурпурную бумагу, Юнги снимает с головы капюшон толстовки и встаёт со ступеней, отряхивая джинсы. Тэхён почти нервно вынимает из кармана тёмно-серой куртки пачку сигарет, доставая одну. - Всё так плохо? - обеспокоенно приблизившись к объекту своего волнения, Юнги говорит настолько тихо и узнаваемо, чтобы его услышал только Тэхён. - Не сказал бы, что плохо, - медленно затягиваясь, Ким делает значительные паузы в своей речи, не замечая, как отвлекается на что-либо. - Но пока что ничего хорошего или нового. Ким продолжает бороться со скоростью секунд, выдыхая горький дым неторопливо и совершенно не заботясь о том, что Юнги будет задыхаться, если только подойдёт ближе. Ясность его глаз скрывают круглые жёлтые очковые линзы, передающие некоторую суть характера, отчасти спрятанного где-то глубоко, чтобы никто не удивился его, как он сам считает, лёгкой неадекватности. Он снежно-мармеладный, кремовый и с корочкой, которая при засыхании образует крышу для живых организмов, вырабатывающих тепло, тем самым совершенствуя свойства человека. Ванильный запах от запястий передаёт сигналы к запоминанию отрывка высшего из искусств – части его образа. Но если это не целое, то сколько же места останется в памятном ярлыке, когда Юнги соберёт все сглаженные кусочки воедино, заботливо сдувая пылинки? Ему придётся отказаться от других воспоминаний и забить голову Тэхёном. Юнги просто делает глубокий вдох, замирая от волшебства тихого шлейфа, оставленного ароматом волос, и застревает где-то в глубине светло-серого освещения. - Ты всё ей рассказал? - непринуждённо приближаясь, Юнги чувствует остро палёный запах сигаретного дыма, обжигающий его лёгкие. - Надеюсь, что да. - Иначе быть не может, - выдохнув в противоположную от Мина сторону, Тэхён сразу же тушит начатую сигарету и выбрасывает её в урну. - Иди сюда, - поманив пальцами заждавшегося Юнги, Ким тепло улыбается. Смущённый Юнги послушно подходит, позже оказываясь в цепких сильных руках, обнимающих с помощью распахнутой куртки, дабы оказаться ближе. Прижимая к себе несопротивляющегося Мина, Тэхён утыкается носом в волосы, пахнущие орехами и авокадо, наводящие на мысли о мягкости и спокойствии, которые можно испытывать, находясь лишь рядом с ним. - Тебе удобно? - спрашивая шёпотом, словно остерегаясь испугать, Ким целует Юнги в лоб, обнимая ещё крепче. - Вполне, не переживай. - Мне важно, чтобы тебе было со мной комфортно, - чувствуя некую насыщенность, Тэхён спокойно выдыхает. - Ведь иногда я слишком внезапный, и мало что может вызвать во мне чувства. - Ты всего лишь необыкновенная балда. Не льсти себе. Юнги утыкается носом в чувствительную шею, не решаясь посмотреть в глаза, находясь так близко. Шлейф древесного аромата вместо тёплого поцелуя в губы, по которым Тэхён безумно скучает. И он уже не удивляется, что стал таким нервным, всё чаще дёргаясь во сне, калеча самого себя. Ким ещё не понял, должен ли отпускать, срываясь потом в оставшуюся горькую пустоту, захлёбываясь истерикой и воплями, остро врезающимися в закрытую дверь. Безвыходные ситуации всегда его пугали, поэтому на помощь приходил Юнги, мастерски стараясь хоть как-то помочь. В мыслях Тэхёна рвётся на мельчайшие частички нот музыка chill-out, подкрепляемая чем-то тревожным, но из-за этого не заставляющая уйти или заткнуть уши. Наоборот, есть в этом что-то пробирающее, раздираемое твою усталость от скопившейся суеты вокруг. Тэхёну не нравится этот новый для него мир. Ну, как новый. Относительно. Открытый не более трёх-четырёх месяцев назад. Впрочем, судить о времени свойственно