***
Войдя в столовую, Чонгук нашел Юнги на том же месте, что и обычно, только вот в самом старшем было что-то не так. Набрав без особого разбора еды поднос, Чон молча сел за свое место, не удостоенный и взгляда Юнги. Поднос с обедом перед старшим был не тронут, и молодой хирург подозрительно посмотрел на Юнги. — Хен? — позвал Чонгук, пытаясь привлечь к себе внимание. — Все в порядке? Младший был услышан, но ответить ему Юнги не мог. Не хотел. Перебрав про себя различные варианты возможных причин такого мрачного настроя, Чонгук решил не тянуть время и предположить наиболее вероятный из всех. — Хорошо. Тогда так: что с Чимини-хеном? — если он не прав, чему Чон был бы рад, то Юнги одарит его своим презрительным взглядом, если же прав, то… — У него сегодня проявились вестибулярные симптомы, — прозвучал предельно ясный ответ. — Я не заметил сегодня ночью, хотя я и не мог: хен все время, пока мы говорили, сидел на кровати, — озвучил свои мысли вслух младший хирург. — Насколько сильно? — Пока, как я понял, у него только слабость в ногах. Стоять и ходить в интервалах может, — поясняет Юнги. Это был диалог между двумя врачами, за медицинскими терминами которого скрывались обычные слова поддержки двух обычных друзей, но говорить ими вслух они разучились уже давно, еще с тех пор, как в первый раз открыли книгу по анатомии. — Где опухоль располагается? — спрашивает Чон. — В затылочной части, — автоматически отвечает Юнги. — Значит еще и зрение? — предполагает младший. — Да. — Это в каком-то смысле хорошо, — задумчиво тянет Чонгук. — Да, — вновь соглашается Юнги. — Если бы она располагалась где-то в ином месте, он мог бы лишиться способности говорить или даже думать. Чимину повезло, — проговорил Юнги, глядя безэмоционально на стол. — Должен ли я кого-нибудь поблагодарить за столь щедрое снисхождение к нему? — прозвучало немного злостно, на что Чонгук только сдержанно выдохнул. — Хен, позволь мне помогать тебе с ним, — через пару минут молчания, говорит Чонгук, заглядывая старшему в глаза. — Я сейчас ничем кроме научного проекта не занят. — Ты хочешь помочь мне? Тому, кто и сам ничем помочь не может? — недоумевает Юнги. — Я знаю, — твердо отвечает Чонгук, отодвигая от себя поднос с едой, к которой он уже не притронется. — Ты ничего от этого не потеряешь. Просто дай свое согласие, ведь круглосуточно быть рядом с ним ты физически не сможешь. — Это из-за крылатого? — с раздражением в голосе спрашивает Юнги. — Нет, это не из-за Ви, — поспешно отвечает Чонгук и, заметив, как поморщился старший, услышав имя ангела, решил не говорить пока о том, что он может видеть Ви. — Это ради тебя, — честно называет причину Чон, и Юнги заметно расслабляется, зная, что он говорит правду. — Ты прав. Я не смогу. — С кем он сейчас? — выясняет Чонгук. — К нему приехали родители, — Юнги встает из-за стола и поднимает полный поднос с едой. — В это время он всегда с ними. Сегодня можешь не заходить к нему, к тому же у меня сегодня дежурство.***
Наконец, покончив со всеми делами, с которыми доктор Мин провозился дольше чем обычно, так как сконцентрироваться на чем-то, когда в голове только один человек, удавалось с трудом, он вернулся в палату к Чимину в то время, когда за окном уже наступила ночь. В палате было темно, и Юнги смог разглядеть силуэты предметов в комнате только благодаря слабому свету из окон от уличных фонарей. Подойдя к кровати, он услышал тихое сопение и решил не будить Чимина, которому день привнес немало причин для усталости. Доктор направился к окну и долго стоял подле него, смотря сквозь стекла на проезжающие мимо машины, бредущих по улице людей. Смотрел, но не видел. В состоянии какого-то оцепенения в его голове медленно текли одна мысль за другой, но если бы Юнги спросили о их содержании, то вряд ли бы он смог ответить, о чем они были. Из этого состояния его вывел стук в дверь, после чего в комнате включили свет. — Доктор Мин? — в проеме двери стояла медсестра с подносом в руках, на котором было все приготовлено для