Князь Тьмы

Гермиона говорила долго и монотонно, во рту давно пересохло, но слова продолжали литься, словно на исповеди. Иногда взгляд Драко становился чуть ли не насмешливым, и начинало казаться, что она всё выдумала. Чем дольше она пребывала в своём прежнем мире, который продолжает жить по законам вселенной, тем менее вероятным казалось всё, что произошло в Петле Времени. Иногда Драко обрывал её речь и задавал вопросы. Что-то уточнял об отце, переспрашивал по несколько раз, словно пытаясь убедиться, что она не бредит. — Прошу тебя, у меня очень мало времени… — И я, по-твоему, должен поверить, что мой отец женился на грязнокровке? Тем более на тебе! Душа ушла в пятки. — Я не знаю, почему он так поступил. Возможно, пожалел меня. — Мой отец?! — Я понимаю, как это звучит. Я думала, ты знаешь, что он жив. — Знаю. — Тогда почему ты не можешь мне поверить, Мал… Драко? — Отец, каким я его знал, никогда бы не допустил мысль о связи с грязнокровкой. Он скорее позволил бы тебе сгореть на том костре. — В том мире он не чистокровный волшебник. Там он гораздо значимее, гораздо… — Гермиона не могла подобрать слова, чтобы выразить тот трепет, который испытывает каждое существо при виде своего Князя. Она не знала, как предать ощущение приказа, которое словно неподъёмный камень заставляет припадать к земле и пресмыкаться перед Хозяином. Всё это казалось непостижимым, особенно здесь, где самым страшным существом был канувший в лету Тёмный Лорд. Но даже он был человеком всего лишь… — Послушай, я не знаю, почему он спас меня. И не представляю, зачем сделал своей… женой. Но в том мире жена Князя не больше, чем рабыня. Я, как и все остальные существа, служу ему, подчиняюсь его воле. И сейчас он велел мне отыскать записи вашего предка… Гермиона протянула записку, которую всё ещё сжимала в руке. — Ты ведь знаешь почерк отца? Драко тщательно изучил листок, разве что на язык не попробовал. — Того, что ты ищешь, здесь нет. — Как нет? Откуда ты знаешь? Он придвинул стремянку и устроился на ступеньке, задумчиво уставившись в потолок. Очень не хотелось подгонять его, чтобы не разрушить зыбкое равновесие, но время играло на чужой стороне. — Драко… — Ты знаешь, как погибла моя мама, Грейнджер? — Нет. Люциус избегает этой темы. Она едва не прикусила себе язык, заметив, как Драко поморщился, когда она произнесла имя его отца так обыденно и по-домашнему. — Видимо, у него осталась хотя бы капля совести, — пробормотал он. — Мне нужно выпить. Иди за мной. — Драко… у меня совсем мало времени. Я… — Это в твоих интересах, — бросил он, ничего не объясняя, чем очень напомнил отца. Гермиона мысленно выругалась, но всё же прошла вслед за Драко в кабинет. Если не останется выбора, она будет выбираться из мэнора с боем, но пока прошло не более полутора часов, с тех пор, как она вошла в мэнор. Драко уже успел наполнить один бокал янтарной жидкостью. — Ты будешь? — Я бы лучше чего-нибудь съела, — скромно призналась Гермиона. Он только хмыкнул, снова напоминая Люциуса, отчего сердце болезненно сжалось, а затем взмахнул палочкой. На столе материализовался изящный поднос с кучей разных пирожных. Гермиона схватила эклер и почти целиком запихала его в рот. Драко не торопился начинать разговор, даже не смотрел на гостью, позволив той спокойно набивать желудок. — Когда отца решили казнить, нам казалось, что наши жизни оборвутся вместе с его, — заговорил он, когда Гермиона насытилась и откинулась на спинку кресла. — Я умолял маму не ходить, хотел, чтобы она запомнила его живым, полным сил, словом — таким, каким мы его знали и любили. Однако она не послушала меня. На казнь собралось много людей. Я видел их мрачные, но ликующие лица, и тихо ненавидел. Ты тоже там была, стояла рядом с Поттером. Мне хорошо это запомнилось, особенно твоя наигранная жалость в щенячьих глазках. Для вас всех это было торжество справедливости, сладкая месть, которую вы с удовольствием смаковали. Тем больше было наслаждение, что наказывали не только отца, но и нас — тех, кто любил и не желал его смерти. Мне хотелось вырвать сердца у каждого из вас и положить их к ногам моей отважной матери. Она