тем, кто подчинялся придуманному слову, совокупляющему состояние, происходящее и действия. Тэхён почти каждый одинокий вечер находится в каком-то ступоре. И вчера его руки вновь немного тряслись, перед глазами выплясывали дикие оранжевые кляксы, а по позвоночнику толпа миниатюрных иголок шла на какое-то мероприятие. Хотелось всё с себя снять, захватывая вместе с одеждой и собственную кожу. Это смешно. Сейчас ему помогают только руки, крепко обнимающие в ответ, что, на самом деле, всегда успокаивает. Но челюсть всё равно ежеминутно выдаёт назойливый стук зубов без нормального ритма. Он замёрз. - Мне казалось, что я должен согреть тебя, - почувствовав лёгкий тремор, Юнги всё же решается взглянуть на его лицо. Тэхён слегка наклоняет голову, улыбается и целует холодную щёку Мина. Щекотливая неловкость, приятно поглаживает взбудораженные нервы, колко врезающихся в кожу, превращая её в взорвавшееся чувствительностью поле. Он тянется к губам Юнги, но на половине пути сворачивает ниже по курсу, опаляя немыслимо холодную кожу на шее. Слишком горячий поцелуй, напоминающий прикосновение жидкой липкой карамели к чувствительной коже. Так горячо, что даже больно. Секунда. Вторая. Он оттягивает ворот толстовки и прикусывает кожу на ключицах. Третья. Нетерпеливые губы целуют выпирающие кости, что от напряжения желают сломаться. Четвёртая. Юнги издаёт тихий, сдержанный, предательски приятный стон, выгибаясь навстречу. - Тэхён, - нащупывая лицо Кима, Юнги сопротивляется сам себе, - Не на улице же… - Кому какая разница? - перекошенные очки, вот-вот готовые свалиться с кончика носа, заставляют Юнги рассмеяться и забыть о том, что секунду назад он готов был растаять. - Смешно тебе, да? - Если ты продолжишь оголять участки моего тела, то я запросто могу простудиться, - лизнув слегка солёную щёку Тэхёна и поправляя ему очки, Юнги вновь говорит тихо, чтобы концентрировать внимание только на смысле своих слов. - Лечить меня кто будет? Ты? - У тебя есть ещё варианты? - взяв Юнги за подбородок, Ким задаёт вполне серьёзный вопрос, получая в ответ отрицательное мотание головой. - Буду лечить. Буду гладить под одеялом, извиняться и слушать ворчание маленького комочка, - лизнув в ответ, Тэхён выпускает Юнги из объятий. - Но лучше вернуться домой, да. *** Ким тянет за собой на пол, после укладывая Юнги на лопатки, не давая ему даже задуматься о желании уйти. Мягкие дрожащие поцелуи покрывают живот Мина, заставляя его задуматься о кровоточащей и слезливой мольбе. И вновь укус. Правый бок начинает покрываться отметинами. Накрывает чувство, словно от губ Тэхёна проходят невидимые тонкие иглы, протыкающие кожу, а следом и органы, дабы Юнги умер в сладостных мучениях, тая от беззвучной ухмылки под действием густого огня. Мин цепляется за каждую неровность между плитками кафеля, стараясь удержать мгновение остро выточенными пальцами; хватается за волосы Тэхёна, не позволяя себе потеряться в пространственно-воздушном течении; беспорядочно дёргает ногами, мешая Тэхёну целовать его ниже живота. Пальцы Кима оттягивают резинку боксеров, вынуждая Юнги шипеть от злости и беспомощности. В комнате слышны только звуки тяжёлого дыхания, и это угнетает. Ким на момент останавливается и замирает над оголённым животом, будто приходя в себя. Становится не по себе от длительности момента, а в голове Юнги появляется целая куча вопросов о разочаровании. Но после откровенного выдоха со стороны Тэхёна, Юнги забывает, как думать. Ким приоткрывает свои пухлые губы, закрывает глаза и медленно облизывает два пальца. Мин