***
— Слушай, ну ты и задница, — Чонгук подошел к столу и поставил свой поднос рядом с Юнги, который молча поглощал свой обед. — Мог бы и подождать. Я же тебе написал, хен. — Я тебе не «хен», — ответил Юнги, не поднимая на него глаз. Уже вторую неделю этот упертый хирург все никак не может оставить Юнги в покое: обедает исключительно со старшим, заваливается к нему в кабинет, наводя за каких-то десять минут полнейший беспорядок. Неимоверно раздражает, проще говоря. Но к своему собственному удивлению, Юнги стал замечать за собой, что начинает привыкать к его обществу. Однажды, сидя в столовой в одиночестве, он непроизвольно начал оглядываться по сторонам в поисках высокой фигуры. Осознав этот факт, Юнги усмехнулся про себя: даже он не в силах контролировать этот первобытный стадный инстинкт. «Как же быстро человек привыкает к тому, что он не один. До чего же безнадежен наш жалкий вид» — подумал он тогда. — Как твой новый ВИП? — спрашивает Чонгук набитым ртом. — Умирает, — лениво отвечает Юн. — М-м, — кивнул Чон, тыкая вилкой в тарелке старшего, в попытках стащить помидор, игнорируя при этом протестующий вид Юнги. — И что он тут тогда делает? У нас лечатся, а не умирают. — Мне все равно, — безразлично проговорил Юн, вытирая губы салфеткой. — Если уж смерти не избежать, то занялся бы чем-нибудь более интересным, чем пребывание в этой дерьмовой клинике. Тем более с таким-то лечащим врачом, — усмехнулся младший в ответ на презрительный взгляд. — Не дай боже. Твои пациенты, наверное, раньше срока покидают нашу бренную землю, видя твою вечно недовольную физиономию, — рассмеялся Чонгук. Мин Юнги одарил его таким выражением лица, что другой бы на месте Чонгука еще не скоро решился бы заговорить с ним вновь. Но у Чона был своего рода иммунитет на подобные «милости» со стороны старшего, и он только громче расхохотался, на что все присутствующие в огромной столовой обернулись на сидевшую в углу парочку.***
— Доктор Мин, — предварительно постучавшись, медсестра зашла в кабинет Юнги. — Я ввела Пак Чимину обезболивающее в той дозе, что вы мне велели. Но полчаса уже прошло, а его головные боли нисколько не утихли. Мин Юнги, подняв усталые глаза от недельного отчета на столе, шумно выдохнул. Пак Чимин находится в клинике всего четвертые сутки, но врач уже дважды повышал дозу обезболивающего — опухоль перешла в разгар прогрессивного роста. По расчетам Юнги, это должно было произойти не менее, чем через неделю. — Я сейчас подойду, — говорит Мин, закрывая отчет. — Возьми эти отчеты и отнеси их доктору Кану, передай ему, что подобный бред он может писать генеральному директору. Мне нужны реальные цифры. — Поняла. Он собрал все бумаги в одну папку и вышел из-за стола. Протянув медсестре отчеты, он поправил полы своего халата и вышел из кабинета вслед за девушкой. Дойдя до палатного крыла, он остановился у двери с табличкой «ВИП». Опустив ее холодную металлическую ручку, Юнги открыл дверь и вошел в темное помещение. Пошарив вслепую руками по стене слева от себя, он наткнулся пальцами на выключатель и нажал на него. Ангела не было, чему Юн был рад, так как именно из-за него он старался как можно меньше контактировать с пациентом напрямую, поручая простейшие процедуры медсестрам. Как только свет заполнил комнату, из-под одеяла на кровати высунулась голова Пак Чимина, который, чуть открыв глаза, сразу же зажмурился, протестующее простонав. — Голова, — протянул Чимин, закрывая ладонью прикрытые веки. — Свет. Выключите его, — попросил он, вновь зарываясь под одеяло. «Светобоязнь» — про себя подумал Юнги. — От солнечного света не болит? — спрашивает Юн и подходит к кровати, так и не выключив свет. — Нет. Только при головных болях, — прозвучало из-под одеяла приглушенным голосом. — Вылезайте. — Что? — Вылезай, — повторил Юнги уже громче, неосознанно переходя на «ты». — Мне нужно сделать тебе инъекцию. Светобоязнь тоже пройдет. Это только симптом сдавления зрительных нервов, он пройдет, как только немного привыкнешь к люминесцентному освещению, — пояснил старший уставшим тоном, от чего хрипотцы в его голосе лишь прибавилось. Чимин зашевелился под одеялом и, обреченно промычав, скинул с себя больничное одеяло. Не открывая глаз, он сел на кровать «по-турецки», слепо протягивая руку в сторону врача. Так и не дождавшись к ней прикосновения иглы, Чимин приоткрыл один глаз, что тут же отдалось в голове пульсирующей болью. Увидев через щелочку своих век Юнги, который набирал из ампулы в шприц какой-то препарат, Чимин вновь закрыл глаза. После он услышал приближающиеся шаги и протянул врачу правую руку, закатывая рукава. Ощутив на своей коже его холодные пальцы, Чимин чуть съежился от пробежавших по телу мурашек. К нежной коже локтевого сгиба приложили что-то холодное и резкий запах спирта ударил ему в нос. Через несколько секунд он почувствовал вкол иглы. — Прижми, — услышал Чимин у себя над ухом. Чимин прижал