В горе и в радости

А спонсор столь долгого отсутствия глав - российский Минздрав! Минздрав - "Небось не помрёшь, а помрёшь - ничего страшного"

Ночь звенит мигают звезды в пламени костра И за дымом прячется Луна Испугалась улетела из груди душа С нами остается пустота       Свой дисковый плеер и несколько дисков он обнаружил совершенно случайно. А ведь был уверен, что кому-то тоже отдал. Это была болванка с любимыми песнями "Агаты Кристи". Вот именно эта издевательская песня сейчас показалась ему удивительно подходящей к состоянию. Споемте о сексе, подруги друзья Споемте о сексе ля-ля-ля-ля-ля Зачем он живёт? Что ждёт его впереди? Споемте о сексе, гитара - вперед О сексе до смерти и наоборот       Как же это тупо... Ну почему он не может умереть? Люди умирают каждый день. Он большую часть времени проводит на улице после захода солнца. Где вы, маньяки, наркоманы, грабители? Почему его не может сбить машина? Упасть рояль на голову? А почему бы не сделать этого самому? Скаут посмотрел на свои руки, на голубоватые венки запястий. При мысли о лезвии его одновременно затошнило и по коже пробежали мурашки. Он вспомнил, как давно, в другой жизни, в компании Геллы и прочих друзей-неформалов они смешали свою кровь с портвейном и выпили, а остатки вылили в небольшой цветочный вазон - "вазу", сакральное место для встреч неформалов со времён... Да Бог знает, с каких времён. Воспоминания из прошлой жизни, как всегда, захлестнули тугой петлёй горло, сжали внутренности. Хотелось заплакать. Ночь умрет, погаснут звезды Огоньки костра И от Солнца спрячется Луна. Страх пройдет, но не вернется Чистая душа В тело, где танцует пустота       Да, пустота. И ничто не могло её заполнить, эту дикую, воющую пустоту. Ни армия, ни алкоголь, ничто. Вспомнился недавний парень из клуба - Роман Спирит. То, что он говорил. О том, что хочет узнать его поближе. Тут нечего узнавать. Пепел, осколки, запёкшаяся кровь и пустота. Как глупо! А ведь он так молод! Ему только двадцать. И впереди - вереница лет, заполненных пустотой и попыткой обмануть эту пустоту. Hепонятная свобода обpучем сдавила гpудь, И не ясно, что им делать - или плыть, или тонуть Коpабли без капитанов, капитан без коpабля, Надо заново придумать некий смысл бытия. Hафига?       Ночь, мерзкая, холодная, грязная осенняя московская ночь скапливалась за окном. Скаут натянул куртку и убежал в темноту.       Он бежал сквозь ночь, сквозь холод и жесткий искусственный свет и помнил другое - ласковый солнечный свет, запах молодой листвы, он сам - лёгкий и свободный, он бежал и смеялся, его волосы падали почти до поясницы, вслед неслось: "Я выдеру тебе твои крашенные патлы, пидор, и цепь в задницу засуну!" Вальдар догонял его, на их пути возникла сетка-рабица, которую Скаут в своих лёгких кроссовках перемахнул куда проще, чем его преследователь в берцах. "Они у меня натуральные", - успел он бросить в перекошенное от бешенства лицо и удрал, прежде чем Вальдар перелез через забор: в родном городе всегда знаешь, как уйти огoродами.       А теперь он бежал через мутную ночь, мечтая споткнуться и сломать шею, но тело по-прежнему было ловким и сильным, и ноги несли его, и он бежал, бежал, бежал и не мог сбежать от пустоты своей жизни.       Вернувшись, он кое-как скинул одежду и повалился на матрас. Ему хотелось уснуть и видеть сны, он был вымотан физически и морально, ему хотелось плакать, хотелось рыдать... Но он не плакал ни разу со времён ссоры с братом.       