Игрушка

- Ну, и кому из вас пришла в голову гениальная идея этого... этого.., - директриса Любовь Андреевна всплеснула руками, не в силах выразить нахлынувшие эмоции. - Маскарада, - подсказал Великий, пытаясь пошевелить руками, стянутыми смирительной рубашкой. Его хаер, выкрашенный в розовый клоками, стоял дыбом – результат моих усилий и помощи детского лака для волос «Добрая фея». Маска а-ля Ганнибал Лектор на морде слегка затрудняла дикцию, но директриса суть уловила. - Непотребства, - поправила она, кривя напомаженные губы. – Тебе, Сапожников, или Журавлеву? Мы переглянулись. - Ему, - и указали одновременно друг на друга. - Ну ладно, костюмы! – Любовь Андреевна нервно одернула пиджак. – Модно, наверное, сейчас. У молодежи поветрие... Но почему – психушка? – палец с аккуратно наманикюренным ногтем ткнул в мою смирительную рубашку – сшитую из простыни, с кожаными ремнями, эротично обтягивающими голые ноги. Маски на мне не было, зато девчонки из класса не поскупились на грим – глаза дико поблескивали из черных теней, синяки под глазами усиливали меловую бледность. – Это что, какой-то намек?! Бюст директрисы возбужденно вздымался, плечи под красным пиджаком распрямились, демонстрируя готовность к бою. - Нет, что вы, Любовь Андреевна, - прогундел из-под маски Великий. – Как можно... Тут символика самая позитивная: родная школа любого вылечит, даже буйнопомешанного. - И любовь к знаниям привьет, - поддакнул я, почесывая бедро накрашенными черным лаком ногтями. - Вылечит, значит, - директриса тяжко вздохнула. – Эх, была б моя воля, я бы вас точно вылечила... ремнем по одному месту! Жаль, весь класс на колене не разложишь. Додумались тоже: превратить последний звонок в балаган. Она пожевала губами, потеребила на столе какие-то бумажки. Повздыхала. - И куда только смотрела ваша классрук! - А Ольга Николаевна не в курсе была, - встал Великий на защиту нашей юной, едва из института вылупившейся педагогини. - Это сюрприз, - поддакнул я. - Вот после таких сюрпризов учителя и седеют! – директриса поправила прическу на висках и вдруг подняла на нас смеющиеся глаза, показавшись сразу лет на двадцать моложе. – Ладно, идите уже. Девчонки, небось, заждались красавцев. Не дожидаясь повторного приглашения, мы пулей вылетели из кабинета, чуть не столкнувшись в дверях с Ерохиной. Ее смирительная рубашка больше напоминала полупрозрачную ночнушку. - Выпустила без репрессий? – Светка запустила пальцы в стоящие вертикально патлы и кокетливо их взбила. – Так, все к маршу готовы, только вас ждем. А цепи ваши где? Разве вам Танька не раздала? К счастью, цепи отыскались на подоконнике. Мы встроились в колонну сбежавших из дурдома и, потрясая обрывками цепей, строевым шагом двинулись по школьным коридорам, распевая: Мама научила шить меня, заодно учила как жить на днях Папа рассказал потом еще, что есть плохо, нормально и хорошо Тут как тут пришли учителя, До сих пор все уши от них болят И вот на работе толстый босс каждый день насилует мне мозг… Голос у меня есть, зато слух начисто отсутствует, поэтому я просто открывал рот за компанию на куплетах, и громко орал припев-речевку: Вам нас не изменить Мы не умрём пока ждем перемены! Мы не станем просить, моему поколению все поколено! Если честно, идея с шизиками была вообще не наша. Это детдомовские придумали, Танька со Светкой. Просто мы с Великим за прошедший учебный год так «положительно» себя зарекомендовали, что директриса за каждый чих нас в кабинет таскала. Ну и деда Эда заодно – типа повлиять на нас просила. А дед и бегал в школу в свое удовольствие, был бы предлог – у него с Любовью Алексеевной еще до нас намечались амуры. А когда появились мы, отношения, так сказать, перешли на новый уровень. Деда, кстати, на самом деле Эдом звать, Эдуардом, то есть – это не прикол. Только он не мой родственник, и ни разу ни Сашкин, а Журавлевский. Потрясный кент. Я у него теперь во внуках хожу, а Великий в племяшах. Если бы не он, фиг бы мы тут сегодня строем в психах ходили, да и вообще школу смогли закончить. А он нам крышу над головой дал, имя свое - поручился за нас перед директрисой, расписался, где надо, вместо родителей... Амуры, кстати, великая вещь – на что ради них глаза не закроешь. А я ведь на Журавлева вообще нигде не похож. Только настоящий-то внук к деду в последний раз еще в шесть лет приезжал. Таким его в поселке и запомнили: худеньким юрким пацаненком с белыми одуванчиковыми волосами. Так что мне татуху сбрить пришлось. И оставшийся клок на макушке снова покрасить, чтобы стать блондином. Вопросов ни у кого так и не возникло: ну приехал к старику внук на пожить и приехал. А что ему еще делать, если родители за бугор