смоченную в спирту ватку к месту укола и зафиксировал ее, согнув руку и прижав ее к своей груди. — Это должно сейчас подействовать, — разъясняет Юнги, скидывая шприц и ампулы в мусорное ведро у своих ног. — Все медсестры чем-то заняты? — вдруг спрашивает Чимин все еще с закрытыми глазами, и протягивает ему ватку с руки, напоследок еще раз потерев поврежденную кожу. Юнги забирает комочек с протянутой руки и бросает в то же ведро. — Нет, — отвечает он, глядя на лицо парня, на котором медленно расползалась легкая улыбка. — Просто за четыре дня, что я здесь нахожусь, ты всего один раз заходил сюда, — улыбается Чимин, обнажая ровный ряд своих зубов. — Ты? — Ты первый отбросил формальности, — вскинул бровями младший и распахнул веки, после чего резко втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, от возникшей боли в висках. — Не торопись, — Юнги снова подошел к кровати, встав напротив Чимина, который от такой близости почувствовал приятный запах его ненавязчивого парфюма. — Приложи ладонь к глазам. От тепла прильет кровь и привыкать к свету станет легче. Чимин, слушаясь совета, приложил подушечки пальцев к своим сомкнутым глазам. — Не так, — Чимин почувствовал, как его руки отрывают от глаз и обхватывают за запястья. У Чимина где-то внутри трепещет от его, казалось бы, совершенно «сухих» прикосновений. Но сам факт того что они совершаются этим загадочным доктором, который все чаще посещал голову Чимина в перерывах между болями, придавал происходящему некую интимность. Еще одна особенность Мин Юнги заключалась в том, что как только этот невозможно притягательный врач появлялся в поле зрения младшего, он забывал обо всем касаемом его смертельного заболевания. Все мысли тут же фокусировались на его всегда холодно-невозмутимом лице и глазах, совершенно не проявляющих интерес к чему-либо. Придав рукам правильное положение, Юнги приложил основание ладоней Чимина к его глазам, так чтобы они не доходили до сомкнутых век на несколько миллиметров. — Держи так, — произносит Юнги, убирая свои руки. — Как голова? Прошла боль? — Нет, — отрицательно качает головой Чим. — Еще нет. — Подождем. Юнги, все еще стоя у кровати, заглянул младшему в лицо. Скользнув по его сомкнутым глазам и чуть приоткрытым пухлым губам, он не мог не заметить его привлекательности. Разглядывая расслабленного Чимина, он не отдавал себе отчета в том, что занимается этим делом больше того «приличного» времени, чем следовало бы. — Говорят, что ты странный, — как бы невзначай говорит Чимин. — Уже наслышан? — ни капли удивления или возмущения в голосе, что так приятен Чимину. — Однако медсестра болтливей, чем я предполагал. — Ну, я бы не сказал. Скорее устоять перед моим очарованием она не смогла, — довольно улыбнулся Чим. — В какой-то степени она права, — будто обреченно произносит Юнги. — В чем? — Чимин наклоняет голову набок, кривовато улыбаясь. — В том, что ты странный? Или в том, что находит меня очаровательным? Юнги выгнул бровь, глядя на самоуверенную физиономию младшего. Засунув руки в карманы белого халата, он немного наклонился к Чимину, так, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами напротив. — И в первом, — Чимин еле заметно вздрогнул, не ожидая его голоса так близко, — и во втором, пожалуй, тоже, — протянул Юнги. От легкого дуновения его дыхания у Чимина участилось сердцебиение, и он, убрав руки от лица, медленно открыл глаза. Игнорируя терпимую боль, он уставился на лицо доктора, находящееся в десяти сантиметрах от его собственного, словно испуганный кролик на удава. Непроизвольно задержав дыхание, он поразился тому факту, что это бледное лицо еще более прекрасное вблизи, а темные глаза гипнотизируют своей глубиной. — Не болит? — тихо спрашивает Юн. Чимин, не способный в данный момент воспроизвести что-либо разборчивое, лишь отрицательно покачал головой, не отрывая глаз от врача. — Что ж, — Юнги резко выпрямился и подошел к тумбе у изголовья кровати, включая настольную лампу, — спокойной ночи, — ровным тоном продолжает он, направившись к двери под пристальным взглядом своего пациента, выходит из комнаты. Закрыв за собой дверь палаты, в которой находился Пак Чимин, Юнги, сделав пару шагов в направлении своего кабинета, остановился. «Какого чёрта?» — пронеслось у него в голове. Удивленный своим раскрепощенным поведением в этой ВИП-палате, Юнги только выгнул одну бровь и пошел дальше. Зачем напрасно терзаться вопросами, на которые в данный момент он не мог ответить. Когда точный ответ станет известен, он тщательно все обдумает. Но не сейчас. Человек, в большинстве своем, не склонен по природе обдумывать свои прошедшие действия, задаваясь вопросами: «Почему я вел себя таким образом?», «Что на меня нашло?» и так далее. До тех пор, пока ответ на незаданный вопрос сам не обрушится на него, как ядерный взрыв, поражающий все окружающее так глубоко и сильно, что менять что-либо будет уже поздно.