всегда любила отца, преклонялась перед ним. Вы видели в нём чудовище, да и меня считали отродьем зверя в человеческой шкуре. Никто не задумывался над тем, что у нас, Малфоев, есть души, которые ничем не отличаются от ваших. Он замолчал. Гермиона смущённо заёрзала в кресле. Было стыдно, а ещё совестно, что подобного разговора никогда не возникало с Люциусом. С самого начала она осудила и вынесла ему приговор, а он, зная об этом, никогда не пытался оправдать себя или хотя бы объяснить. — По возвращении домой мама слегла. Я лично выхаживал её, пусть и нескоро, но она встала на ноги, начала снова улыбаться. А однажды ночью, почти такой же, как сегодня, к нам кто-то пробрался. Когда я увидел перед собой отца, то сначала решил, что сошёл с ума. Следующей мыслью было какое-то чёрное колдовство: кто-то либо выпил Оборотное Зелье, либо заколдовал себя таким образом, что стал выглядеть точь-в-точь как казнённый Люциус Малфой. Я атаковал его, но заклинания отскакивали, словно от щита. Затем я схватил со стола стилет и пронзил им его грудь, однако лезвие просто расплавилось в моих руках. Шум привлёк маму. Она как-то сразу поверила, что это он — её муж. Я должен был признать, что тоже поверил, но был так зол на него, что готов был убить. — Он рассказал о сделке с дьяволом? — Он называл его Владыкой. Долго говорил, прямо как ты, пока его красноречие не иссякло. Отец хотел, чтобы мы отправились с ним. Мама тогда велела мне выйти, и я, как послушный сын, встал по ту сторону двери. Я подслушивал их разговор: она расспрашивала о том мире, и я знал, что в этот момент она, как и всегда, оценивает возможности. Затем они долго занимались любовью... — Гермиона дёрнулась, испытав жгучий укол ревности. — Я периодически подходил к двери, не хотел пропустить тот момент, когда они снова вернутся к обсуждению перспектив. Идея убраться из Англии хоть к самому Дьяволу привлекала меня. Жить в мире, где мы будем править, пусть и вампирами, казалась сказочно прекрасной. Однако мама сказала, что ей нужно подумать. Отец пообещал, что придёт ещё раз через неделю. Начиная со следующего дня, мама прописалась в библиотеке. Она не признавалась, что ищет, а говорить об отце не хотела. Я часто заходил, вслух рассуждал о том, как будет хорошо, если мы снова станем жить все вместе. Ведь это чудо — мой папа жив! Но ликование продлилось недолго. Когда отец снова появился, мама сказала, что согласна. В тот же день мы отправились в так называемую Петлю Времени. Я пережил самое странное и необычное путешествие в своей жизни, до сих пор волосы дыбом встают, хотя воспоминания кажутся скорее сном. Если бы не потрясение, которое я испытал, будучи там, то это и вовсе бы стёрлось из памяти. Но я заставил себя помнить. Он вылил в глотку остатки бренди и замолчал. На этот раз Гермиона не торопила, она вовсе позабыла о времени. — Мы должны были провести какой-то Обряд, готовились к этому, я не помню всех деталей. Отец отвёз нас в горы, в какую-то вонючую пещеру. Никогда не думал, что повстречаю существо, более худшее и ужасное, чем Тёмный Лорд. У меня поджилки тряслись от страха, а душа выворачивалась наизнанку. Хотелось скулить, как подбитый пёс. Я, кажется, упал на колени, не помню всего… но моя мама… она… в общем, она заговорила с ним. И сказала, что ему никогда не получить мою душу. И прежде чем я успел опомниться, она произнесла какие-то слова, вонзила кинжал себе в сердце и умерла… — Драко снова замолчал. Ему было больно вспоминать, даже слёзы в глазах блестели, и Гермиона не могла его винить. — Я должен был стать следующим Князем, наследником мать её Тьмы! И я был готов, я хотел этого. Но только не мама. Она спасла мою душу ценой своей собственной. Так же, как когда-то поступила мать Поттера. Я даже думал, что у меня шрам на лбу появится. — Драко… — Знаю, время. Твоё драгоценное время! — Нет, — Гермиона подалась вперёд. — Я хотела сказать, что мне жаль. Действительно жаль. Это очень несправедливо. — Жизнь вообще одна сплошная несправедливость, разве ты не видишь, Грейнджер? — Ты потерял мать. Я понимаю, это страшно. Это больно, от этого нет ни спасения, ни утешения. Я