Игрушка

У кресла были очень удобные пластиковые подлокотники, покатые такие и не очень высокие. И само кресло было пластиковым и совершенно прозрачным. На подлокотники я закинул ноги – с одной свисали белым флагом, не желая падать, трусы. В такой позе я мог приподниматься, откинувшись спиной на грудь Великого, и опускаться – на его торчащий из расстегнутой молнии хуй. I know I won't change, I have tried Was feeling so caged, hands tied I can't find anything feeling so right It's blinding all. Приглушенная музыка из динамиков задавала неторопливый ритм. Хорошо, нечистый убежал обслуживать интуристов, потому что наше пыхтение и характерное поскрипывание стула явно доносились за занавеску. Я пытался делать все как можно тише и двигаться осторожно, но Великого это явно не устраивало. Ухватив за пояс, он резко насадил меня на свою елду, так что я не удержался и охнул. - Что же ты, девочка моя, зажимаешься? – зубы больно прикусили ухо, пальцы стиснули соски до сладкой боли. – Хотела же сама новому научиться, да? - Ага, - простонал я, нетерпеливо крутя попкой, - только не хочется, чтобы учителями были зеки в СИЗО. - Уверен? – Великий принялся полировать мой членик, умело вращая запястьем. – Очень распространенная фантазия. Могу организовать по блату. - Вот себе и организуй, - прошипел я, откидываясь на грудь хозяина, чтобы начать двигаться – невмоготу уже было, но этот изверг меня удержал. - Куда! Нахальных и нетерпеливых девочек наказывают – а я наказывать люблю. «Кто б сомневался!» Великий нагнулся, повозился в груде одежек, стряхнул с вешалки очередные брюки. Но нужны ему были не они, а вешалка – деревянная, с двумя стальными зажимами. Он попробовал ее на вес, прищемил зажимом палец – я заметил черную резиновую подушечку на конце. Глянул оценивающе на меня, сдвинул «прищепки» поближе друг к другу. - Что ты… - пришлось откашляться, так вдруг пересохло в горле, - собираешься с этой штукой делать? - Тш-ш, Пупсик, просто расслабься, - прошептал мучитель и нацелился вешалкой мне на соски. Я задергался, внезапно остро ощутив, что не могу освободить руки, а на горле у меня все еще болтается удавка-галстук. - Тихо, я сказал! – Великий в буквальном смысле взял меня за яйца, да еще сдавил, сука. – Не двигайся, пожалеешь. Я часто и быстро дышал, сердце колотилось, как бешеное, челюсти намертво сцепились, загоняя в глотку неслучившийся крик, но хуже всего было другое – возбуждение, темное, тяжелое, нахлынувшее внезапно, как волна - отголосок чужого тайфуна, грозящая захлестнуть с головой. It's dangerous To sacrifice it makes your blood run To throw the dice It's dangerous it's what you like It's what you'll die for Великий заметил, что меня колбасит, – просто почувствовал, будто внутри у него сработал радар тонкой настройки. Отпустил яички, шлепнул по моему стояку – от писюна аж звон пошел, внутри все задрожало. А потом присобачил вешалку мне на соски. Сначала один зажим, потом – чуть выждав – другой. Давило сильнее, чем от прищепок, но резина, которая должна была защитить ткань, делала боль терпимой. И тут Великий отпустил вешалку. Если бы его рука не накрыла мне рот, на вопль сейчас точно бы уже мчались все менты Невского. - Тише, Пупсик, тише, - нашептывал хозяин, ласково поглаживая и подергивая мои яички. – Ты же у меня сильный, да? Ты выдержишь. Тут не больше двухсот грамм всего, распределены равномерно. Сиськи не оторвуться, не ссы. Считай, это тебе орден за отвагу. - С-сука, блять! – вылетело хрипло из меня, стоило ему отнять ото рта руку. - Блядь – это ты, Пупсик, - хмыкнул Великий. – Тебя же это все торкает. Ты же течешь, девочка моя, - он продемонстрировал мне пальцы, блестящие от моей смазки, мазнул по искусанным губам. – Давай, поскачи на хозяйском хуе. Пошла! Я снова откинулся на него и осторожно приподнялся на бедрах, стараясь не тревожить болтающуюся поперек груди гребаную вешалку. Боль уже притупилась, стала терпимой, но по опыту с прищепками я знал, что ощущения станут острыми, стоит шевельнуть зажим. - А где же огонь? – издевался Великий. – Где страсть? Он слегка толкнул вешалку. Я дернулся, соскользнув вниз по хую, из груди с шумом вырвался воздух. - Уже лучше, - прокомментировал мой персональный садюга. – Еще разок? Он приподнял вешалку, потянув за конец прижатого