Скаут снова взялся за плеер. "Агата Кристи", казалось, издевалась над ним. Наша красота, подлая судьба Нас еще погубит навсегда. Это не беда, не твоя вина, Ты веди нас за собой, позорная звезда       Да сколько же можно? Скауту хотелось от безысходности бросаться на стены, выть на Луну. Отбросив плеер, он пошел на кухню и достал там самый острый нож и на пробу ткнул в запястье. Нож всё-таки был туповат, но короткая боль слегка облегчила сдавившие грудь обручи. Убей меня, убей себя, ты не изменишь ничего...       Жаль, он пользуется электробритвой, но где-то были вполне острые маникюрные ножницы...       - Я пытался уйти от любви, - тихо напевал Скаут, водя острием ножниц вдоль вен, с любопытством глядя на остающиеся следы, - я брал острую бритву и правил себя...       Он нажимал и на коже появлялось тиснённое "VALDAR". Да, завтра он купит себе упаковочку бритв и бутылку абсента. Чтоб уж наверняка. И выпустит из себя эту жующую его пустоту.       Впрочем, утро заставило несколько пересмотреть свои суицидальные планы. В голове неожиданно возникла целая куча мелочей, которые связывали его с жизнью. Кто-то должен узнать... Наверное, надо оставить деньги на похороны... А его квартира в Н-ске что, перейдёт к родителям? Не бывать тому! Значит, надо завещание составить... Какая морока, как это вообще делается? Он оставит квартиру Гелле, единственной, кто пожалела, кто не отвернулась, не побоялась других.       Надо, наверное, позвонить Стасу       "Я знаю, что такое депрессия, и знаю, чем она заканчивается", - вспомнилось ему. Что ж... А зачем ему жить?       Он снова вспомнил парня из клуба и ему стало противно от самого себя. Как его, оказывается, в таком состоянии просто склеить!       Но эти фотографии... Такое совпадение...       Пфф, мало ли в его жизни было необычных совпадений. Чего только не совпадало.       Да, и задание Стаса он позорно провалил. Стас, правда, говорил, что ничего, всё нормально, но в душе Скаут был страшно недоволен собой.       Суицид откладывался - не потому, что было страшно, а потому, что Скаут твёрдо решил, что квартира и украшения после его смерти семье не достанутся, и как-то он сомневался, что его семейка окажется достаточно гордой, чтоб отказаться от жилплощади и ещё кое-каких неплохих штучек, хоть и нажитых неправедным путём. На первый план вышли более приземлённые проблемы, а именно, как показалось Скауту, как-то неприлично, например, умирать, не сдав проект. В агентстве, с которым он работал, существовало дурацкое и для окружающей среды вредное правило: приносить на проверку работу нужно было распечатанной. Казалось бы, вам надо, вы и распечатывайте, но жизнь приучила Даню к тому, что начальство, какого сорта оно ни было, не переубедить и жизни не научить. И принтеры в агентстве находились в состоянии постоянного ремонта. Вот же, вроде собираешься покинуть сей бренный мир, а думаешь о всякой ерунде - о придурочных начальниках, тараканах на кухне, о том, что правый ботинок совсем облез... Скаут понимал, что обманывает себя. Смерть пугала его своей окончательностью и в то же время манила освобождением. От сожалений. От воспоминаний. От житейского хлама и страха перед будущим. Это казалось таким простым... совсем простым. Словно однажды вечером ты выйдешь, как обычно, ночью на улицу и больше не вернёшься. Никогда.       Спустившись во двор, он с отвращением окинул грязные серые стены, раздолбанные лавочки, загаженные собаками гнилые газоны... Москва, о, конечно, Москва. Прекрасная и блистательная, светлая мечта его н-ских друзей, город драйва и сказочных возможностей - просто грязный мегаполис, где всем на всех плевать, который прожуёт тебя и не заметит, и вместо звёздной карьеры ты закончишь выживанием на свалке невостребованных индивидуумов.       