дважды потеряла обоих родителей, и отдала бы всё, чтобы хотя бы раз обнять их. Но у тебя остался отец. Он жив, Драко! И ему нужна помощь. — Ты ещё не поняла? Я хочу, чтобы он отправился в ад. Она прикусила губу, сердце снова ухнуло вниз. Сегодня ночью Гермиона словно каталась на гиппогрифе, который то возносит до небес, то внезапно ныряет вниз, стремительно рассекая воздух. От радостной надежды до слепого отчаяния. — Ты злишься… — она попыталась образумить Драко, но он поднял руку, обрывая речь. Он подошёл к столу, открыл шуфлядку и вытащил пухлую потрёпанную тетрадь в кожаном переплёте. — Тебе повезло, моя мать не только отыскала дневник, но и перевела его со среднеанглийского. Я отдам его тебе. — Драко, спасибо! Я не могу выразить, как благодарна. — Ты ошибочно принимаешь щедрость за доброту. Пораскинь немного мозгами, Грейнджер. Мой отец не за лучшие душевные качества стал так называемым Князем Тьмы. Он, как и многие до него, ищет бессмертия, власти и силы. Ради этого он согласился на участь, которая хуже смерти. Пока он там, в этой вашей Петле Времени, он играет в правителя мира и вершителя судеб, но рано или поздно сам дьявол призовёт его к себе. Весь его род уже проклят. Ценой своей жизни мама спасла меня от этого клейма, но ты… ты нужна ему лишь для того, чтобы произвести на свет отпрыска, которого он преподнесёт своему Владыке как величайший дар. Если он этого не сделает, то царствование продлится недолго. Здесь, — Драко протянул тетрадь, — подробно описано, как обменять одну душу на другую. Пойдёшь ли ты на это ради своего ребёнка? Гермиона непроизвольно положила руки на живот. Она не призналась в беременности, однако он догадался, заметив невольный жест. — Видимо, тебе это понадобится куда скорее, чем я предполагал, — неприятно усмехнулся он и кинул дневник на стол. — Забирай его и уходи. Она не помнила, как вышла за ворота Малфой-мэнора, как Криштоф помог забраться в седло и сам выпустил Потерянного, велев проводить их обратно к барьеру. Она глубоко погрузилась в тяжелые размышления. Исповедь Драко могла кого угодно вывести из равновесия, но Гермионе его слова причиняли неимоверные страдания. Обрывки мыслей путались в голове, метались, как крысы при пожаре. В висках стучала омерзительная боль, вызывая тошноту. Когда оставаться наедине с собственным сознанием стало совсем невыносимо, Гермиона натянула поводья, заставив Азарель перейти на шаг, и открыла тетрадь. “Запись первая. Поиски привели нас с отцом в Англию. Мы не могли подолгу оставаться здесь, силы быстро иссякали, и приходилось возвращаться обратно в Трансильванию. Многие библиотеки оказались бесполезными, Чёрные Инквизиторы тщательно скрывали всё, что связано с их орденом и последователями. О Секстетах уже более никто не слышал, все нити к ним обрывались на Балканах — там их видели в последний раз. Я отчаялась узнать, что же они сотворили, как замкнули время, заковав нас, созданий Хаоса, во времени. Я пыталась добиться встречи с главой ордена Инквизиторов — у нас их называют Ведьмаками — однако зашла в тупик. Через какое-то время я узнала, что со мной хочет познакомиться английский маг по имени Илиан Малфой. Мне стало любопытно, потому я нанесла визит в его поместье в Уилтшире. Позже выяснилось, что Илиан — учёный-чернокнижник, практикующий некромант. Ко всему прочему, он оказался одним из богатейших и влиятельнейших представителей волшебной элиты в Англии. Когда я рассказала ему нашу с отцом историю, он ничуть не удивился. Уже много лет он проводил опыты, держал в подземелье своего замка около десятка вампиров, самому старшему из которых было более двух столетий... ” “Запись седьмая. Знания, которые мне открылись, поистине потрясающие! Мистер Малфой многому обучил меня, его познания Тёмных Искусств необычно глубоки. Вместе мы нашли способ обуздать жажду крови. Ни мне, ни отцу больше нет необходимости охотиться, мы можем вести почти нормальный образ жизни, однако зов Тьмы по-прежнему возвращает меня в Трансильванию. Там, желая испытать наши с Илианом теории, я устроила лабораторию и собрала некоторых низших, высших и даже Лорда в замке, ставя над