ею галстука. Я взлетел вверх, чуть не соскочив с залупы. - Какой энтузиазм, - хихикнул хозяин. – Так мне нравится гораздо больше. Великий принялся чуть приподнимать и опускать деревянный брусок, дергая за галстук и управляя моими движениями, будто вешалка в тандеме с удавкой была диковинным пультом. Я заскакал на хуе с резвостью наездника на финишной прямой. Мой писюн болтался в такт, бесстыдно пуская на пол блестящие слюни. С губ срывался нечленораздельный хрип, каждый раз, когда елда в кишке задевала простату. - Что, сучка, может, мне стоит сейчас отдернуть занавеску? – внезапно прошептал Великий. – Может, Вадим захочет к нам присоединиться, а японцы заснимут все на камеру? Я замер, приподнявшись на его елде – для этого пришлось прогнуться в спине и шире развести бедра. Зеркало поймало испуганное отражение: худенький парнишка в одной расстегнутой рубашке, раскрытый так, что отчетливо видно податливое очко, обхватившее головку толстого, налитого хуя. Бледная грудь в красных полосах перечеркнута черной деревяшкой, потемневшие, припухшие соски оттянуты книзу. Мой взгляд встретился с глазами Великого – в них клубилась мгла, пронизанная золотыми молниями. Он взялся за вешалку, медленно потянул, одновременно удерживая меня за плечо, не давая податься следом. Я застонал, закусив губу. «Значит, сиськи не оторвуться, да? Как насчет того, что лопнет кожа-а-а!» Внезапно Великий отцепил зажимы, отшвырнул вешалку на груду одежды и сдавил измученные соски пальцами. Хрипло матерясь, я соскользнул по его стволу до яиц, брызгая из членика прямо на коврик примерочной – черный такой, на нем особенно отчетливо выделялись кляксы кончи. «It's dangerous, so dangerous, dangerous», - вопило откуда-то из-под потолка. - Что-нибудь подобрали? – как по волшебству раздался из-за занавески голос нечистого. – Размер не маловат? Очко у меня сжалось от ужаса, заставив Великого тихо ахнуть. - Размер подходит идеально, - совершенно спокойно ответил он – даже виду не подал, зараза. – На попе сидит просто… секси. Но кое-что нам понадобиться примерить еще раз. - Конечно-конечно, не спешите, - Вадим испарился в сторону японской речи. По ходу, интуристам захотелось воспользоваться соседней примерочной. - Валим? – предложил я, хотя больше всего хотелось просто сидеть так, развалившись на хозяине, пока он растирает болезненно набухшие и даже будто вытянувшиеся соски. - Фигасе! – возмутился вполголоса Великий. – Бот кайф словил, а топу теперь что, мучиться? Не, я же сказал, тебе придется кое-что по второму разу примерить. - Только не вешалку, - простонал я, но хозяин уже вытряхивал меня из кресла, а заодно и из пиджака. В мгновение ока я оказался прижат спиной к стене – шероховатый кирпич врезался в спину. To live this life we're going on No we'll never stop We're going on 'till worlds collide It's dangerous, so dangerous, dangerous В соседней кабинке за тонкой перегородкой шуршало, там лопотали по-японски, вроде мужик и баба. А Великий задрал мне руки – ладони на крючки, те, на которые тряпки обычно вешают. Оказалось, на них можно повесить и кое-что другое – например, раба, чтобы удобнее было трахать. - Держись, - выдохнул мне в ухо Великий и одним рывком задрал мне ноги, отрывая от пола. Раскаленный хуй без труда нашел растянутую дырочку и уверенно скользнул внутрь. Я плотнее обхватил хозяина ногами, скрестил лодыжки на пояснице. Подтянулся на крючках, согнув локти, чтобы уровнять разницу в росте. И мы понеслись. A thief in the night, out of sight It's out there waiting to ignite The fever will rise, rise, rise Taking over my mind Кажется, нечистый так и сновал мимо нас – под занавеской мелькали его тупорылые ботинки на платформе. Кажется, совсем рядом говорили по-английски. Хуй Великого выбивал искры у меня из глаз и мутные капли из вконец потерявшегося в ощущениях писюна – он терся сразу об два живота и таял, истекая соком, хотя встать в полный рост уже не мог. Я хрипел куда-то хозяину в шею, на которой сильно и часто билась жилка, а он то вылизывал, то прикусывал мое ухо, пока наконец не нашел губами мой рот. Я поймал и вдохнул его крик - и это было лучше, чем волшебный дым. I know it's not sane, close my eyes Keep searching the edge of life 'Cause that's the only place I'll ever find That makes me whole.