инъекции. — Нужно поставить обезболивающее. — Ставь, — кивнул Юнги, глядя на просыпающегося Чимина. Дождавшись конца процедуры и выхода девушки за дверь, старший выключил основной свет палаты, включив ночник на тумбе у изголовья. — Я думал, твои родители останутся с тобой сегодня, — говорит Юнги и садится на стул у кровати, на которой лежал Чимин, смотря куда-то в пространство перед собой. Так как младший сначала на него никак не отреагировал, доктор чуть было не решил, что у него снова приступ, но Чимин, вдруг печально улыбнувшись, повернул к нему голову. — Я поругался с ними, — говорит он, пытаясь придать своему голосу твердость. — Именно потому что мама хотела остаться. На ночь и на постоянно. Но я не захотел, — Чимин вновь уставился в невидимую точку перед собой и, громко шмыгнув носом, замолчал. — Их глаза, их взгляд… — через несколько минут вновь начинает Чимин. — Когда они смотрят на меня так, я чувствую себя в тесных стенках открытого гроба, к которому они подошли, чтобы попрощаться со мной, — шепчет Чим, обратив свои немного влажные глаза к Юнги. — От него хочется умереть сейчас и не мучить ни себя, ни их, — со злостью шипит он, сжав пальцы в кулаки. — Этот взгляд убивает во мне то, что еще живо. То, чему своим взглядом даешь жизнь ты. И я не хочу это потерять, — его голос дрожит, когда Чимин произносит последние слова, но он полон уверенности и решимости, глаза блестят от непролитых слез, но в них столько отваги. От этого всего что-то болезненно сжалось внутри Юнги, от чего дышать стало трудно, и в горле встал ком. Огромный ком из несказанных слов о том, что именно Юнги был мертвым до встречи с Чимином. Это он проживал день за днем подобный тем, из кого ангелы смерти вынимали душу. Что тем, кто придал каменному сердцу внутри тепло, был именно Чимин, а не он. И что своей смертью он убьет в нем то, чему, так необдуманно, дал жизнь. — Поцелуй меня, — просит Чимин, который по глазам Юнги понял все без слов. Медленно встав со стула, Юнги под пристальным взглядом младшего подходит к кровати и, склонившись над ней, запускает свою руку в волосы Чимина, уткнувшись лицом в его шею. Он громко дышит, опаляя горячим воздухом нежную кожу, ключицы, и пытается справиться с огромным наплывом чувств, которых не испытывал никогда. Не отрываясь от Чимина, Юнги садится на кровать и, просунув вторую руку под него, поднимает неестественно легкое туловище младшего, сжимая его в своих руках. Эти минуты длятся вечность и одновременно с тем так быстро кончаются, унося с собой бурю внутри Юнги, и он, немного освободив кольцо из своих рук вокруг Чимина, отыскивает в этом нежном пучке тепла желанные губы, вымещая в поцелуй всю свою любовь. Утопая в разгорающейся в крови страсти, Юнги не сразу замечает, как проворные руки младшего стали стаскивать с него его халат и, когда он практически справился с этим, доктор резко отстранился, встав с кровати. Чимин смерил Юнги непонимающим взглядом и тяжело дышал через рот, приоткрыв раскрасневшиеся от поцелуя губы. — Что такое? — недоуменно спрашивает Чим. — Тебе… нам нельзя, — отвечает Юнги, поправляя на себе халат хотя бы для того, чтобы скрыть свое возбуждение. — Ты серьезно? — искренне не понимает Чимин. — Абсолютно, — делает шаг назад Юн. — Ты слаб, это может плохо сказаться на тебе, — уверенно проговорил он, зная, чем может закончиться все это, если вся кровь отхлынет из головного мозга — скорее всего, это приведет к приступу. — Ты боишься, что я снова ослепну? — говорит Чимин, в котором вместе с возбуждением стала закипать злость. — Этого бояться должен ты. Несколько секунд Чимин прожигает Юнги взглядом, от которого сгорел бы на его месте любой, но не Мин Юнги. Только доктор не сделан из глыбы льда, и с каждым мгновеньем его сущность врача неумолимо отступала, проигрывая мужчине, которому просто хотелось взять то, что он хочет. Осознавая то, что доктор внутри него все же проиграет, Юнги, втянув в себя воздух, разворачивается и идет к двери. Так как на то, чтобы уйти, у него