ними эксперименты. Я пришла к довольно занимательным выводам, но нужно во всём убедиться…” “Запись тринадцатая. Мы преодолели ещё одно препятствие. Больше Князь не должен протаскивать людей и падаль сквозь время, теряя собственные силы. Мы догадались, какое заклинание применили Секстеты. Завесы почти изорвалась в шести местах, мне удалось отыскать и стабилизировать их. Теперь это всего лишь барьер, преодолеть который поможет кровь Тьмы, текущая в жилах каждого из нас. Илиан помог создать способ безопасно передвигаться сквозь Петли. Мы сумели соединить барьеры своеобразными временными коридорами. Но чтобы поддерживать их, нужны жертвы — много жертв…” “Запись двадцать четвёртая. Владыка одобрил нашу идею. Из Ямы души отправлялись прямиком в Коридоры Времени, где они превращались в бестелесных служителей Тьмы. Они стали проводниками во времени, однако если воля вампира слаба, то он может заблудиться и навсегда затеряться между мирами. Их души покидали тела и становились Потерянными, теми, кто не может вернуться. Прежде чем удалось обуздать и подчинить себе этих созданий, немало вампиров осталось в Коридорах. Но теперь наши путешествия стали проще и удобнее, больше не нужно тратить силы на преодоление времени и пространства, рвать свои души — за нас это делают проводники, Потерянные”. “Запись сороковая. Илиан хочет меня. Он предложил стать его женой, но я не уверена, что это возможно. Я по-прежнему не могу надолго оставаться в его мире, и покидать Петлю Времени становится всё труднее. Стражи преграждают путь, становятся всё более агрессивными, не желая выпускать Тьму из темницы. Чем чаще я переступаю барьер и выбираюсь из Петли, тем сильнее становится моё безумие. Я не знаю, как долго протяну. Моя воля слабеет, она стремится остаться с отцом, но сердце хочет иного. Я не знала, что способна любить”. “Запись шестьдесят шестая. Всё очень просто, и вместе с тем сложно. Владыка согласился отпустить мою душу, обменять её на три сотни невинных. Я по одному протаскивала людей в Петлю и приводила их в дьявольские пещеры. Выжить удалось не всем, но большая половина жертв склонила головы перед волей Владыки и Князя. Он требовал всё новых и новых людей, обращал их в детей Тьмы, пока не насытился. Прежде чем дать мне уйти, он сказал, что когда-нибудь призовёт на службу одного из моих потомков. Я согласилась, ведь всё имеет свою цену, особенно любовь”. “Запись сто девяносто седьмая. Я снова беременна. Обе наши девочки растут здоровыми, не проявляют намеренной жестокости или склонности ко злу. Я верю, что их души чисты. Но моя снова поддалась Тьме, впервые за последние восемь лет я ощутила Зов. Это может означать лишь одно — я ношу мальчика под сердцем. Я приготовила яд. Лучше лишить жизни и себя, и ребёнка, чем позволить Тьме снова овладеть нами. Действовать жестоко, испытывать ярость и злость — это выбор, но бесконечный поглощающий Хаос, разрушающий саму человеческую суть — совершенно иное. Теперь я знала об этом. Лучше бы отец никогда не заключал сделок с дьяволом”. “Запись двухсотая. Илиан остановил меня. Он едва с ума не сошёл, несколько недель не разговаривал и даже не смотрел на меня. Когда я призналась в причинах, заставивших меня решиться на самоубийство, он заявил, что в моей душе и без дьявола достаточно Тьмы. Я по-настоящему испугалась, что потеряю его, единственный лучик света в жизни. Теперь он подолгу где-то пропадал, мог неделями не появляться дома. Засохшая грязь на его сапогах, белый песок в одежде и запылённый плащ говорили о том, что он вовсе не развлекается с другой женщиной. Мой живот стал большим, ребёнок впервые стукнул меня ножкой, когда Илиан рассказал, чем занимался последние месяцы. Он связался с Ведьмаками, и вместе они выследили и поймали самого древнего вампира, которого удалось отыскать. Ему было более полутора тысяч лет. Я поразилась тому, как сходен он с Владыкой — та же грязная серо-голубая кожа, затянутые красноватой пеленой глаза, иссохшее, вытянутое тело. Он был скован в цепи, пропитанные зельем, изобретённым мною же. Так отцу было проще казнить Лорда или высшего, ведь обычное оружие не могло нанести