Вдруг вновь навалилась тоска - дикая, беспросветная - по прошлому, по детству, по утраченным мечтам, по тем дням, когда он жил одной лишь верой в будущее и был счастлив. Да те дни, когда они вчетвером - он, Гелла, Оберон и Ветер - жили в крошечной квартирке, спали на диване по очереди, зарабатывали деньги всякими сомнительными способами, вроде расклейки объявлений для проституток или игры на гитаре в переходе, и ели просроченные продукты, были наполнены счастьем. Они тогда много смеялись, говорили о книгах и музыке, спорили об истории, увлекались самыми дикими вещам - фехтованием, скейтбордингом, японским языком, - и верили, бесконечно верили, что ещё нагнут этот цивильный мир. А потом он встретил Соболева, и мир изменился.       - Привет, Даниэль, - раздался откуда-то смутно знакомый голос. Скаут нервно обернулся и увидел блестящую черную машину, немного неуместно смотрящуюся в их грязном дворике. Яркой вспышкой мелькнуло воспоминание о том, кому эта машина принадлежит, и его охватило чувство неловкости. Он старался особенно не вспоминать парня из клуба и уж тем более не собирался с ним связываться, отлично понимая, что это ему ничего не даст, кроме разочарования.       - Привет, Роман. А ты тут эммм...       - Решил проверить, как ты. Я звонил, но ты не брал трубку.       - А я... Скаут вспомнил, что недавно поставил телефон на беззвучный и, видимо, позабыл о нём. С ним часто случалось в последнее время - общение, даже по телефону, приносило боль. Отстранённо подумав, что надо посмотреть список пропущенных, он пытался понять, как свернуть неловкую беседу, не обидев собеседника, - Да тут... Тебе Стас сказал, где я живу?       - Нет. У тебя с собой были тогда документы, в них лежала квитанция.       - Ты что, у меня по карманам шарил? - изумился Скаут. Уж чего-чего, а от такого гламурного типа подобного он не ожидал.       - Просто мера предосторожности, ну, знаешь, чтоб ты тайком не сбежал или что-то в этом роде, - абсолютно не смутился Спирит. Прошедшая мимо женщина покосилась на него с неодобрением - ей явно не понравился его готический плащ и сапоги на каблуках.       - Ты бы ещё привязать меня к кровати попро... - увидев улыбку Спирита, Скаут немедленно захотел вернуться домой и закрыться на три оборота. - Ты псих!       - Смотря что считать нормой, Даниэль. У тебя синяки под глазами... Плохо спишь?       - Не твоё дело. Ладно, мне пора, - Скаут наконец-то вспомнил, зачем вышел из дома и глянул на часы. - Мне надо...       - Подвезти? - Спирит кивнул на свою машину. - Ты говорил, что работаешь в "Грамматике", я знаю, где это.       - Да что ты ещё знаешь? - по законам жанра стоило бы гордо развернуться и уйти, но Скаут слишком хорошо представил себе контраст салона дорогой машины и вагона метро. Спирит распахнул дверцу, и Скаут скользнул на переднее сиденье, не отдавая себе отчёта, как органично у него это вышло. Этот Спирит вёл себя слишком уверенно, а уверенные люди всегда были его слабостью.       - Что я ещё знаю? - спросил сам себя Спирит, виртуозно выруливая со двора. - Ну, например, что на гонорары переводчика такие часы, как были у тебя в клубе, не купишь.       - Это подарок, - в салоне было тепло и уютно, и пахло чем-то неуловимо-приятным, не похожим на обычные ароматизаторы.       - Любишь подарки?       - А кто же их не лю... Так, ты на что намекаешь? - Скаут прикусил губу.       Часы действительно были подарком Соболева. Скаут так и не смог подтянуть свой моральный облик - ему безумно нравились знаки внимания, нравилось получать новые вещи. У самого Алексея был ужасный вкус, возможно, он с кем-то советовался по поводу того, что дарить парню его лет.       