есть причины: Чимин слаб и он умирает. Юнги уходит, потому как любит его. — Чертов Мин Юнги! — чуть ли не кричит Чимин с кровати, немного привстав, когда рука Юнги уже схватилась за ручку двери. — Вернись и возьми меня сейчас же! Чим не знал, скольких усилий стоило Юнги просто дойти до этой двери, и своим властным тоном он разрушил их все. Закрыв глаза, доктор сильнее сжал в руке металлическую ручку, в поисках причин на то, чтобы остаться. Каково было его удивление, когда он понял, что эти причины идентичны тем же причинам, по которым он хотел уйти: Чимин слаб и завтра станет еще слабей, он умирает и утром станет еще на день ближе к смерти. Если не сейчас, то никогда. Пальцы Юнги, соскользнув с гладкой поверхности ручки двери, переметнулись ниже к защелке, и до Чимина донесся звонкий щелчок. Младший замер в ожидании дальнейших действий доктора и неотрывно следил за фигурой, застывшей у двери в слабом свете ночной лампы. Юн развернулся к нему, и Чимин нетерпеливо сглотнул, прикусив нижнюю губу, потому что это был совсем другой Юнги, не тот, что собирался уходить пару минут назад. Медленно приближаясь, доктор неторопливо снимает с себя халат и буквально выбивает из Чимина чувственный выдох своим стальным, голодным взглядом, под которым Чим сжимается и неосознанно хватается за простыни под пальцами, ощущая себя самым желанным на этом свете. Юнги резким движением руки ослабляет галстук на шее и, глазами раздевая Чимина, улыбается одним уголком губ. — Вот теперь я боюсь, — тихим голосом проговаривает младший, глядя на то, как Юн, сняв галстук через голову, кидает его куда-то на стул у кровати. — Боишься? — Юнги обнажает свои зубы в хищной ухмылке, его ловкие пальцы одну за другой расстегивают мелкие пуговки на белой рубашке, открывая взору бледную кожу груди и плоского живота. Расстегнув рубашку полностью, Юн забирается на кровать и нависает над дрожащим под ним телом. — Не бойся, — звучит шепот с хрипотцой. — Тебе понравится. Юнги впивается в чуть приоткрытые влажные губы Чимина, которыми невозможно насытиться. Углубляя поцелуй, Юн проникает языком в горячую сладость, и ее хочется испить до дна, захлебнуться в ней, опьянеть без надежд на протрезвление. Чимин стонет в поцелуй, чувствуя, как его покидает разум, оставляя после себя только первобытные инстинкты. Просунув руки в полы распахнутой рубашки, Чим обвивает ими талию Юнги, притягивая его ближе, от чего чувствует на себе его возбуждение. Это сводит с ума. Юнги сводит его с ума. От недостатка кислорода кружится голова, и Юн, нежно куснув младшего за нижнюю губу, отрывается от него, тяжело дыша. Нуждаясь в Чимине больше, чем в воздухе, он, не успев отдышаться, спускается вниз по шее, оставляя на пульсирующей коже влажные следы. Нащупав конец больничной рубашки Чимина, Юн, привстав, снимает мешающую ткань через голову и припадает губами к выпирающим ключицам. Желая попробовать на вкус каждый сантиметр его кожи, Юнги ощущает в своих волосах пальцы Чимина, слышит его глубокое дыхание, прерываемое чувственными стонами. Кажется, что температура в палате достигла своего предела, сгорая в смешанном их прерывистым дыханием воздухе, они забыли все: где они, что было вчера и что будет завтра. На устах лишь имена друг друга, и это самое дорогое, что есть у них сейчас. Приподнявшись, Юнги снимает с себя рубашку, кидая ее куда-то во мрак комнаты, неотрывно наблюдая за разгоряченным Чимином под ним. Его волосы разметались по простыне, алые от поцелуев губы приоткрыты, грудь высоко вздымается в частых вдохах, и не хватит слов для того, чтобы описать все чувства Юнги от представшей перед ним картины. Не стерпев вида голого торса, Чимин поднялся к стоящему на коленях Юнги и приник поцелуем к его груди, языком обводя чувствительный бугорок соска. Руки младшего нашли пряжку ремня на его брюках, и пальцы вслепую, ловко принялись за дело. Переполненный наслаждением, Юнги откинул голову назад и мягко схватился за волосы младшего, когда почувствовал, как Чимин, расстегнув