им вред. Вампира звали Аргос, он был свидетелем тех времён, когда Александр Македонский завоевал его родной город — Фивы. История заинтересовала меня, в голове возникла идея записать её, ведь Аргос — ценный источник информации, существо, десятки веков бродившее по нашей земле. Но прежде мне нужны были сведения о Владыке. Вот, что Аргос поведал нам в обмен на обещание, что мы лишим его жизни и прекратим страдания. Владыка — вовсе не дьявол. Он первый вампир, появившийся тысячи лет назад. Некогда он был могущественным волшебником, как и многие другие в истории, мечтавший о вечной жизни. Он ставил эксперименты, насухо выжимал тела людей до последней кровинки и питался только их кровью, будучи уверенным, что в этом секрет. То были не только магглы, но и волшебники, оборотни и прочие магические создания, в том числе и драконы. Никто достоверно не ведает, как Владыка достиг своей цели, но он превратился во властителя Тьмы, которому под силу управлять сущностью всех Тёмных Наук. Он породил себе подобных, в том числе и Аргоса. Владыка даровал нечеловеческую силу своим последователям, но вместе с тем древняя магия позволяла ему заковать в цепи души вампиров, заставить их подчиняться. На протяжении длительной истории многие волшебники и даже вампиры, сумевшие сбросить оковы клятвы, пытались уничтожить Владыку, но только сложили свои головы. В мире начали появляться независимые вампиры, которые не подчинялись Первому, вели более цивилизованную жизнь, уживаясь в мире волшебников и прячась от магглов. Известно немало случаев, когда Владыка пытался захватить мир и населить его своими детьми. Но самой страшной попыткой, наиболее близкой к удаче, стало порождение Влада Дракулы, который поклялся, что он и весь его род станет служить одной лишь цели — распространению Тьмы на земле, чтобы Владыка смог выбраться из заточения своих пещер и править миром. Клятва, от которой Дракуле не освободиться, пока жив его создатель. Ни Князь, ни Лорды, ни высшие или низшие вампиры, связанные Ритуалом, не могут пойти против Владыки, а тем, кто сумел бы справиться с ним, никогда не попасть в Петлю Времени. Такова была задумка Секстетов, ибо они не знали, как уничтожить Первого. Они заключили его в сети временной ловушки, полагая, что кровожадные твари сами себя уничтожат. И если бы не мои старания и политика отца, которую он распространял среди подданных, то так бы и было…” “Запись двести первая. Уничтожить его можно, но не в моих силах. Для этого я должна отправиться в Петлю Времени, но точно не знаю, что должна сделать. Возможно, поможет яд, я опробую его на Аргосе, но позже. Я пообещала, что помогу ему покинуть мир живых. Но пока он был слишком ценным пленником, чтобы дать ему уйти. Он же мне рассказал о древней магии, завязанной на материнской любви. Бывали случаи, когда Владыка пытался взять ребёнка себе в услужение, и тогда мать могла защитить его. Её любовь ограждала сына и его потомков нерушимой защитой, сквозь которую Тьме никогда не добраться, однако её душа и сердце становились беззащитными перед Владыкой, и он забирал женщину себе. Ему всегда нужны жертвы. Если он когда-нибудь придёт за моим сыном, я буду знать, что делать. Кроме того, я веду свой дневник, из которого наши потомки смогут почерпнуть знания, и если столкнутся с подобным несчастьем, мои изыскания помогут им”. “Запись двести одиннадцатая. Сын родился в начале осени. Крепкий и сильный малыш, у него такие же светлые волосы, как и у моего мужа. Мы назвали его Бертраном, в честь одного из предков рода Малфоев. Пока Аргос делится с нами своей историей, я пытаюсь отыскать способы, как лишить его жизни. Вскоре он начал сопротивляться яду, а однажды беспрепятственно разорвал цепи, выбил решётку и выбрался из подвала. Я застала его сидящим у камина в кабинете мужа. Аргос сказал, что останется гостем в нашем доме, но мы должны сдержать слово. Вместе с мужем мы дни и ночи напролёт проводили в алхимической лаборатории. Мы изобрели самые страшные и невероятные яды, которые только можно представить. Илиан начал записывать рецепты, боюсь, эту книгу никогда не опубликуют, хотя ей нет цены. Даже