намылились работать, а ребенку школу надо заканчивать, и ЕГЭ на носу? И главное, спалиться риска нету – потому что настоящий-то Журавлев уже за бугром. Его туда папашка быстро учиться сплавил, как только шухер из-за притона поднялся. Пухлячок наш там первым свидетелем бы по делу проходил, так что батянька подсуетился, и сына с глаз долой и, как говорится, вон. А помог нам пацан из благодарности. Потому что для него из-за той массакры, что Великий устроил, кончилось все, и стал он свободен, как птичка, упорхнувшая в страну, где такие, как мы, могут спокойно целоваться на улице, вступать в браки и даже детей заводить. У деда Эда Журавлев – единственный внук и любимый. Вот только из-за каких-то семейных терок они последние годы только по Скайпу и общались – родаки запрещали. В общем, Журавлик деда в свои и наши дела посвятил и попросил помощи. А до отъезда даже успел документы для школы переслать – копии, конечно, но от оригинала не отличишь. Так я из Дениса стал Макаром. Это у Журавлева имя такое. А Сашка остался Сашкой. Откуда он личное дело и выписки с оценками раздобыл – тайна, покрытая мраком. Не иначе, обнес учительскую. Как наш дед директрису ублажал, я тоже не в курсе, но в класс со мной Сапожникова зачислили. За прошедшие месяцы нам обоим стукнуло по семнадцать. Осталось только экзамены сдать, а потом... Меня Великий собирался в универ поступать, а сам работать. Аргумент у него был такой, что я по результатом ЕГЭ на бюджетное пройду, а кому-то на покушать зарабатывать надо. На что я отвечал, что мы и оба могли бы работать – подрабатываем же и сейчас на сезонках, не деду же нас на пенсию тянуть. Но Великий уперся рогом – и ни в какую. Одному из нас – обязательно учиться, и по всему выходит, что мне. А все из-за того, что у Сашки мозги есть, только... ну, после всего в них замыкание бывает случается. И тогда он не то что школу, вообще людей видеть не может – кроме меня, деда и орнитологов. Тогда он в лес уходит и там с птицами возиться на станции, или сети чинит, или еще какую мелкую работу делает за копейки – главное, что на территорию только туристов пропускают и только малыми группами с гидом. Так что он там весь день один с пеночками. Поэтому я решил, что если все-таки учиться, то наверное на психолога или психотерапевта, так что наши сегодняшние костюмы мне ну очень доставили. В общем, на этом в нашей с Сашкой истории можно было бы поставить жирную... нет, не точку, а запятую, потому что я верю – у нас еще много хорошего впереди. И еще потому, что нам надо дождаться решения суда по делу директора и Сапожниковской секты. То, что было на карте из мобильника Великого, мы скопировали и отправили во все крупные газеты и на тв с пояснениями. На волне школьного скандала пошел материал хорошо, и шторм в прессе быстро превратился в тайфун. Родители пострадавших ребят подали заявление в прокуратуру, и колесо правосудия, скрипя, завертелось, хотя господин Черный и пытался совать в него многочисленные палки. Возможно, наши с Великим показания ускорили бы процесс, но мы все еще опасались Внутреннего круга – в ожидании суда многие из них гуляли под подпиской. К тому же в такой разветвленной организации концов никогда не найти, а нам не улыбалось помирать от розочки в руке какого-нибудь гопника, подключенного к очередному кругу. Да и потом – что бы сделал суд с Великим? Знаю, это малодушно, но пусть лучше другие объясняют в присутствии представителя опеки, в какую дырку им совали, сколько раз и как... Ну вот. Мы смогли начать жизнь заново на узкой полоске суши, окруженной морем. Мы смогли сделать это вместе, хотя и не спим в одной постели, как хотелось бы – тут дед нас обломил. Сказал, если застукает за этим делом, тут же выставит за дверь, в штанах мы там или без штанов. Так что нам приходится проявлять изобретательность. Вот опять же вне сезона хижины орнитологов пустуют, а это почти шесть месяцев в году. Только отопления там нету, это да. Но хуле, мы закаляемся. И туалеты в новой школе уже хорошо освоили. А когда тепло – пляж и дюны. Хотя они уже не нужны Великому, чтобы говорить, что он чувствует. Я его научил. Всегда проще повторить за кем-то, чем быть первым. Эй, руки прочь от нас детей, Hey leave us, kids alone!!! Проорал я вслед за всеми, и мы высыпали во двор, обсаженный цветущими яблонями. Кто-то с гиканьем запрыгнул Великому на спину, кто-то подхватил меня на руки и потащил – в этот момент мы все были детьми, детдомовские, домашние и потерянные где-то между. Мы просто радовались солнцу, лету, свободе и еще не ясному, но определенно прекрасному будущему, которое лежало перед нами в высокой синеве, подчеркнутой прозрачными спиралями облаков.