Да, он знал, как такое называется.       - Ни на что, - Спирит поморщился: впереди тащился мусоровоз, с которого что-то капало. - Я вот больше люблю делать подарки. Это особое искусство, знаешь?       - Эээ... - как полагал Скаут, главное, что имело значение при выборе подарка "можешь себе позволить" или "не можешь позволить". Ну, конечно, хорошо что-нибудь знать о человеке, о его хобби, например. - Что тут особенного, просто пошел в магазин и купил.       - Не думаю, - Спирит улыбнулся. - Вот, например, ты бы хотел пистолет в подарок? Настоящий, боевой?       - Нет, наверно. Нет. Я не люблю оружие - даже на играх обычно был магом, или целителем, или чем-нибудь в этом роде, - Скаут вспомнил времена, когда был ролевиком и улыбнулся приятным воспоминаниям. Выезды в лес, "Да что не так с этой палаткой!", "Галадриэль" в жестяном стаканчике, разговоры о смысле жизни около костра. Гелла, постоянно крутившая ему "эльфийские" причёски - его изрядно отросшие волосы были достоянием "Форменоса" и стричь их было категорически запрещено. Ему было хорошо среди ролевиков. Они принимали его таким, какой он есть. Кажется, кто-то из них пытался достучаться до него после смерти Вальдара: Витал, Гелла, Оберон... - Это Гелла вечно за меч хваталась, даром что в руке еле удерживала.       - Ты был толкиенистом?       - Я много кем был.       - А кто такая Гелла?       - Моя подруга. Она меня понимала. В Н-ске я оставил ей свою квартиру. Кстати, у тебя есть знакомые юристы? Мне надо составить завещание. чтоб квартира досталась ей... Эй, стоп, мы ещё не приехали!       - Что ты собираешься сделать с собой? - Спирит развернулся, его глаза блестели. Припарковался он как мудак, кто-то на него даже заорал, но он не обратил внимания. - Ты что придумал?!       - Я... Ты... Какое тебе дело? Так, пусти меня, псих!       - Какое мне дело? Ну, наверное... - Спирит почувствовал ужас. Ужас от осознания непоправимости происходящего, когда узнал о смерти Бладберри. Он не может потерять ещё и Даниэля. Он отлично видел - тени под глазами, лёгкая небритость, неглаженная одежда... Контраст с красавцем из клуба был разительный. И ещё - боль. В Скауте было столько боли, что он физически ощущал её. С этим нужно было что-то делать, и делать немедленно. - Наверное, я влюблён и не хочу потерять любимого человека во второй раз!       - А... - Скаут замер, не зная, что сказать в ответ. "Любовь, любить, любимый" - эти слова казались ему страшными. Соболев говорил о своей любви - и просто развлекался, решив попробовать в своей жизни что-нибудь новое. Орлик говорил, что любит, что всегда мечтал о брате - и пообещал убить, если Скаут через месяц не покинет город. Вальдар... "Я тебя люблю" - говорил он, стоя на лестничной клетке, глядя ему прямо в глаза. Скаут не убирал руку с цепочки - он помнил прошлый раз, когда Вальдар пришел к нему домой и чем это закончилось.       ...Он вспомнил отчётливо: вот он стоит, с лестничной клетки тянет сыростью и запахом крепких сигарет от вечной баночки с окурками, а сзади с балкона - тёплый летний ветер, что создаёт странный контраст, и Вальдар смотрит на него, не отрываясь, своими удивительными карими глазами. "Я ничего не могу с этим поделать", - говорит он, и Скаут чувствует, как у него подкашиваются ноги, как пальцы машинально сбрасывают цепочку. "Я тебя люблю".       Он помнил этот миг во всех его подробностях, в звуках, цветах, запахах, во всех ощущениях так ясно, что сейчас всё присутствующее на несколько мгновений исчезло, - он был там, там, ранним летним вечером на пороге своей квартиры, и парень, которого он так любил (и боялся) пришел к нему. Пришел сам. Так явно помнил...       