одна капля наших зелий могла обратить в прах обыкновенного вампира, но не причиняла вреда Аргосу…” “Запись двести восьмидесятая. Бертрану исполнилось шесть. Аргос учит его языкам, истории и естественным наукам. Не могу нарадоваться, какой у нас растёт смышлёный ребёнок. Девочки до сих пор боятся приближаться к вампиру, но только не Бертран. Однажды он сильно поранился и заплакал. Аргос его утешал, но после спустился ко мне в лабораторию и продемонстрировал, как слёзы ребёнка насквозь прожгли его руку, словно кислота. Раны затягивались долго, но вампир всё равно регенерировал. Это натолкнуло меня на идею. Слёзы моих же детей были использованы как завершающий ингредиент. Аргос давно был готов к уходу, однако мы все привыкли к нему. Было немного жаль. Я ликовала, ведь яд сработал. Рецепт я записала на последней странице, но приготовить это зелье непросто. Ещё сложнее заставить вампира его принять, тем более Владыку. Однако мы должны знать, ведь мой род не защищён от него, опасность всегда тенью будет стоять за нашими спинами. Я сообщила о находке в Трансильванию...” Гермиона пролистнула дневник в самый конец. Казалось невероятным, что Нарцисса, зная, как приготовить зелье, не сумела этого сделать. Но когда она открыла последнюю страницу, то поняла почему. Более сложного набора ингредиентов ещё не приходилось видеть: кровь Лорда, отданная добровольно, кровь высшего, отнятая силой, прах низшего, слёзы невинного. Кроме того, необыкновенный набор трав и растений, которые так просто не отыскать даже в волшебных лавках. И это лишь малая часть состава… — Госпожа, нам нужно торопиться. Скоро рассвет. — Да, — Гермиона сунула дневник в сумку и пришпорила лошадь. — Поспешим, Криштоф. * * * В первый миг после пересечения границы Гермионе показалось, что она что-то напутала и оказалась где угодно, но только не в Трансильвании. Травяная пустошь, окружённая зубцами скалистых гор, стала похожа на худший ночной кошмар. Всё было черно от доспехов, куда ни глянь — ровные ряды вампиров, вооружённых пиками, луками и мечами. За их спинами развевались красно-золотистые плащи — цвета Гримальди. Криштоф незаметно выдвинулся вперёд, двое других телохранителей заняли боевые позиции по обе стороны от Княгини. Она и не заметила, как в течение нескольких минут вся её личная гвардия материализовалась рядом. Раздумывая, стоит ли тихонечко объехать войско с края или возмутиться тем, что вампиры преградили путь, Гермиона пропустила момент, когда её опознали. Словно море перед Моисеем, армия Гримальди расступилась, образовав живой коридор. Страх лишь на мгновение всколыхнул сознание и тут же исчез под натиском железной решимости. Гермиона причмокнула губами, и Азарель, величественно вышагивая, направилась вперёд. Но вскоре пришлось снова натянуть поводья — навстречу выехал Стефано верхом на прекрасной кобылке необыкновенного кремового цвета. — Ваша Светлость! — он поклонился, тем не менее не выбираясь из седла. — Какая чудесная встреча. Вы прекрасно выглядите, как и всегда. — Лорд Гримальди, — холодным тоном ответила она, — мы ожидали вас ещё вчера. — Прошу прощения за задержку, — в его глазах появился неприятный блеск, — довольно непросто передвигаться с обычной скоростью, когда ведёшь за собой целую армию. — Других Лордов это не остановило, — отрезала Гермиона. — Простите мне мою нескромность, но у других Лордов армии меньше. — Что же, думаю, мы можем это исправить. Она заметила, как у Стефано нервно дёрнулась бровь и напряглась линия рта, став ещё жестче, чем обычно. — Могу я полюбопытствовать, моя Госпожа, откуда вы появились в столь ранний час? — Личное поручение Князя, — туманно ответила она. — И теперь, если вы закончили задавать вашей Княгине неуместные вопросы, я бы хотела вернуться в замок. — Ваша Светлость, — даже в том, как он кланялся и обращался к ней, слышалась насмешка, — я проявил чудовищную бестактность… Гермиона начала выходить из себя. Она устала до смерти, проведя полночи в седле, а после потока новой информации голова буквально раскалывалась на части. На горизонте уже хорошо просматривалась жёлтая полоска, солнечный диск вот-вот