ширинку, стянул брюки вниз. От происходящего ни одной внятной мысли в голове, лишь закипающая в крови животная страсть и похоть. Ощутив свободу от теперь единственной преграды в виде боксер, Юнги несдержанно застонал, когда Чимин обхватил своими пальцами его твердую плоть. Оттянув младшего за волосы назад, Юн запрокинул его лицо кверху и прижался к мягким губам Чимина, который все продолжал водить рукой по его восставшему возбуждению, от чего Юнги сдавленно простонал ему в губы. Все внутри горело, казалось, что каждая клеточка тела стала распадаться на атомы, перенасыщенная страстью. Схватив Чимина за плечи, старший отодвинул его от себя и вынудил лечь. — Юнги… сейчас. Хочу тебя в себе сейчас, — развязно шепчет Чимин, глядя на него затуманенными глазами. — Тш-ш, — Юнги наклонился к нему в коротком поцелуе и слез с кровати. Сняв полностью с себя брюки, Юн помог Чимину стянуть с себя больничные штаны. Подойдя вплотную к кровати, Юнги склонился над младшим и, рисуя губами на впалом животе узоры, спускался все ниже, упоенный тонким голосом, выдыхающего его имя. Добравшись до желанного места, Юнги поднял глаза к Чимину. — Боже, Юнги. О, не… о-ох, — протяжно простонал Чим, почувствовав на своей плоти его губы. Расфокусированным взглядом Чимин улавливал движение темной макушки внизу и, не в силах сдерживать срывающиеся из уст стоны, запустил свои пальцы в густые волосы Юнги. От такого Чимина, выгибающегося дугой на кровати, от его сжимающихся пальцев в волосах, Юнги достиг пика своего желания и, подавшись вверх, приник к его губам глубоким поцелуем. — Такой сладкий, — с придыханием прошептал Юн, чувствуя, как руки Чимина обнимают его за шею. Глядя в глаза Чимина, Юнги приложил пальцы к своим губам и провел по ним влажным языком. Просунув между ними руку, он коснулся узкого кольца мышц и медленно ввел в него два пальца, растягивая упругие стенки. Чимин шумно выдохнул и, не прерывая зрительную связь, прикусил нижнюю губу. — Хочешь меня? — спрашивает Юн, продолжая поступательными движениями растягивать младшего. Чимин, поддавшись бедрами навстречу Юнги, утвердительно кивнул. — Вслух, — потребовал старший, вводя в него уже три пальца, на что Чимин, вскрикнув, выгнулся в спине. — Хочу тебя, — на выдохе отвечает Чим. Большего ему и не надо. Расплавляя Чимина взглядом, Юнги плавно входит в него до основания и, стараясь не сорваться, дает младшему привыкнуть к нему. От долгожданной заполненности, Чимин тает в своем запредельном наслаждении, жадно хватая воздух ртом. Он игнорирует легкие неприятные ощущения и нетерпеливо подается тазом ближе к Юнги. — Двигайся, Юнги, прошу, — простонал Чимин, уткнувшись старшему в ключицы, обнял его за поясницу. Не заставив Чимина долго ждать, Юнги выпускает из узды вырывающуюся страсть и начинает ритмично двигаться, сходя с ума от того, как в нем тесно и горячо. При каждом своем толчке Юнги задевает чувствительную точку внутри Чимина, выбивая из него громкие стоны с обрывками воздуха, приближая его к кульминации. В завершении Чимин протяжно стонет, откинувшись на простыни в экстазе, изливается себе на живот, пачкая в теплой жидкости их обоих. Через пару резких толчков кончает и Юнги, наполняя младшего своим семенем, он топит свой полурык в шее Чимина, все еще пребывающего в пучине накрывшего его оргазма. Спустя нескольких глубоких вдохов, Юнги приподнимается на локтях и озабоченно разглядывает тяжело дышащего Чимина, губы которого застыли в слабой улыбке. Не в силах произнести и слово, Юн гладит младшего по влажным волосам и стирает ладонями мелкие бусинки пота с его лба. — Я тебя не вижу, — придя в себя, шепчет Чимин и улыбается, обхватив руками лицо Юнги. И ему совсем не страшно, чтобы не произошло сейчас, ничто не омрачит эти минуты счастья. — Это я, — уверяет его доктор. — Твой чертов Мин Юнги, — перехватив руку на своей щеке, целует Чимина в раскрытую ладонь. — Ты этого никогда не забудешь, да? — смущенно рассмеялся Чим. — Не забуду, — мягко улыбаясь, отвечает Юнги. — Никогда.