Он очнулся от запаха нашатыря. Спирит открыл окно, и холодный московский воздух ворвался в уютный салон.       - Дыши. Дыши! - Спирит обнимал его, придерживая голову, гладил по волосам. - Что с тобой? Отвезти тебя в больницу?       - Нет... Нет, не надо. Я... ничего. Бывает такое. Бывает. - Скаут чувствовал себя совершенно обессиленным. Зачем он вообще вышел из дома сегодня? О чём он там думал? Он никогда не сможет с этим жить.       На лобовое стекло упала капля дождя.       - Слушай, мне, наверное, надо...       - Ничего тебе не надо, - Спирит закрыл окно - начался дождь. - Мы сейчас поедем ко мне и ты придёшь в себя.       - Я не...       - Тебе плохо. Тебе сейчас нельзя оставаться одному, поэтому мы поедем ко мне. Я позабочусь о тебе.       По телу разлилась страшная усталость - и этот тон, решительный, категоричный, был именно тем, что Скаут хотел услышать. Кто-то позаботится о нём. Не надо ничего решать, ничего делать - кто-то придёт и поможет ему, наконец-то.       - А... мне в "Грамматику"...       - Я найму курьера.       И Скаут сдался. Где-то в голове мелькнула мысль, что Спирит всё-таки псих, но правда, какая разница? Какая вообще теперь в его жизни разница?       За окном шел дождь, на грани слышимости играла музыка. Скаут вслушался в текст и слегка вздрогнул. "The passion of lovers is for death"*       Серьёзно?       Не глядя на него, Спирит выключил музыку.       Дома Спирит сделал ему укол - Скаут не сопротивлялся. Пока он валялся на диване, Спирит лихорадочно искал всевозможные контакты, он неплохо разбирался в медицине, умел оказывать первую помощь, изучал психологию и психиатрию, но здесь был нужен компетентный врач-психиатр из хороших знакомых. Такие у него были. В первые месяцы, когда он потерял Бладберри, он понимал, что ему понадобится помощь, чтоб не скатиться в пучину отчаянья. Неизвестно, что случилось там с Даниэлем, но, видимо, никто не озаботился тем, чтобы поддержать его - неудивительно, что у него припадки случаются. Закрывшись в кабинете, Спирит набрал первый номер.       Скаут лежал на диване - от того, что вколол ему Спирит, тело приятно расслабилось и всё не казалось таким ужасным. Он представлял себе, что утонул - лежит на дне кристально-чистой речки и смотрит, смотрит, смотрит...       Он не мог не видеть, но препарат приглушал боль, и вот снова - Вальдар со штангой, Вальдар, выходящий из речки, Вальдар с гитарой в руках... Вальдар, схвативший его за волосы и жуткая боль от удара в солнечное сплетение...       И над всем над этим - странное, непонятное чувство, вроде естественное, но совершенно утраченное.       - Всё будет хорошо, - Спирит сел рядом и взял его за руки. - Я нашел того, кто тебе поможет.       - Мне уже никто не поможет. Какой смысл жить, если он умер?       - Но ты-то жив? Я знаю, что это такое, надо просто его вернуть.       - С того света, что ли?       - Нет. Желание жить. Когда такое случается, между тобой и миром встаёт словно толстое мутное стекло - и цвета уже не те, и звуки, и прочие ощущения. Будущее кажется чем-то расплывчатым, как будто оно никогда не настанет, а есть только одно однообразное настоящее - просто смотришь на календарь и думаешь: "О, уже ноябрь? А ведь ещё вчера был июль", и соображаешь, что надо вытащить куртку потеплей. А хуже всего, когда ты думаешь, что ты во всём виноват.       - Но я был виноват! Если бы не я, этот урод не убил его... Он вообще меня хотел убить, он так и сказал... Ему дали совсем немного, мол, непредумышленное убийство... Знаешь, что я слышал? Если бы, мол, Сиренко убил меня, ему бы вообще условку дали, потому что убить гомика - это святое дело. Я... я...       - Бред, - Спирит продолжал говорить ласково, настойчиво, но в голове у него уже быстро крутились колёсики, - это всё равно, что говорить "меня изнасиловали, потому что я красивый" или "мою машину угнали, потому что она дорогая".       - Но если бы я...       - Никаких "если бы я". Знаешь, я тоже много думал на тему "если бы я". И это "если бы я" могло быть только тогда, когда бы я нашел письмо из будущего, где говорилось, что случится, когда поступаешь так-то и так-то. Ты когда-нибудь хотел получить такое письмо?       - Нууу.... - препарат окончательно убрал боль и тоску, на отвлечённые темы стало говорить гораздо проще. - Конечно. Чтоб не ошибаться. А всегда всё делать идеально.       - Но таких писем нам никто не шлёт. В жизни всегда есть множество "если бы я", больших и маленьких. Не надо сейчас об этом. Вот давай подумаем, как бы ты хотел провести время? Я спрашивал об оружии, но этого ты не любишь. Всё равно, всегда есть что-то... Мне хочется тебя порадовать. Может, ты любишь лошадей? Есть конный клуб...       - Нет, не лошади! - Скаут зажмурился. Чего... Чего в его жизни так давно не было, чего-то простого и понятного, чего-то из далёкого детства, ещё до начала этого всего, всех этих волнений...       - Я хотел бы в бассейн. Настоящий, большой, с вышкой, все дела, - ему вспомнились безмятежные дни, голубоватая водичка, плеск воды, крики, смех, свисток тренера, то странное чувство, которое тебя охватывает, когда из лёгкости прохладной воды ты выбираешься на воздух. Бассейн пришлось бросить в конце десятого класса, когда из-за ссор с родителями они окончательно отказались платить за его занятия, после этого он был в бассейне всего лишь раз - когда они делали репортаж о новом спорткомплексе. Скаут выступал одновременно и как журналист, и как модель для съёмок.       Те бассейны в саунах, где он бывал с Соболевым, он не считал.       - Что ж, бассейн так бассейн. Это легко устроить. Не хочешь перекусить? Вряд ли ты сейчас хочешь кого-то видеть, так что я могу заказать ресторанной еды.       - Нет, я лучше полежу. Я как-то плохо сплю в последнее время.       Спирит погладил его по волосам, в очередной раз восхитившись их густотой и блеском, на несколько секунд представил, как приятно будет мыть Даниэлю голову, особенно, когда волосы отрастут не короче, чем у него - о да, он строил долгосрочные планы. Не вышло спасти одного - спасёт другого.       Уйдя в свой кабинет, он включил компьютер. У него были базы данных телефонов больших городов, чтобы достать базы данных какого-то Н-ска, нужно будет кое с кем связаться. "Моя подруга. Она меня понимала. В Н-ске я оставил ей свою квартиру". Это поможет полнее разобраться в ситуации, если Даниэль не пойдёт на контакт в ближайшее время.       Даниэль такой прекрасный. Такой загадочный. Он создан для того, чтобы его любили, чтобы о нём заботились. И он, Роман Фрисман, в отличии от "того", позаботится о том, чтобы так страдать Даниэлю больше не пришлось никогда. Он посмотрел на собственноручно сделанную маску - в тусклом свете осеннего дня, едва просачивающегося через стекло с витражной вставкой да в отблеске настольной лампы она не выглядела очень завораживающе, - и прошептал: "Прости, Бладберри. Но от нас остались только осколки, и признай - виноваты мы оба". *"The Passion of Lovers" Bauhaus Люди добрые, недобрые и другие разумные расы, помогите, кто чем может 6040214645 — Яндекс-кошелёк 410012793807306 — номер счёта 4276 7001 2875 3005 Сбербанк