выкатится из-за гор, а значит, времени на отдых почти не осталось. — Вы до сих пор преграждаете мне путь, — стараясь скрыть раздражение, произнесла она. — Я буду счастлив сопроводить вас… Она подняла руку, жестом велев Гримальди молчать. — Займитесь своей армией и семьей, уверена, им тоже не терпится поскорее выйти из кареты. И прежде чем Стефано успел сказать что-то ещё, Гермиона яростно стукнула пятками в бока лошади, и та сорвалась в галоп, оставляя позади себя столп пыли. Азарель гнала почти до самого замка, сбавила темп лишь на подъёме в гору. И всё равно в ворота они въехали, когда уже окончательно рассвело. Люциус ждал у конюшни. При виде его мрачного лица состояние Гермионы стало ещё хуже, чем было после встречи с Гримальди. Меньше всего на свете сейчас хотелось выслушивать нотации, тем более от него. Всё, что она услышала и узнала сегодня, внесло смятение в сердце. Чувства сбились в беспорядочный ком, который ещё предстояло распутать. — Криштоф, найди Тсеру и вели приготовить мне ванну и принести завтрак в спальню. И пусть кто-нибудь займётся лошадьми. Да, и пошли самых расторопных воинов последить за Гримальди, я буду ждать доклада. — Ваша воля — закон, Госпожа. Она кивнула и покосилась на Люциуса. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, и всё же она могла поклясться, что на короткий миг в глазах мелькнула гордость. — Ваша Светлость, — она наклонила голову, — вы желаете поговорить со мной? — Желаю. — В таком случае, если вы не хотите, чтобы детали нашей беседы стали известны всему замку, то пройдёмте в спальню. — Гермиона, осторожнее! — предупредил он. — Не смей!.. Даже… — она мысленно сосчитала до десяти и сжала пальцами виски, успокаивая тупую боль, молоточком стучащую прямо по оголённым нервам. — Поговорим в спальне. Пожалуйста. Люциус кивнул. Он и сам не собирался устраивать ей взбучку прилюдно. Никто не посмеет так оскорбить Княгиню, даже он сам, хотя руки очень чесались. Ворон прилетел на рассвете и окончательно выдернул из тревожной полудрёмы, в которой прошла ночь. Единственное, чего Люциус хотел, спускаясь к конюшне — убедиться, что его жена жива и здорова, особенно после известия, что прибыли Гримальди. Он сам едва не пустился ей навстречу, но побоялся разминуться. — Я виделась с твоим сыном, — выпалила Гермиона, стоило им только закрыть дверь в спальню. Люциус окаменел. Не то чтобы это стало такой уж неожиданностью, вероятность встречи была весьма высока, но он надеялся, что её все же не произойдёт. — Уверен, что приветов и добрых пожеланий он передавать не стал. — Ты прав. Люциус, что ещё ты от меня утаиваешь? — Намеренно — ничего. Гермиона фыркнула и потянула за завязки на плаще. Увы, вместо того, чтобы развязаться, они затянулись в узел. — Почему ты ничего не рассказал о Нарциссе? — она запыхтела, пытаясь справиться с плащом, но стало только хуже. — Неужели тебе и в самом деле нужны объяснения? Люциус обнажил кинжал и легонько поддел завязки острием. Плащ с тихим шелестом упал на пол. Гермиона вдруг осознала, что лезвие находится слишком близко к её горлу. Она не отстранилась, наоборот, подалась вперёд. — Да, я бы на её месте поступила точно также, — призналась она. — И если ты собираешься превратить нашего ребёнка в дитя Тьмы, то лучше перережь мне горло прямо сейчас… — Дура! — выплюнул он и отвёл кинжал в сторону, а затем схватил Гермиону за плечи и хорошенько встряхнул. — Это беременность на тебя так влияет, что ты делаешь одну глупость за другой? — Ты делаешь мне больно! — А ты мне — нет? — рявкнул Люциус. — В следующий раз, когда решишься поболтать с кем-то из той жизни или нанести визит вежливости своим друзьям за барьером, то можешь сразу воткнуть мне отравленный нож в сердце. И постарайся не вынимать, чтобы я уже не воскрес и не пришлось расхлёбывать всё, что ты натворила! — Да, может, нам лучше прикончить друг друга? — язвительно воскликнула Гермиона, отталкивая его от себя. — Отличное избавление от всех проблем! Люциус резко развернулся и отошёл к окну. Она рассматривала его напряжённую спину жгущими от непролитых слёз глазами. В душе образовалась дыра, а на сердце — рана. Больше всего на свете хотелось подойти к нему, крепко обнять, прижаться к груди и не думать о пропасти между ними. Им обоим удалось выстроить мост, но теперь он трещал и шатался от каждого вздоха. — Ты нашла, что искала? — неожиданно спокойно спросил Люциус. — Нет, — солгала она. — Но Драко мне рассказал… — Если бы я знал, что Нарцисса решится пожертвовать собой, то никогда бы не вернулся за своей семьёй, — Люциус сжал пальцами подоконник. Воспоминания до сих пор причиняли невыносимую боль. Хотел бы он вытравить их из своей головы, малодушно погрузиться в спасительное забвение и заглушить муки совести. Но хуже было то, что теперь Гермиона заставляет его пройти через всё это снова. Люциус ни секунды не сомневался, что и она пожертвует жизнью и душой ради ребёнка. — Люциус, когда Владыка предложил тебе сделку, что он попросил взамен? — Ты знаешь ответ. — Значит, даже если я покину Петлю Времени сейчас, рано или поздно он придёт за моим ребёнком? — Да. Гермиона кивнула. Она понимала и знала гораздо больше, чем хотела показать. — В таком случае, иного выбора у меня нет, — пробормотала она. Люциус резко развернулся, пересёк комнату и заключил её в объятия. Она попыталась вырваться, но он так крепко сжал её, что стало трудно дышать. — Я не позволю этому случиться, — прошептал он. — Я должна была погибнуть в ту ночь в огне. Ты спас меня, но этого не следовало делать. Ведь у всего есть своя цена. — Послушай, — он обхватил ладонями её лицо, выразительно глядя в глаза, — ты не станешь расплачиваться. Даже думать не смей, Гермиона! Иначе я силой выставлю тебя отсюда, верну родителям и сотру память. Я пойду на любое безумие, чтобы защитить тебя. — Лучше защити нашего ребёнка. Ты обещал. — Хорошо, — Люциус снова обнял её. Ощущение, что он теряет её, росло с каждым мигом. Вот и теперь Гермиона вывернулась из объятий со словами, что ей необходимо отдохнуть перед коронацией. Он оставил её одну и по служебной лестнице, чтобы не встречаться ни с кем из гостей, спустился в библиотеку. Там уже ждали Сигизмунд Батори и Йозеф Эстерхази со своими сыновьями. — Ваша Светлость, — поклонился Эстерхази, — я и мои воины к вашим услугам. Люциус кивнул. Он был слишком зол, чтобы проявлять вежливость, но, к счастью, дурное настроение можно было оправдать заговором Лордов. — Лорд Батори, что вам удалось узнать? — Фачинетти на стороне Гримальди. Пока не ясна позиция Лотарингов и Шварценбергов. — Баварцы могут разделиться. Братья Шварценберг часто выступают на обеих сторонах, и в решающий момент выбирают, кому отдать свою лояльность, — сказал Йозеф. — Если они ощутят, что Гримальди действительно может занять трон, то они поддержат его. — Лотаринги всегда отличались безупречной репутацией, — снова заговорил Сигизмунд. — Они всегда верно служили Князю, однако их владения ближе всего к Монако, мы точно не знаем, какой ответ дал Лорд Франциск Гримальди. Послы уже успели убраться из Лотарингии, когда мои шпионы прибыли ко двору… Люциус жестом велел всем замолчать. Ему не нравилось, что даже верные Лорды считают, будто ему не достаёт силы и воли, чтобы подчинить и усмирить предателей. — Мы позволим Лордам показать истинное лицо, — сказал он. — Ваша Светлость! Это опасно, не лучше ли покончить с ними до бунта? — Нет, Лорд Батори. На протяжении долгого времени я позволял врагам считать себя слабым не для того, чтобы уничтожить их самым трусливым и недостойным Князя образом. Я собрал вас здесь с одной целью — вашей первейшей обязанностью должна быть безопасность Княгини. Он увидел недоумение на их лицах. Почти никто здесь не ценил жизнь женщины, а уж признаться в том, что он любит её — всё равно, что подписать им обоим смертный приговор. — Она носит моего наследника. И если мы проиграем битву, вы будете обязаны посадить моего сына на трон. Такова моя воля. Лорды дружно упали на одно колено и склонили головы. Даже те, кто ещё сомневался в своём Князе, безоговорочно приняли его власть. Люциус, как и все остальные, понимал, что без наследника он не сможет долго удерживать власть. Но как объяснить Гермионе, что их нерождённый ребёнок — гарантия их же жизней?