i.
18 апреля 2016 г. в 19:39
Мёрфи не может сказать, что вырывает его из сна, — дрожь или крики. Он лежит в своей палатке, прижимаясь к земле, ему слишком холодно, чтобы сесть, слишком страшно, чтобы открыть глаза и снова оказаться в лагере землян привязанным к дереву грубыми верёвками, врезающимися в запястья. Он снова вздрагивает и даже не может заставить себя растереть руки, потому что порезы и места с оторванной кожей, которые, как он думал, уже зажили, снова пронзит пульсирующая боль и потечёт кровь.
Каждую минуту, что ты молчишь, ты один из них. Нож скользит вверх от кончика носа, останавливается на переносице. Мёрфи хнычет, пытаясь отодвинуться подальше со связанными руками. Он качает головой. Зубы землянки ужасающе блестят в темноте. Она убирает нож и вертит в руке так, словно проворачивает его в животе Мёрфи. Он сглатывает.
— Не надо, пожалуйста. Не надо. Не надо. Я не могу- я ничего не знаю, клянусь. Я никто. Я ничего не знаю, ничего-
Он прикусывает язык, когда нож вонзается в дерево, к которому он привязан, в сантиметре от щеки. Она издаёт рычащий звук — нельзя определить, говорит ли землянка на своём языке или просто запугивает его подобно животному. В любом случае, Мёрфи вздрагивает, чувствуя, как призрачный нож режет его кожу снова и снова, острая, огненная боль расходится по всему лицу, и он понимает, что его щека рассечена надвое, ощущает, как густая жидкость с медным привкусом стекает по глотке, и лёгкие заполняются его собственной кровью.
Мёрфи плачет так тихо, как только может, потому что, даже давя на его слабость, земляне ненавидят это больше всего. Слёзы текут по его лицу, как огненные реки, обжигая ободранные губы и царапины на щеках. Они слишком сильно напоминают горячий поток крови, что он чувствовал секунду назад, и Мёрфи изо всех сил пытается вырваться из своих пут, желая стереть слёзы прочь.
Призрачная группа землян ходит вокруг него, и его голова кружится, увидев всё их оружие. Два меча. Три копья. Камень. Пять ножей. Он снова встряхивает головой, ещё и ещё, и несколько зубов дрожат во рту.
— Пожалуйста, — успевает сказать он, прежде чем видит блеск металла.
— Мёрфи. Эй. Мёрфи.
Грубые руки сгребают его за плечи, и его передёргивает, когда они задевают порезы. Солёная кожа вновь расходится в открытые раны.
— Мёрфи, посмотри на меня. Всё в порядке.
Его нижняя губа дрожит, глаза закрыты, всё ещё не готовые увидеть землян с их дубинками, копьями и мечами, висящими сбоку, испачканными его кровью. Вместо этого он видит Беллами. Широко открытые карие глаза, лицо, измазанное грязью, волосы, спадающие на лоб и уши. Мёрфи вздрагивает в его хватке, и Беллами немного её ослабляет.
— Ты в порядке, — продолжает он повторять, слова звучат нечётко, — ты в порядке, ты в безопасности, ты в порядке.
Лагерь землян и его отвратительный запах железа рассеиваются, заменяясь запахами пота, сосновой смолы и грязи. То, что начиналось простыми ночёвками в одной палатке, перетекло в шептание в темноте, и большинство ночей Беллами проводит, обнимая Мёрфи в тщетной попытке защитить его от кошмаров.
Но Мёрфи давно выучил: страх всегда побеждает любовь.
Поэтому Беллами не может смотреть прямо на Мёрфи, поэтому он как одержимый сжимает плечи Мёрфи и звучит так, словно пытается убедить себя, говоря «ты будешь в порядке».
Они оба знают, что это ложь, по-другому быть не может. Потому что Мёрфи кричит, когда спит, и когда нет — тоже, ибо кошмары приходят не только ночью, и открытые глаза не означают реальность.