напряжённо, послушно, тихо улавливает этот завораживающий момент с самого выгодного ракурса и неосознанно приподнимает свои бёдра, желая получить больше прикосновений, вбивая в остатки своей сдержанности стальные гвозди перчёного вожделения. Закинув голову назад, бесстыдно выставляя напоказ дивную шею, Тэхён проводит по ней мокрыми пальцами, получая от этого дополнительный экстаз. Словно улавливая незаметные пошлые тональности мокрой дорожки на шее, Юнги наполняется его взрывающимся превосходством, что просачивается через каждую клетку кожи. Он приподнимается и собственнически хватает Тэхёна за шею, несильно впиваясь зубами в тёплую кожу, прикусывая её и оттягивая, оставляя засос. Ким карябает худые плечи и еле слышно шипит, получая неявное мазохистское удовольствие в то время, как Юнги зализывает отметину, оставляя очередной мокрый след. К этой шее хочется прикасаться каждую минуту, восхищаясь её покорностью и красотой; хочется всю искусать, чувствуя вкус едва солёной кожи. Тэхён громко выдыхает и оттягивает Юнги за волосы, разглядывая его лицо, находя в нём нечто необыкновенное, волнующее и печальное. Непробиваемый взгляд вгоняет в чувство неблагодарности, а неосознанность к испытываемым эмоциям напоминает Киму ощущение беспокойства. Мин слишком быстро приходит в себя, и его голову посещает нечто, совершенно противоречивое настоящему моменту. Он успевает задуматься о том, что его несовершенное сознание не готово признать, что может быть именно в таком виде самым идеальным. - Прости, - Юнги мягко убирает ладонь Тэхёна со своего затылка и незамедлительно выползает из-под него, - Не сегодня. Я вспомнил, что у меня ещё есть дела. - Да какие дела, Юнги? - продолжая оставаться в неловком положении, сидя на холодном полу, Тэхён не понимает, что же могло им помешать. - Есть время закончить один проект. И лучше заняться им прямо сейчас, - неловко застёгивая джинсы, Юнги всё же отворачивается от ответственности, которая, к слову, даже не успела от него ничего потребовать. Мин печально улыбается. Тревожная, так вовремя продолжающаяся, монотонность начинает вплетать в нервные окончания лень, ассоциирующуюся с собственным, как бы выразился Юнги, странным существованием. Эта парочка действительно странная. Сидящий на полу Тэхён выглядит совершенно иначе. В его глазах нечто, подобное воздуху, окрашенному в грязную и мутную зеленоватую лазурь. Этот парень носит линзы, и Юнги редко удаётся разглядеть истинные оттенки градационной системы его взглядов. К слову, сам Ким тоже был не всем доволен. Интервал двадцати секунд - так Мин называл ярко уловимый тон взглядов Тэхёна, разглядывая скульптурные пальцы своего собеседника. К счастью, Ким совершенно не обидчив. - Хорошо, я тебя провожу. Не одеваясь, он уходит в прихожую и приводит в порядок волосы, рассматривая себя в большом зеркале. Юнги торопливо спешит за ним, натягивая бордовую толстовку, что буквально пропиталась парфюмом Тэхёна. Сердце в сию же секунду сковывает грядущая тоска и сожаления, что давят ржавыми оковами на всё, что Ким пытается в себе сохранить. Словно прочувствовав ситуацию, недавно светящее солнце опять поспешно скрывается за тучами, которые за сегодня надоели каждому второму. Ким достаёт из рюкзака тёплый шарф и небрежно обматывает им шею Юнги, чтобы тот не простудился. В его случае – это слишком важно. - Ладно. Я пошёл. Пока, - небрежно улыбнувшись, Юнги открывает дверь и выходит в подъезд, не дождавшись ответа. - Всё равно я буду здесь. Наверно, - на секунду задумавшись, Тэхён продолжил вслух. - Так что возвращайся, если что.